bannerbanner
Звери Стикса. Часть 2. Мемориум
Звери Стикса. Часть 2. Мемориум

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Вероника на секунду остановилась, огляделась, взглянула на окно и решительно произнесла.

– А ведь Вы совершенно правы. Давайте срежем путь через центр, а то скоро уж ночь наступит, – она повела своих спутников по винтовой лестнице на второй этаж (и не было там никакой реконструкции!) и затем вглубь замка. Они шли мимо уносящихся к потолкам стеллажей, затем насквозь через огромный круглый читальный зал. И, наконец, вышли во внутренний двор, где был разбит чарующий аккуратный сад, полный редких растений. Солнце как раз скрылось, и в сиреневых сумерках медленно кружились желтые и зеленые точки светлячков. Фауст внимательно огляделся: благодаря этому дворику стало понятно, что дворец имел форму колодца. В сад выходило много дверей и красивые террасы первого этажа, а второй только чернел пыльными окнами.

Как они дошли до выхода, Кира уже даже не заметила. Ароматы дивного сада вскружили ей голову и ввели в состояние близкое к нирване. Сознание ее только изредка давало рваный отчет о происходящем. Вероника продолжала рассказывать. Об истории создания арки и комнаты из красного дерева. О несчастном случае при ремонте стены, выходящей на озеро, после чего было принято решение разобрать балкон, чтобы при падении из окна человек летел прямо в воду, а не на каменный бортик и имел хоть какой-то шанс остаться живым. О попытке создать небольшой зоологический уголок в центральном саду, но мадарские мартышки спарились с сороками и их крылатое, белобокое, визжащее потомство разорило целый стеллаж со старинными скандинавскими свитками, после чего от идеи отказались. В конечном итоге Кира и Вероника сели в небольшой открытый экипаж, которым, к немалому удивлению кошки, правила та же Лена и, должно признать, довольно ловко. Пес эскортом ехал позади них на своем синем чудовище, которое по какому-то недоразумению звалось лошадью. Он отметил про себя, что этот экипаж, видимо, и был тут на счету общественной конки. Никого больше на дороге они не встретили и его чуткие уши не слышали цоканья копыт по брусчатке в глубине городка. Поселение спало.

– У вас уже глаза слипаются, Киронька? Утомила я Вас?

– Нет, что Вы! – встрепенулась кошка, обнаруживая, что действительно позорно задремала, а деревянные рассохшиеся колеса уже стучат по камням площади на подъезде к удивительному домику Луны. – Все было очень интересно! Просто мы несколько дней к ряду были в пути…

– Ох, какой ужас! – всплеснула руками эта удивительная женщина и заботливо подтолкнула сонную кошку к выходу. – Что же Вы не сказали, что не отдыхали с дороги?! Это мой порок – о своем детище я могу говорить бесконечно. Идите отдыхать, дорогие. Завтра приезжайте в Мемориум в любое время. Я всегда там, найдете меня в башне Астро – тогда и будем думать, как решить ваши вопросы. Вы ведь приехали искать ответы, не так ли?

Вероника загадочно улыбнулась напоследок и с грохотом укатила куда-то в переулки, оставив Киру и Фауста на пороге гостиницы.


Комнатка пса оказалась совсем крохотной, но уютной. По крайней мере, идеально уютной для него – практически аскетичной. Здесь было крайне мало вещей, а те, что были, были изысканными. Никаких рюшей, кружев и картинок на стенах, чего он втайне опасался. Лаконично окрашенные в светлый матовый фиолет стены, темно-сиреневая ажурная композиция на потолке. Простая узкая кровать, тумба, кресло с деревянными подлокотниками а-ля шестидесятые и шелковый квадратный ковер на полу.

Пес удовлетворенно кивнул, открыл окно, подтянулся на руках и выбрался на черепичную крышу.

Комнатка кошки оказалась совсем крохотной, но уютной. По крайней мере, идеально уютной для нее. Веселенькие обои, яркий полосатый коврик, мягкая перина на высоченной кровати. Кресло-мешок в углу. Кира обожала такие кресла. И воздушный балдахин. И большой рабочий стол с зеркалом и кучей ящичков, больше похожий на трюмо для макияжа. А самое главное – балкон. Кошка выглянула на улицу. Пахло медуницей. Небо обложило облаками, и темень стояла совершенно непроглядная. Свет не горел нигде, кроме далекой библиотеки. Звонко щелкали сверчки, и шуршал на озере рогозом ветер. Кира глубоко вздохнула. Она бы хотела простоять вот так на балкончике, ширины которого хватало аккурат, чтобы выйти наружу и облокотиться о чугунную опору, до самого утра. Но спать уже хотелось отчаянно.

– Ну как?

От неожиданности кошка шарахнулась в комнату и своротила табурет. Пес выглядывал сверху с козырька крыши прямо над ней.

– Твою мать, пес! – зашипела она, хлопая распушенным хвостом. – Ты уверен, что твоя задача состоит именно в том, чтобы сберечь мою жизнь, а не наоборот?

– К сожалению да. Гробить у меня получается лучше, я это знаю.

Фауст уцепился за брус под крышей и, мягко кувыркнувшись, бесшумно приземлился к ней. Кира уже взяла себя в руки. Но была недовольна его присутствием, о чем ясно свидетельствовали напряженные, отведенные назад уши и недовольно бьющий по полу хвост.

– Это крайне бесцеремонно с твоей стороны врываться в покои незамужней девы среди ночи, – пробурчала она, усевшись на кровать. Точнее, погрузившись в нее – такая была мягкая перина. Пес осматривал комнату.

– У меня совершенно все по-другому. Интересно, она сама декорирует каждую комнату? Что ты думаешь об этой Луне?.. – пес вдруг встретился взглядом с кошкой и споткнулся.

– Фауст… У тебе энергии, конечно… бьет ключом. Но у нас с тобой, видимо, разные биоритмы – я по ночам сплю. Да и днем еще иногда. И я уже просто не знаю, как тебе намекнуть, чтобы ты оставил меня одну.

Пес растерянно хлопнул глазами, молча кивнул и вышел обратно в окно, ничего не сказав.

«Дожили, – недовольно заметила Кира про себя. – То я к нему лезла с расспросами да разговорами, а теперь наоборот!».

Кира посидела еще немного на перине, обдумывая, не слишком ли резко она поступила. Затем осторожно выглянула на балкон и осмотрелась. Тихая ночь была все также безмятежна. Пес исчез, растворился в темноте. Успокоившись, она, наконец, залезла под одеяло и тут же уснула.


Глава II. Вопросы без ответов

– Мир намного проще, чем вы думаете, и не нужно ничего усложнять! Здесь есть овцы, которых нужно пасти, стричь и доить. А есть пастухи, которые этим занимаются. И есть волки, которые занимаются тем же самым. В обход пастухов. И есть еще овчарки, которые помогают пастухам сохранять монополистическое право стричь, доить и есть овец за долю от добычи и похвалу. Видите, сколько нахлебников на одних овец? И все же – овец в мире намного больше, чем всех хищников вместе взятых. И главное в жизни – лишь определиться со своей ролью и исполнять ее так, чтобы и другие участники спектакля и зрители знали, кого вы играете.

Даниэль Бюве, крохотный, щуплый, но исполненный жизни пожилой профессор экономики и юридических наук, глава Отдела Социальных Знаний Мемориума, приник к кружке с таким видом, будто уже все сказал и всем все ясно. Бюве был уже третьим консультантом, к которому обратилась здесь Кира. Когда вчерашним утром она, вылупив глаза, принеслась в библиотеку и пристала к Веронике, та ее вежливо выслушала и, немного подумав над рассказом о черной субстанции, преследующей девушку, посоветовала обратиться в отдел социальных наук, теологии и истории.

Глава отдела теологии, моложавая хипповая дама с длинными нечесанными волосами и приветливым открытым лицом представилась как Линда, сказала, что мир проще, чем кажется, и что призраки прошлого иногда преследуют души своих обидчиков даже в следующих жизнях. Она посоветовала вспомнить, не обидела ли кого-нибудь кошка сама, а также постараться проследить историю своей семьи по женской линии в этом отношении, потому что она могла взять на себя карму своей мамы или бабушки. Уходя из большого читального зала отдела теологии, под потолком которого были развешаны на ниточках вырезанные из цветной бумаги цветы, фигурки ангелочков, Будды и Шивы, кошка шипела, плевалась и сдавленно материлась к вящему удовольствию пса.

В отделе истории царил жуткий кавардак. Пришибленные, тихие служки с книжками шныряли туда-сюда, с благоговейным ужасом поглядывая на пузатого старика с растрепанными кустами седых волос, торчавших по бокам от сверкающей лысины. Михаил Иванович Самсон-Блюмцвейг выслушал запинающуюся Киру строго, в конце концов, поправил круглые очки на толстом пористом носу, помолчал и изрек, что мир проще, чем кажется на первый взгляд, и не нужно ничего усложнять. Все, что происходит с людьми ныне, происходит по естественным причинам и, скорее всего, уже не раз происходило раньше. И примеры событий такого рода без сомнения можно обнаружить в жизнеописании древних жрецов, темновековых царей или, на худой конец, политиканов последних десятилетий. Он также обещал заняться поиском таковых примеров, но не раньше, чем в следующем квартале, потому что в этом ему необходимо выставить все имеющиеся книги на полки в порядке увеличения количества страниц, а не в порядке алфавита, потому что предыдущая классификация омерзительно неаккуратно смотрится.

И вот сегодня, тайком глотая зевки, потому что спалось ей на новом месте плохо, она добралась до отдела социальных наук и познакомилась с очередным колоритным представителем местной научной элиты – профессором Даниэлем Бюве. Фауст появлялся и исчезал, шнырял кругом, что-то вынюхивал и в разговоры не вмешивался.

Кира вздохнула, пытаясь уложить в голове это новое учение о волках и овцах.

– Бюве… я не очень понимаю, каким образом это связано, ну, с моим вопросом.

Старый профессор приподнял кривую чернявую бровь и развел руками.

– Вы овца, Кира!

Кошка аж поперхнулась. Но Бюве продолжил развивать аналогию, совершенно не обращая внимание на то, что сказал бестактность.

– Волк вьется вокруг Вас. Подумайте, во-первых, чего он с Вас хочет получить – молоко и шерсть или же мясо.

– А какая разница? Любой вариант предполагает меня жертвой.

– Не скажииииите, Кира, не скажиииите! – профессор воодушевился, отставил кофе и стал иллюстрировать свою речь бурной жестикуляцией. Он явно получал от лекции удовольствие. Видимо, застоялся в уединении. – По большому счету совершенно все равно, кто именно стрижет с овцы шерсть и доит молоко, согласны? Если пастух не обижает свою овцу, кормит ее, ухаживает – то какая разница, как его зовут! Для овечки самое страшное – это мясо, потому что ради этого ресурса ее забивают.

– Вы хотите сказать, что если мой преследователь хочет, например, получить мои результаты исследований… то бишь шерсть. То мне следует их просто отдать? А трепыхаться стоит только в случае, если он желает моей смерти?

– Конечно!

– Но это как-то… некрасиво что ли. Трусливо и… продажно.

– Эээээ, девочка! Вот Вы и попались в ловушку! Сантименты! – он торжествующе поднял вверх указательный палец. – Это отличный механизм управления людьми! Честь и честность! Достоинство! Обиды и личные счеты, желание кому-то что-то доказать, любовные привязанности, в конце концов – все это манипулятивные приемы, используемые пастухами, чтобы удерживать при себе стада.

Какое-то время Кира молчала, размышляя над услышанным. Да, в некоторой степени профессор был прав. Если отбросить сантименты и сфокусироваться только на фактах, то так и получается – она дойная овца. КС-СМЕРТЬ ее пастух и будет ее защищать и поддерживать до тех пор, пока она ему выгодна. Кому еще она интересна? Какому хищнику, который мог бы сравниться по силе и власти с КС?.. Пожалуй, что только КС-СОЗНАНИЕ.

– Как это, профессор у Вас получается – раздался позади бодрый голос Фауста. – Весь вечер вы обзываете эту бестию тупым жвачным животным, а она только радуется! Дайте и я попробую. Кира! Ты – овца!

Кошка зашипела и наугад боднула локтем за спину, надеясь попасть по какому-нибудь больному месту. Попала в живот – ушибла локоть и зашипела снова, сконфуженно потирая пострадавшее место. Фауст весело крякнул и добавил.

– Курдюшная!

Пес беззаботно подставил к их столу кресло спинкой вперед и вульгарно уселся на него верхом, положив руки на резную деревянную спинку.

Профессор Бюве не скрывал брезгливости в своем выражении лица. Однако Судья не обращал на это никакого внимания. Он вел себя нарочито развязно.

– Профессор, а мне можно задать вопрос?

– Ну, попробуйте, молодой человек.

– У меня за спиной, там возле стойки на Е–Ж стоит высокий лысый человек в серой робе с тележкой. Кто это такой?

– Это?.. – Бюве совершенно растерялся. – Так это Джордж. Он тут работает.

– Тут – это где? В чьем отделе?

– Ну, в отделе медицины в основном. А так, везде, собственно. Он расставляет новые поступления.

– А откуда вы берете новые поступления? – заинтересовалась Кира.

– Закупаем в издательствах, конечно! У нас почти каждый день новая почта со всех концов света.


– Какой же ты хам! Кофе-то зачем его отпил?! И вообще, какая была необходимость вмешиваться в разговор! – недовольно бурчала кошка, когда Даниэль, вежливо извинившись, распрощался и откланялся под предлогом какой-то внезапной необходимости.

Фауст пожал плечами.

– Такая, что я так решил, – неожиданно жестко сказал он. Его тон совершенно не вязался ни с расслабленной позой уверенного в себе раздолбая, ни с легкомысленным выражением лица. Только глаза, пожалуй, выдавали остроту его восприятия. – Ты ведь ничего у себя под носом не замечаешь. Этот мужик следовал за тобой по всей библиотеке, планомерно, из зала в зал со вчерашнего дня. Да не оборачивайся ты! И удивленную физиогномичность прикрой. Мы просто беседуем. Я хамло тупое, а ты вся такая интеллигентная этим недовольна. Давай, подыгрывай.

Кошка сконфузилась. Нельзя сказать, что ее знакомство с псом было поверхностным, однако он по-прежнему ее удивлял своей многослойностью и поистине великолепными способностями в актерской игре. Фауст тем временем доброжелательно поднял брови и протянул ей экспроприированную у Бюве чашку эспрессо.

Кошка брезгливо поморщилась. И как бы невзначай, словно бы с отвращением от него отвернулась, бросила взгляд назад, туда, где копошился высокий человек с тележкой.

Мужчина стоял к ним спиной и флегматично расставлял книги из своей тачки по алфавиту и гостями, нужно сказать, совершенно не интересовался.

Кошка вздохнула и перевела взгляд на пса.

– Я ничего не заметила, потому что ничего нет.

– Как скажешь, солнышко, но просто хоть сейчас обрати внимание. На будущее.

Кошка кивнула.

– Это все? Больше ничего интересного не заметил?

Пес неопределенно пожал плечами.

– Да так… по мелочам. Только то, что ничего путного тебе и здесь пока не говорят.

– Твоя правда, – вздохнула кошка.

– Ну как вы тут поживаете, дорогие мои? – звонкий противный голос резанул по ушам, и материализовался возле них в виде Лены. Она облокотилась на черную поверхность стола короткопалыми ручками, явственно перекрывая обзор псу своим гигантским бюстом. Ко всему прочему, эта сорока+летняя (или больше?) тетка покачивалась, словно пританцовывая из стороны в сторону, как часто делают девочки лет десяти, если сильно волнуются. Киру передернуло от отвращения к этой женщине. – Я пришла сказать, что Вероника приглашает Вас на ужин, Кира. Она распорядилась, чтобы накрыли в Художественном зале прямо в замке. Я уверена, Вам понравится.

– О! Как это вовремя. Мы с удовольствием примем приглашение, – тут же отозвался пес, не давая кошке сориентироваться.

Лена вытаращила глаза и замялась.

– Вы знаете, Азиз, это мероприятие только для девочек, – она заговорщицки подмигнула Кире. – Они там посекретничают… а мы с вами прогуляемся по городскому парку, возможно?

Кошка выдавила из себя улыбку и беспомощно воззрилась на пса.

– А я тоже женщина, – тут же парировал пес. – Просто уродливая и с членом. Лена, предложение заманчивое, но инструкции диктуют мне необходимость сопровождать мисс Форестер всюду и неотступно. Пожалуйста, поймите… Я просто наемник. На место за столом я совершенно не претендую, но присутствовать обязан.

С секунду поколебавшись, Лена скорчила свою треугольную рожицу с глазками-щелками и противно захохотала.

– А вы шутник, однако, Азиз. Но я уверена, что это все можно легко уладить. До вечера! – она напоследок растянулась в улыбке Кире, бросила Фаусту томный взгляд и удалилась, вихляя круглыми ягодицами.

– Боже мой, какая же она противная! – презрительно фыркнула кошка.

– Просто у нее грудь восьмого размера, а тебе завидно.

– Чего завидовать-то, у меня тоже есть грудь!

– Да!? Где?

*            *      *

Огромные холлы, облицованные камнем. Полутемные коридоры, выложенные великолепной мозаикой из панелей красного, рыжего, белого и черного дерева. Длинные, почти бесконечные стеллажи, от пола и до потолка выставленные пыльными книгами. И этот потрясающий запах – старых книг и рассохшегося дерева полок, или напротив – свежей типографской краски и клея. Одинаково привлекательные атрибуты жизни для заядлого книгомана. В этих лабиринтах можно было ходить бесконечно, и Кира ходила. Она блуждала, методично притрагиваясь к корешкам с идиотической улыбкой на лице.

Почти до темноты кошка предавалась чтению. Она переходила от стеллажа к стеллажу в отделе социальных наук, брала книги и пролистывала их, читала урывками строчки, абзацы, а иногда, увлекшись, целые статьи, садясь по-турецки прямо на черно-белую каменную плитку пола. Пес ей не докучал. Более того, вынырнув из чтения, словно из воды уже на закате дня, она с удивлением обнаружила телохранителя сидящим у противоположной стенки также с книгой в руках. Фауст почувствовал ее взгляд, и тоже поднял голову. Видимо, она совсем утомила зрение, потому что в первую секунду ей показалось, что его глаза сверкнули синевой. Они оба долго обдумывали колкости или гадости, которые могли бы сказать друг другу. Но усталость взяла свое и пес, наконец, просто спросил:

– Пойдем?

Кошка кивнула, зевнула, потянулась до хруста в спине, поставила книгу по соционике на место, и они направились к главному выходу. Но на полпути встретили Веронику, которая искренне обрадовалась им, взяла обоих под руки и, игнорируя вялое вежливое сопротивление, повела в художественный отдел.

– Вы ведь здесь еще не были, да? А это, между прочим, самый большой и, пожалуй, самый уютный отдел моего дворца!

– Вероника, спасибо Вам, за гостеприимство и приглашение, но я столько сегодня нового впихнула в свою голову, что никакого ужина не… УХТЫЫЫ!!!

Высокие резные двери распахнулись, открывая длинную галерею из полукруглых арок, уходящую вдаль лучами от обширного светлого зала башни, посвященной художественной литературе. Книги здесь заполняли каждый клочок свободного пространства. В каждом свободном уголке, в каждой нише приткнулась полка, стопка, рядок из плотных разноцветных корешков. С помощью искусственных стенок и стеллажей были устроены целые мини-залы, закутки и читальные углы. Эти небольшие комнатки не были так помпезны, как залы других отделов, но Вероника была совершенно права в том, что здесь было уютно. Тут практически нигде не было длинных массивных столов с маленькими лампадками, зато было множество ковров, мягких кресел с вязаными подушками, диванчиков и ярких пледов, раскиданных тут и там, словно фантики от конфет.

В том же настроении была выполнена и главная башня. Здесь на полу были расстелены косматые шкуры, расставлены кресла и журнальные столики. Привлекали внимание великолепной работы огромные настенные часы. Они представляли собой скорее объемную композицию из резного красного дерева, изображавшую разные сказочные сюжеты, нежели мерило времени. А самое главное – здесь горел камин. В глубине каменного жерла полыхал огонь, предусмотрительно прикрытый снаружи жаропрочной стеклянной заслонкой. Перед камином в центре зала был установлен длинный стол, накрытый вышитой скатертью цвета слоновой кости. У стола крутилась Луна и три тихие негритянки, сервируя блюда под серебряными колпаками, доставляя тарелки и приборы, потому как собрание, планировавшееся как девичник, превратилось в большой званый ужин. Кира отметила, что у каждого прибора даже была выставлена маленькая табличка из сложенной домиком бумажки с именем гостя. Она подумала, что это не только для легкой рассадки, но и чтобы они с псом не чувствовали неловкости, если забудут чье-то имя. Она почувствовала, что и это жест заботы о них со стороны Вероники.

Линда помогала слугам расставлять приборы со своей неизменной расслабленной улыбкой на лице. Кажется, это был такой человек, который стремился помогать всем, всегда и в любом деле. По случаю импровизированного праздника она украсила бесцветные длинные волосы венком из искусственных маргариток. В креслах напротив камина попыхивали трубками и вяло перебранивались профессор Бюве и Самсон-Блюмцвейг. Еще по гостиной медленно дефилировали другие, еще не знакомые обитатели замка.

–…А я говорю – что это неправильно! Если есть возможность приукрасить, раскрыть, оцветнить, так сказать, повествование, то писатель обязан это сделать!

– То, как вы говорите, дорогой братец, создает неисчислимое количество совершенно пустых россказней вместо настоящей литературы! Бездарных, к тому же чаще всего! Безынформативных, то бишь не содержащих в себе никакой истинной информации! Лишь кружево витиеватое – а ткани текста как такового и нет.

– Может оно и так, дорогая сестрица, но смотрю я на ваше платье, однако, и вижу, что весь ворот у вас тем самым кружевом и расшит. Что-то вы дерюгу серую не демонстрируете на своих телесах?

– Аххх! – картинно возмутилась маленькая женщина, больше похожая на девочку по своей фигуре. Белокурая, востроносая пигалица с лицом как у мыши и действительно одетая в весьма роскошные, чуть ли не королевские одежды. Спорила она с молодым человеком, до смеху на нее саму похожим.

– Ба-бахх! А все к тому и сводится, что именно кружево и придает удовольствие нашей жизни. А не только сухая, скуШная простота.

– Ой, да хватит вам! – возмутилась низким поставленным голосом плотная коренастая женщина с жемчужно-белым каре и ярким макияжем, читавшая что-то, сидя на диване. – Оба вы хороши, как всегда. Шумите, как грачки на гнездовье!

Рядом с ней сидела еще одна женщина, казалось полная ей противоположность – вся какая-то бежевая, тонкая, длинная. В одобрение позиции соседки, она громко хмыкнула, не отрываясь от своей книжицы.

– Вы, братец, вздор несете. Как всегда, впрочем, – процедила маленькая женщина, яростно обмахиваясь веером, из которого от столь немилосердного обращения во все стороны летели куски страусового пуха.

– А! А вот и гости! Вот их и спросим нас рассудить!

Кира и Фауст оторопело переглянулись. Но Вероника с присущим ей тактом разрешила ситуацию.

– Друзья мои, знаю, что примирить вас не удастся, но проявите уважение и, по крайней мере, отложите спор на после ужина! А то право стыд.

Брат с сестрой переглянулись и действительно притихли. Словно разыгравшиеся дети, взяли себя в руки и совершенно синхронно, шаг в шаг подошли к КСникам знакомиться. Даже вежливые улыбки на лицах появились одновременно, с точностью до миллисекунды. Только когда они подошли достаточно близко, стало заметно, насколько они действительно одинаковые, а еще, что они отнюдь не молоды.

– Это наши хранители отдела художественной литературы. Как я уже говорила, отдел этот самый обширный, так что здесь у нас хозяйничают целых четыре сотрудника. Близнецы Хельга и Ганс Фукс…

– Как поживаете, – совершенно синхронно произнесли востроносые человечки. Притом Ганс совершил отточенный полупоклон перед Кирой, а Хельга автоматический книксен перед Фаустом.

– … И сестры Вальта и Измаэль Рахмановы, – женщины на диванчике кивнули в знак приветствия, но особого энтузиазма не проявили. Что до бесцветной Измаэль, то она даже не оторвалась от томика Ахматовой, который пролистывала.

– Ну что-ж! Коль уж все в сборе, давайте начнем пир! – торжественно объявила Вероника.

– Пир! Ну разве не здорово?! – захлопала в ладоши эмоциональная Хельга, и взяла Фауста под руку. Ганс также мягко под локоток сопровождал Киру до ее места.

В целом ужин прошел прекрасно. Кушанья и вина подавали изысканные, люди за столом собрались интересные. Киру и Фауста посадили друг напротив друга и единственное, что омрачало жизнь псу, но в то же время веселило кошку, так это то, что слева от него сидела балаболка Хельга, трещавшая, не прекращая, а справа, и это было ужаснее всего, плюхнулась Лена, бесцеремонно заняв место флегматичной Измаэли. Обе женщины постоянно влезали в личное пространство Фауста. Если непосредственная Хельга просто все время пыталась ему что-то рассказать, подложить на тарелку, попросить положить ей чего-то на тарелку, и так далее, то Лена к нему откровенно льнула. Кира с удовольствием слушала разные истории, которые рассказывали собравшиеся, и про себя ухахатывалась над несчастным своим телохранителем, вынужденным молчать, терпеть и вежливо улыбаться.

На страницу:
3 из 5