Россия в Центральной Азии. Бухарский эмират и Хивинское ханство при власти императоров и большевиков. 1865–1924

Хива, в отличие от своего более крупного соседа, обладала географической целостностью и компактностью. Хивинское ханство состояло из одного оазиса и той части окружающих его пустынь, которую могли контролировать его правители. Экономическим и политическим центром страны была южная часть оазиса, наиболее густонаселенная и интенсивно культивируемая. На дальнем севере находилась дельта Амударьи, покрытая почти непроходимыми зарослями кустарника и тростника и изрезанная бесчисленными устьями великой реки. Население Хивы в конце XIX века, вероятно, приближалось к 700 000–800 000 человек, из которых 72 % были оседлыми, 22 % – полукочевниками и 6 % – кочевниками, что примерно соответствует тем же пропорциям в Бухаре. Около 60 % населения жили в южной части оазиса. Только 5 % – в городах, почти вполовину меньше, чем в Бухаре, а сами города были гораздо меньше, чем в Бухаре. Значительное количество постоянных жителей имелось только в столице (19 000 человек) и торговом центре Ургенч (всего 6000).

Несмотря на свою географическую цельность, этнически Хива была гомогенной не больше, чем Бухара. Большинство, близкое к 65 %, составляли в Хиве узбеки, а полукочевники-туркмены были крупным меньшинством в 27 %, что грубо соответствует размеру таджикского меньшинства в Бухаре. Узбеки доминировали в важной нижней части оазиса, тогда как полукочевники-туркмены занимали южные и западные окраины. На севере концентрировались две другие тюркские группы: в дельте реки жили полукочевники-каракалпаки, составлявшие 4 % населения, значительно меньшая группа кочевников-казахов обитала на северо-западной окраине оазиса. По своему вероисповеданию Хива была почти полностью суннитской, шиитские и немусульманские меньшинства практически отсутствовали.

Хивинский хан обладал такой же единоличной властью, как эмир Бухары. Однако административная структура, в основе своей схожая с бухарской, имела важные отличия, отражавшие географические отличия между двумя государствами. Благодаря тому, что Хива была маленьким компактным государством, ее центральное правительство могло обеспечивать себе реальную монополию власти, делегируя провинциальной администрации минимум полномочий. Однако формальная организация и разграничение функций были проработаны слабо. Хивинский диванбеги был примерно эквивалентен бухарскому кушбеги, но обычно он исполнял еще обязанности командующего армией и сборщика закята. Южной и северной половиной страны управляли соответственно мехтер и кушбеги, чья власть ограничивалась сбором налогов. В целом власть любого сановника зависела больше от его личных взаимоотношений с ханом, чем от конкретного поста, который он занимал. В Хиве также существовали кази-каланы и религиозная иерархия, но они обладали меньшим влиянием, чем их коллеги в Бухаре.

Хива делилась на столичный район и двадцать бекств. Бекства управлялись хакимами, власть которых была более ограниченной, чем власть бухарских беков. В отличие от Бухары национальные меньшинства в Хиве имели систему автономных местных правительств. В каждом бекстве туркмены, каракалпаки и казахи управлялись своими собственными племенными старейшинами, которые подчинялись непосредственно хану, а не местному узбекскому хакиму.

Накануне российского завоевания и Бухара, и Хива были классическими примерами традиционных доиндустриаль-ных обществ: экономическая, социальная и политическая системы, технологии и интеллектуальные установки их правителей не демонстрировали существенных изменений с X века. Даже печатное дело не было им знакомо до российского завоевания. Контакты Центральной Азии с внешним миром, не считая России, ограничивались редкими дипломатическими обменами с Константинополем и еще реже с Персией и Китаем. История контактов Центральной Азии с Россией была давней, но они всегда носили ограниченный характер и не сопровождались существенным культурным взаимообменом.

Россия и Центральная Азия к 1853 г

Центральная Азия и территория, составляющая Европейскую Россию, поддерживали контакты с древнейших времен. Регулярный обмен товарами, которые доставляли караваны, ходившие через разделявшую их степь, датируется, по меньшей мере, VIII веком н. э. Наибольшего расцвета он достигал в периоды, когда в степи правил Хазарский каганат и Золотая Орда (с VIII по X и XIII–XIVвека соответственно). В последний период связь была как экономической, так и политической, поскольку Россия представляла собой северо-западную оконечность движения Золотой Орды, а Хорезм – юго-восточную. После того как в конце XIV века Золотая Орда пришла в упадок, торговля продолжилась в меньшем масштабе. Бухарские и хорезмские купцы привозили свои товары в Казань и Астрахань для продажи и транспортировки в Московию, а иногда даже в Нижний Новгород.

Завоевание русскими Казанского и Астраханского ханств в 1552 и 1556 годах расчистило путь для контактов непосредственно через казахскую степь. После завоевания Астрахани и Бухара, и Хорезм в тот же год отправили посольства к Ивану IV (1530–1584), чтобы получить дозволение свободно торговать на Руси. В 1558 году английский купец-авантюрист Энтони Дженкинсон посетил Центральную Азию в качестве первого официального английского посла в этом регионе. На следующий год он вернулся в Россию в сопровождении посланников Бухары, Хорезма и Балха (Балх – древний город в Афганистане, культурный и торговый центр. – Пер.). После этого дипломатические отношения поддерживались нерегулярно, но достаточно часто.

Основным предметом, интересовавшим посольства из Центральной Азии в XVII веке, была коммерция. Бухарские и хивинские купцы вели активную торговлю, доставляя свои товары в Астрахань, Самару, Казань, Нижний Новгород, Ярославль и в саму Москву. В то же время русские купцы в Центральной Азии практически не торговали. Бухара и Хива относились к иностранцам, в особенности к немусульманам, очень подозрительно, а центральноазиатские купцы ревностно блюли свою прибыльную монополию на торговлю с Россией. Московские посольства этого периода преследовали две основные цели: освобождение русских рабов (в основном рыбаков и торговцев, захваченных во время казахских и туркменских набегов на земли, прилегающие к Каспийскому морю, и проданных в рабство в Хиве и Бухаре), а во второй половине этого столетия – сбор информации о торговых путях в Индию. В обоих направлениях русские усилия были одинаково безуспешны.

Царствование Петра I (1682–1725) было отмечено изменением характера отношений России и Центральной Азии. Петр надеялся извлечь выгоду из «трудных времен» в Бухаре и Хиве, поставив эти государства в зависимость от России с конечной целью открыть русской торговле путь через Центральную Азию в Индию. В течение первых десяти лет XVIII века хивинский хан дважды просил и получал номинальное дозволение перейти под власть русского царя, используя это как тактический ход в своем соперничестве с Бухарой. Подобный жест был формальным, он не имел реального значения и не остановил Петра от отправки против Хивы в 1717 году военной экспедиции с целью заставить хана признать русское владычество и разрешить пребывание русского военного гарнизона в его столице и за его собственный счет. Попытка не удалась, и вся экспедиция была перерезана хивинцами.

После Петра русская власть отказалась от политики прямого проникновения в Центральную Азию в пользу более традиционных целей: улучшение торговых отношений, освобождение русских рабов и открытие торгового пути в Индию. Несмотря на рост торговли, России не удавалось добиться прогресса по двум другим пунктам. Среди русских рабов, оказавшихся в Центральной Азии, были колонисты, захваченные казахами на недавно учрежденной границе в районе Оренбурга. В течение XVIII века внимание России было сосредоточено на усмирении казахских кочевников, которые номинально являлись ее вассалами, но продолжали совершать набеги на русскую границу и торговые караваны, ходившие между Россией и Центральной Азией.

С 1824 по 1854 год русские войска успешно оккупировали казахскую степь, впервые в истории поставив всю степь под власть оседлого общества. Наступление России сильно усугубило русско-хивинские трения, создав для этих держав конфликт за власть над казахами, обитавшими между Каспийским морем и низовьями Сырдарьи. К старым проблемам добавилась проблема практиковавшейся в Хиве жесткой правовой дискриминации русских купцов, которые только что начали проникать в Центральную Азию. В попытке решить эту проблему силой Россия в 1839–1840 годах отправила вторую экспедицию против Хивы. Попытка оказалась еще менее успешной, чем предыдущая, поскольку из-за сложного ландшафта и плохой погоды экспедиции не удалось даже добраться до Хивы. Очевидно опасаясь очередных российских нападений, хивинский хан в 1840 году передал часть русских рабов и запретил своим подданным устраивать набеги на русскую территорию и покупать русских пленных. В 1842 году хан согласился на бумаге на требования, врученные ему в 1841 и 1842 годах русскими миссиями, но свои обещания он так и не выполнил.

В 1840-х и 1850-х годах цели России в Центральной Азии носили как экономический, так и политический характер. Бухару и Хиву следовало убедить отказаться от любых враждебных действий против России, включая владение русскими рабами и предоставление убежища казахским подданным России, бежавшим от русского правосудия. Хива, в частности, должна была прекратить плести интриги среди казахских подданных России, нападать на караваны, ходившие вдоль Сырдарьи, и уничтожить укрепления, построенные на реке для поддержания этих атак. В коммерческой сфере русским купцам должны были разрешить свободно торговать в Бухаре и Хиве наравне с местными торговцами. Ханства должны были гарантировать безопасность русских купцов и их имущества, освободить их от лишних поборов (в 1841 году Россия потребовала, чтобы ввозные пошлины на русские товары не превышали 5 %, в 1858-м потребовала их снижения до 2,5 %), разрешить беспрепятственный проход караванов и провоз товаров через Центральную Азию в соседние государства (такие как Афганистан и Кашгар) и допустить пребывание в Бухаре и Хиве русских торговых представителей. В конце 1850-х годов Россия добавила к этому свободное прохождение русских судов по Амударье. Ни одно из этих требований не было выполнено, пока и Бухара, и Хива не потерпели военного поражения и не были вынуждены признать протекторат России.

Не претендовавшая на власть над степными казахами и, кроме того, служившая главным торговым партнером России в Центральной Азии, Бухара сохраняла достаточно хорошие отношения с Россией, но до тех пор, пока последняя ограничивала свои действия степью. Однако отношения России с Хивой и Кокандом были неразрывно связаны с ее стремлением обезопасить себя от кочевников с южных окраин степи, о своей юрисдикции над которыми заявляли и Хива, и Коканд. Строительство русского укрепления в устье Сырдарьи в 1847 году впервые привело Россию к прямому физическому контакту с Хивой и Кокандом, за чем быстро последовало расширение русской территории за счет центральноазиатских ханств. В 1853 году была захвачена кокандская крепость Ак-Мечеть в низовье Сырдарьи.

Теперь русские войска стояли на пороге Центральной Азии. До тех пор, пока граница России пролегала по региону, где обитали хищные кочевые казахи, остановка дальнейшего русского наступления и установление стабильной безопасной границы выглядело крайне маловероятно. Задача окончательного усмирения грабителей-кочевников, которые могли свободно пересекать границу и находить приют в части пустыни, контролируемой другими государствами, была бы слишком сложной при любых обстоятельствах. А тот факт, что эти государства – Коканд и Хива – религиозно, этнически, культурно и политически были ближе к кочевникам, чем к России, делало задачу поистине неразрешимой. В результате дальнейшее наступление России было неизбежным.

В преддверии завоевания, 1853–1864 гг

С 1853 по 1864 год Россия заложила фундамент для завоевания Центральной Азии. Большую часть этого времени важнейшей проблемой России являлась защита границы. Система укрепленных пограничных постов, созданная в первой половине XVIII века и тянувшаяся непрерывной дугой от устья реки Урал до верховий Иртыша, в середине XIX века была заменена новой, пока еще не завершенной границей на противоположном краю казахской степи. На западе вновь установленная граница по Сырдарье протянулась только от устья этой реки до Ак-Мечети, переименованной в Перовск. На востоке новая сибирская граница протянулась вниз от Иртыша до реки Или. Между Перовском и Или оставалась брешь длиной почти 600 миль. От Аральского моря до реки Урал границы не было вообще, только отдельные русские форты.

Вопрос о закрытии бреши между Перовском и Или и установлении единой непрерывной линии укреплений от Аральского моря до Иртыша впервые был поднят в 1853 году генерал-губернатором Западной Сибири генералом Г.Х. Гасфордом. Петербург, который переживал глубокий кризис, предшествовавший началу Крымской войны, санкционировал продление новой сибирской линии только через реку Или. В результате в 1854 году как конечная точка этой линии был основан город Верный. В 1858 году генерал-губернатор Оренбурга А.А. Катенин снова поднял этот вопрос. Он заявил министру иностранных дел, что status quo неприемлем и что унификация пограничных линий и оккупация Туркестана и Ташкента – необходимые условия стабильности русских границ в Центральной Азии. Позже Катенин предположил, что после завоевания Ташкента следует отправить военную экспедиция в Бухару, чтобы урегулировать отношения с этим ханством. Новый император Александр II (1855–1881) и его министр иностранных дел А.М. Горчаков, оба очень осторожные в международных делах, отвергли предложение Катенина. Несомненно, важную роль в решении отложить наступление в Центральной Азии сыграла царившая в первые годы нового царствования обеспокоенность вопросом освобождения крепостных крестьян, а также желание избежать обострения отношений с Великобританией после ужасной Крымской войны.

Во время этой войны проблема Центральной Азии приобрела новое измерение в дополнение к защите границы. Новой опасностью представлялось конкурирующее английское влияние в этом регионе. Обеспокоенность тем, что Англия вытеснит Россию из Центральной Азии, возникла в 1830-х годах, когда в Бухаре и Хиве впервые появились английские представители. Однако в 1842 году Англия отозвала их после поражения в первой англо-афганской войне, а также после того, как двое английских агентов были подвергнуты пыткам и казнены эмиром Бухары. В 1854 году страхи Петербурга снова воскресли из-за действий турецких посланцев, которые пытались склонить центральноазиатские ханства к союзу с Портой (и косвенно Великобританией, покровительствовавшей султану) против России. Турецким планам помешала древняя вражда между местными державами. Но два года спустя Россию снова взбудоражили сообщения об английских агентах в Коканде, Хиве и среди туркмен. В 1850-х годах не менее тревожным фактом стало завоевание эмиром Кабула Дост Мухамадом, который с 1855 года был британским союзником, областей в Северном Афганистане, ранее подконтрольных Бухаре. В год, последовавший за окончанием Крымской войны, русские позиции еще больше ослабели из-за давления Британии на русского протеже Персию, которая была вынуждена оставить независимое государство Герат и предоставить коммерческие привилегии британским торговцам.

Храбрый молодой офицер полковник Н.П. Игнатьев, служивший русским военным атташе в Лондоне, в ответ на эти события предложил усилить русский политический контроль на Амударье. Он подчеркивал дипломатические и экономические преимущества таких действий: только в Азии у России была надежда успешно бороться с Англией, и только в Азии русская промышленность и торговля успешно конкурировали с промышленностью и торговлей других европейских государств. В 1858 году Игнатьева отправили в Хиву и Бухару, чтобы попытаться урегулировать разногласия с этими странами и усилить русское влияние в ущерб британскому. Одновременно с этим знаменитый ориенталист Н.В. Ханыков был послан в Афганистан, чтобы убедить афганских князей, что Россия «желает не ослаблять ханства, а по возможности усилить их. Мы хотим доказать им, что наши собственные интересы требуют создания бастиона, противостоящего британскому стремлению к завоеваниям». Но ни одна из этих дипломатических миссий не смогла решить проблему соперничества России и Британии в Центральной Азии. В январе 1860 года Петербург снова получил донесения об усилении британского влияния и англо-афганского давления на Бухару.

Два сделанных в 1861 году персональных назначения подготовили почву для возобновления российского продвижения в сторону оазисов Центральной Азии. Д.А. Милютин был назначен военным министром, а Игнатьев, который к тому времени стал генералом, получил должность директора Азиатского департамента Министерства иностранных дел. Оба были ярыми сторонниками военных завоеваний в Центральной Азии. Решение возобновить наступление было принято неожиданным образом. В конце 1861 года новый генерал-губернатор Оренбурга А.П. Безак предложил незамедлительно объединить Сырдарьинскую и Новосибирскую пограничные линии и оккупировать Туркестан и Ташкент. План Безака обсуждался в марте 1862 года и еще раз в феврале 1863-го специальным комитетом, куда входили министр финансов М.Х. Рейтерн, Горчаков, Милютин, Безак, Игнатьев и бывший директор Азиатского департамента Ковалевский. В результате возражений Рейтерна, с которыми был согласен Горчаков, предложение Безака положили под сукно, несмотря на мягкую защиту Милютина. Чтобы убедить консервативного императора и правительство, требовалось нечто более сильное, чем слова. Комитет смог санкционировать только разведывательные экспедиции для изучения региона между конечными точками двух пограничных линий.

В июне 1863 года полковник М.Г. Черняев, командир одной из исследовательских миссий и начальник штаба генерала Безака, в нарушение его приказа захватил крепость Сузак и объявил, что этот населенный пункт находится под защитой России. Дерзкий поступок Черняева оказался тем самым, что требовалось Петербургу. Вместо того чтобы осудить Черняева за нарушение приказов, Милютин 7 июля 1863 года оправдал взятие Сузака перед Горчаковым, назвав его шагом в направлении соединения пограничных линий. Военный министр заявил, что единая непрерывная граница более экономична в содержании, а обладание Центральной Азией станет существенным дипломатическим преимуществом в отношениях с Англией: «На случай войны в Европе нам следует особенно ценить обладание этим регионом, который даст нам выход к северным границам Индии и облегчит доступ в эту страну. Управляя Кокандом, мы сможем постоянно угрожать владениям Англии в Ост-Индии. Это особенно важно, поскольку только в этом месте мы можем представлять опасность для этого нашего врага». Министра иностранных дел убедило то, что он назвал «успешные действия полковника Черняева, не требовавшие специальных расходов». В своем ответе Милютину 16 июля Горчаков поддержал соединение границы. В дальнейшем политика, проводимая военной партией (Милютин, Безак, Игнатьев), возобладала над консервативным подходом министров финансов и иностранных дел. 20 декабря 1863 года император приказал Милютину в следующем году продолжить действия по объединению Сырдарьинской и Новосибирской пограничных линий.

Приказ императора был исполнен за девять месяцев. Один отряд наступал из Перовска и взял Туркестан, другой, под командованием Черняева, вышел из Верного и захватил город Аулие-Ата. 22 сентября 1864 года под совместным напором обоих отрядов пал Чимкент. Давняя цель России была достигнута: единая граница, расположенная в плодородном регионе, заменила две несвязанные линии аванпостов в засушливой степи. Черняев получил звание генерал-майора и стал командующим новой Кокандской линией, находившейся в ведении генерал-губернатора Оренбурга.

Несмотря на то что удалось создать безопасную границу, традиционные причины недовольства России центральноазиатскими ханствами, как и угроза английского влияния, не были устранены. Тем не менее на время Петербург остался доволен достигнутыми успехами. И только упрямого Черняева не остановили ограничения, которые хотело бы установить осторожное правительство. Всего через пять дней после падения Чимкента Черняев без разрешения своего начальства пошел на Ташкент – самый большой город и экономический центр Кокандского ханства. Взятие Ташкента – хотя за него выступал Катенин в 1858 году, Безак в 1861-м и Игнатьев в 1858-м и 1863-м – не было необходимым для создания единой непрерывной границы и потому не было одобрено Петербургом. После того как пришли сообщения, что атака Черняева не принесла успеха и его войска отступили, Горчаков 31 октября 1864 года попросил императора издать приказ о запрете любых дальнейших изменений на русской границе и об отказе от идеи дальнейших завоеваний в Центральной Азии.

21 ноября Горчаков дал ясное объяснение мотивов, которые привели Россию к расширению ее границ до окраин оседлых территорий Центральной Азии. В циркуляре, разосланном российским дипломатическим представительствам за рубежом, он заявлял: «Положение России в Средней Азии одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными. Оно начинает, прежде всего, с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вынуждено привести соседние народцы к более или менее близкому подчинению. По достижении этого результата эти последние приобретают более спокойные привычки, но, в свою очередь, они подвергаются нападениям более отдаленных племен». Таким образом, цивилизованное государство вынуждено создавать укрепленные посты, все больше углубляясь в территорию кочевников. При этом «азиатские народы, по преимуществу, уважают только видимую и осязательную силу». «Такова была участь всех государств, поставленных в те же условия.

Соединенные Штаты в Америке, Франция в Африке, Голландия в своих колониях, Англия в Ост-Индии – все неизбежно увлекались на путь движения вперед, в котором менее честолюбия, чем крайней необходимости».

Затем русский министр иностранных дел перечислил три вещи, которых Россия хотела бы избежать: 1) «продолжения состояния беспрестанных беспорядков»; 2) необходимости периодических дорогостоящих карательных экспедиций, не дающих продолжительного результата; 3) покорения одного за другим беспокойных мелких независимых государств, что означало бы «неопределенный характер завоеваний и аннексии, подобный тому, которым Англия получила империю в Индии». Цель России состояла скорее в создании фиксированной непрерывной укрепленной границы, расположенной в достаточно плодородных землях, которые смогли бы обеспечить продовольствием колонистов, необходимых для стабильности и процветания оккупированной территории.

Горчаков противопоставлял кочевые и оседлые народы как соседей и возражал против завоевания последних: «Кочевые племена, которые невозможно ни захватить, ни наказать, ни заставить поддерживать порядок, являются для нас самыми неудобными соседями. С другой стороны, население, занятое сельским хозяйством и торговлей, привязанное к земле и обладающее более развитой общественной организацией, дало бы нам шанс получить соседей, с которыми можно вступить в определенные отношения. Следовательно, наша пограничная линия должна поглотить первых и остановиться, не затрагивая последних… Любое расширение этого правила на случай встречи уже не с кочевыми племенами, а с государствами, имеющими более упорядоченную структуру, потребовало бы существенных усилий и вело бы нас от аннексии к аннексии с непредсказуемыми последствиями». В заключение министр иностранных дел выразил надежду, что Россия окажет благотворное влияние на цивилизационную отсталость и политическую нестабильность государств, которые стали ее новыми соседями. Он также пообещал, что хотя Россия жестко наказывает злодеяния своих соседей, она проявляет умеренность и безусловное уважение к их независимости.

Было бы неверно отвергать как лицемерное обоснование, данное Горчаковым новой русской границе 1864 года, и его заявление, что Россия достигла предела своей экспансии в Центральной Азии. Политические директивы и действия императора и министра иностранных дел как до, так и после ноября 1864 года указывают, что циркуляр Горчакова был точным отражением официальных мотивов и намерений Петербурга. Лорд Август Лофтус, британский посол в России в 1872 году, определил эти намерения следующим образом: «Я считаю, что император и императорское правительство стремится избежать расширения российской территории в Центральной Азии и в то же время желает получить полный контроль над мелкими государствами, из которых она состоит… Насколько я могу понять, цель русского правительства заключается в том, чтобы, избежав проблем, добиться всеобъемлющего влияния в Туркестане, мирно договорившись с некоторыми из нынешних правителей этих государств». Таким образом, политика Петербурга состояла в установлении контроля и влияния через местных правителей, а не с помощью прямой аннексии.