Из глубин

Александр Быченин

Оружейники: Aftermath

Книга 2. Из глубин

Алкагест (Alkahest) или Универсальный растворитель (лат. Menstruum universale) в алхимии – жидкая субстанция, обладающая способностью растворять все без исключения тела (вещества). Универсальным растворителем в школьных учебниках химии часто называют воду с целью подчеркнуть тот факт, что вода способна растворить больше веществ самой разнообразной природы, чем какой-либо другой растворитель

https://ru.wikipedia.org

Пролог

Система: Нуэво Сол

Объект: Колония Терра-Нова

Пункт дислокации: акватория Эль-Мар-Азурро

Незадолго до событий

Океан редко бывал абсолютно спокоен. Обычно бродяга-ветер топорщил его лик волнами, зачастую увенчанными белыми барашками пены, а то и вовсе бороздил настоящими водяными горами, что с тяжеловесной медлительностью обрушивались на песчаные берега близлежащих островов. Обычно, но не сегодня. Сегодня царил полный штиль, по крайней мере, в проливе, в самой середине которого торчала уродливая нашлепка с угловатыми, не присущими естественным образованиям контурами. Десятиметровый экраноплан, выполненный по катамаранной схеме, со скоростью виноградной улитки плыл по течению, которое и само не отличалось особой прытью. А отсутствие даже мельчайшей ряби и хоть какой-то качки создавало впечатление полной неподвижности. И это очень не нравилось единственной пассажирке яхты: стройная загорелая женщина в зеленом бикини-одно-название тревожно всматривалась в водную гладь под левым корпусом-поплавком экраноплана. Для этого ей пришлось лечь плоским животом на невысокий поручень, опоясывавший палубу, придерживаясь для надежности руками. Ее поза могла бы показаться стороннему наблюдателю очень даже соблазнительной, но такового на его беду поблизости не оказалось. Самой же женщине не было дела до внешних проявлений сексапильности – ее куда больше заботила странным образом светлеющая на глазах гладь. Казалось, что из глубины поднимался какой-то мощный источник рассеянного света, лишавший зеленую, под стать бикини, толщу сочности и яркости оттенка. Тем не менее, прозрачнее вода не становилась, напоминая скорее раствор крахмала. Плюс полная, а потому неестественная неподвижность поверхности. Железный повод задуматься, особенно бывалому моряку. А другой и не сунулся бы в море в одиночку, даже на таком надежном плавсредстве, как наследство сгинувших Фрро.

Молочная белизна наконец достигла поверхности, и женщина озабоченно прикусила губу. Некоторое время ничего не происходило, потом белесая вода у борта начала еле заметно сереть, у пластиковой обшивки взбухла муть, с каждой секундой все дальше смещая границу от корпуса катамарана, и вскоре из-под экраноплана вырвался здоровенный воздушный пузырь, а сама яхта резко просела почти на полметра. Причем просела равномерно, да и характерный звук с противоположного борта недвусмысленно свидетельствовал, что и там имело место аналогичное явление. Женщина вскрикнула, едва не сверзившись в воду, а затем, не сдержавшись, прошипела грубое ругательство: катамаран медленно, но все же заметно погружался, окрашивая вокруг себя воду в серый цвет.

И так не отличавшаяся особым загаром владелица яхты побледнела еще больше, с трудом, едва сдерживая дрожь в ладонях, отцепила непослушные пальцы от поручня и попятилась от совсем еще недавно такого надежного борта. Страх охватил все ее существо, ноги подгибались от ужаса, да еще и ступни цеплялись за покрытие «софт-тач», но женщина вскоре все же добралась до центра пластиковой перемычки, объединявшей корпуса катамарана в единую систему. Запнувшись об угловатый выступ, скрывавший в себе телескопическую мачту с туго намотанным парусом из тончайшей полимерной пленки, рухнула на пятую точку, лишь по счастливой случайности не задев сенсор активации, и ее не смело за борт откинувшейся створкой люка. Впрочем, в своем нынешнем состоянии обитательница яхты даже не осознала, какой неприятности ей только что удалось избежать. А может, ей было все равно – пока она пыталась отойти подальше от неведомой опасности, экраноплан просел еще сантиметров на десять, и теперь ставшая смертельно опасной вода оказалась еще ближе к жертве, чем полминуты назад. Катамаран был все также противоестественно неподвижен в двух координатах, а вот в третьей… судя по мелькнувшему на лице женщины ужасу, она прикинула скорость погружения и пришла к вполне очевидному, хоть и неутешительному, выводу. Ничем иным объяснить ее поведение было решительно невозможно: крепко вцепившись руками в створку люка, она зажмурилась и принялась еле слышно шептать полузабытую молитву. Визжать от ужаса пассажирка яхты сочла ниже своего достоинства и приготовилась встретить смерть, хотя бы не опозорившись перед собою самой.

Молитва оказалась не очень длинной, и женщина, едва сдержав рвавшийся из груди крик, зашептала снова, теперь уже явственно заикаясь и периодически всхлипывая. Яхта тем временем погружалась все больше и больше, если можно так выразиться. Нечто под ее днищем просто растворяло прочный пластик, причем настолько равномерно, что какие-либо рывки или даже малейшая вибрация отсутствовали. И к тому моменту, когда молитва была сотворена по второму кругу, от корпусов катамарана ничего не осталось – обглоданное плавсредство легло на морскую гладь всей палубой, в режиме планирования служившей еще и несущей плоскостью.

Скорость погружения замедлилась – сказалось резкое увеличение площади контакта остатков яхты с агрессивной средой. Тем не менее, палуба едва заметно, но неотвратимо истаивала. Сначала опоры лишились поручни, опоясывавшие ее по периметру, и чуть ли не мгновенно канули в пучину – опорные стержни разъело за считанные секунды. К этому моменту в серую муть обратились палубные настилы корпусов катамарана, кое-как держалась лишь перемычка-крыло, но и от нее остался лишь жалкий огрызок – метра три в ширину и чуть больше в длину. В поперечном сечении крыло имело классическую для летательного аппарата форму сильно вытянутой капли, да еще и выступ с парусом играл свою роль, поэтому до ног женщины серая муть не доставала. Впрочем, такое положение не могло сохраняться вечно, и пассажирка экраноплана это прекрасно осознавала – едва приоткрыв глаза, она вскрикнула от ужаса и предпочла зажмуриться, снова забормотав молитву. И ее можно было понять – мало приятного наблюдать, как твои ступни, потом икры, голени, бедра и все, что выше, растворяются, обращаясь в тошнотворно-розовую взвесь в не менее отвратительной серой хмари.

В конце концов ужас взял свое, и женщина едва слышно, на одной бесконечной ноте завыла, чуть заметно покачиваясь и мотая головой в бессильном жесте отрицания. Молодой цветущий организм отказывался верить в неотвратимость гибели. Но, надо отдать должное, в окончательный ступор пассажирка яхты – или того, что от яхты осталось – не впала. Просто отгородилась от жестокой реальности, будучи абсолютно неспособной повлиять на ситуацию. И потому некие изменения, возникшие в окружающей водной глади, ускользнули от ее внимания.

А между тем изменения были весьма значительными – жалкий огрызок палубы (теперь уже не больше двух метров в поперечнике) перестал испаряться, а его поверхность начали потихоньку захлестывать мелкие волны. Даже не волны, а просто зыбь, легкая шероховатость на суровом лике океана. Но и ее хватило, чтобы через какое-то время вода с шумом плеснула по босым ступням женщины.

И вот этот факт не остался незамеченным – та резко вскинулась и вскрикнула, готовясь к жуткой боли, но уже через мгновение на ее лице возникло выражение недоумения, незамедлительно сменившееся нервной гримасой, исказившей красивое, в общем-то, лицо в безумной ухмылке. А потом над водой разнесся истерический смех – бесконечный и надрывный.

Глава 1

Система: Нуэво Сол

Объект: Колония Терра-Нова

Пункт дислокации: бывшая территория Корпорации STG, остров ЛаПинца, научно-исследовательская база Университета Патриа-Нуэво

10 октября 2168 года

Проснулся я оттого, что в комнатушке резко посветлело. Вот только что лежал в полудреме, безуспешно пытаясь отогнать назойливую строчку из старинной песенки (нас утро встречает прохладой…), вгрызавшуюся в полуотключенный мозг, а потом – раз! – и в глаза ударил яркий сноп света, этакая широкая полоска высотой в пару сантиметров, не больше. Но попала удачно, ничего не скажешь. Пришлось размежить веки и уставиться на горизонтальные жалюзи, которые я вчера вечером не очень плотно прикрыл. Вернее, совсем не прикрыл, поскольку домой явился в изрядном подпитии – местный тростниковый ром оказался хоть и слабеньким (меньше тридцати оборотов!), но коварным. А я, наивный, еще бахвалился, что после новооймяконской водки меня ничем не проймешь… стоп-стоп-стоп! А чего я еще вчера натворил? Ну-ка, мозг, начинай работать… Ф-фух, вроде нормально все было. По крайней мере, в пределах традиционной пятничной попойки[1]. Постэффект от принятия приличной порции проявился, когда я уже переступил порог собственного логова, а до того держался весьма достойно. По крайней мере, на столе не танцевал и к девчонкам не приставал, хотя, наверное, зря. Кое-кто бы и не возражал особо, ну да бог с ними… главное, похмелья нет. Или это потому, что я еще даже не пытался голову от подушки оторвать? Незамедлительно проведенный эксперимент позволил опровергнуть эту теорию: сев в кровати и полюбовавшись на собственные ноги и одеяло – в светло-темную полоску тени от жалюзи – и покрутив вместилищем разума, никаких неприятных последствий я не ощутил. Значит, все было в меру. Просто с непривычки приплющило. Не зря тренер дед Коля говаривал, что к каждому напитку нужно сначала адаптироваться. И тогда легко прослыть алкоголеустойчивым типом, которого бесполезно пытаться спаивать. Правда, при этом подразумевались всякие шпионские дела и делишки, но я запомнил и, как оказалось, вполне успешно применил данный принцип и в мирной жизни.

Убедившись, что резкие движения – и движения в принципе – не причиняют неудобств, я соскочил с кровати, уронив одеяло на пол, и сладко потянулся. Впрочем, последнее удалось с некоторым трудом – я сразу же уперся руками в потолок, так что тянуться пришлось больше в стороны, нежели вверх. Ничего не поделать, особенности местного мироустройства[2].

О чем бишь я?.. Ах, да, про потолки… Короче, я тут заметил, что местные все-таки куда мельче наших, новооймяконских[3], пусть и одновременно крупнее Фрро. И причиной тому, скорее всего, служила диета. Мы-то на нашей суровой Родине в основном вынуждены белки уплетать, лишь слегка разбавляя их углеводами и кое-какими овощами, здесь же дело обстояло с точностью до наоборот: питались рыбой и морепродуктами, растительная пища тоже в основном морского происхождения, водоросли и фитопланктон. Та еще гадость, скажу откровенно. Зато для цитрусовых тут просто рай, даже на нашем Ла Пинца есть апельсиновая роща. А вот животные белки – редкость и деликатес, вплоть до привозных с Нового Оймякона. А все потому, что местные государства, коих в настоящее время насчитывалось целых три, – сплошь островные. Даже расово испанский анклав, отхвативший себе единственный на всю планету недоматерик Кантабрия, не мог похвастаться развитым сельским хозяйством и рекордными урожаями. На то были объективные причины, и далеко не на последнем месте стояла экологическая обстановка. Люди вступили во владение новым миром, когда он пребывал в печальном состоянии – бывшие хозяева, амфибии Фрро, довели планету до экологической катастрофы. По крайней мере, наличествовали все признаки таковой: мировой океан заполонил фитопланктон, который некому было жрать, все остальные виды вымерли, да и обитателям суши досталось нехило. И люди первые лет тридцать эпохи колонизации разгребали доставшийся им бардак. До Блэкаута при тесной поддержке Корпорации STG многое удалось сделать, но все равно пригодными для нормальной жизни homo sapiens стали далеко не все острова и акватории. Если быть до конца честным, то конкретно три довольно обширных территории, отделенных друг от друга сотнями и даже тысячами (если говорить про испанский анклав) километров пустынных водных пространств и не менее пустынных архипелагов. Они, собственно, и превратились впоследствии в государства. И от этого сейчас на Терра-Нова обстановочка та еще, хотя Патриа-Нуэво на фоне остальных образец спокойствия и процветания. Просто потому, что именно эта территория восстановила связи с Корпорацией, поскольку именно она и была некогда корпоративной базой на планете. Другие же государства могли лишь бессильно завидовать и завидущими глазами поглядывать на процветающего соседа, потому что военными средствами решить проблему все равно бы не получилось – не было ни у кого достаточных ресурсов. Хотя и армия, и флот имелись у всех участников завистнического треугольника. Равно как и спецслужбы, служившие неиссякаемым источником батт-хертов для всего нормального населения. Пропаганды тут и на ТВ, и в Сети выше крыши. Пусть и по-местному низкой, если так можно выразиться.

Впрочем, низкие потолки еще не самая большая проблема. Гораздо больше меня напрягала здешняя архитектура – нарочито угловатая и лишенная какого-либо изящества. Хотя казалось бы, что французы, что итальянцы, что греки – все не лишены чувства прекрасного. Но чертова экономика и тут диктовала свои условия. Колонистам оказалось куда проще задействовать наследные мощности и штамповать типовые быстросборные домишки, дома и домища произвольной этажности, нежели пользоваться природными стройматериалами. А у сгинувших Фрро, судя по всему, были собственные представления о прекрасном, то бишь дизайне и функциональности, а также о сочетании таковых. Поэтому даже мое бунгало с тонкими, едва в полсантиметра, стенами из биопластиковых панелей снаружи выглядело тяжеловесной приплюснутой сверху и раздавшейся вширь коробкой. И такое здесь все. Нарочито выделенные углы, никаких попыток замаскировать пересечение плоскостей, и тем более хоть как-то оные углы сгладить[4].

И цвет, всепроникающий серый. Зелено-серый, буро-серый, желтовато-серый… и еще миллион оттенков серого. Даже небо не пронзительно голубое, как у нас (естественно, в ясную погоду), а либо белесое, либо тускло-серое. И этому тоже есть объективная причина – особенности местного светила, которое тут все бесхитростно обзывают Солом. Другой у него класс, нежели у моей родной звезды. Плюс горизонт очень близко, потому и непривычно все, первые три дня вообще глаза дико уставали. Даже на море пялиться долго не мог, хотя для меня это зрелище в диковинку – суровый Новый Оймякон на открытые водные пространства небогат. Но все равно я как-то к голубой, на крайний случай густо-синей воде привык. А тут зеленая. Вернее, серо-зеленая. Из-за спектра звезды, атмосферы, а еще из-за вездесущего фитопланктона. И это еще с учетом того, что Эль-Мар-Азурро (Синее море, ха-ха три раза!) располагалось внутри Периметра, и этой растительной микроскопической гадости в воде было раз этак в сто меньше, чем в открытом океане за пределами территории Патриа-Нуэво. А вне Периметра вообще бурое болото.

Что характерно, причиной всех этих сомнительных удовольствий служили банальные водоросли – тот самый фитопланктон, что сначала заполонил все моря и океаны, вынудив Фрро переселиться на сушу, а потом еще и изменил состав атмосферы, в результате чего бедные амфибии повымерли. Девать их было некуда, вот Фрро и приспособились использовать халявный ресурс в качестве сырья для производства биопластика. А тот, какой краситель ни добавь, все равно получался серый. Зелено-серый, буро-серый, желтовато-серый… и еще миллион оттенков серого, как я уже и говорил. Куда ни кинь, всюду клин, короче. Это моя русская половина о себе напомнила, а шведская пока молчала, потому как была более флегматичной и попросту еще толком не проснулась. Умыться бы, тогда вообще буду как огурчик… если разогнусь потом: ванная у меня крошечная. Одному бы поместиться, не то, что с девушкой. Хотя мысли такие мелькали периодически, когда я на некую особу засматривался… но о ней чуть позже.

Зато здесь дышится легче. Воздух морской, свежий, насыщенный йодом и запахом гниющих водорослей. Впрочем, едва различимым, все-таки Периметр довольно далеко от нашего острова. Но это во мне еще и лирик заговорил. А физик (пусть и с приставкой «био») и без того прекрасно знал, что причиной необыкновенной легкости во всем теле являлась меньшая, нежели на Новом Оймяконе, сила тяжести. У нас 1,01 «же», а здесь всего лишь 0,97. Каких-то четыре процента, а каков эффект! Как будто пружины на пятках выросли. Или пропеллер сзади приделали, как у древнего сказочного героя, который жил на крыше в одной из скандинавских стран. Еще тех, со Старой Земли.

Глянув-таки в окно, я обреченно вздохнул и поплелся в душ. Судя по расположению Сола, дело уже шло к полудню. В более раннее время светило не имело привычки выглядывать из-за длинной скалы, у подножия которой притулилось мое бунгало. Да и не только мое, почти весь жилой комплекс здесь же теснился. Просто мне повезло больше остальных – задняя стена дома практически упиралась в крутой склон. С одной стороны хорошо, не нужно было далеко ходить, чтобы устроить тренировку по скалолазанию. С другой – вставать по утрам тяжко, потому как темень, а будильник охота грохнуть о ближайшую твердую поверхность. Правда, и здесь меня в первый же день ждал облом: мало того, что смартфон, подаренный не так давно папенькой, отличался прочностью и невосприимчивостью к сотрясениям, так еще и все стены вкупе с потолком пружинили – до того тонкие. Плюс вездесущий «софт-тач» долбаного биопластика. Зато до пляжа буквально два шага. А лагуна здесь хорошая, даже, не побоюсь этого слова, великолепная – просторная, достаточно глубокая, притом не обделенная ни песочком, ни пальмами (самыми настоящими, земными), ни плавсредствами. А еще почти со всех сторон она прикрыта скалами, из-за которых остров и получил название Ла Пинца: на виде сверху он очень походил на крабью клешню, внутри которой и была заключена лагуна. Атолл вулканического происхождения, если строго по науке. Плюс местные кораллы, те, что еще до засилья проклятой зеленой водоросли в окрестных водах обитали.

Погода, кстати, тоже баловала, причем почти весь предыдущий месяц. Пару раз всего ветер поднимался и приносил кратковременные, но бурные дожди. В открытом море еще и штормило, но в лагуне волнам разгуляться было негде, так что это и непогодой с трудом назовешь. Старожилы рассказывали (а скорее просто трындели), что иногда ветер задувал с особо зверской силой, и тогда, особенно при удачном направлении, через узкий пролив в лагуну устремлялась вода из открытого моря. И вот тогда-то начинался, по меткому выражению одного моего знакомого, Адъ и Израиль. Волны поднимались до двух-трех метров и обрушивались на берег со всей дури. Иной раз вода аж до порогов бунгало докатывалась – не до всех, естественно, а до самых ближних к пляжу. Таких, как мое, например. Но я такого еще не видел, а досужим россказням доверять был не склонен. Ученый я, в конце концов, или где?..

Подостывшая за ночь вода из резервуара на крыше неплохо бодрила, так что из душа я вылез быстро, минут через пять всего, не забыв побриться и почистить зубы. С вечера как-то не до того было, зато сейчас наверстал. Вытерся насухо здоровенным полотенцем, натянул плавки – в местном понимании, то есть просторные шорты до колен, совмещенные с внутренними тесноватыми труселями из дышащей сетки – и прошлепал на крохотную кухоньку. Холодильник размером не поражал, да и мало походил на знакомый мне с детства агрегат – это скорее аквариум, наполненный той самой консервационной жидкостью, что сгинувшие Фрро юзали в транспортных криоустановках. И вот к этому привыкнуть было трудно. Окунув руку в емкость по локоть, я нашарил пару упаковок с чем попало (все равно одни морепродукты, если не рыба, так водоросли или гады беспозвоночные) и переправил добычу на откидной столик, притулившийся у кухонного окна – такого же здоровенного, почитай, на всю стену, как и в спальне. Стряхивать жижу с руки не пришлось, на воздухе она сама невероятно быстро испарилась, ненадолго заморозив волоски на коже. Простейший, между прочим, принцип – хладагент в чистом виде, без дополнительных устройств и системы циркуляции. У нас на Новом Оймяконе тоже начали эту субстанцию использовать вместо фреона. Правда, от традиционного ящика с дверцей и полками так и не отказались, зато сильно упростили конструкцию конкретно охладителя. И оно к лучшему – слишком у нас холодно, чтобы голыми руками во всякой гадости плюхать.

А вот микроволновки здесь вполне себе традиционные, с поправкой, естественно, на все тот же биопластик. Из-за него мне вообще временами кажется, что я в черепашьем панцире обитаю. Или в раковине какого-нибудь моллюска – и по текстуре, и по цветовым переливам похоже, разве что блеска перламутрового нет. Хотя в этом не уверен, может, просто мне такое не попадалось. А вообще нехилый такой контраст: нарочитая угловатость всего и вся с кажущимися живыми покрытиями. Как бы взаимоисключающие параметры. Живое обычно не бывает угловатым, а неживому не присущи такие оттенки и текстуры. Тоже, кстати, не сразу привык. Сейчас-то уже притерпелся, но все равно стараюсь чаще на открытом воздухе бывать, и чтобы при этом ни одно местное строение поблизости не маячило. Получалось, ясное дело, с трудом – все-таки не на необитаемом острове тусуюсь, а в многолюдном исследовательском комплексе, совмещенном с поселением – научным городком и рыбацким поселком одновременно. Веселый у нас остров, все для трудящихся: и кабаки, и дискотеки, и торговый центр с супермаркетом, и даже дом культуры, который здесь называется просто клуб. И это на десять с небольшим тысяч населения. А как вы хотели? По факту, самое крупное поселение Патриа-Нуэво на Внешней гряде, отделявшей внутреннюю акваторию – то же Мар-Эль-Азурро, например – от загаженного фитопланктоном океана. Строго говоря, ограждал Периметр – колоссальное боновое заграждение в паре десятков миль от северного побережья острова Клешни – но остальные обитатели территории не считали это обстоятельство существенным. Более крупные населенные пункты, которые можно было назвать городами, и даже один мегаполис с населением за миллион, располагались на островах Южной гряды. Та лежала ближе к приполярным областям, и хоть не могла похвастаться таким же мягким климатом, зато и биологическое поражение там было не столь масштабным благодаря относительной прохладе. Плюс на тех же островах концентрировались основные производственные мощности, как доставшиеся от Фрро в готовом виде, так и собранные по их разработкам и из их же комплектующих, но спецами колонистов. А еще там же, в столице, располагался главный морской и челночный космический порты. Центр цивилизации, фиг ли.

С поздним завтраком (ну ладно, уговорили – ранним обедом) расправился быстро – было бы что смаковать. Морская диета приелась за первые две недели, и теперь я уже отчаянно тосковал по знаменитой новооймяконской тушенке из тундрового яка. Да и по нормальным сладостям тоже, а то тут все больше джапан-стайл – тофу-мофу, пасты-шмасты, сладкий рис… тьфу! Суши, сашими, роллы… а ведь раньше мне даже нравилось. Наверное, потому, что на родине было в диковинку и считалось деликатесом. И это даже при достатке моей семьи. Впрочем, отец нас с братом не особо баловал разносолами, и мать его в этом поддерживала. В детстве я на них обижался, а сейчас вспоминал с благодарностью – приучили довольствоваться тем, что есть. И жрать то, что дают. Хотя сегодня порыбачил в «холодильнике» удачно, выудив кусок тунца[5]. Заедать, правда, пришлось прессованными водорослями, лишенными как вкуса, так и запаха. Как бумагу пожевал, право слово. Или как обезвоженные цельнозерновые хлебцы, популярные у меня дома.

Как бы то ни было, подкрепив силы диетической – чтоб ее черт побрал! – пищей и смочив глотку минералкой с газом (с лимонадами тут проблема, дорогущие они по причине либо привозного, либо местного, но дефицитного сырья), я оделся до состояния «прилично» – то бишь дополнил шорты растянутой майкой-алкоголичкой и аквашузами, прихватил сумку с кайтом и выбрался на свет божий, поленившись даже запереть входную дверь. Один хрен половина окон нараспашку, а если кому-то вдруг придет в голову блажь ко мне в дом залезть, то хилая дверка преградой не станет. А ничего особо ценного у меня в бунгало нет. Вернее, есть, но хранится под настоящим замком в настоящем несгораемом шкафу… из все того же, правда, усиленного биопластика. Замок кодовый, со сканером сетчатки и отпечатков пальцев, а стенки не сразу и динамитом возьмешь. Там у меня планшет производства знаменитейшей фирмы «Imagine» хранится, а еще кое-какие документы, в том числе и удостоверяющие личность, да и наличность (хе-хе!) тоже. Да и охраняется научный городок, людей из поселка здесь просто нет. Пропуск строго по опознавательному браслету, который еще и интеркомом – то бишь средством ближней связи – служит.