Море лунного света

Мама тоже подняла руку – давая понять, что она сдается. Мои плечи чуть расслабились.

– Ты права, – тихо сказала она. – Прости меня. Я знаю, что ты его любишь, и сейчас не время его критиковать.

– Да.

Отчасти мне хотелось петь Дину хвалу, пока она окончательно не признает поражение, но я была эмоционально истощена. Так что я просто вылила в раковину остатки холодного кофе и принялась скрести чашку щеткой с длинной ручкой. Я подождала, когда мое сердце успокоится, прежде чем поставить чашку на сушилку и снова посмотреть на маму.

– Будь здесь твой отец, – сказала она, направившись к дивану в гостиной, – он сейчас звонил бы кому нужно и кричал в телефон. И мы бы что-то уже знали.

Я тоже прошла в гостиную и села рядом с ней.

– Ричард пообещал, что перезвонит, как только что-нибудь узнает.

– Кто такой Ричард?

– Ричард Уокер. Начальник Дина.

Я включила телевизор и нашла вместо канала «Доброе утро, Америка» утренний выпуск местных новостей. Вскоре внизу экрана появились слова «Экстренное сообщение», и мое внимание привлекло фото Майка Митчелла.

– А вот и оно. – Я прибавила громкость. Ведущая сообщила:

– Прошлой ночью у побережья Пуэрто-Рико пропал чартерный самолет из Майами. Он возвращался из Сент-Томаса после того, как совершил рейс с музыкантом Майком Митчеллом в его частный дом. Самолет принадлежал компании «Гибсон Эйр», которая управляет парком элитных частных самолетов по всему миру. Представитель компании подтвердил, что Митчелла не было на борту, когда самолет разбился. Ведутся поиски пилота. Мы продолжим следить за развитием событий.

Она перешла к другому сюжету, и я откинулась на диванные подушки и выключила звук.

– Она сказала, что его самолет разбился, – тихо пробормотала я. – Ричард такого не говорил. Он сказал «исчез».

Мама крепко сжала мою ладонь.

– Может, он не хотел тебя расстраивать.

Я знала, что она пытается поддержать меня, но ничего из того, что она сказала, нисколько мне не помогало.

– Может быть.

Мы застыли в мрачном молчании.

– В любом случае, – сказала мама, – отсутствие новостей – это тоже хорошая новость, так ведь? Если они еще не нашли обломков, у тебя есть надежда. Может, он благополучно приземлился где-то.

Я тупо уставилась на экран телевизора.

– Он не мог погибнуть, мама. Я бы это почувствовала, верно? – Я повернулась к ней. – Ведь ты же почувствовала, когда папы не стало?

– Ну конечно, – ответила она. – Но я была с ним в палате. – Она крепче сжала мою руку и снова переключила свое внимание на телевизор.

Вскоре позвонил Ричард. Когда я ответила на звонок и услышала его голос, мой желудок тревожно сжался.

– Ну как? Нашли что-нибудь?

– Пока нет, – ответил он. – Поиски продолжаются, но я только что разговаривал по телефону с авиадиспетчером в Сан-Хуане, и он зачитал мне расшифровку радиопереговоров Дина перед его исчезновением с радаров. Я попросил переслать их мне по факсу.

– Что в них? – Я чувствовала, как моя кровь закипает от прилива адреналина.

– Они довольно странные, – ответил Ричард. – И я надеюсь, мы сможем отыскать черный ящик, чтобы разобраться, что именно произошло.

– Что значит странные? Что вы имеете в виду?

Я очень хотела, чтобы он поспешил и все мне рассказал, но он, похоже, только медленно листал страницы. Я из последних сил пыталась быть терпеливой.

– Прежде чем я их вам зачитаю, – сказал он, – вы должны знать, что связь прерывалась и было много радиопомех, которые то появлялись, то исчезали, так что было трудно расшифровать слова Дина и понять, действительно ли он просил о помощи. Будь это сигнал бедствия, его поймали бы другие станции или самолеты, но до сих пор не было ни одного сообщения ни о каких сигналах бедствия. Так что это несколько необычно.

– Продолжайте, – ответила я, ходя из стороны в сторону вдоль окон. Мама сидела на диване, пристально глядя на меня.

– Сначала Дин представился и сообщил о своем местонахождении. Он был примерно в пятнадцати милях от побережья Пуэрто-Рико на высоте четырех тысяч футов, когда запросил большую высоту. Контролер понял, что это срочно, и одобрил запрос, затем стал ждать ответа, но его не было. Диспетчер продолжил попытки установить контакт, и Дин наконец ответил. Вот что он сказал, и я прочитаю вам это в точности так, как написано: «Рейс семь пять восемь на высоте шесть тысяч футов. Я внутри странного облака. Я не знаю, как его описать. Оно поднялось из океана. Очень быстро. Я не успел набрать такую высоту, чтобы избежать его. Сейчас я как будто в туннеле. Он идет на много миль вперед, прямо на север. Впереди ясное небо. Поддерживаю скорость сто девяносто миль в час». – Ричард сделал паузу, переворачивая страницу. – Дальше еще какие-то помехи, связь прерывалась. Затем Дин сказал: «Стрелка компаса крутится. Облако вращается вокруг меня против часовой стрелки. Я увеличиваю скорость до двухсот двадцати миль в час, чтобы вырваться из него. Ясное небо впереди… примерно в миле». Диспетчер спросил: «Есть ли турбулентность?» Дин ответил: «Турбулентности нет. Ветра нет». Снова помехи, диспетчер пытался восстановить радиосвязь. Дин сказал: «Туннель вокруг меня сужается, но я все еще вижу его конец. Поддерживаю текущую скорость». – Ричард выдержал еще одну паузу. – Больше он не выходил на связь. После этого диспетчер еще около мили продолжал его отслеживать на радаре. Последнее сканирование в час двадцать восемь утра показало, что он направляется на северо-запад. При следующем сканировании экран был пуст.

Мое сердце сжалось от горя, я не могла в это поверить. Я стояла у окна и смотрела на бескрайний океан. Вдали виднелся контейнеровоз, идущий в море, и несколько небольших парусников. Я медленно вдохнула, пытаясь осознать все, что сейчас услышала.

– Диспетчеру не показалось, что он взволнован? – спросила я. – Он не вел себя так, будто попал в беду или потерял контроль над самолетом?

– Нет. Диспетчер сказал, что Дин звучал очень спокойно и собранно, поэтому он так удивился, когда самолет исчез.

– Оливия! – крикнула мама с дивана. – В новостях еще что-что.

– Подождите секунду, – сказала я Ричарду, подошла ближе к телевизору и увеличила громкость. – Ричард, включите «Доброе утро, Америка», а потом перезвоните мне.

Я повесила трубку и встала на коврик, глядя широко распахнутыми глазами на кадры на экране – сначала фотографии самолета, на котором летал Дин, затем снимок роскошного салона с белыми кожаными сиденьями и привлекательной стюардессой в униформе. Она держала поднос с напитками. Потом появилось фото Майка Митчелла. Телеведущая говорила с ним по телефону.

– Как дела? – спросила она. – Мы все очень рады, что вы в безопасности.

– Да, – ответил Митчелл. – Я чувствую себя очень счастливым этим утром.

– Не сомневаюсь. Вы не могли бы рассказать нам, как прошел ваш полет на Сент-Томас?

– Погода была идеальной. Всю дорогу – безупречно ясное небо. Очень плавный полет, никаких проблем. И я много раз летал с этим пилотом. Он настоящий профессионал, так что невольно задумываешься, что дело в чем-то еще.

– Что вы имеете в виду? – надавила на него ведущая.

– Ну, что это все Бермудский треугольник, – ответил Митчелл. – Это определенно не первый пропавший самолет, так что поневоле задумаешься, что же там происходит на самом деле. Люди сообщали, что видели в небе странные огни, что были искажения времени и все такое. Вспомните девятнадцатый рейс в сорок пятом году. Пять самолетов ВМС США пропали без вести во время обычных учений, и никто не нашел никаких следов. Пока шли поиски, тоже были всякие странности. Говорю вам, там что-то происходит, и, похоже, никто не в состоянии это объяснить.

Ведущая с беспокойством кивнула.

– Позвольте спросить вас вот о чем, мистер Митчелл. Вы когда-нибудь видели в небе странные огни или необъяснимые объекты?

– Ох, да господи, – сказала мама, – они хотят превратить это в цирк и начать искать маленьких зеленых человечков.

– Тихо, мам! – Я подалась вперед, чтобы лучше слышать.

– Нет, я не видел, – ответил Майк. – Но я знаю людей, которые видели. Я просто надеюсь, что с теми, кто занимается поисками, все будет в порядке и пилота найдут. Он хороший парень.

Ведущая поблагодарила Майка, показала видео со взлетающими вертолетами береговой охраны и описала район поисков.

Телефон снова зазвонил. Я сразу ответила на звонок, это был Ричард.

– Вы это видели? – спросила я.

– Да, но не придавайте его словам большого значения, Оливия. Этот парень употребляет слишком много наркотиков. И явно хочет шумихи.

– Вы правда так думаете? Просто расшифровка, которую вы мне прочитали, довольно странная, вам не кажется? Я имею в виду… о чем говорил Дин? Что за облако в виде туннеля?

– Облака могут двигаться самыми разными способами и принимать самые разные формы.

– Да, но он сказал, что ветра не было. И почему стрелка компаса крутилась?

Помолчав, Ричард сказал:

– Послушайте, Оливия, я не хочу разрушать ваши надежды, но то, что сказал Дин… имеет смысл, если он был дезориентирован.

– Как это?

– Если была проблема с компасом, вполне вероятно, что другие приборы тоже отказали, и если не работал искусственный горизонт.

– Что это такое?

– Это прибор, который показывает, где находится горизонт, чтобы пилот мог вести самолет ровно. Если прибор неисправен, даже самый маленький крен влево или вправо может быть незаметен для пилота, а без приборов, показывающих, что самолет теряет высоту, и без каких-либо точек отсчета внутри облака пилот не может понять, что раскручивается, пока не станет слишком поздно. Это может объяснить, почему Дин думал, что облако вращается против часовой стрелки.

Мне было трудно все это осознать.

– Но он сказал, что видит ясное небо в конце туннеля.

– Опять же, – мягко ответил Ричард. – Возможно, он смотрел на океан. Было темно, и стояла полная луна. Он мог принять отражения на воде за звездный свет.

При мысли о самолете Дина, летящем по спирали к темному морю, у меня сжималось горло, глаза горели от слез. Я не сразу смогла хоть что-то сказать.

– Спасибо, Ричард. Обещаете, что позвоните мне, если что-то узнаете? Я очень жду и надеюсь на лучшее.

– Как и я, – ответил он.

Я повесила трубку и повернулась к маме, которая обеспокоенно смотрела на меня.

– Все в порядке?

Стены будто сдавливали меня со всех сторон. Как такое могло быть? Вчера мы с Дином катались на яхте, обсуждали нашу будущую семью. Он должен был уже вернуться домой. Он обещал, что скользнет в нашу постель на рассвете и мы займемся любовью.

Но он не вернулся. Он был где-то там. Один. И я не знала, жив он или мертв. Я продолжала цепляться за мысль, что ему удалось выжить, но стоило мне увидеть обеспокоенный взгляд моей матери, и все мои надежды рассыпались. Кожу странно кололо, я начала задыхаться, мне нужна была кислородная маска. Мама вскочила с дивана и заставила меня сесть.

Глава 3. Мелани. Нью-Йорк, 1986

Дверь в кабинет психотерапевта была открыта, поэтому я робко переступила порог. За окном стеной лил дождь, и в кабинете, освещенном одной только настольной лампой в углу, было темно, хотя шторы были раздвинуты, открывая вид на улицу. Мой взгляд остановился на этом маленьком блике природы, прежде чем я посмотрела на терапевта. Он сидел за антикварным столом, но быстро встал и подошел, чтобы поприветствовать меня.

– Вы, должно быть, Мелани, – сказал он приветливо. – Я доктор Робинсон. Присаживайтесь.

Чувствуя легкую тревогу – потому что я не привыкла поверять свои тайны и опасения незнакомцам или вообще кому бы то ни было, – я сняла с плеча сумку и направилась к шоколадно-коричневому кожаному дивану, рассудив, что он предназначается для пациентов. После того как я села, доктор Робинсон опустился в большое кожаное кресло и положил себе на колени блокнот.

Мы оба молчали, пока я осматривала кабинет. Под ногами у меня лежал красный персидский ковер и панели из темного дерева с впечатляющей старинной резьбой. Повсюду были книги – сложены стопками на каминной полке, расставлены по полкам позади стола доктора Робинсона. Медная люстра над моей головой нуждалась в хорошей полировке.

– Прекрасная комната, – отметила я, стараясь не смотреть доктору в глаза. Интересно, он и правда доктор? Врач-психиатр? Или доктор наук, как я? – Что-то в духе романов Эдит Уортон.

Доктор Робинсон тоже огляделся.

– Да, думаю, вы правы. Вы поклонница Эдит Уортон?

Я пожала плечами.

– Я прочитала «Эпоху невинности» на первом курсе, во время занятий по писательскому мастерству.

Он сложил руки на коленях и склонил голову, терпеливо ожидая продолжения.

– Я специалист по естественным наукам, – объяснила я. – Мне было что читать. Учить. Решать. Чтение любовных романов было чем-то вроде летних каникул.

Он кивнул, и только тогда я позволила себе по-настоящему посмотреть на него. Интересно, сколько ему лет? Около тридцати? У него были голубые глаза и волевой подбородок. Я снова перевела взгляд – на этот раз на декоративные подушки на диване. Я расправила одну из них и попыталась немного взбить ее.

Доктор Робинсон ничего не сказал. Он просто сидел и молча наблюдал за мной. Я чувствовала себя как образец крови на предметном стекле под микроскопом.

– Так что привело вас сюда сегодня, Мелани? – спросил он, и я была благодарна, что он наконец взял на себя ответственность за разговор, потому что я понятия не имела, что сказать. Тишина действовала мне на нервы.

– Это была не моя идея, – ответила я, дергая нитку на джинсах. – Это предложил декан физического факультета Колумбийского университета доктор Филдинг. Сказал, что они возьмут на себя все расходы.

– Понимаю. – Доктор Робинсон кивнул. – Почему же он предложил вам с кем-то поговорить?

– Потому что я не укладываюсь в срок. Я пишу диссертацию по физике элементарных частиц, – объяснила я. – Но, кажется, в последнее время я потеряла к ней интерес. Доктор Филдинг говорит, что беспокоится обо мне, – я отвела взгляд и чуть закатила глаза. – По крайней мере, так он утверждает. Я думаю, он больше беспокоится об исследовании, чем обо мне. Этот проект финансируют несколько важных спонсоров.

– О чем ваша работа?

Я встретилась взглядом с доктором Робинсоном.

– Я изучаю энергию нулевой точки – случай, когда в атоме прекращается любая активность, – и связанные с этим эффекты, которые квантовый вакуум может оказывать на самолет. Или, говоря простым языком, я пытаюсь разгадать тайну, почему самолеты пропадают без вести над Бермудским треугольником.

Он слегка откинул голову назад.

– Ух ты. Звучит очень интересно.

– Раньше я тоже так думала, – ответила я. – Конечно, самолеты исчезают постоянно и по всему миру, но я изучила записи Национального совета по безопасности на транспорте, и, судя по ним, над Треугольником пропадает гораздо больше самолетов, чем в других местах. И я не говорю про обычные аварии. Их можно объяснить. Я говорю о самолетах, которые пропадают бесследно, а с их исчезновениями часто связаны необычные обстоятельства, которые приводят следователей в тупик. – Я немного помолчала. – Как бы то ни было, доктор Филдинг подумал, что мне нужно с кем-то обсудить, почему все это больше меня не мотивирует.

Мой терапевт взмахнул рукой, будто дирижируя сонатой.

– А как вам кажется? Почему вы потеряли интерес?

– Ну… – Я нервно сглотнула. – Моя мама недавно умерла. Вот почему он предложил мне поговорить с кем-нибудь. Прожить мое горе.

Доктор Робинсон вновь уставился на меня так, будто пытался разглядеть с большого расстояния.

– Глубоко соболезную. Вы с мамой были близки?

Я тяжело вздохнула и поняла, что это прозвучало так, будто он разочаровал меня этим вопросом, хотя, может, отчасти так оно и было. Какой-то он был слишком предсказуемый.

– Она погибла внезапно, – объяснила я. – Это был шок. Вы наверняка слышали о недавнем торнадо над Оклахомой. Он пронесся по парку трейлеров, и много людей погибло.

– Да. Ваша мама была в их числе?

– Да.

Он нахмурился.

– Мне очень жаль. Где вы были, когда это произошло?

– Здесь, в Нью-Йорке. Я увидела это в новостях, потом мне позвонили из полиции и сообщили, что она… ну, вы понимаете… что ее больше нет.

Он сочувственно кивнул. Снова надолго повисла неловкая тишина.

– Я не была дома почти два года, – объяснила я, чувствуя необходимость уточнить. – Я даже не могу вспомнить, когда мы в последний раз разговаривали по телефону.

Когда я замолчала и опять стала дергать нитку на джинсах, он подтолкнул меня еще раз:

– Была ли причина, по которой вы перестали общаться?

Я начала понимать, как это работает. Обычный разговор похож на теннисный матч, где мяч летает туда-сюда над сеткой и оба игрока вносят равный вклад. А здесь я была только я, бьющая мячом в стену, от которой не было особого участия. Значит, мне придется говорить, иначе мы будем просто сидеть в неловком молчании.

Глядя на листву за окном, я сказала:

– Когда я уехала и поступила в колледж, я не стала поддерживать связь с ней. Я просто хотела выбраться.

– Почему?

– Потому что мое воспитание не было идеальным. – Я посмотрела на доктора, прищурившись. – Как так вышло? Это вы хотите узнать? Хотите как следует покопаться своим терапевтическим совочком в моем детстве? Что ж, давайте поговорим о моей матери. Я хорошо подготовилась.

Его нисколько не смутил мой снисходительный тон. Он просто пожал плечами, и я тут же почувствовала приступ раскаяния.

– Вы хотите этого? – спросил он. – Чтобы я сосредоточил внимание на вашей матери?

Я попыталась расслабиться.

– Это не имеет значения. На самом деле у меня довольно унылая жизнь. Могу вкратце рассказать, если хотите. В моем детстве мама постоянно приводила домой разных мужчин, и они жили с нами. Каждый год или два у меня был новый «папа». Долой старое, даешь новое. Большинство из них были ужасны.

– А ваш настоящий отец? – спросил доктор Робинсон. – Он вообще появлялся?

– Не-а. Я даже не знаю, кто он. Если честно, мне кажется, что и мама тоже. А если она и знала, то собиралась унести этот секрет в могилу. В общем-то, так оно и вышло. – Я помолчала, задумавшись об этом. – Ей было всего семнадцать, когда она родила меня. Бабушка тоже не знала, от кого. Во всяком случае, я так думаю.

– Расскажите мне о вашей бабушке.

Тут я оживилась, может быть, потому, что я по-настоящему гордилась своей бабушкой.

– Она была волевой личностью. Она жила в трейлерном парке недалеко от нас, чтобы я могла ходить к ней после школы.

– Ваша мама работала?

– Да. Она работала в закусочной. Кафе было открыто до полуночи, поэтому она всегда возвращалась домой очень поздно. По крайней мере, так говорила бабушка. Может, она развлекалась. Я ее не осуждаю. Ей едва исполнилось двадцать, а у нее уже был трехлетний ребенок. Не знаю, что она делала бы, если бы бабушка не заботилась обо мне.

– Похоже, бабушка была важной частью вашей жизни. Где она теперь?

– Она умерла, когда мне было пятнадцать. Остались только я, мама и вечные мамины приятели.

Доктор озабоченно нахмурил брови. Я сразу поняла, о чем он думает, поэтому выставила ладонь вперед.

– Нет-нет, не смотрите на меня так. Ничего такого не было, поверьте мне. Ничего с отметкой 18+. Они были не такими уж плохими. Мне просто приходилось слушать вопли и крики, когда они напивались, а происходило это каждые выходные. Мама любила виски и играть с огнем.

Несколько секунд я внимательно рассматривала лицо доктора Робинсона, ошеломленная теплотой его взгляда. Удивительно, что он мог так долго смотреть мне в глаза, не отводя взгляда. Он не испытывал никакой неловкости.

– Это правда важно? – спросила я. – Обсуждать маминых бойфрендов? Моя задача – вернуться к работе над моим исследованием. Выяснить, как остановить исчезновение самолетов на Багамах. Ее бойфренды – не то, о чем я должна горевать.

Оставив блокнот лежать на его коленях, он уперся локтями в ручки кресла и сложил указательные пальцы домиком.

– Мне кажется интересным, что вы произнесли слово «должна». Это вынуждает меня вернуться к тому, что вы сказали до этого: что прийти сюда – не ваша идея. Еще вы сказали, что хорошо подготовились. Возможно, вы считаете ваш визит ко мне экзаменом, который должны выдержать?

Я положила руку на сумочку.

– Не знаю. Возможно.

– А если это экзамен, то кто выставляет оценки? Декан факультета? Я? Вы сами?

Я хихикнула.

– Вы думаете, я здесь только для того, чтобы сказать то, чего от меня ждет профессор, чтобы меня не исключили из программы?

– Я этого не говорил, – ответил доктор Робинсон. – Вы думаете, что я так думаю?

Я рассмеялась, слегка запрокинув голову.

– Ух ты. От этих вопросов у меня даже голова закружилась. Мы будто ходим кругами. Как вы думаете, что я думаю о том, что вы думаете, что я думаю?

Он тоже усмехнулся.

– Я прошу прощения. Я просто хочу понять, чего вы хотите добиться от этих сессий. Какова ваша конечная цель, Мелани?

– Что ж, это интересный вопрос, доктор, – ответила я с иронией. – Весьма экзистенциальный, вам не кажется?

Он ничего не сказал, так что я вынуждена была ответить ему серьезно. Я попыталась копнуть глубже, потому что он, по всей видимости, хотел от меня именно этого. Глубоких, обдуманных мыслей.

– Думаю, я просто хочу знать, на правильном ли я пути. Я всегда считала этот исследовательский проект своим призванием, но теперь я в этом не уверена. В последнее время я начала задаваться вопросом: не записалась ли я в эту программу только для того, чтобы сбежать от жизни с мамой? И мой проект кажется… даже не знаю… сейчас он кажется мне каким-то ребячеством.

Он склонил голову набок.

– Простите. Я просто пытаюсь понять. Вы думаете, что физика – это ребячество?

– Нет, конечно нет. Не в целом. Только мой проект. Наверное, он слишком личный.

– Личный?

– Простите, я чувствую себя нелепо, говоря об этом. Но, видимо, я должна говорить, если хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в моей жизни и сказать, что делать дальше.

Одарив меня дружелюбной и открытой улыбкой, он сказал:

– Я здесь не для того, чтобы указывать вам, как жить, Мелани. Моя задача – помочь вам задуматься о том, где вы находитесь и почему. И, надеюсь, это поможет вам принимать правильные решения в будущем.

– Хорошо, – неуверенно сказала я и взглянула на напольные часы у двери. – У меня такое чувство, что я здесь уже довольно долго. Наше время почти истекло?

Он посмотрел на наручные часы.

– У нас еще есть несколько минут.

– Хорошо. Ну тогда… иногда я думаю: не даю ли пищу этой ужасной желтой прессе из супермаркетов, которая рассказывает о знаменитостях, похищенных инопланетянами, или о свинье из Арканзаса с человеческими ногами? Я беспокоюсь, что моя работа глупая.

– Лично я не думаю, что это глупо, – ответил он. – И если декан физического факультета Колумбийского университета одобрил тему… если он считает, что может быть твердое научное объяснение.

– Да, пожалуй. – Я опустила глаза. – Но иногда я задаюсь вопросом: не лучше ли отказаться от этой идеи и использовать свои исследования для чего-то другого – например, для прогнозирования опасных погодных явлений?

– Таких, как торнадо, которые проносятся по трейлерным паркам? – спросил он. Я подняла взгляд. Он был очень проницателен.

– Может быть.

Доктор Робинсон на миг задумался, затем снова взглянул на часы.

– Похоже, сегодня у нас не осталось времени. Но это очень хорошая точка, с которой можно начать наш разговор на следующей неделе. Вы придете снова? Я хотел бы узнать больше о том, почему вы считаете тему исчезающих в воздухе самолетов слишком личной. Вы готовы будете поговорить об этом?

– Конечно, – ответила я и вдруг на секунду вновь ощутила былую страсть к моему проекту. Это было неожиданно, потому что в последнее время он вызывал у меня только скуку.

Кроме того, мне понравилось беседовать с доктором Робинсоном и я хотела его увидеть снова. Было столько всего, что мне хотелось бы обсудить, сидя на этом диване. Но больше всего я хотела узнать, важна ли моя работа или это просто глупая детская фантазия.

Глава 4. Оливия. Майами, 1990

– Спасибо, что пришли, – сказала я Саре, когда провожала их с Леоном до двери после ужина.

– Ты уверена, что справишься? – спросила Сара, обнимая меня. – Мы можем остаться подольше, если хочешь.

– Я ценю это, но я справлюсь. Со мной мама.

Леон тоже обнял меня.

– Держись. Дай нам знать, если тебе что-нибудь понадобится.

– И мы вернемся завтра, – добавила Сара, когда они уже шли к лифту.

Я закрыла за ними дверь и опустилась на диван рядом с мамой, которая напряженно вглядывалась в экран.