Жареный козлёнок бокора Вальдеса

И, не смотря на изобретённый Иоганном Фридрихом Бёттгером в 1709 году мейсенский фарфор, придворная знать коллекционировала загадочный и таинственный фарфор китайский. Во дворцах монарших особ специальные комнаты для переодевания и вкушения чая обставлялись в «китайском вкусе» – коромандельскими шкафами, лакированными стульями с высокими спинками в виде коромысла и сине-белой заморской посудой.

В подражании китайскому фарфору между 1748 и 1759 годами в Англии изобретают костяной фарфор, состав которого долгое время остаётся секретом фабрики Веджвуда.

****

В мае 1758 года капитан Линч приехал к Томасу Чиппендейлу в его дом в переулке святого Мартина, расположенного в северном Вестминстере – в районе Лондона, где располагалась основная масса мебельных мастерских.

Друзья крепко обнялись в прихожей и застыли так на какое-то время. Скоро Томас закряхтел и проговорил радостно:

– У тебя по-прежнему железная хватка… Как у адмиралтейского якоря3.

Капитан выпустил Томаса из своих объятий, сделав шаг назад. Он ласково и пристально смотрел на друга детства и сказал удивительно низким, обволакивающим голосом:

– Я привёз тебе китайские ширмы. И оставил их в твоей мастерской… Думаю, они тебе понравятся.

– Конечно, понравятся! – воскликнул Томас, всплёскивая руками. – Лак сейчас до такой степени в моде, что иные умельцы распиливают китайские ширмы на фрагменты, а потом тупо, не глядя, лепят их на свою мебель… Иногда у них лошади скачут вверх ногами. Я сам видел!

Друзья рассмеялись. Они пошли в гостиную: Томас – впереди, капитан – следом за ним. По дороге капитан пристально оглядывал Томаса в спину, с болью отмечая, что за время, которое они не виделись, тот пополнел ещё больше и, кажется, ещё больше ссутулился.

– В твоей мастерской кипит работа, – удовлетворённо отметил капитан, оглядываясь в гостиной.

– Это всё благодаря тебе, Дэн, – ответил Томас. – Без тебя десять лет назад я бы ни за что не арендовал эту мастерскую.

– Ты не меня благодари, а судьбу… А мне просто удалось выгодно продать колумбийские изумруды, – сказал капитан и щёлкнул пальцами. – И погребальные маски из Тайроны удалось хорошо пристроить частному коллекционеру. За одну только золотую маску, выкрашенную киноварью, он выложил кругленькую сумму.

– Сьюзен часто достаёт твой свадебный подарок, – с улыбкой сказал Томас. – Она из этой золотой чаши с хризоколлой и птицей пьёт чай.

– Надеюсь, ты не говорил ей, что чашу я нашёл в погребении? – спросил капитан, усмехаясь хитро, но скупо.

– Нет, что ты, как можно? – засмеялся Томас. – Ты же знаешь Сьюзен… Она испугается насмерть.

Капитан сел в кресло у негорящего камина. Томас тут же поспешил сесть в соседнее кресло, искоса любовно глядя на друга. Они какое-то время молчали: капитан казался задумчивым, а Томас всегда предпочитал у него первым ничего не спрашивать.

– Как твоя книга? – вдруг спросил капитан, поворачивая к Томасу голову.

Тот потупился и сказал невнятно:

– Продаётся потихоньку.

Капитан забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, испытующе глядя на Томаса.

– Сколько у тебя осталось экземпляров? – спросил он напрямик.

Томас замялся.

– Так сколько? – несколько даже резко спросил капитан.

– Почти весь тираж, – ответил Томас и посмотрел на друга отчаянными глазами.

– Кому ты её предлагал? – спросил капитан.

– Ну, – промычал Томас невнятно и выговорил. – Соседям.

– Понятно, – ответил капитан. – То есть, никому ты её не предлагал.

Капитан опять побарабанил пальцами, а потом вдруг произнёс с лихостью:

– Отдашь все оставшиеся книги мне! Я сам их буду предлагать. Здесь, в Лондоне. Здесь очень много мебельщиков. Или вот хоть бы и в Отли!.. Отчего бы мне не посетить городок детства? А заодно не пройти по всем книжным и мебельным лавкам?

Томас уставился на друга изумлённо.

– Но тебе же совершенно некогда! – воскликнул он.

– Это не твоё дело, – ответил ему капитан и жёстко усмехнулся. – К тому же тебе теперь тоже будет некогда. Ты начинаешь готовить новое издание своего Указателя.

– Новое издание? – потрясённо воскликнул Томас. – Да я ещё старое не распродал!

– Да, новое издание, – повторил капитан веско. – Значительно переработанное и дополненное… Листов на двести. Самая лучшая бумага и самые богатые иллюстрации!

– Дэн, но это будет дорогое издание, – почти в ужасе прошептал Томас. – Кто его купит?

– Что же, что дорогое? – рассмеялся капитан. – Значит, твою книгу будут покупать короли! Разве плохо?

Капитан смотрел на Томаса шальными глазами, ожидая от него ответа. Томас молчал.

– Я опять на ней ничего не заработаю, – наконец, проговорил он сдавленно.

– Ну и ладно… Денег я тебе дам, – сказал капитан и добавил так, словно вопрос уже решён: – И помести туда все мебельные предметы, которые ты знаешь… Не только свои.

– Дэн, а меня не обвинят, что я публикую чужие работы? – спросил Томас осторожно.

– Дурачок! Твой альбом должен быть самым полным… Самым всеохватывающим, – ответил капитан.

– Да, – согласился Томас. – В книгах других проектировщиков публикуются только отдельные направления мебели.

– Ну, вот! – согласился капитан. – А у тебя будут все направления английской мебели. Ты же не для себя стараешься, в конце концов, а для публики.

– Ах, как это верно! – воскликнул Томас, уже воодушевляясь. – В комментариях я так и напишу, что я не чуждаюсь заимствований и прямых копирований. Что моя цель – только улучшение вкуса заказчика!

– Конечно, – поддержал его капитан, склоняя голову.

– Мне надо поговорить с мистером Мэйхью4, – сказал Томас: он уже задумался и, казалось, весь ушёл в свои мысли.

– Поговори, хуже не будет, – согласился капитан.

Тут в двери постучали, и к ним в гостиную вошёл слуга. Он доложил, что из мастерской пришёл мистер Дарли. Томас, извинившись, быстро вышел из гостиной и вернулся спустя четверть часа – всё это время капитан ходил по комнате и с любопытством оглядывал стоящую в ней мебель.

– Прости, – сказал Томас капитану, быстро подходя к нему. – Надо было решить срочный вопрос по поводу пайки стёкол для книжного шкафа леди Эджкомб.

Капитан засмеялся, огляделся и сел на стул, оказавшийся поблизости, с удовольствием откидываясь на его спинку.

– Что? – почти испуганно спросил Томас, подтягивая к себе другой стул и поспешно садясь на него напротив капитана.

– Нет, ничего, – ответил капитан. – Просто вспомнил, что ты ей сказал по поводу ткани… «Конечно можно использовать вашу ткань, миледи… Ведь мебель Чиппендейла нельзя испортить ничем – даже вашим контрабандным индийским ситцем!»

– Ах, Дэн! – горестно воскликнул Томас. – Мне не стоило так говорить. Но я так измучился с нею: то она утверждает мне обивку, то возвращает её обратно… А потом стала твердить, что хочет на портьеры только свой индийский ситец, который у неё конфисковали год назад и который она намерена получить обратно и поэтому будет его ждать!

– Да всё отлично получилось! – успокоил друга капитан. – Теперь все в Лондоне только про тебя и говорят. И смеются…

Томас тоже улыбнулся, с любовью вглядываясь в довольное лицо капитана, который сказал ему:

– Но я рад, что у тебя с заказчиками всё отлично.

Лицо Томаса вдруг странно переменилось. Теперь на капитана глядела отчаянная и горестная маска, и капитан подумал, что такие перемены бывали с Томасом и раньше, в юности, но никогда в последнее время.

– Что случилось? – капитан напрягся.

– Ах, Дэн! – пробормотал Томас. – Я ещё не говорил тебе… Меня ведь обманул банкир Саввинлоу.

– Как обманул? – переспросил капитан.

– Так, – сказал Томас и растянул свои полные губы в подобие обречённой улыбки.

Тёмные глаза его жалобно и по-собачьи покорно вглядывались в капитана.

– Он заказал мне десять стульев, а когда я привёз их ему, он не заплатил мне ни пенни, – наконец, выговорил Томас.

– Ты не заключил с ним контракт, – горестно констатировал капитан.

– Не заключил, – подтвердил Томас и добавил тихо: – Саввинлоу говорил мне, что он добрый и честный человек… Что он меня не обидит.

– И ты ему поверил? – спросил капитан и добавил, объясняя. – Банкир Александр Саввинлоу – самый добрый человек на свете… Если найдётся какой-нибудь человек добрее, то банкир его уничтожит, чтобы опять быть самым добрым человеком на свете.

Друзья замолчали, думая каждый о своём. Спустя какое-то время в тишине гостиной под шкафом стала царапаться мышь.

– Но зато у тебя мыши живут, – сказал капитан, поднимаясь. – Русские говорят, что хороших людей мыши не боятся.

Капитан громко топнул ногой. Потом он прислушался и удовлетворённо сообщил:

– А ведь я к тебе прощаться приехал. Мы опять идём в Вест-Индию.

– Опять! – изумился Томас. – Все вместе?

– Я надеюсь, что все вместе, – ответил капитан. – Доктор Легг ещё не знает, отпустят ли его в госпитале. Точнее, опустит ли его госпиталь… Он ещё хочет найти туда хорошего врача вместо себя.

– Ах! – воскликнул вдруг Томас. – Как бы я хотел поплыть с вами!

– Ну, так в чём дело?.. Пойдём, – сразу же предложил капитан.

– У тебя на борту не хватит места, – быстро ответил Томас, бледно улыбаясь.

– Пойдём на двух кораблях! – выпалил капитан и добавил с надеждой: – Ты возмужаешь, похудеешь… Море – оно меняет всех.

Томас оторопело, стёрто улыбался, исподлобья вглядываясь в друга детства своими пристальными тёмными глазами. Потом он медленно, словно бы нехотя сказал:

– Нет, Дэн, ничего не получится… Сьюзен меня не отпустит.

– Ты просто сам не хочешь, – сказал капитан сердито и прикрыл глаза.

– Может быть, – тихо ответил Томас.

Он встал и заходил по комнате.

– Но ты не знаешь, сколько мне ещё надо всего сделать, – сказал Томас. – Сколько у меня замыслов! Мне иногда кажется, что я и родился на этот свет для того, чтобы прославить английскую мебель. Что моя женитьба и мои дети – это всё так… Между прочим!

– Ну, ты скажешь тоже, – поражённо пробормотал капитан, глядя на Томаса во все глаза.

– Да, ты просто всего не представляешь, – сказал Томас.

Он остановился, посмотрел на капитана и вдруг начал рассказывать, воодушевляясь с каждой минутой всё более и более:

– Во Франции, ты знаешь, вся мебель покрывается позолотой или сплошной краской – белой, голубой или розовой… У нас, в Англии, всё больше в моду входит мебель из красного дерева, только слегка покрытого воском для выявления текстуры древесины. Я хочу соединить в современной мебели наш английский готический стиль с китайским стилем… Ты увидишь, какое это будет чудо! Только надо меньше массивности!.. Надо поработать над пропорциями в сторону лёгкости и изящества!.. Моя мебель будет с капризно изогнутыми, но очень конструктивными и удобными формами. А ещё – совсем немного лепестков, раковин и завитков!

Капитан восхищённо глядел на раскрасневшегося друга. Капитан всегда любил эти моменты, когда молчаливый и застенчивый Томас вдруг начинал рассказывать о чём-то своём, близком и волнующем, и тогда он преображался, и даже лицо его делалось вдохновенно и красиво.

Между тем, Томас продолжал говорить, плавно разводя руками по воздуху:

– Ножки мебели для сидения – в виде изогнутой птичьей лапы, опирающейся на шар! А может быть, на львиную лапу!.. Главное – никогда не повторяться в своих замыслах. А это так трудно, на это уходит масса времени. У меня теперь есть собственные мастера, но подчас бывает легче вырезать деталь самому, чем объяснить другому резчику, что ты хочешь.

Тут Томас словно бы запнулся и сказал, уткнувшись в пол:

– Я знаю, что я выгляжу скверно… Я толст и кажусь старше своих лет… Да и здоровье у меня.

Томас опять замолчал и жалко растянул губы в странное подобие улыбки.

– У меня немеют руки и уже отнимались пальцы на левой руке, – сказал он вдруг и тут же добавил: – Это, наверное, оттого, что я сидел всю жизнь, скрючившись, согнувшись, и резал мебель, да и сейчас режу… Поэтому я и толстый. Но понимаешь… Мне как-то совсем неважно, как я выгляжу.

Капитан молча сел. Тут в дверь постучали, и когда Томас, порывисто обернувшись, разрешил войти, в гостиную проскользнула служанка и сказала чуть слышно, что стол к обеду накрыт, и госпожа просит джентльменов в столовую.

Томас Чиппендейл поспешно улыбнулся.

– Пойдём, Дэн, пообедаем, – сказал он. – Ты же знаешь, у меня за столом по-простому, не то, что у сэра Джилберта Хескота.

– Это твой основной заказчик? – спросил капитан, поднимаясь.

– Да, я сейчас делаю ему мебель для его дома в Фулхэме, – ответил Томас. – Иногда он приглашает меня отобедать… Так у него за столом так много приборов, что кажется – помешай чай не той ложечкой, и он будет не сладкий.

Томас направился к двери. Капитан пошёл за ним со словами:

– Том, если ты позволишь, я не останусь к обеду… У меня сегодня есть ещё одно маленькое дело.

Томас обернулся и вгляделся в друга. Видимо, он что-то прочитал у него в глазах, потому что быстро спросил:

– Женщина?

Капитан чуть отвёл взгляд, словно не зная, что сказать, потом пробормотал немного смущённо:

– Да… От тебя ничего не скроешь.

****

Элен была необыкновенна красива и нежна.

А ещё она много говорила, когда они не были в постели. Нет, она хорошо говорила, умно, порой забавно, но она говорила беспрестанно, словно старалась не умолкать специально, словно боялась, что когда она замолчит, то возникнет та пауза, от которой им двоим вдруг станет неловко… А может быть, она хотела развлечь его! И, наверное, поэтому, она говорила и говорила, перемежая фразы взрывами смеха, захлёбываясь в этом смехе, весёлом и радостном, перебивая себя и, казалось, не слушая себя и не слушая его, и скоро капитан переставал отвечать ей что-либо, он только смотрел на неё и улыбался, и думал, как хорошо будет, если она вдруг замолчит, и как хорошо, когда люди умеют молчать, даже находясь вдвоём, и особенно, находясь вдвоём, потому что вдвоём слова не всегда нужны.

Вот и в этот раз, молча, с улыбкой, выслушав всё, что Элен говорила ему и пробыв у неё время, отвечающее приличию, капитан простился и поехал к себе в гостиницу.

Ночью он увидел сон: к нему в дом пришла Элен и стала что-то рассказывать. Какие это были слова – если он даже и помнил сначала, то забыл тут же, в первое мгновенье после пробуждения… Но что он запомнил совершенно определённо, так это её уши. Они были закрыты причёской – длинными волосами, серыми и невыразительными, словно седыми, которые сбились с одного бока и приоткрыли ухо. Ухо у Элен было двухслойное, и даже многослойное: её ушная раковина была скручена и вырезана лепестками, как половинка кожаного цветка телесного цвета. И это было очень противно.

Больше капитан у Элен не был, а через два дня, закончив все свои дела в Лондоне, он выехал в Бристоль.

****

По приезде в Бристоль капитан огорошил мистера Трелони своей новой идеей.

– Мне пришла в голову мысль отправиться в Вест-Индию на двух кораблях, – сказал капитан.

– На двух кораблях? – переспросил мистер Трелони, словно он не расслышал слов капитана.

– Да, Джордж, – подтвердил капитан. – Этакой маленькой Непобедимой Армадой. Нам всегда этого с вами так не хватало, вспомните!

Сквайр проговорил неуверенно, в раздумье, словно советуясь:

– Идти на двух кораблях с разным тоннажем, с разной скоростью и с разным управлением из-за грузов?

– Да, я знаю… Это сложно, – ответил капитан. – Но зато сулит большие преимущества в обороноспособности.

– Ну, если в обороноспособности, – повторил сквайр и добавил неуверенно. – Вторым кораблём может быть «Король Эдуард»… Пока вы были в Лондоне, он вернулся с грузом какао и сахара с Ямайки. Кстати, его капитан Ричард Слоу должен сейчас прийти ко мне. Вы же с ним знакомы?

– Знаком, – несколько невнятно ответил капитан и, тут же спохватившись, проговорил громче специально для сквайра: – Имел счастье!

– Он у меня служит уже пять лет, – пояснил сквайр. – И хорошо зарекомендовал себя.

Капитан наклонил голову в знак того, что слышал.

– Какао сейчас в удивительной цене, –произнёс сквайр довольно, одёргивая манжеты. – И подумать только, что сначала английские пираты, находя на захваченных испанских судах какао-бобы, выбрасывали их за борт в полной уверенности, что это овечий помет, который испанцы зачем-то везут с собой в мешках через весь океан.

Он засмеялся, а капитан, скупо усмехнувшись, добавил:

– Да если бы кто-то не догадался добавить в шоколад сахар, все по-прежнему бы морщились, пробуя его… Ведь ацтеки, рецепт которых Кортес привёз в Испанию, пили шоколад горьким, обильно сдабривая его острыми специями.

Сквайр опять довольно засмеялся.

– Я был недавно на фабрике шоколада мистера Фрея, – стал вдруг рассказывать он. – Вы знаете, Дэниэл? Производство у него налажено поистине с английской солидностью… Всякие специальные гидравлические станки… И другие занятные штуки для переработки и размола бобов какао. Я просто засмотрелся!

– Однако, эта его механизированная фабрика, первая в Англии, здорово снизила цены на шоколад, – ответил капитан.

– Да, снизила, – согласился сквайр и тут же заспорил: – Но зато сделала шоколад более популярным! Только у нас в Бристоле открылось три Шоколадных дома… И они даже популярнее кофеен.

– Вот это я хорошо знаю, – ответил капитан, сдержанно улыбаясь. – Сильвия и дети оттуда не вылезают.

Тут, постучав, вошёл дворецкий – это был уже известный нам Джим Эверсли, который все эти годы служил у миссис Трелони и даже дослужился до дворецкого.

– К вам капитан Слоу, сэр, – объявил он мистеру Трелони с большим достоинством.

– Зови, зови, – быстро приказал тот, вставая навстречу гостю.

В гостиную вошёл капитан Ричард Слоу. Мистер Трелони встретил его словами:

– А мы тут вас с нетерпением ждём, капитан.

Капитан Слоу поклонился мистеру Трелони, потом раскланялся с капитаном и по-военному тут же доложил своему нанимателю:

– Я уже разгрузился и полностью передал груз на фабрику мистера Фрея, сэр.

Капитан Слоу был высоким сильным человеком лет пятидесяти. Глядя на него, сразу становилось понятно, что время сильно изменило черты его загорелого лица, бывшего когда-то довольно привлекательным. Теперь же это невнятное лицо было словно смято и стёрто временем. От былой привлекательности капитана Слоу остались, пожалуй, одни глаза – красивые, тёмные, внимательные. Голова была лысой, и только около ушей и на затылке виднелись пряди седоватых волос, стянутые сзади в хвост. Эта голова с достоинством покоилась на мощной тёмной шее, переходящей в такую же мощную грудь, почти не различимую теперь под кружевами. Крепкие смуглые руки капитана Слоу так же прикрывали кружевные манжеты. Одет он был в жюстокор синего цвета, который сидел на нём не без изящества, что при всей громоздкости его фигуры выглядело несколько странно.

Мистер Трелони посвятил капитана Слоу в свои планы сделать «Короля Эдуарда» вторым кораблём своей новой экспедиции.

– Я хочу лично разыскать свою невестку и своего племянника, – пояснил сквайр.

Капитан Слоу склонил голову в знак согласия: как и каждый человек, привыкший командовать, говорил он редко и в обществе был немногословен.

– Капитан Слоу, – неожиданно обратился к нему капитан. – Вы не будете против поменять своего штурмана на моего мистера Пендайса?

– Я знаю мистера Пендайса, как отличного и опытного штурмана, – ответил капитан Слоу после минутного колебания. – Я думаю, мы с ним сработаемся.

– Дэниэл, а кто же пойдёт вашим штурманом? – удивлённо спросил сквайр: он непонимающе посмотрел на капитана.

– Я думаю, Платон, – ответил капитан.

– Платон? – переспросил сквайр.

– Да, – твёрдо ответил капитан. – Я уверен, что через пару лет наш Платон сможет претендовать на штурманский патент от флотской коллегии. А Роберт Саввинлоу пойдёт к нему подштурманом или квартирмейстером… Думаю, вдвоём они справятся с кораблевождением и исчислением курса. Да и боцман Гант им поможет. Он у меня молодчина.

– Ну, если вы уже всё продумали, – протянул сквайр и, обращаясь к капитану Слоу, добавил: – Пойдём вдоль Западного берега Африки. Эти воды вам, я уверен, хорошо знакомы.

– Да, конечно… Можно сказать, я только что оттуда, – охотно согласился капитан Слоу, он, казалось, совсем не был огорошен тем, что, едва вернувшись домой, на родину, тут же отправляется в новый рейс.

– Адмиралом нашей маленькой «армады» я назначаю капитана Линча, – пояснил мистер Трелони.

– Без лишних слов последую за ним в кильватере, сэр, – ответил капитан Слоу и почтительно поклонился в сторону капитана.

– Ну и великолепно! – подытожил мистер Трелони.

Какое-то время джентльмены молчали. Потом мистер Трелони заговорил о погоде, но поддержав недолго этот разговор, капитан Слоу неожиданно прервался и обратился к капитану:

– Вы ведь тоже только что вернулись из Бомбея, капитан Линч?

Тот склонил голову в знак согласия.

– Вы ничего не слыхали про капитана Факел? – спросил капитан Слоу, заулыбался и продолжил, уже больше обращаясь к мистеру Трелони: – Ходят слухи, будто появился в Индийском океане какой-то сумасшедший капитан, который в минуты опасности появляется на палубе с горящим факелом в руках и грозится подорвать свою шхуну, если кто сунется взять её на абордаж.

Капитан Слоу замолчал и пытливо посмотрел на капитана, словно ожидая от него определённого эффекта.

– Ну, да… Поговаривают что-то, – невнятно ответил тот, потом быстро глянул на мистера Трелони и спросил у капитана Слоу: – А откуда вы про это в таких подробностях знаете, капитан?

– Так ведь… Матросы рассказывают, капитан, – с недоумённой интонацией ответил капитан Слоу и развёл руками.

– А что ещё рассказывают ваши матросы? – спросил капитан и лениво поменял позу, закинув ногу на ногу.

Тут за окнами раздался стук подъезжающего экипажа. Мистер Трелони встал и взглянул в окно.

– Приехала Сильвия, – сказал мистер Трелони капитану. – С маленьким Эдуардом.

Мистер Трелони вышел в прихожую. Через минуту он вернулся и сообщил:

– Она пошла к Гертруде.

Тут он посмотрел на капитана Слоу и спросил:

– Ведь вы уже знакомы с моей племянницей?

– Имел честь быть представленным миссис Линч в прошлом году, – ответил капитан Слоу и склонил голову.

Джентльмены опять заговорили о погоде. Через какое-то время в дверь постучали, она открылась, и в проём заглянула Сильвия.

– К вам можно, дядя? – спросила она. – Я ищу Дэниэла.

– Входи, дорогая… Мы уже закончили обсуждать все свои серьёзные дела, – сказал мистер Трелони с нежной улыбкой.

Сильвия вошла в гостиную и огляделась. Капитан Слоу встал и склонился в поклоне. Капитан подошёл к жене и поцеловал ей руку.

– Я знала, что застану тебя здесь, – сказала ему Сильвия и добавила: – Я привезла Эдуарда к маме… Я не знаю, что с ним делать.

Тут мистер Трелони спросил:

– Сильвия, ты же уже знакома с капитаном Слоу?

Сильвия посмотрела на капитана Слоу отсутствующим взглядом, потом зрачки её словно дрогнули, и она сказала ему, подходя ближе и протягивая руку для поцелуя:

– Здравствуйте, капитан Слоу… Простите меня! Я сегодня с утра сама не своя!

Капитан подвёл жену к креслу, в котором только что сидел сам, и усадил в него. Сильвия судорожно вздохнула и объяснила, глядя на капитана Сноу:

– Сегодня ночью умер Дик – любимый хомячок Эдуарда.

Она остановилась и, не дожидаясь расспросов мужа, сказала уже ему:

– Хорошо, что я увидела это первая и приказала хомячка быстрее убрать, пока сын не проснулся. А Эдуард теперь плачет, везде ищет своего Дика, думает, что тот убежал. Он так сильно плачет… Я не могу его успокоить!

Сильвия сжала подлокотники кресла и посмотрела на мужа широко раскрытыми глазами. Её взгляд выражал страдание.

– Я хочу поговорить с мальчиком, – сказал капитан и посмотрел на мистера Трелони, который тут же вышел в двери.

Сильвия в своём кресле сложила руки и поднесла их к подбородку. За прошедшие годы она похорошела ещё больше, хотя капитану всегда казалось, что больше похорошеть уже невозможно. Её чёрные сверкающие глаза были опущены сейчас, чуть прикрыты красивыми веками и казались глубокими и бездонными в тени густых ресниц. Сильная, очень женственная фигура Сильвии замерла в ожидании сына, а на ярких губах застыла улыбка настолько сейчас нежная и страстная, что в её лице пропала обычная надменность, которую придавала ей чуть выступающая нижняя губка.

Дверь открылась. В неё неловко проскользнул маленький мальчик с заплаканным, несчастным личиком. За ним в гостиную входили мистер и миссис Трелони.

Мальчик увидел отца и бросился к нему. Капитан сделал пару шагов, присел перед сыном на корточки, оперев скрещенные руки на колени, и тихо спросил его: