Полная версия
Я, бабушка, Илико и Илларион
Учитель извлек из кармана огромные, с колесо арбы, часы на полуметровой металлической цепи, поднес их к уху, встряхнул раза два, покачал безнадежно головой, спрятал часы и продолжал:
– Coco Мамаладзе, забирай свою армию и занимайте окопы на берегу Волги!
– Тоже мне армия! Подсунули мне всякую шваль!.. Одолжите мне, учитель, Нодара, и тогда мы посмотрим, чья возьмет!
– Разговорчики! Нодар Каландадзе, занимайте свои места в верхних окопах!
– Я не хочу так! – запротестовал я. – Дайте хоть раз и мне побыть красным!
– Погодите немного, станут ваши рожи и красными, и лиловыми! – заржал Нодар.
– Чего вы кобенитесь? Сдавайтесь сейчас же, и все тут! – предложил мне Тамаз Керкадзе.
– Цыплят по осени считают! – отпарировал я.
Я и Нодар собрали свои войска и направились на отведенные нам места.
Я выстроил перед окопом своих бойцов и обратился к ним с исторической речью:
– Солдаты и офицеры! Вы находитесь перед событием всемирного масштаба. Сегодня вы должны доказать Нодару Головастику, что вы не являетесь трусами и слабаками! Перед вами раскинулись берега Супсы, изобилующие майской черешней и июньской грушей. Правда, груша еще не поспела, но есть ее можно, я пробовал вчера… Так вот, вы голодны, раздеты и разуты. Победите в этом бою, и я обещаю вам хлеба и одежду! А если мы проиграем бой, нас ждут позор, плен и барахтанье в ледяной Супсе. Понятно вам?
– Понятно! – простонало войско.
– Тогда вооружайтесь комьями и лезьте в окоп!
Красные проделали тот же маневр.
Леван Гуриелидзе дал сигнал, и операция началась. Перед нами была открытая позиция: кругом ни одного кустика, лишь несколько ветвистых ореховых деревьев. Мы сложили деревянные винтовки на бруствере окопа, приготовили комья и затаили дыхание. Из окопа противника первым вылез Нодар Каландадзе. Взмахом руки он приказал своему войску следовать за ним и пополз в нашу сторону. Голова его перекатывалась с места на место, словно спелая тыква.
– Вот я его сейчас по башке! – произнес мечтательно Отия Каландадзе, выбирая ком покрупнее.
– Без моего приказа не стрелять! – распорядился я.
– Если они встанут, потом их не остановишь! Лучше перебить их в окопе! – посоветовал Соломон Жгенти.
– Далековато… Подпустим их ближе! – сказал Ромео Чануквадзе.
Противник приближался. Я понимал, что, ползя, ребята не могли нести с собой более одного-двух комьев, поэтому надеялся отбить первую их атаку. Я предупредил своих:
– Не торопитесь! У них не хватит боеприпасов! Стреляйте только по моему приказу! И не вздумайте преследовать их: в рукопашной они нас побьют как пить дать!
– Ура-а-а! – заорал вдруг Нодар, вскочил и помчался к нам.
За ним последовала вся его ватага. Уроки нашего военрука, видать, не прошли даром: неприятельские солдаты бежали пригнувшись к земле, зигзагами.
– Ура-а-а! – крикнул еще раз Нодар.
– Захрума-а-а![56] – не вытерпел Отия Каландадзе и запустил в противника здоровенный ком земли. Ком угодил в голову Нодару, да с такой силой, что он выронил ружье и упал словно подкошенный.
– Огонь! – завопил я, и на наступающих обрушился шквальный огонь нашей артиллерии. Ряды неприятеля дрогнули, остановились, потом поспешно откатились назад и укрылись в окопе.
– Нодар Головастик, не смейте больше показываться, иначе перебьем всех! – крикнул я.
– Поглядеть бы сейчас на его лоб! – сказал Отия.
– Лоб, лоб… – проворчал Эдуард Джабуа. – Попадем им в руки – не жди пощады!
– Без паники! – сверкнул я глазами.
– Нодар сейчас зол, как сто чертей… Съест он нас! – предупредил меня Кажура Гагуа.
– Кто трусит – вот белый флаг! – я достал из кармана платок.
– Сосойя Мамаладзе, – донесся крик из окопа неприятеля, – сдавайся, пока не поздно!
– Покажись, если ты такой герой! – крикнул я в ответ и вылез из окопа.
– Вот я! – поднялся Гурам Тавберидзе. – А где этот болван?
– Который?
– Ваш маршал!
– Я здесь, а тебе последний раз предлагаю сдаться, пока ты жив! – крикнул Нодар и тоже вылез из окопа. – Считаю до трех! Потом перехожу в рукопашную!
– Попробуй только!
Нодар отдал распоряжение, и тотчас же все его войско поднялось во весь рост.
– Ребята, вставайте и приготовьте гранаты! – приказал я своим.
– Ну, теперь крышка нам! – заскулил Ромео Чануквадзе.
– Один! – начал Нодар.
– Черт тебе господин! – ответил я.
– Два!
– Пустая твоя голова!
– Два с половиной… – сжалился над нами Нодар.
В наших рядах подозрительно зашептались.
– Сосойя, пока есть время, переходи на нашу сторону! – крикнул Тамаз Керкадзе.
– Я не изменник!
– Переходи, говорю, и мы простим тебя!
– Не нуждаюсь в твоем милосердии!
– Тогда сдавайся! Пленных мы кормим сливочным маслом и белым хлебом! – предложил Нодар.
– Подавитесь сами вашим белым хлебом!
– Три! – крикнул Нодар, и неприятельское войско с громовым «ура» двинулось на нас.
– Огонь! – взвизгнул я. Три кома подряд рассыпались на голове Нодара, но сдержать натиск красных было уже невозможно.
– Бей его! – раздался боевой клич, и началось…
Все перемешалось. Пошли в ход подножки и пинки, оплеухи и кулаки, щипание и укусы, комья земли и палки.
– Что ты делаешь, осел!
– Ухо-о-о!..
– Не рви штаны, сволочь, они отцовские!
– Сдаешься?
– Убит я!
– Подними руки!
– Опусти палку – подниму руки!
– Бросай оружие!
– Какое еще оружие?
– Отпусти рукав, собака!
– Ты что, за настоящего немца меня принимаешь?!
– Чего ты плюешься?
– А ты не тяни меня за нос!
– Учитель! Он и впрямь меня убивает!
Потом первый пыл битвы остыл, слышалось лишь тяжелое дыхание уставших бойцов. Меня тащили за ноги, а деморализованное вконец мое войско с поднятыми вверх руками шагало рядом.
Меня подтащили к учителю.
– Товарищ начальник штаба! – вытянулся Нодар. – Ваше задание выполнено, неприятельская армия разбита, левый берег Волги захвачен нами, наши войска триумфальным маршем следуют на запад, жертв с нашей стороны почти нет! Кроме того, захвачен в плен фашистский генерал Сосойя Мамаладзе. Вот он!
– Сосойя, горе ты мое луковое, опять ты угодил в плен? – спросила Хатия.
Победители и побежденные разразились дружным хохотом. Я встал, отряхнулся и… расхохотался.
– Теперь отдохните полчаса, а затем – марш на плантацию! – объявил военрук.
С веселым гиканьем бросились мы к реке и с удовольствием бултыхнулись в холодную воду. Потом мы лежали в тени и молча наслаждались покоем, тишиной и прозрачным, без единого облачка, голубым небом. Леван Гуриелидзе лежал здесь же, с нами, и с нескрываемым удовольствием курил «Темпы». Приятный аромат папироски щекотал нам ноздри. Табак, разумеется, был у каждого из нас, но городские папиросы, да еще «Темпы», да еще в военное время, имели для нас особую привлекательность. Мы горели желанием выпросить у учителя одну-единственную папироску, чтобы выкурить ее всем классом, по одной затяжке на брата, и затем хвастаться на все село: вот, мол, мы курили «Темпы». Наконец Нодар не выдержал, подмигнул мне и толкнул – пойди, дескать, попроси. Я выразительно покрутил указательным пальцем у своего виска. Нодар с непередаваемой гримасой повторил просьбу. И я решился.
– Леван Петрович…
– Чего тебе, Мамаладзе?
– Леван Петрович, это правда, что последняя просьба приговоренного к расстрелу человека удовлетворяется?
– Правда! – ответил он с такой уверенностью, словно сам раз десять побывал в роли осужденного на смерть.
– Я ведь пленный фашистский генерал?
– Точно!
– Значит, вы расстреляете меня?
– Если дашь правдивые показания, может, и помилуем…
– Никогда! – заявил я твердо.
– Ну, значит, будешь расстрелян! – нахмурился военрук.
– В таком случае выполните мою последнюю просьбу!
– Что вы скажете? – обратился начальник штаба к своему штабу.
– Считаю, что было бы подло с нашей стороны отказать ему! – ответил со всей серьезностью Нодар.
– Так и быть! Говори, Мамаладзе, в чем заключается твоя последняя просьба? – смягчился начальник штаба.
– Дайте одну папироску на обе армии… Мы выкурим ее в окопе, вы даже не увидите нас…
Гуриелидзе остолбенел от неожиданности. Придя в себя, он заговорил, задыхаясь от возмущения и глотая слова:
– Что?! Что ты сказал?!.. Да как ты… Кому ты… Как ты посмел?! Чтобы я, Леван Гуриелидзе… педагог… ветеран войны… чтобы я своей собственной рукой… дал папироску… своим ученикам?!.. Отравил бы ваши легкие, сердце, кровь?!.. А?!.. Скажите, что это была шутка!.. Иначе я сойду с ума!..
Я перепугался не на шутку. Ребята затаили дыхание.
– Конечно… Мы пошутили, уважаемый Леван Петрович! Извините нас! – пробормотал я и поспешно пересел подальше от учителя.
Долго еще бушевал наш военрук, наконец он стал успокаиваться, приговаривая время от времени:
– А? Папирос им захотелось!.. Я вам покажу папиросы!..
И вдруг произошло нечто совершенно непредвиденное и непонятное. Хатия, не проронившая во время вышеописанной бурной сцены ни одного слова, подошла к учителю и сказала:
– Уважаемый Леван Петрович! Никогда в жизни я не была ябедой, но теперь не могу скрыть от вас: пока вы руководили боем на берегу Супсы, мальчики достали из вашего кителя папиросы и одну из них начинили порохом, – все равно, мол, нам он не даст закурить… Они думали, что раз я не вижу, то и не услышу ничего…
– Да ты с ума сошла! Что ты брешешь? Врет она, Леван Петрович! – заорал я вне себя от искреннего возмущения.
– Испугался? – спросила иронически Хатия, моргая глазами.
– Ах вот оно что… – проговорил учитель и оглядел нас испепеляющим взглядом.
– Врет она все, Леван Петрович! Признайся, дура, врешь ведь? – вмешался Нодар.
– Сам ты дурак, и сам ты врешь! – сказала спокойно Хатия.
Изумленный класс, разинув рты, смотрел на заупрямившуюся Хатию.
– Так… Не двигаться с места! – приказал шепотом побледневший учитель и встал. Он подошел к висевшему на дереве кителю, достал из кармана коробку папирос, внимательно осмотрел каждую папироску и, не заметив ничего особенного, повернулся к Хатии:
– Порохом, говоришь, начинили?
– Порохом, Леван Петрович!
– Прекрасно… Теперь слушай мою команду! – Учитель подошел ко мне. – Coco Мамаладзе! Закуривай! – и протянул мне раскрытую коробку.
– Что вы, Леван Петрович! Не хочу!
– Не хочешь? Бери сейчас же!
– Хотите взорвать меня, Леван Петрович?
– Говорю тебе, закуривай!
«Черт с ним, – подумал я, – закурю с закрытыми глазами, в худшем случае опалю себе нос!» Протянул руку, достал из коробки папироску, закурил и жадно затянулся.
А учитель продолжал обходить ребят:
– Ну-ка, закуривай, Яго Антидзе!.. Бери папироску, Отар Тавадзе!.. Не стесняйся, Кажура Гагуа!.. Посмотри мне в глаза, Отия Каландадзе! Возьми папироску!
– Я не курю, Леван Петрович!
– Что-о-о?
– Не курю я!
– Закуривай, если тебе дорога жизнь!
Отия закурил и закашлялся.
– Убиваете меня, Леван Петрович? – прохрипел он.
…В коробке осталась одна-единственная папироска. Учитель отошел в сторону и стал наблюдать, кто же станет жертвой нашего неслыханного вероломства. А мы курили – осторожно, небольшими затяжками и тем не менее с огромным наслаждением.
– Быстрее! Что вы тянете? – торопил нас учитель.
– Между прочим, никуда я не спешу… – заявил Отия.
– М-да-а-а… Отличный табак! – добавил Нодар, затянулся последний раз и бросил окурок.
– Прекрасные папиросы! – подтвердил Яго Антидзе.
Вслед за ними бросили докуренные папиросы Отар Тавадзе, Ромео Чануквадзе и другие.
Остались я и Отия Каландадзе. Вскоре Отия тоже избавился от адской машины, и теперь весь класс с затаенным дыханием смотрел на меня. Учитель сгорал от нетерпения. Я взглянул на свою папироску – ее оставалось всего на одну затяжку. Я зажмурился, медленно затянулся, набрал во рту ароматный дым, проглотил его и… открыл глаза. Папироска догорела до мундштука. Взрыва не произошло. Я вздохнул полной грудью и щелчком далеко отбросил окурок.
Класс ахнул. Теперь начальник объединенного штаба и его войско стояли друг против друга и не знали, как поступить дальше. Наконец учитель приблизился ко мне и произнес голосом, от которого дрогнули сердца даже самых отчаянных наших головорезов:
– В коробке лежит одна папироска, и ее выкуришь ты, Coco Мамаладзе!
– Не могу больше, Леван Петрович! Благодарю вас!
– Мамаладзе…
– Эту папироску можете выкурить вы, Леван Петрович, она не взорвется! – сказала вдруг громко Хатия.
Все обернулись к ней.
– Как?.. – прошептал учитель.
– Не взорвется, – повторила Хатия, – не было никакого пороха…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Гурия – область в Западной Грузии. – Здесь и далее примеч. ред.
2
Наркомпрос – Народный комиссариат просвещения.
3
Лобио – фасоль, а также блюдо из фасоли.
4
Мчади – лепешка из кукурузной муки.
5
Сулгуни – вид сыра.
6
Пхали – национальное блюдо из мелко нарезанных отварных листьев капусты (шпината, крапивы), перемешанных с пряными специями.
7
Игра слов: чача по-грузински и «почка», и «виноградная водка».
8
Из популярной грузинской песни о народном герое Симоне Долидзе.
9
«Цоликаури» – сорт вина.
10
Марани – винный погреб.
11
«Изабелла» – сорт винограда.
12
Чурчхела – национальное лакомство; нанизанные на нитку орехи в застывшем виноградном соке, смешанном с мукой.
13
Совинформбюро – Советское информационное бюро.
14
Галактион Табидзе (1892–1959) – поэт, классик грузинской литературы.
15
«Хасанбегура» – грузинская народная песня.
16
«Таво чемо» – ария из оперы З. Палиашвили «Даиси». Часто мелодия ее исполняется на панихидах.
17
Бабушка подразумевает кабину.
18
Игра слов: «тахта» по-грузински – «тахта» и «престол».
19
Игра слов. В грузинском языке слова «скот» и «товар» обозначаются одним словом «саконели».
20
Сагол – одобрительный возглас, «молодец».
21
Хурджин – восточная матерчатая сумка.
22
Илья Чавчавадзе (1837–1907), Акакий Церетели (1840–1915), Важа Пшавела (1861–1915), Александр Казбеги (1848–1890), Даниэл Чонкадзе (1830–1860) – классики грузинской литературы.
23
Эгнатэ Ниношвили (1859–1894) – грузинский писатель, классик. (Илларион гордится тем, что Э. Ниношвили – его земляк.)
24
Игра слов: на гурийском диалекте слова «раненый» и «оскопленный» звучат одинаково.
25
Сололаки – название старого района Тбилиси.
26
Лело – вид спорта, командная игра с мячом.
27
Гоми – национальное блюдо, каша из разных сортов кукурузы.
28
Ткемали – острый соус из алычи.
29
«Мравалжамиер» («Многие лета») – грузинская застольная песня.
30
Батоно (господин) – форма вежливого обращения. Калбатоно – госпожа.
31
Нарикала – старинная крепость в Тбилиси.
32
Шиомгвиме – знаменитый средневековый монастырский комплекс.
33
Мтквари – грузинское название реки Куры.
34
ЗАГС – по-грузински МАЧИ.
35
Джвари – храм около города Мцхета, построенный в VI веке, памятник древнегрузинского зодчества.
36
Реки Мтквари (Кура) и Арагви сливаются у Мцехта.
37
Светицховели – собор в городе Мцхета, монументальное сооружение средневековой Грузии. Был построен в XI–XII веках архитектором Арсакидзе. «Светицховели» – «Животворящий столп». Дословно: свети – «столп», цховели – «живой», «животворящий».
38
Арсена Марабдели – Арсен из Марабды, Арсен Одзелашвили, народный герой, боровшийся против крепостничества. Род. ок. 1800 года, убит ок. 1842 года.
39
Лурджа – легендарный конь голубого (лурджи) или серого в яблоках окраса.
40
Водитель цитирует отдельные, не связанные друг с другом стихи из народного «Сказания об Арсене».
41
Шио Мгвимели – монах, основавший, согласно легенде, Шиомгвиме в VI веке.
42
Имя персидского происхождения, означает «чистая», «непорочная», «безгрешная».
43
Супса – название реки.
44
Характерный для Западной Грузии жилой дом (ода) обычно строится двухэтажным. В нижнем этаже расположена кухня, в верхнем – жилые комнаты.
45
Кеци – круглая глиняная сковородка для выпечки мчади.
46
«Одесса» – сорт винограда.
47
Подразумевается чайная плантация.
48
Давильня – распиленное вдоль и выдолбленное изнутри бревно, в котором давят виноград.
49
Бичи – мальчик. Бичо – полуласковое-полупренебрежительное обращение: «Эй! Мальчик!»
50
Хасанские бои – военные столкновения между Красной армией и Японской императорской армией в 1938 году у озера Хасан и реки Туманная.
51
Первые строки стихотворения Важа Пшавела «Песня» в переводе Николая Заболоцкого.
52
Королек – разновидность хурмы.
53
Каланда – так в Гурии называют новогоднюю ночь.
54
Минди – определенное количество зерна, взимаемое в качестве платы за помол.
55
Шкери – по-грузински альпийская роза, рододендрон.
56
Захрума – ругательство, означающее: «Чтоб тебе провалиться! Чтоб ты сдох!»
