Синдром отката

Саския бросила на Руфуса недоуменный взгляд, и тот это заметил.

– Так в армии делают, – объяснил он. – Ведешь взвод куда-нибудь, где холодно, – берешь с собой какого-нибудь тощего парнишку с Юга, лучше чернокожего. И смотришь за ним. Он замерз – значит, пора командовать привал и согреваться. Ну а туда, где жара, надо брать с собой кого-нибудь… извините, сэр, вы откуда?

– Из Шотландии, – сообщил Аластер и сплюнул в реку.

– Кажется, у вас там не жарко.

Аластер молча помотал головой.

– Вот вы у нас и есть канарейка в шахте. Начали блевать – значит, всем пора охладиться. – Руфус кивнул Саскии и Фенне. – Вы две просто побрызгайте водой на костюмы. На какое-то время этого хватит. Вам, сэр, – кивнул он Аластеру, – придется поплавать. – Повернулся к Амелии, смерил ее оценивающим взглядом. – А вы, мэм, откуда?

– Из Суринама. Там жарко.

Руфус всмотрелся ей в лицо – быть может, определял, какие крови в ней намешаны, быть может, его внимание привлекли сломанный нос и сплющенное ухо. Потом опустил взгляд ниже. Саския сжала зубы, думая, что сейчас Руфус начнет пялиться на грудь Амелии – но нет, он смотрел на ее бицепсы.

– Борьбой занимаетесь?

– Дзюдо, – кивнула Амелия.

– Бразильская федерация?

– Олимпийская команда.

– Служили?

Амелия снова кивнула. Руфуса, как видно, ответы вполне удовлетворили.

– Раз так, вы сами о себе позаботитесь, мэм. Позже поболтаем.

Тем временем Аластер сбросил рубашку и брюки. По счастью, под брюками оказались боксеры. Аластер прыгнул в воду и, держась за веревку, брошенную Руфусом с борта, неторопливо поплыл на буксире мимо необъятного футбольного поля.

Уголком глаза Саския подметила, что Руфус посматривает на нее с интересом, словно хочет спросить: «Ну и что дальше, ваше величество?» Он не проявлял нетерпения, не выглядел и пассивным или равнодушным – он был… странная и любопытная мысль… был именно таким, как надо.

И еще – под этим взглядом она впервые после крушения ощутила, что пора проявить инициативу. Не просто реагировать на происходящее.

– Что ж, похоже, все обернулось не так уж плохо, – начала она. По-голландски – обращаясь только к Амелии и Фенне.

Обе откровенно рассмеялись.

Саския улыбнулась в ответ, а затем терпеливо объяснила:

– Все живы. Никто нас не узнал. Леннерт и Йохан в надежных руках, о них позаботятся. А мы здесь, на лодке, с человеком, который готов нам помогать.

Несколько секунд Амелия это обдумывала, затем пожала плечами.

– Леннерт вышел из строя, и за вашу безопасность теперь отвечаю я. Такого мы не ожидали. Пока что здесь не опаснее, чем в любом другом случайном месте Америки. Но мы должны быть сейчас не в каком-то случайном месте, а в Хьюстоне, в гостях у Т. Р. Мак-Хулигана.

– Привыкай называть его доктором Шмидтом, – вставила Саския.

– Слушаюсь, mevrouw.

– Не уверена, что там сейчас безопаснее. На Хьюстон вот-вот обрушится ураган. А после начнется потоп.

Амелия подумала и над этим, затем взглянула на экран наручных часов, куда выводилась миниатюрная карта погоды.

– Что у вас в планах дальше? – поинтересовался со своего места Руфус.

– Конечная цель – Хьюстон. У нас там встреча.

– Тогда придется два-три дня подождать. В Хьюстон сейчас нельзя. Туда идет ураган.

– Что вы предлагаете? Где тут можно убить пару дней?

– Например, на понтонном судне Бо Боски.

Разумеется, от такого человека, как Руфус, иных предложений ждать не следовало. Он предложил то, что ему доступно и привычно. Тем не менее Саския и Амелия, как ни пытались, не смогли придумать никаких возражений.

Прежде всего, им нужно где-то спать. Такова человеческая биология. Можно, конечно, вернуться вверх по реке, привязать РИБ возле моста, перейти улицу и заселиться в «Хилтон». Но Виллем в больнице на другом конце города, и все документы и наличные – у него. Предстоит улаживать множество проблем с паспортами, оплатой и так далее; учитывая, каким путем они попали в страну, с этим могут возникнуть проблемы. И потом, в городе повсюду камеры. Вряд ли госбезопасность день и ночь дежурит в холле отеля «Хилтон-Уэйко», надеясь подстеречь там какую-нибудь блудную особу королевских кровей; однако никогда не знаешь, куда выводится изображение с камер, что за люди или компьютеры, легально или нелегально, имеют к нему доступ. А вдоль по течению Бразос, судя по тому, что королева уже успела увидеть, особенно много камер не встретится.

Да, они попали в США нелегально. Тут ничего не поделаешь. Зато разобраться с этим через пару дней в Хьюстоне – огромном мегаполисе с международным аэропортом – решение ничуть не хуже (а пожалуй, и лучше), чем сейчас возвращаться в Уэйко и искать чиновников, имеющих право проштамповать их паспорта. При том что чиновников с такими полномочиями там попросту может и не быть.

Пока они все это обсуждали, течение несло лодку все дальше и дальше. Остались позади и стадион, и внушительные здания университета Бейлор. Путешественники оказались на открытой местности. Виллем присылал сообщение за сообщением: у него все ладилось – и не только на медицинском фронте. Он успел связаться с Нидерландами. Еще раньше команда подготовила объяснение тому, почему на этой неделе Саския не будет появляться на публике, – и пока что все принимали эту выдумку как должное.

Руфус, в свою очередь, тоже связался с друзьями. Они забрали с берега Боске его пикап и сейчас «трогались в путь» – действо, включающее в себя погрузку «понтона Бо» на прицеп и прочие логистические операции. После наступления темноты все должны были встретиться у какого-то причала ниже по течению. И к этому моменту предстояло принять определенные решения. Прежде всего, где они сегодня лягут спать. Честно говоря, думать о чем-либо другом становилось для Саскии чем дальше, тем сложнее.

Она открыла защищенный канал и набрала сообщение для Т. Р. Шмидта:

> Задерживаемся в районе Уэйко.

Тут же пришел ответ:

> Виллем мне сообщил.

> А вы сами остаетесь в Хьюстоне или едете на место?

> Хочу переждать ураган здесь. Так что мероприятие откладывается.

> Значит, мы ничего не пропустим?

> Верно. Позаботьтесь о своей безопасности. Все остальное – когда закончится ураган.

> Спасибо, Т. Р.

> Удачи вам, в. в.

Они поужинали, а потом устроились на ночлег в месте, которое Руфус назвал «причалом»: по сути это был просто клочок утоптанной земли на берегу, куда спускалась проселочная дорога. Семейство Боски приняло гостей с поразительной щедростью и гостеприимством. Стол ломился от угощений; так ужинать дома нидерландцам случалось нечасто. Догадавшись о том, что беспокоит Саскию, Мэри заверила ее: никакого «болотного мяса», никаких диких свиней и аллигаторов – то, что шкворчит сейчас на огне, куплено в местном магазине, «со сроками годности и всем прочим». С быстротой молнии Боски, словно фокусники, извлекали из своих пикапов и трейлеров всякую всячину, и вскоре голый речной берег был заставлен палатками и другими временными убежищами. Однако в этих конструкциях по большей части не было ни кондиционеров, ни защиты от насекомых. Так что, когда настало время ложиться, Боски утрамбовали гостей в трейлеры и включили кондиционеры, работающие от портативных генераторов. Руфус и Бо легли в кабинах своих пикапов, откинув сиденья.

Саския уснула почти мгновенно. Они с Амелией уместились вдвоем на широкой кровати в задней части трейлера Руфуса. Проснулась она в три ночи – и сразу поняла, что больше не уснет. Мешала и смена часовых поясов, и стоящие перед глазами картины того, что случилось в Уэйко. Она встала, воспользовалась крохотной, но чистой уборной в середине трейлера, перешагнула через Фенну, спящую на полу в «гостиной». Аластера не было. Выйдя через боковую дверь, королева тихо прикрыла ее за собой и шагнула на песчаный берег. Разумеется, глупо надеяться, что хотя бы ночью здесь прохладно! Или тихо: помимо ровного гудения генераторов, в кустарнике, подходящем к реке вплотную и окружавшем этот голый пятачок со всех сторон, громко жужжало что-то… должно быть, насекомые. Да, насекомые – хорошее объяснение практически для всего, что может потребовать объяснений.

По песку змеились толстые желтые и оранжевые кабели, так что приходилось смотреть себе под ноги. Один кабель тянулся по стенке пикапа Боски на крышу кабины и соединялся с прибором размером с рюкзак, тихо гудящим и мерцающим разноцветными огоньками. Саския подошла ближе и заглянула в кузов пикапа. Там безмятежно похрапывал Аластер. Виднелись только очертания его лица, прикрытого москитной сеткой: остальное скрывалось под мешковатой, пронизанной охлаждающими трубками тканью геокостюма. Шнур, отходящий от левого бедра, словно пуповина, тянулся к мерцающему «рюкзаку» на крыше. Должно быть, Аластер выставил портативный аккумулятор наверх, надеясь, что там он будет лучше охлаждаться. Похоже, заснуть в трейлере он не смог, потихоньку выбрался наружу и распаковал геокостюм. Аккумулятор он, конечно, за ночь посадит – но, если они несколько дней простоят на месте, успеют его зарядить. Саския немного позавидовала счастливому сну Аластера. Самой ей больше не уснуть – даже если последует его примеру.

В воздухе вились несметные полчища насекомых всевозможных размеров, от совсем крохотных до нескольких сантиметров в длину; поэтому королева направилась прямиком к одной из надувных палаток с москитными сетками в стенах. Собираясь в Техас, она сделала все рекомендованные прививки – от пятидневной лихорадки, от вируса Зика, от последнего и самого неприятного ковида, новую вакцину от малярии; но когда тебя заживо жрет мошкара, веселого в этом мало, даже если у тебя иммунитет ко всем болезням. Войдя в палатку и застегнув на молнию вход, Саския опустилась на складной походный стул. У стенки валялась открытая упаковка бутылок с водой – на боку, словно ее сбросили с вертолета. Королева вытащила оттуда одну, открыла и залпом выпила полбутылки. Пока она не чувствовала жажды, но понимала: в такую погоду обезвоживание может наступить в любую минуту.

Где-то вдалеке прогремел ружейный выстрел.

Даже сейчас с трудом верилось, что здесь живут люди. Возможна ли более нестабильная, неустойчивая жизнь? Бутылка, из которой она пьет, изготовлена из пластмассы – продукта переработки нефти. Даже в три часа ночи здесь так жарко, что люди не могут спать без кондиционеров, работающих от генераторов; а генераторы жгут все ту же нефть и, вместе с кондиционерами, выбрасывают в воздух все больше тепла. За ужином Руфус – спокойным, бесстрастным, почти исследовательским тоном – поведал им сагу об огненных муравьях. А за десертом Бо куда более эмоционально рассказал о мет-гаторах.

Да, Техас представляется не намного гостеприимнее поверхности Венеры! Однако сама Саския и весь ее народ, сколько себя помнят, живут в неустойчивой и ненадежной стране. Стоит выключить насосы, откачивающие воду и сбрасывающие ее назад в Северное море, – в три дня Нидерландов не станет. И бежать будет некуда. Нет, пожалуй, Техас – место понадежнее. Он по большей части выше уровня моря, в нем есть собственная нефть, а если нефть закончится – у техасцев останутся ветряки и солнечная энергия.

Единственное, чего они пока не умеют, – бороться с водой. В этом, пожалуй, голландцы дадут им фору.

Кстати, о Нидерландах: там ведь сейчас полдень. Саския надела электронные очки и проверила, что происходит в мире. Первое и главное: никаких новостей на первых полосах о крушении королевского самолета. Разумеется, крушение упомянуто в местных новостях Уэйко – но ни слова о том, кто был на борту. Виллем арендовал самолет у британской лизинговой компании, известной бережным отношением к приватности клиентов. Те, кто привык летать по свету на бизнес-джетах, как правило, не в восторге от мысли, что их личность и маршрут доступны любому авиаспоттеру[14] в Интернете; так что хозяева самолетов по умолчанию используют разные способы маскировки.

Успокоившись на этот счет, королева позволила себе немного расслабиться: полистала нидерландские новости, посмотрела результаты последних футбольных матчей, а потом отправила шестнадцатилетней дочери нежное сообщение, хоть и была уверена, что ответа не получит. Нет, Лотта хорошая девочка и ладит с матерью; просто подростки и взрослые неизбежно обитают на разных планетах.

Однако минуту спустя на прозрачном пластике очков, осветив техасскую ночь, вспыхнуло круглое желтое солнышко – смайлик от Лотты. Согретая его теплым светом, Саския наконец смогла погрузиться в сон.

Настоящее имя принцессы было Шарлотта Эмма София. Но в семье, где приняты такие многосложные имена, не обойтись без уменьшительных: так принцесса Шарлотта стала Лоттой.

Для Фредерики Матильды Луизы Саскии все сложилось не так легко. Вариант «Фредди» она даже не рассматривала. «Рика» звучало мерзко. «Матильду» можно сократить до «Матти» или «Тилли», но это не многим лучше. На время она остановилась на «Лу»; некоторые старшие родственники до сих пор ее так и звали.

«Саския» появилась в цепочке имен почти случайно – предложение вызвало у родни споры и даже протесты. Имя-то совсем не королевское. История у него вполне достойная (так звали жену Рембрандта), но в наше время им называют только простолюдинок вроде жены какого-нибудь фермера. А в королевском родословном древе это имя отродясь не попадалось; и сейчас его выбрали в честь любимой тетушки, простой женщины, вышедшей замуж за принца. Так что оно, можно сказать, вошло в семью через заднюю дверь.

Те немногие, кому было небезразлично четвертое имя королевы, смотрели на него по-разному. Снобы морщили носы. Время от времени в каком-нибудь приглашении или поздравлении имя «Саския» как бы невзначай опускали. Королева не считала себя выше этого: она любила свою тетушку Саскию, так что такие «уколы» замечала и долго помнила обиду.

Людям попроще последнее имя королевы скорее нравилось: приятно было думать, что в чем-то она такая же, как все. Порой в каком-нибудь твите или в заголовке таблоида королеву именовали «Саскией» – примерно в том же ироническом ключе, в каком королеву Елизавету могли назвать «Бесс». Снобы так намекали, что ей не хватает царственности. А простые нидерландцы – по крайней мере те, кто монархии в целом симпатизировал, – этим показывали, что, в сущности, королева вполне нормальный человек, в классическом голландском смысле слова normaal. Хейтеры, кстати, «Саскией» не пользовались – они обозвали ее «королева Фред».

В маленьком семейном кругу чаще всего ее звали Саскией. Так что в Уэйко, когда Амелия спросила: «Как же прикажете вас называть?» – Фредерика Матильда-и-так-далее ответила не задумываясь. Амелия же вздернула брови по целому ряду причин. Прежде всего потому, что до этой минуты не отваживалась так обращаться к королеве. Это было имя для близких, для полудюжины ближайших друзей и младших членов семьи. В нем ощущалась фамильярность, даже какой-то вызов. Но приказ есть приказ. Так что Амелия и прочие заставляли себя пользоваться этим именем, хоть порой у них срывалось привычное mevrouw или даже Uwe Majesteit. Впрочем, здесь эти слова никому ни о чем не говорили.

Руфус, разумеется, знал ее только как Саскию – и именно так представил членам семейства Боски. Удачная маскировка; и в то же время королеве было приятно слышать это имя из чужих уст, потому что в глубине души именно его она считала настоящим.

Саския проснулась, вся в поту, разбуженная звоном посуды и аппетитными запахами готовящейся еды. Погода стояла прекрасная (если не считать жары), хотя над побережьем Залива ночью пронесся ураган. Он не задел Хьюстон – прошел достаточно далеко к югу, чтобы в новостях объявили, что город не пострадал. Однако Хьюстон не миновали ни ливень, ни гроза, ни последующий подъем уровня воды.

Ураган захватил краем и ту часть Луизианы, где обитала семья Боски. Местные новости из их родных краев сообщали, что там наводнение. Боски показывали Саскии фото своих домов: на прочных сваях не меньше шести метров в высоту. Пока эти сваи не снесет проплывающее мимо дерево, автомобиль – или, быть может, другой дом, хозяева которого не озаботились поставить его на сваи, – о своем жилье Боски не беспокоились.

В пригородах Хьюстона есть места, где крупные радиальные шоссе, ведущие в город и из города, снабжены путепроводами, способными по щелчку переключаться в эвакуационный режим. Например, шоссе, в обычное время состоящее из пяти полос, ведущих в город, и пяти в обратную сторону, по мановению руки превращается в громадину из десяти потоков, направленных в одну сторону, – словно насос, из которого вместо воды хлещет транспорт, уносящий беженцев из города на более возвышенные и сухие места. Впрочем, в отношении Хьюстона вернее говорить о четырнадцати или восемнадцати потоках. Так или иначе, вчера произошло именно такое переключение. За ужином, пытаясь впихнуть в себя еду быстрее, чем Мэри Боски и ее зять Реджи ставили на стол новую, Саския и ее свита смотрели на ноутбуке Руфуса трансляцию с веб-камеры, установленной над дорогой милях в сорока к западу от центра. Шоссе превратилось в гигантский сплошной поток, движущийся прочь из города. Камеру на столбе трясло и качало, должно быть, от мощных порывов ветра. Изображение то и дело мутнело, затемнялось чем-то вроде статических помех – на самом деле в камеру хлестал дождь. Едва он немного стихал, на экране появлялась галактика красных габаритных огней.

А там, где они сидели, было жарко и солнечно, дул легкий ветерок, и лишь далеко на юге громоздились кучевые облака, готовые пролиться дождем.

– У вас в Голландии, должно быть, такого не бывает? – поинтересовалась Мэри, наконец присаживаясь за стол. Она и другие каджуны[15] поняли, что Саския и ее команда – нидерландцы; но, кроме этого, Руфус ничем с ними не поделился.

Саския подавила в себе желание поправить Мэри и объяснить, как правильно называется ее страна[16].

– Вы удивитесь, но в Нидерландах тоже есть места, где люди ездят на пикапах и ходят… – она хотела сказать просто «в церковь», но сообразила, что не знает, как эти люди относятся к религии, и уточнила: – …в очень традиционную, очень консервативную церковь.

– Выходит, и у вас есть свой Библейский пояс? – понимающе кивнула Мэри.

– В общем, да.

– А вы не из «Шелл»? – поинтересовался Реджи.

– Откуда? – Из-за каджунского выговора Саския его не поняла; ей послышалось «шельф».

– Кажется, он говорит о «Ройял Датч Шелл», – с легкой усмешкой вставил по-английски Аластер. – Возможно, вы слышали об этой компании.

Еще бы не слышать! Одними из основателей «Ройял Датч Шелл» были предки Саскии – именно поэтому компания называлась «Ройял», то есть «королевской», – и сейчас королева владела там значительной долей акций.

– Встретишь голландца в Хьюстоне – сразу ясно, что он работает на «Шелл», – подмигнув, продолжал Реджи.

– Ну, в какой-то степени… можно сказать, что да, я связана с этой компанией.

Она уже поняла: Боски очень вежливо, обиняками, стараются перевести разговор поближе к делу. Не в смысле «побольше стрясти с заморских гостей» – нет, очевидно, что этого у них и в мыслях нет. Они пытаются понять, что происходит и что будет дальше. Иными словами, как избавиться от ответственности, которую они так беззаботно на себя взвалили, согласившись дать приют иностранным гостям. Загорая на бережке, они ни на шаг не приближаются к Хьюстону. Как и к озеру Чарльз, где ждет их возвращения остальной клан. Из обсуждений постепенно вырисовался такой план: через пару дней, когда утихнет буря, множество Боски, их друзей и знакомых соберутся в Хьюстоне – и те, кто приедет первыми, пока ждут остальных, смогут организовать помощь жертвам наводнения.

В таком случае медлить не стоило. На реке Бразос множество поворотов и излучин; путь по ней составит куда большее число миль, чем посуху. Чтобы успеть в Хьюстон вовремя, нужно отчалить прямо сейчас и плыть день и ночь. Саския со своей командой могут остаться на борту, но им надо понимать, что это не увеселительная прогулка: с этого момента понтон будет останавливаться, только чтобы пополнить запасы топлива.

Саския наскоро обсудила это со своими людьми. Погода связывала их по рукам и ногам. Необходимо где-то убить два дня. Можно проторчать пару дней в гостинице, если удастся найти номера – однако даже на таком расстоянии от Хьюстона все гостиницы сейчас битком набиты. А оставшись с Боски, они получают стол и кров и благополучно добираются до Хьюстона, не привлекая к себе внимания. Даже если в нидерландскую прессу просочится известие, что королева сейчас в Техасе, в ответ можно будет снять и выложить видео, на котором она помогает жертвам наводнения. И все успокоятся, ибо: а) именно этого ждут от королев; б) тематика наводнений и борьбы с ними нидерландцам особенно близка.

На том и порешили. Команда Саскии помогла свернуть лагерь, все погрузились на судно и отправились на юг. Присоединился к каравану и Руфус. На парковке в его трейлере можно было жить, но когда трейлер на ходу, лучше держаться от него подальше. То же и с понтоном: его можно возить по суше, погрузив на прицеп, но без людей. Так что люди по большей части плыли по воде – без остановок. Сухопутные машины двигались впереди, снабжая караван бензином, едой, пивом и прочими расходными материалами. Там, где дорога подступала к реке вплотную, все это перегружали на борт. По пути присоединялись новые каджуны на своих лодках; и водная, и наземная части каравана росли. Аластер и Фенна при малейшей возможности пересаживались в пикапы – в водительскую кабину, где работали кондиционеры. Саския по большей части оставалась на понтоне, а с ней и Амелия; в самые жаркие часы дня обе натягивали геокостюмы.

Защитный геокостюм – не цельный предмет одежды, а скорее набор элементов, которые можно соединять и использовать разными способами в зависимости от обстоятельств. Система охлаждения не сможет работать, если не будет выбрасывать тепло в окружающую среду. Как правило, раскаленный воздух выводится наружу по трубке; но в такой обстановке, как сейчас, когда вокруг сплошная вода, воздушный теплообменник можно отсоединить и заменить модулем, выполняющим схожую задачу с помощью нагрева воды. Система шнуров позволяла опустить раскаленную часть модуля в реку и плыть рядом с понтоном – при условии, что обладатель костюма оставался на месте. Поскольку на судне такого размера двигаться особо было некуда, это условие никому не мешало.

Пентапотамия

Дип вырос в Ричмонде, в Британской Колумбии. Это остров на южном фланге Ванкувера, охваченный с двух сторон двумя притоками реки Фрейзер. Со временем, когда поднимутся воды моря Селиш[17], куда впадает Фрейзер, остров обречен оказаться под водой.

Однажды, еще в начальной школе, младшеклассникам дали задание, связанное с миграцией лосося. Нужно было вернуть жизнь в соседний ручей, в котором наступление цивилизации истребило все живое. В то время, как и позднее, юный Дип был «прирожденным спортсменом» и «кинестетиком»[18]. Сидение за партой ему не давалось; но, орудуя лопатой под проливным дождем и наблюдая за передвижением рыбьих стай, он неожиданно ощутил, что возвращается к жизни и сам.

Нерест, когда рыба поднимается из океана вверх по течению рек, у чинукского лосося происходит летом. Это привело к неожиданному, но приятному для родителей Дипа следствию: теперь сын и в каникулы был при деле.

Семья владела сетью бензоколонок. Начало бизнесу положила в 1960-х одна-единственная заправка в Чилливаке; но сейчас бензоколонки Сингхов, связанные сетью родственных и финансовых уз, испещрили всю карту Британской Колумбии. Дип наносил бензоколонки на топографические карты, где изображались русла рек, и упрашивал отца брать его с собой в летние экспедиции. Отец высаживал сына где-нибудь на берегу реки с рыбацкой сетью или удочкой и завтраком, а сам доезжал до бензоколонки, уединялся в задней комнате с каким-нибудь братом или кузеном, и пока они там обсуждали дела, Дип бродил взад-вперед по берегу, прикидывал, где рыба, и пробовал ее ловить. Нерестящийся лосось – так себе добыча. Однако, став постарше и начав уходить на рыбалку с ночевкой, Дип научился жарить пойманную рыбу на дымном костре, который умел разжечь даже в самом сыром лесу.

На обратном пути из одного такого похода дядя Дхармендер и присвоил ему прозвище, ставшее для Дипа вторым именем. Дип явился на заправку Дхармендера, благоухая рыбой и дымом, и услышал в свой адрес «laka» – слово, которое на пенджаби произносится «лакс» и означает то же, что английское lox, то есть «копченый лосось». Странное прозвище, что и говорить. Но лучше, чем ничего, – а прозвище было жизненно необходимо, учитывая, что Дипов Сингхов в его мире было множество: только в одной школе с Дипом учились еще трое.

Отец Лакса был человек добрый, любящий и благочестивый. Когда сыну исполнилось лет двадцать, до него вдруг дошло, что дальше учиться после школы Лакс не пойдет, и от этого удара он так и не оправился. Интерес парня к рыбе определенно не прочил ему карьеру биолога – в лучшем случае карьеру рыбака. Летом Лакс устраивался на коммерческие рыбацкие судна, курсировавшие вдоль берега, – в основном выполнял неквалифицированную работу, идеальную для крепкого энергичного юноши. Поначалу оправдывался тем, что «зарабатывает на колледж». Но Лакс не был создан для колледжа. Правда, отличался силой и ловкостью – но ни один университет не наградил бы его стипендией за успехи в любимых видах спорта: сноуборде и национальном боевом искусстве под названием гатка.