Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!

– Давайте я попробую с этим справиться, есть у меня один знакомый в тамошней канцелярии, про каждого ученика семинарии подноготную знает, – вызвался Николай. – А ты, ваше высочество, лучше уладь это дело в верхах. Ведь, как я понимаю, для того, чтобы наше детище признали, нужно согласие светской власти в твоем лице и согласие иерархов Церкви, в крайнем случае, одного из них, желательно не ниже епископа, раз уж с местоблюстителем не получается.

– Дельная мысль, – согласился я. – Значит, так: я беру на себя улаживание этих вопросов, вы же, как и договорились, всю рутину взваливаете на себя.

– Ну, не только на себя, – улыбнулся Артур. – Я думаю, мы сможем найти десяток-другой надежных людей, которые будут держать язык за зубами. Так что, ваше высочество, ищи места, куда будешь пристраивать своих ретивых сторонников.

– Да какие сторонники-то? – возмутился я. – Я что, против отца иду, по-вашему? Мы, кстати говоря, все вместе одно дело делать будем!

– А мы не отрицаем. Вот только есть одно но: когда человек перестает зависеть от государства (а именно это и происходит, когда у него появляется достаточное количество денег), на него начинает коситься эта самая власть, точнее, власть имущие, и чем большим богатством он будет обладать, тем подозрительней будут эти взгляды. Я думаю, вы и так знаете, чьи будут эти самые взгляды?

– Если только богатеет не сама власть. Тогда ничего плохого не происходит, если правильно все сделать, – улыбнулся я Артуру.

– Твоя правда, – согласился барон.

– Так, все, эту тему оставим и больше к ней пока не возвращаемся, – прервал я разошедшегося барона.

Все же иностранец хоть и говорит на отличном русском, не может понять всех особенностей России. Что уж говорить, если даже язык порой держать за зубами не может, считая, что наш вседержавный монарх может сравниться с их корольком, права которого в будущем будут заключаться только в том, чтобы народу на глаза показываться да на заседаниях Сената задницу отсиживать.

«Даже у стен есть уши!» – сказали когда-то в Версале, а что уж говорить про Москву, да еще к тому же когда такие слова произносятся в кругу пока еще опального царевича.

– Думаю, нам пора прерваться на отдых, – перевел я тему в другое русло. – Да и распоряжения уже каждый из нас имеет, включая и меня, так что можно пока не возвращаться к работе.

– Что ж, твоя правда, ваше высочество, – хмыкнул Артур, уловивший мое настроение.

Все же чутье у этого тридцатилетнего датчанина просто превосходное.

* * *

Конец мая 1707 года от Р. Х.

Рязань

Алексей Романов – Иван Пестерев

Будни правителя

Два часа назад передо мной появились бумаги по выпускнику семинарии будущему дьяку Варфоломею, которому со дня на день должно исполниться двадцать три года. Но только сейчас, вечером, когда поток жалоб и разнообразных донесений о делах вверенных мне земель иссяк, я смог блаженно откинуться в кресле и взять в руки желтый пергамент.

Аккуратные буквы старорусского алфавита медленно складывались в слова, доводя до моего разума смысл «дела» оного семинариста. В бумагах говорилось о том, что «сей вьюноша проявлял незаурядные способности в богословии и речах» (то есть был первоклассным оратором, если перевести на наш язык), но имел один грешок. С одной стороны, не то чтобы большой грешок, но вот с другой… С таким недостатком ему не достичь высот в иерархии Церкви, какими бы задатками он ни обладал.

Этим недостатком являлось недовольство нынешней, как бы это сказать, пропагандой священнослужителей. И мне, если честно, не совсем понятны мотивы главы Церкви, который терпит этих недовольных, да еще к тому же и талантливых священников в будущем. Даже мне известно, к чему приводят неурядицы в такой структуре, как Церковь, – к реформам! А ведь реформы Церкви – это кровь людей, а большие реформы – это гибель целых поколений!

«Что ж, думаю, мы не станем искать славы современных раскольников. Нам просто нужен человек с незашоренным взглядом на свои недостатки, разбирающийся в таком темном деле, как человеческая душа, – откладывая последний лист отчета, подумал я. – Пожалуй, с этим Варфоломеем я должен побеседовать как можно скорее, а уж потом двигаться дальше. Хотя все нынешние приготовления необходимо уже заканчивать…»

Разобравшись с неотложными делами, я отправился в Москву – решать и без того отложенные на непозволительный срок проблемы. Компанию мне составил Михаил, рассказывая по дороге о своих путешествиях по Руси. Что и говорить, много их у него было, отец все же не абы кто! Вот только был один большой минус – дороги. Дороги на Руси-матушке… хм… Их тут вообще нет!

Насобирав шишек в свою первую поездку в Рязань, я отказался от большого кортежа и карет, сделав ставку на скорость коней. Но вот только я не учел одного форс-мажорного обстоятельства. Ночью перед поездкой прошел неслабый ливень, и теперь дороги представляли собой трясину грязи, смешанную кое-где со щебнем. И это в середине мая! Да, дела… Я-то думал, что историки приукрашивают одну из двух главных бед Руси, ан нет: ужас Наполеона, и правда, таковым и оказался.

Так что, выехав в середине недели, я смог добраться до своей московской обители только к субботе, вымотанный и обозленный на себя и весь белый свет. Хорошо хоть Миша скрашивал ощущения от часов постоянной тряски в седле, иначе я бы точно кого-нибудь загрыз.

Как бы то ни было, преодолевая препятствия и собственную лень, я на следующее утро все же добрался до кабинета епископа, названного, наверное по недоразумению, одним из прислужников кельи. Пройдя в светлую комнату, я заметил сидящего за столом маленького мужчину с полностью седыми волосами, увлеченно строчащего пером на бумаге какие-то заметки. Услышав, что кто-то вошел, старик поднял свои серые глаза и, улыбнувшись, указал рукой на стоящий возле стола стул, обитый кожей.

– Присаживайтесь, ваше высочество, – сказал Иерофан. – Не буду скрывать, мне очень интересно узнать: что привело вас в мою скромную обитель?

– Спасибо. – Вежливость никогда не бывает лишней, вот только надо знать грань между ней и лизоблюдством. – Ну что вы, епископ, неужели я не могу просто прийти к вам для беседы?

– Мне много что говорили о вас, ваше высочество, и дьяки, и служки, хорошо ли, плохо ли – не столь это и важно, – внезапно сказал старик, глядя на свои руки.

– И каково же ваше заключение обо мне, ваше высокопреосвященство? – внимательно посмотрел я на епископа.

– Не знаю. Правда не знаю, но надеюсь узнать сегодня же, после нашего с вами разговора, – улыбнулся старик.

– Ну, коли так, то можно и начать, – согласился я с ним. – И скажу честно: я не ожидал, что наша встреча состоится так скоро. Думал, еще пара деньков у меня есть…

– Почему же? – искренне удивился епископ Иерофан.

– Мне кажется, у иерархов Церкви много дел и без меня, – ответил я как можно почтительней.

И, судя по искорке, мелькнувшей в серых глазах епископа, ответ я дал более чем правильный. Вот только надо еще и разговор поддержать в том же духе. Задачка.

– Ты прав, царевич Алексей, дел у нас много. Но для верных детей Божьих можно сделать и исключение, тем более что таких визитов давненько у меня не было, – с неким сожалением сказал Иерофан. – Остальные дела подождут…

– Я не хотел бы вас отвлекать от более насущных вопросов, но мое дело, если, конечно, мою просьбу можно так назвать, имеет большое значение для меня.

Приняв решение форсировать беседу, минуя получасовую беседу о пустяках, я был вынужден сразу же раскрыть пару карт. Пусть пара пунктов сразу перепадет епископу, главное, чтобы его условия не были кабальными. А в том, что мы сможем договориться, у меня уже сомнений не было.

– Интересно, а в чем заключается ваша просьба, ваше высочество? – приподняв брови, спросил Иерофан.

– Мне нужен молодой священник, для того чтобы преподавать богословие в открывающейся под Рязанью школе, – ответил я.

– Всего-то? – удивился епископ. – А мне уж показалось… Так в чем же дело? Вы могли просто написать главе семинарии, и он сразу, как только смог, выслал бы к вам учителя.

– Дело в том, что мне не нужен любой учитель, мне нужен только один-единственный, – нахмурившись, ответил я Иерофану.

– Ах вот как, – прошелестел едва слышно голос старика. – И кто же сей служитель Божий, на кого пал твой выбор, сын мой?

– Выпускник семинарии этого года Варфоломей.

– Неисповедимы пути Господа, но его уже назначили дьяком в одну из деревень на Урале…

– Но он мне нужен, ваше высокопреосвященство, очень нужен, – продолжал я настаивать.

– Даже не знаю, как помочь вам, ваше высочество, трудно дело сие, очень трудно…

– Давайте сделаем так, ваше высокопреосвященство: вы помогаете мне в этом пустячном деле, а уж моя благодарность будет по меньшей мере щедрой… – прервал я Иерофана, многозначительно посмотрев на него.

– Что ж, раз вы, ваше высочество, говорите столь открыто, то и мне позвольте быть с вами до конца честным. Деньги, они, конечно, всегда нужны Церкви, но есть кое-что много важнее этих желтых кругляшей, к примеру, хорошие дружеские отношения… – так же многозначительно посмотрел на меня епископ.

«Старый хрыч! Нет бы деньгами удовольствоваться! – мысленно ругнулся я на него. – Теперь придется во что-то впутываться, не просто же так он от золота-то отказывается! Эх, все равно придется соглашаться».

– Хорошо, ваше высокопреосвященство, думаю, мы поняли друг друга правильно и впредь станем хорошими друзьями, – вставая, поцеловал я протянутый мне епископом крест.

– Ступай с Богом, сын мой, и больше не думай о своем деле, оно решится, – ответил Иерофан, улыбаясь и осеняя меня крестом.

После посещения епископа у меня оставалась свободна еще половина дня, которую не хотелось тратить на пустые и ненужные дела, а хотелось сделать что-то полезное и нужное. Вот только что? Да, вопрос, и на него нет ответа.

Приехав во дворец, я немного расслабился, позволив себе сбросить малую часть того напряжения, которое скопилось во мне за последнее время. Однако долго сибаритствовать мне не дал Михаил, вернувшийся из отчего дома с радостной вестью: у него родилась сестренка.

– Отдыхать надо уметь, так кажется? – усмехнулся я пару часов спустя, наблюдая за тем, как Миша вместе со своим тезкой Михаилом Нарушкиным, капитаном моих гвардейцев, пытаются вытащить пробку из принесенного слугами бочонка заграничного вина. Правда, надо отдать должное, в этот раз им удалось не опрокинуть оный сосуд.

– Ик! – подтвердил мои слова новоявленный братик.

– Есть! – с тяжелым хеканьем выдохнул капитан, поднимая в руке пробку бочонка.

– Да, видимо, об этом вечере никаких воспоминаний у вас, господа, точно не останется.

Мои едва слышные слова потонули в здравицах двух собутыльников.

«А я чем хуже? Ведь надо отпраздновать первую свою победу! Пусть она маленькая, но есть же!» – шелестел внутренний голосок, будто весенняя листва, разгоняющая тоску зимы.

Рано утром, по привычке вскочив с восходом солнца, я попытался совершить свой обычный моцион, но, резко встав с постели, даже не разобранной как положено, схватился за голову, чувствуя, как она раскалывается на две жутко больные половинки.

– О, чтоб его, – прошептали сухие губы, по небу скреб язык, словно наждаком. – Похмелье, мать его…

К горлу подступил противный комок, готовый в любую секунду вырваться наружу, но, пока сдерживаемый мной, застрял на одном месте, самопроизвольно вызывая рвотные позывы. Так долго продолжаться не могло, поэтому утренняя треножная чаша с чистой теплой водицей попалась как нельзя вовремя, иначе слугам прибавилось бы работы.

Через пять минут, чувствуя, как в тело возвращаются покинувшие его ранее силы, я заставил себя сделать легкую разминку, больше всего напоминающую гимнастику ревматиков.

– Да, грань была пройдена, и не раз, – хмыкнул я себе под нос, отрывочно вспоминая вчерашние посиделки. – Интересно было бы на орлов посмотреть…

Капитан Нарушкин постепенно все больше и больше сближался с моим окружением, высказывал свои мысли по некоторым вопросам, в коих он в силу своей профессии разбирался наилучшим образом. Он становился одним из тех, кого стала затягивать наша переросшая в нечто большее «игра».

В свои двадцать семь лет капитан, побывавший в составе Семеновского полка под Нарвой, был ярым сторонником государя, однако, как я успел заметить, его язык был чересчур длинным, за что в конечном итоге его и перевели на привилегированную должность капитана гвардейцев наследника престола. Вот только эти самые гвардейцы, в количестве двух десятков, до назначения Нарушкина представляли собой жалкую пародию на настоящую гвардию, элитой тут и не пахло. Однако за три года молодому капитану удалось значительно поднять уровень своих подчиненных, и теперь они уже не напоминали вечно пьяных солдафонов худшего пошиба.

Мои размышления о капитане гвардейцев оборвались на самом интересном месте. В спальню вошел Никифор, неся в руках небольшой ковшик.

– Не желаете квасу, ваше высочество? – чопорно спросил камердинер.

– Желаю! – обрадовался я, вставая с пола, где до этого пытался делать упражнения на пресс. – Хорошо! Боже, как же хорошо!

– Подать завтрак, ваше высочество? – вновь спросил Никифор.

От одного только слова «завтрак» меня замутило, к горлу подступил новый комок. Пересилив себя, я отверг предложение камердинера, приказав подать еще пару ковшиков кваса.

Спустя десять минут, одевшись, я сидел в своем кабинете, блаженно откинувшись на спинку стула. Солнце уже давно взошло, во дворе суетилась челядь, бегали дети слуг, сражаясь друг с другом на палках, кто-то убирал мусор, кормил животин, снующих по территории.

– Ваше высочество, пришел священник, говорит, вы ему назначали встречу, – сказал Никифор, бесшумно входя в кабинет.

– Священник? Хм… Ах да, зови его, – вспомнил я.

Положив перед собой несколько листов «личного дела» Варфоломея, я, расслабившись, пробежал по ним глазами, наверное, в десятый раз, делая зарубки в памяти на особо интересных с моей точки зрения местах. И так увлекся, что чуть было не прозевал входящего щуплого мужчину, больше похожего на юношу лет пятнадцати, с карими проницательными глазами, оценивающе смотрящими на окружающих.

– Оставь нас, – бросил я камердинеру, замершему за спиной Варфоломея.

Сделав пару шагов, молодой священник в ожидании замер перед столом.

– Садитесь, святой отец, – указал я рукой на стул возле стола.

– Благодарю, ваше высочество, – ответил священник, садясь.

– Перед нашей беседой я хочу кое-что спросить у вас, Варфоломей. Надеюсь, вы ответите честно, иначе нам с вами просто не по пути, – открыто заявил я ему.

– Я вас слушаю, – попытался смиренно сказать святой отец, вот только смирения я не заметил, это точно.

– Вас порекомендовал один знакомый мне человек, рассказав о вас как о молодом и умном человеке, не особо слепо следующем заветам Церкви. Это так?

– Прошу извинить меня, но можно узнать: кто обо мне так лестно отзывается? – настороженно спросил святой отец.

– Нет, нельзя, это не имеет никакого отношения к вопросу. Ответьте на вопрос, пожалуйста, иначе, как я уже говорил, наша встреча не имеет смысла.

– Что ж, отвечу. Я не тот человек, который собирается менять мир к лучшему, в вашем понимании, ваше высочество, – ответил мне Варфоломей, и, судя по всему, он говорил честно.

– Интересно вы говорите, святой отец. Получается, что мое понимание лучшей жизни сильно отличается от вашего? – удивился я такому ответу.

– Именно так, ваше высочество, – спокойно ответил священник, глядя мне в глаза.

– Почему вы так решили?

– А какие могут быть ценности у правителя? Только власть и деньги…

– Как-то вы не по-церковному рассуждаете, отец Варфоломей, – прервал я священника.

– Каков уж есть, ваше высочество, не обессудьте, тем более что сами хотели правды, – усмехнулся священник.

– А что, если я скажу, что хочу не столько власти, сколько того, чтобы любой русский мужик, будь то крестьянин или купец, мог появиться в любой точке мира с высоко поднятой головой, зная, что он принадлежит к великому народу?

Построенная схема разговора с Варфоломеем полетела в тартарары, оставляя голый скелет, на который срочно нужно нарастить мясо.

– Интересно вы меня заманиваете, ваше высочество, – с улыбкой сказал Варфоломей.

– А почему бы и нет? Вот только я не заманиваю, а говорю правду, святой отец.

– Это как, позвольте узнать?

– В том деле, которое я хочу организовать, требуется не просто желание, но еще и много труда, и, честно говоря, в осуществлении его я полагаюсь на людей не столь понимающих, сколь жаждущих.

– А при чем тут я? – удивился молодой священнослужитель.

– А нам как раз и требуется молодой священник для обучения юных воинов.

– С этим вопросом мне вроде бы понятно. Но вот для чего вам понадобился именно я, ваше высочество? Ведь за такое предложение, я уверен, ухватился бы любой из нашей братии. Тем более раз вы получили согласие епископа Иерофана на то, чтобы самостоятельно выбрать учителя, то наверняка перед вами открылся богатый выбор, позволяющий найти нужного человека?

– Вы правы, святой отец, но вот, кажется, прослушали, что для меня главным критерием является желание добиться чего-то нового, при этом не руша старое. А для этого, как вы понимаете, требуется много усердия и кропотливого труда. Ведь наше дело может растянуться на десятилетия! И с обычными попами нам просто не по пути (извините меня за откровенность), нам нужен именно страждущий!

– И много человек мне предстоит обучать?

– Вначале около пяти сотен, плюс к этому каждый год примерно столько же будет добавляться. Может, в дальнейшем добавляться будет много больше, но далеко мы пока не загадываем.

– Ничего себе! Да как же я смогу всех их обучать? Хотя если… – Варфоломей замолчал на полуслове, прикинув в уме всю свою паству. – Что ж, занятно, но мне потребуются помощники, ведь одному удержать такую ораву сорванцов мне не под силу. Ведь, насколько я понял, мне предстоит обучать вьюношей?

– Совершенно верно. Но подбирать себе помощников вы сможете, только согласуясь со мной или моими помощниками, одного из которых я назначу вам в помощь. Но и то только после того, как ознакомитесь с уставом корпуса, его правилами и конечными целями, дабы проникнуться тем духом, который мы хотим вложить в него.

– Разумно, даже очень, – чуть слышно сказал священник. Он помолчал и наконец ответил: – Хорошо, я согласен, ваше высочество. Вот только помощников я выберу сам, и чтобы нам не мешали иерархи Церкви… – задумчиво проговорил Варфоломей.

– Хорошо, я постараюсь вам в этом помочь. Вот только есть один нюанс: проверки будут не только духовные, но и мирские, так что дух патриотизма и безграничной преданности царю и Отечеству должен быть самым главным в их духовных ценностях!

– Это мне как раз понятно без всяких напоминаний, – ответил отец Варфоломей, улыбаясь. – Разрешите откланяться, ваше высочество?

– Конечно, идите, святой отец, всю необходимую литературу вам привезут в вашу комнату во дворце, что в Рязани…

– Постойте, но я ведь живу при семинарии!

– Раз вы согласились на мое предложение, то должны быть постоянно при мне, по крайней мере, в первое время, – глядя в глаза ошеломленному моим напором будущему священнику, сказал я. – Насчет окончания семинарии и получения сана не беспокойтесь, все уже оговорено с епископом Иерофаном. Надеюсь, вопросов нет?

– Нет, – тихо сказал священник Варфоломей, опуская голову.

– Тогда идите. Завтра я вас жду к десяти часам утра, мы должны выехать в Рязань как можно скорее. Дела, знаете ли, – улыбнулся я Варфоломею.

Отец Варфоломей ушел в растерянности; по нему было видно, что его душа мечется, до конца не осознавая, что жизнь его изменилась, и изменилась неотвратимо…

* * *

Середина июня 1707 года от Р. Х.

Рязань – Петровка

Алексей Романов – Иван Пестерев

Прошел почти месяц с тех пор, как все приготовления были завершены, а планы еще и не начали реализовываться. Рутина управления вверенными землями затягивала с каждым днем все больше и больше, не давая заняться тем, чем хочу.

Хотя и считалось, что в Рязани управленческий аппарат налажен и зарекомендовал себя очень даже неплохо, оказалось, что чиновники не только не гнушаются брать взятки, что, в принципе, было и будет в любое время, но и устраивают подобие аукционов, отдавая предпочтение тому, кто готов заплатить больше. И это сплошь и рядом.

Даже введенные драконовские меры не могли справиться с этой бедой. Десяток чиновников верхнего эшелона пришлось посадить в тюрьму, конфисковав их имущество в пользу казны. Вот только делать так я больше не мог в силу того, что если разбегутся чиновники, то не будет никакого управления землями. Правда, вырученных от конфискации денег хватило на то, чтобы в самой Рязани всем чиновникам была сделана тарификация их зарплат. Ведь как таковых денег они не получали, живя только с «кормления», то есть тех же самых взяток.

Честно сказать, сия моя идея в самом начале не была популярной у друзей: они считали, что это увеличит отток денег, не принеся нужного результата. Вот только они не понимали одной простой истины. Если бюрократический аппарат столь продажен, то нижние, да и средние чины денег как таковых не получают. Полученные рубли поступают дальше вверх, в большинстве своем минуя карманы мелких сошек.

Собственно, это я и доказал своим соратникам, которые в течение первых недель со скептицизмом наблюдали за поведением некоторых чиновников. Но потом их недоверие сменилось восхищением, ведь большая часть мелких чинуш перестала брать взятки как таковые. Конечно, не только потому, что у них появилась зарплата, я же не дурак, в конце концов. Наряду с «пряником» были приняты указы «кнута», четко описывающие, что можно делать, а что нет.

К примеру, с июня месяца запрещалось изымать налоги с жителей, чей доход едва позволял жить впроголодь. Надзор же за сборщиками налогов и пошлин был установлен столь строгий, что они и вздохнуть свободно не могли. Но на такую ответственную должность надо было ставить человека не только преданного, но и хорошо разбирающегося в хитросплетениях приказов и указов. Выбор пал на Михаила Лесного, с большим энтузиазмом принявшегося за исполнение своих обязанностей.

Но при всех плюсах был и одни громадный минус – мне по-прежнему не хватало людей. И приходилось выкручиваться, выискивая самые разные подходящие кандидатуры на должности. Срочно требовалось подготавливать свой собственный резерв, витязей, но до того, как начать обучать юношей, требовалось хотя бы банально обустроить их быт. Построить казармы, залы для занятий, плац, столовую, бани, выделить место для мастерских, которые должны были со временем заполниться именно витязями. Все эти постройки, уже начатые по проекту одного архитектора, пожирали просто огромные деньги, вкупе с закупкой предметов первой необходимости для будущих кадетов-витязей.

В середине мая нам таки удалось заполучить недостающую территорию нужной деревеньки. Не знаю уж, как там отец Николая это сделал, но боярин Первак, скрипя зубами, продал эти земли мне в личную собственность.

Строительство казарм шло полным ходом. Михаил, взвалив на себя управление «налоговиками», передал строительство, точнее надзор над ним, Александру. Как и предполагалось, самих мастеров-плотников набрали уже в городе и его предместьях, благо в деревне чуть ли не каждый второй мужчина в совершенстве владеет плотницким топором. Каждое здание строилось не только на совесть, но и к тому же стахановскими темпами, радуя глаз. Проверки же стройки носили исключительно «мирный» характер, то есть касались только общего положения дел, таких как размещение казарм и дополнительных зданий.

Исключение было только в самом начале строительства. Первую идею – использовать уже готовые постройки – я отверг сразу же, даже не стал объяснять почему, дабы не тратить время на разъяснения. После долгих споров у нас остались два варианта постройки зданий базы: первый – на месте, а второй – сделать срубы и потом уже перевезти на место, а там остается только их собрать.

Я сам выступал за первый вариант, но большинство все же выступило за второй, в итоге и принятый за основной, правда, с небольшими изменениями. По моему требованию основание каждого дома делалось из камня, увеличивая тем самым первоначальную стоимость постройки, но в то же время делая возможной будущую переделку зданий без их общего разгрома.

Только после того, как все было обговорено, планы проектирования были переданы Михаилу, который и нашел уже немолодого архитектора Александра Тимофеева, во всех проектах которого в первую очередь делался акцент на надежности и прочности, а уж потом – на изяществе и красоте.