bannerbanner
Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов
Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Полная версия

Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 5

Ривьер, которого мне пришлось будить в день первого моего дебюта в сыскной полиции, до некоторой степени олицетворял единственную категорию преступников, которые, комбинируя преступления, заранее рассчитывают не идти до конца. В сущности, это самые опасные и самые трусливые негодяи. Они с замечательной осторожностью подстраивают самые дерзкие преступления. Если они сами не убивают, то помогают убивать. Они придерживают ноги жертвы, как Ривьер. Мне кажется, они еще более преступны, чем другие, так как не имеют в свое оправдание даже увлечения.

А между тем, когда случай неожиданно приведет их на гильотину, они вправе говорить: «Старик Греви нелогичен в своих поступках!» Да, это каприз общественного мнения, нерасположение духа господина президента республики, наконец, сенсационная статейка журналиста отправили Ривьера на гильотину…

Как-то в театре я смотрел драму из времен первой революции, и когда на сцене газетчики хриплым голосом выкликали: «Тиражный листок в лотерее madame Гильотины!» – слова первого осужденного, которого я препроводил к палачу, пришли мне на память.

Да, в наш век, когда все – случай, удача или неудача, гильотина такая же лотерея, как и все остальное, я никогда не видел, чтобы строгая логичность руководила выбором ее жертвы. Конечно, магистраты и члены комитета, рассматривающие просьбы о помиловании, исполняют свой долг и делают все, что от них зависит… Но они такие же люди, как и другие, и иногда перед смертной казнью интригуют столько же, как перед выборами президента республики. Потом я расскажу, как мне удалось спасти от гильотины убийцу Корню, потому что он имел старуху-мать, которая меня заинтересовала…

Лотерея! Таков был неизменный характер смертной казни в 1793 году, таким он остался поныне. Я считаю своим долгом открыто это утверждать.

Всего более меня удивляет и огорчает то, что в стране, где Жюль Симон написал свою превосходную книгу о смертной казни, где Виктор Гюго написал романы «Отверженные» и «Клод Гё», не находится никого, кто потребовал бы отмены смертной казни. Можно подумать, что каждая партия приберегает это орудие, чтобы воспользоваться им в благоприятный момент против своих противников. Нынче ратуют только за отмену публичности смертной казни.

Но не хотят подумать, что этим дадут только пищу грубым и возмутительным легендам.

Смертная казнь при закрытых дверях даже нелогична уже потому, что защитники гильотины, в былое время отстаивая ее против нападок философов и поэтов, главным образом ссылались именно на ее благотворный пример.

Допустим на минуту, что это так, но на кого же может влиять ее назидательный пример, если палач, точно убийца, будет тайком убивать преступников?

Вместе с тем если допустить, что преступников убивают просто для того, чтобы избавиться от опасных людей, то это уже дело философов и политических деятелей – решать вопрос, имеет ли общество на это право. Но в таком случае было бы проще убивать их, не выводя из тюремной камеры, или давать им понюхать какого-нибудь смертоносного газа, как это делают, например, с бешеными собаками.

В выборе средств уже нечего стесняться… коль скоро дело коснется не правосудия, а общественной безопасности.

Когда я буду говорить о том, что видел за границей, в тех странах, где изучал деятельность полиции и правосудия, я приведу некоторые статистические таблицы, ясно доказывающие, что отмена смертной казни не оказывает никакого влияния на увеличение преступности. Мне приходилось расспрашивать многих каторжников, и все они без исключения говорили, что, совершая преступление, принимали такие предосторожности, что считали себя гарантированными от преследования полиции.

Единственно, что может, если только это возможно, устранить воров и убийц, так это репутация ловкости и находчивости персонала сыскной полиции. Некоторые из прежних начальников сыскной полиции пользовались весьма полезной для общественной безопасности популярностью. В былое время о господине Клоде говорили: «О, это ловкий человек, его не проведешь!» Позднее о Масе говорили: «У него замечательный нюх!» Совсем иначе обстояло дело, когда я перешел на службу в сыскную полицию.

Глава 5

Господин Тайлор, сыскная полиция и пресса

За несколько дней до моего поступления в сыскное отделение в «Голуа» была напечатана маленькая статейка, имевшая довольно значительный успех. Я сохранил ее и воспроизвожу здесь как забавное, но в то же время очень верное отражение того, что говорилось тогда в других газетах и даже в журналах.

Эта маленькая пародия носила заглавие «Новая драма»:

«Вчера господин Тайлор, начальник сыскной полиции, явился к господину Бессаку, директору театра «Шато д’О».

Почтенный полицейский деятель, назвав свое имя и звание, повел речь приблизительно в следующем роде:

– Господин директор, мои служебные обязанности позволяют мне пользоваться значительным досугом, который я решился посвятить сочинению большой драмы. Эта драма, вне всякого сомнения, даст большие сборы вашему театру.

– Я буду очень рад, – любезно ответил господин Бессак.

– Разумеется, я выбрал сюжет из моей практики и разработал его со всей точностью, которой требует современный театр.

– Вы хорошо сделали.

– Моя драма называется: „История одного преступления“.

– Превосходно.

– Мне кажется, будет излишним читать вам всю пьесу, я перечислю только названия картин.

– В какую эпоху происходит действие?

– В наши дни, при господине Граньоне.

– Тем лучше, костюмы будут стоить недорого.

– Я уже сказал вам, что это натуралистическая пьеса. Впрочем, судите сами…

С этими словами господин Тайлор разворачивает рукопись и начинает читать:

– Первый акт: Преступление совершается.

– Второй акт: Полиция ищет убийцу.

– Третий акт: Убийца не найден.

– Четвертый акт: Полиция продолжает искать.

– Пятый акт: Убийца окончательно ускользает.

Господин Тайлор сворачивает рукопись и добавляет с торжествующей улыбкой:

– Не правда ли, как это жизненно? А?»


Эта пародия, как и вообще почти все пародии, была несправедлива. Может быть, господин Тайлор не был идеальным начальником сыскной полиции и, без сомнения, был бы более на месте в должности судебного следователя, так как ему недоставало расторопности и энергии, без которых немыслимы преследование и розыск преступников. У него не было также той особой жилки полицейского, горячо увлекающегося своим делом. Зато, бесспорно, это был очень умный человек, обладавший знанием и опытностью и всегда с чрезвычайным тактом и благоразумием руководивший розысками своих агентов.

По правде сказать, ему не везло.

Обстоятельства сложились так, что в один месяц случилось такое большое количество преступлений, что ему было немыслимо расследовать все с одинаковым усердием и, наконец, в его распоряжении не оказалось достаточного числа искусных агентов.

В полиции так же, как и во всем, бывают периоды удачи и неудачи. Правление Масе было золотым веком сыскной полиции, его преемнику господину Кюне, отличавшемуся редкой энергией, не менее везло.

Период неудач наступил при господине Тайлоре, который имел один крупный недостаток: он был скептиком и не верил ничему – ни доносам, ни анонимным письмам, ни случаю. Разумеется, к анонимным письмам и их авторам нужно относиться с должным презрением, и я никогда не мог побороть чувства брезгливости и отвращения, прочитывая подобного рода послания. Но полицейский должен взять себе за правило, что в жизни все возможно и ничем не следует пренебрегать. Помню, однажды господин Тайлор получил анонимное письмо следующего содержания:

«Милостивый государь! Если вы хотите открыть шайку воров, отправляйтесь на улицу Бушебри, в гостиницу господина Z., и вы найдете в комнатах господ NN (фамилии были выписаны полностью) два чемодана, наполненные серебром и драгоценностями».

– Не отправиться ли нам? – спросил я.

– К чему! – ответил господин Тайлор, пожимая плечами. – Это, вероятно, ложная тревога, чтобы заставить полицию побегать. Просто пошлем агента, этого будет вполне достаточно.

Тем не менее я стал настаивать, подталкиваемый предчувствием, если хотите, даже чутьем, которое подсказывает полицейскому, что он напал на след. Господин Тайлор, всегда чрезвычайно любезный, согласился, чтобы доставить мне удовольствие, ехать со мной. Мы не только нашли два вышеупомянутых чемодана, но открыли всю шайку, состоявшую из 20 ловких и крупных мошенников, которые впоследствии были приговорены к каторге.

Но, по-моему, главная причина непопулярности господина Тайлора заключалась в том, что он не умел ладить с прессой. Твердо убежденный, что сведения, даваемые газетам, могут быть вредны для расследования преступления, он систематически отказывался принимать журналистов. Эти последние начали ему мстить.

Господин Тайлор не любил сообщать журналистам никаких сведений. Впрочем, он, вообще, был молчалив.

Помню, как-то раз, по поводу знаменитого дела Пранцини, встретив репортера на лестнице, возле квартиры Марии Реньо, он совершенно неожиданно соблаговолил рассказать, что в коридоре был найден опрокинутый подсвечник.

– Как вы думаете, не слишком ли много я рассказал? – смеясь, спросил меня Тайлор, когда репортер удалился.

Он принадлежал к категории тех, которые убеждены, что дела правосудия и полиции не должны подлежать публичному оглашению до суда.

Я смотрел на прессу несколько иначе и понимал, что, каково бы ни было ее влияние, вредно или полезно, но с ней лучше жить в мире. Нужно быть человеком своего времени, – и мне кажется, что начальник сыскной полиции скорее останется в проигрыше, чем в выигрыше, если не будет давать сведений репортерам.

Я не стану говорить о тех великих ежедневных неприятностях, когда газеты вкривь и вкось критикуют и комментируют все поступки полиции, есть другие, более серьезные неудобства. Если вы ничего не пожелаете сказать репортерам, то они сами будут искать и наводить справки. А так как теперь они почти столь же многочисленны, как агенты сыскной полиции, и если принять в расчет, что они в большинстве случаев гораздо умнее и развитее наших агентов, а главное, не стесняются в денежных расходах, то в результате они почти всегда узнают все раньше нас. А так как они не могут задержать убийцу, то приносят нам существенный вред, предупреждая преступников своими оповещениями.

Между тем, если вы сообщите репортерам все то, что может интересовать публику, не вредя ходу розысков, они вполне этим удовольствуются и даже будут очень рады избежать долгих и утомительных разъездов…

В сущности, периодическая печать, как и большинство явлений современной жизни, имеет свои хорошие и дурные стороны. Помню, когда я приехал в Сен-Кантен, чтобы арестовать Геомэ, он сказал мне:

– Если бы я на четверть часа раньше прочел «Пти журналы», вы уже не нашли бы меня здесь.

Не следует забывать, что организация полиции находится у нас в первобытном состоянии. Например, на целую Францию нет ни одного центрального пункта, куда доставлялись бы все сведения. Провинциальные суды нисколько не интересуются тем, что творится в Париже, и обратно.

Отсюда следует, что услуги, оказываемые прессой, несравненно важнее тех неприятностей, которые она причиняет. Для начальника сыскной полиции, если только он сумеет себя поставить, пресса может быть важной помощницей, хотя подчас она действительно невыносимо надоедлива.

Я знал чиновников, известных своим суровым ригоризмом и открыто афишировавших презрение к прессе, а между тем эти господа нередко приходили ко мне и говорили: «Милейший Горон, не будете ли вы так любезны поместить эту маленькую заметку в газетах?»

Итак, начальник сыскной полиции должен давать сведения прессе, конечно, осмотрительно, но без этого нельзя обойтись. Прибавлю также, что молчание и скрытность ни к чему не ведут, потому что если он будет молчать, то другие проболтаются: среди чиновников профессиональная тайна далеко не всегда охраняется.

Меня часто упрекали в том, что я слишком много даю сведений репортерам, по этому поводу я расскажу два довольно забавных анекдота. В одно прекрасное утро я был вызван к министру внутренних дел, который очень строго стал мне выговаривать за излишнюю болтливость прессы, не помню по какому поводу, кажется, в газетах был помещен очень подробный рассказ о преступлении Эйро и Габриэли Бомпари.

– Ах, господин министр, – ответил я, – я совершенно с вами согласен, что очень неприятно находиться в зависимости от более или менее точных заметок, которые журналистам заблагорассудится напечатать. Итак, если вы позволите, то с завтрашнего дня я объявлю всем им: господа, отныне вам незачем сюда являться. По приказанию господина министра внутренних дел мне формально запрещено давать вам какие бы то ни было сведения.

Министр засмеялся и, провожая меня до дверей, сказал:

– Хорошо, хорошо, мы поговорим об этом в другой раз.

Один из префектов полиции, человек выдающегося ума и больших дарований, занимавший высокий пост в политических сферах, так как был председателем Совета министров, однажды призвал меня к себе и сказал:

– Горон, я нахожу неудобным, чтобы справки давались в сыскном отделении, я желал бы, чтобы все исходило из моего кабинета.

Я поблагодарил префекта за то, что он избавляет меня от этой утомительной обязанности, и в тот же вечер оповестил об этом журналистов. Дня через два начальник опять меня вызвал:

– Милейший Горон, я обдумал и нахожу, что лучше оставить все по-старому. Продолжайте сами давать справки журналистам.

Иногда я положительно удивлялся ловкости, с которой репортеры выведывали от моих агентов все, что им требовалось.

В сущности, это объясняется совершенно просто. – Агент сыскной полиции в большинстве случаев человек очень честный, не способный изменить долгу ни за какие деньги, но в то же время он редко может устоять перед соблазном стаканчика вина, поднесенного репортером, а в особенности перед удовольствием увидеть на завтрашний день свое имя в газете, которую будет читать его жена.

Как только неосторожное слово агента наводит журналиста на след «крупного дела», в кафе Борро и «Розовых лаврах», где по преимуществу собираются репортеры, начинается распределение ролей. Одни, которые должны наблюдать за отъездом начальника сыскной полиции, становятся на набережных Орфевр или Орлож, другие занимают сторожевой пост перед зданием суда в ожидании судебного следователя.

Если бы полиция могла следить так же настойчиво за всеми убийцами, то ни один из них не ускользнул бы из ее рук.

Я убежден, что даже самый ловкий начальник сыскной полиции с трудом мог бы отделаться от репортеров. Однажды, чтобы от них ускользнуть, я вышел подземным ходом из здания суда, но, увы, на Дворцовом бульваре был встречен моими преследователями. Как только репортеры начинают свою облаву на шефа полиции, все фиакры по соседству приходят в движение, и, когда экипаж магистрата тронется с места, за ним следует длинная вереница фиакров… нечто вроде свадебного или похоронного кортежа… Вернее, это походит на свадьбу, потому что репортеры почти всегда веселы, только у начальника сыскной полиции бывает подчас мрачное лицо, точно на похоронах…

Помимо того, нынче все уличные мальчишки, все камло и привратники уже знают, что могут получить монету в сто су, если доставят первые в газету известие о важном преступлении, – и сколько раз, приехав в дом, где совершено убийство, я уже находил там, подле трупа, репортера с записной книжкой в руках.

В сущности, у начальника сыскной полиции слишком много дел, чтобы постоянно тратить время на борьбу с журналистами. Вместе с тем он нередко может с пользой их эксплуатировать.

Иногда при розысках в некоторых преступлениях, когда я имел сильное подозрение в отношении какого-нибудь субъекта, но не был еще окончательно уверен в его преступности, я старался не называть его имени, чтобы газеты не подали ему мысль бежать. Однако репортеры приходили и сами называли мне его. Тогда я изменял тактику и давал журналистам самые подробные сведения, чтобы посредством газетных оповещений повсюду были известны приметы предполагаемого преступника, и куда бы он ни скрылся, его везде могли задержать.

Что касается меня, то я редко имел поводы жаловаться на прессу за все восемь лет, пока я служил в сыскной полиции, зато часто она оказывала мне весьма существенные услуги.

Пресса имеет то важное преимущество, что может создавать известное настроение умов и заинтересовывать общественное мнение таким пустячным фактом, как, например, розыски Эйро.

Это пресса, рассылая ежедневно во все страны статейки в жанре Понсона дю Террайля, заинтересовала участью стряпчего с улицы Монмартр всех женщин Гаванны и Гонолулу! И только благодаря прессе теперь удается задерживать убийцу где-нибудь в дебрях Америки или Австралии.

Наконец, пресса имеет еще одно преимущество, которого не следует забывать. Ей свойственно подталкивать и разжигать дремлющую энергию. Благодаря ей шеф полиции как будто постоянно слышит за спиной ироническое эхо: «Поймает, не поймает»…

Конечно, если бы не было прессы, мы чувствовали бы себя гораздо спокойнее. Полиция могла бы вести все дела, как ей кажется удобнее, и начальник сыскной полиции не дрожал бы перед мыслью: если один из моих агентов сделает промах, завтра все газеты накинутся на меня.

Но пресса существует, ее могущество с каждым днем возрастает, и было бы немыслимо ее игнорировать. Итак, нужно стараться жить с ней в мире.

Глава 6

Сыскная полиция и ее персонал

Я мало-помалу начинал знакомиться с личным составом сыскной полиции и узнавать специальные качества главных агентов, которые в течение восьми лет были моими сотрудниками.

Главный инспектор Гальяр, прослуживший лет двадцать в полиции, был очень энергичным и умным агентом. Прежние начальники сыскной полиции, господа Клод и Масе, называли его своей правой рукой.

Его слабой струной были медицина и судебно-медицинская экспертиза. Действительно, однажды ему пришлось бороться с докторами-экспертами при весьма оригинальных условиях. Это случилось по поводу дела Миеля, когда из Сены был извлечен изрезанный на части труп Лебона. Доктора, делавшие вскрытие, объявили, что труп был разрезан колесом парохода. Три последовательных медицинских осмотра привели к тем же выводам. Однако Гальяр стоял на своем и утверждал, что в данном случае кроется преступление. Благодаря его настойчивости, был назначен четвертый медицинский осмотр, и на этот раз доктора нашли следы зубцов пилы. Спустя несколько дней Гальяр задержал Миеля.

Жом, которого впоследствии я назначил преемником Гальяра, когда тот вышел в отставку, также был типичным полицейским. Хитрый, ловкий, проницательный, он был всей душой предан своему делу. Незаменимый в тех случаях, когда нужно было арестовать какого-нибудь отчаянного головореза, он тем не менее совершенно не годился для исполнения деликатных миссий, например, его уже нельзя было послать в Сен-Жерменское предместье. Впрочем, для этой цели у меня имелся подходящий человек, по фамилии Принц, солидный и серьезный, всегда корректно одетый, он был из тех, которые повсюду сумеют держаться с достоинством.

Я упомяну еще о Росиньоле, добром весельчаке, славившемся своей поразительной отвагой. Он карабкался по крышам точно обезьяна и только пожимал плечами, когда субъект, которого он хотел арестовать, стрелял в него из револьвера. Упомяну также Судэ, который прославился своей поездкой по Европе в поисках Артона, и о Барбасте, который впоследствии заместил Жома в должности главного инспектора. Товарищи его не любили и немножко завидовали его успехам. Этот Барбаст отличался умением заставлять преступников сознаваться. Он ловил их детски наивным способом. Впрочем, это доказывает только, что преступники редко сохраняют полную ясность ума после совершения преступления.

– Послушайте, друг мой, – говорил Барбаст предполагаемому убийце, – я не понимаю, почему вы не хотите сознаться, что убили этого негодяя. Ведь он наделал всем столько неприятностей, что, право, хотя я и не злой человек, но я на вашем месте убил бы его.

– Не правда ли? – в большинстве случаев восклицал преступник, обрадованный тем, что ему давали новый мотив самозащиты.

Но Барбаст имел один крупный недостаток. В некоторых отношениях он походил на бессмертный тип Жовера, созданный Виктором Гюго. Он был проникнут твердой уверенностью в непогрешимости правосудия и власти, и на всякого, попавшего под надзор полиции, невольно, уже a priori, смотрел, как на негодяя. Вот почему я должен был постоянно с большой осмотрительностью относиться ко всем его рапортам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Господин Горон возвратился в Европу после долгого пребывания в Южной Америке.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
5 из 5