Полная версия
Смех спросонок
Сергей Виноградов
Смех спросонок
Кепка во имя гармонии
Порядок… Порядок должен оставаться неизменным? Или существует для того, чтобы его нарушать? Взять, например, железный порядок: он не изменяется во времени, всё всегда на своих местах в пространственно-временном отношении. Это порождает спокойствие, которое, как мне кажется, слегка отдаёт гнильцой. А что же гармония? Она находится в перманентном движении. Это постоянное изменение существующего порядка в данный момент времени под себя, дабы устранить некое несоответствие между внешним и внутренним. Как-то так.
Взять, к примеру, моего соседа по коммуналке. Он абсолютно предсказуем, по нему можно сверять часы. Всё всегда вовремя, всё на месте – меня это просто бесит, выворачивает наизнанку от правильности и логичности происходящего. И это длится годами. Он пожилой человек, пенсионер, работает. Сутки через двое. Подозреваю, что где-то в охране или сторожем, но это только мои предположения. Мы практически совсем не общаемся: ни «здрасьте», ни «до свидания». Идеальные добрососедские отношения: мы просто не существуем друг для друга. Находимся в параллельных измерениях, которые не пересекаются друг с другом, хотя сосуществуют в пространственно-временных рамках коммунальной квартиры. Я не вижу его месяцами и узнаю о его присутствии или отсутствии дома исключительно по наличию, или же отсутствию в прихожей его кепки на гвоздике. Больше его существование не проявляется практически никак. Есть кепка – значит дома, нет кепки – значит на смене. Иногда выбирается на кухню: пошуршит, погремит и – юрк к себе в комнату.
А что же я? Проснулся, умылся, изволил испити чаю и в нерешительности восседаю за столом. Сегодня воскресение. Неужели эти выходные так и пройдут бездарно? «Безумно жалко места на беспочвенные сны и трусливую защиту лезвием спины…» – вспомнил я строку из своей старой песни. Чувствую болезненный дискомфорт. Надо заглянуть во внутреннее зеркало, узнать, что происходит и попытаться устранить причину. Итак, посмотрим.
Я сижу за столом, моё туловище обволакивает разбухшая плотная энергетическая оболочка, а вокруг головы нет ничего. Как будто сижу в мохнатой шубе и без шапки. Чем-то похож на грифа-стервятника: мощное пернатое тело с тонкой лысой шеей и маленькой головой. Надо, каким-то образом выравнивать положение. Чего-то не хватает. Надо подумать… Я закрыл внутреннее зеркало. А что, если выглянуть своей маленькой серой головёнкой на тонкой шейке из-за двери в прихожую? Там всегда полумрак и, если там кто-нибудь есть, меня никто не заметит. Ну, прямо как старуха Шапокляк.
Я вышел на кухню покурить и краем глаза отметил отсутствие соседской кепки на гвозде. По моим подсчётам он должен сегодня прийти с работы на постой, часа через полтора-два. Сигарет осталось мало, придётся идти на улицу под дождь. Свинство какое!
Оставлять всё как есть нельзя – это приведёт к ещё большим осложнениям. Нужен поступок. Небольшой подвиг, если хотите, который исправит положение – встанет на своём месте, заполнит пустоту и гармония будет восстановлена. Так и тянет совершить какой-нибудь добрый поступок. Переизбыток нерастраченного душевного тепла, порой граничащего с коварством, не даёт мне сидеть на попе ровно! Шила в заднице да не утаишь!
План созрел мгновенно. Я быстро оделся и выбежал на улицу, снял с карточки денег и побежал по окрестным магазинам: где-нибудь да отыщется что-то похожее.
Вернувшись домой, я достал из пакета новенькую шерстяную кепку, точь-в-точь как у соседа, и повесил её на его законный гвоздь. Давясь от смеха, я вернулся к себе в комнату, включил телевизор и стал ждать.
Через какое-то время я услышал звук открывающегося замка, подскочил к своей двери и, превратившись в слух, замер. Вот он входит, снимает сумку, ставит её на столик в прихожей, снимает свою кепку, поворачивается, чтобы повесить… и тишина. Внутри меня похолодело: в прихожей не было ни единого звука, всё замерло. Потом послышалось частое прерывистое дыхание и сопение, он топтался на месте, снял куртку, повесил её. По всей видимости, он стоял со своей кепкой в руках и смотрел на висящую точно такую же кепку на своём гвозде и усиленно размышлял, открыв рот. Это продолжалось по времени около пяти минут. Может и больше – не засекал. Мне было чрезвычайно любопытно: о чём он думал в этот момент? Я стою, припав к дверям, как мелкий пакостник, а у человека, может быть, в этот самый момент под ногами рушится мир! По идее, потом он должен пойти к себе в комнату, переодеться, набрать на кухне воды в чайник и поставить на огонь, разогреть или сварить что-нибудь на завтрак, перекусить и лечь отсыпаться до самого вечера. Достиг ли мой поступок намеченной цели? Исправил ли я этим неполадки во вселенной? Меня просто разрывало на части от любопытства. Он ушёл к себе, а мне так и не терпелось посмотреть, что он сделал. Но этим я мог выдать себя и решил подождать.
Сосед вышел на кухню поставил чайник, что-то там пошумел и удалился к себе: сейчас, наверное, включит двенадцатичасовые новости. Я тихонько выглянул в прихожую: на его привычном гвозде висела «моя» кепка, а рядом на вешалке, на свою куртку он водрузил «свою» кепку. Никакого катарсиса не произошло! Неужели подвиг не удался? В этом была незавершённость. Я прокрался на кухню: на плите стоял чайник, а рядом в ковшике варились два яйца. Я мгновенно вернулся к себе, достал из холодильника яйцо и быстренько положил к нему в ковшик третье. Вернулся к себе и замер.
Чайник засвистел, через какое-то время сосед выполз. Что-то там потоптался на кухне, но не спешил уходить оттуда, видимо недоумевал на счёт трёх яиц – мол, как так? Слышу: снял с плиты ковшик и поставил его под холодную воду в раковину. Взял чайник и ушёл к себе. По ощущениям – выполнено ровно на две трети, нужен завершающий этап. Я на цыпочках прокрался на кухню, достал из ковшика своё яйцо, «свою» кепку снял с его гвоздя, а его кепарик водрузил на законное место и с чувством выполненного долга вернулся к себе. Сосед вышел на кухню, слил воду из ковшика, постоял молча какое-то время, забрал яйца и удалился к себе.
Ну вот, теперь вроде бы всё. Теперь можно уже «официально» просыпаться и выходить на кухню. Я сделал телевизор громче, включил гитарный комбик, взял пару аккордов на электрогитаре, погремел тарелками для пущей убедительности и вышел на кухню покурить. Стою, значит, курю, усиленно зеваю, будто только проснулся. Из своей комнаты выходит сосед с тарелкой и кружкой, в прихожей он в нерешительности останавливается и шепчет:
– Что такое?.. – пожимая плечами, заходит на кухню, включает воду и начинает мыть посуду. Я стою к нему спиной и курю. Я молчу, и он молчит. Идиллия. Но я чувствую спиной его сверлящий взгляд, выжидательный, подозрительный. Я затушил сигарету, художественно покашлял, и, не смотря в его сторону, молча проследовал к себе.
Задача выполнена. Заглянув во внутреннее зеркало, я убедился, что всё в порядке: равновесие восстановлено. Обыкновенный, с моей точки зрения, незначительный штатный подвиг, я бы даже сказал, заурядный поступок способен творить чудеса. И, может быть, с морально-этической точки зрения он не безупречен, но – работает! И, обретя гармонию на ближайшие пять рабочих дней, я отправился в зоопарк понаблюдать за грифами-стервятниками.
8 сентября 2017
Почему я не люблю лыжи
После обеда по электронной почте пришло сообщение: сегодня в 15.30 состоится собрание в офисе. Мы переоделись и отправились в офис (он располагался в соседнем корпусе). Пришли, расселись. Всем пришли аналогичные письма, но никто не располагал информацией о теме собрания. Через какое-то время явился генеральный директор с папкой в руках, сел, раскрыл папку, оглядел всех нас и изрёк:
– Господа, милостивые государи, товарищи! Завтра нашей фирме исполняется ровно год. Ровно год мы существуем под новым названием. В связи с чем, мы завтра всем нашим дружным коллективом отправляемся на лыжную базу за город. Заезд – в пятницу, то есть завтра, я думаю, ближе к обеду за нами приедет автобус. Обратно нас привезут в воскресение в первой половине дня. Так что проведём на природе почти двое суток. Трёхразовое питание, нас поселят в двухместных номерах. В нашем расположении бар, так что брать с собой алкоголь и закуски не обязательно, есть спортивный зал с навороченными тренажёрами, теннисный корт, сауна и небольшой бассейн. Вечером в клубе – увеселительная программа, какая именно – я не знаю. В общем, скучно не будет. Да, и самое главное – прокат лыж! Есть несколько маршрутов различной степени сложности. У меня всё.
Мы переглянулись. Какая ещё лыжная база? Середина сентября! На дворе бабье лето! Я не удержался и процитировал:
– Стою на асфальте я, в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я шизанутый!
– А вы зря иронизируете. Там круглый год наши чемпионы тренируются. Так что снег вам будет обеспечен. Уплочено!
На следующий день мы договорились собраться часам к 11-ти. Я взял с собой спортивную одежду, смену белья, мыльно-рыльные принадлежности. Ну, естественно, запас допинга (какой спорт без этого). Какой бы там бар не был – а добавки всегда не хватает! Прождали автобуса часа два. Сидели, трепались. Выпили немного на дорожку. Подали автобус. Расселись. Я надел наушники, закрыл глаза и вскоре задремал.
Ехали довольно долго. Прибыли на базу около пяти вечера. И там действительно был снег! Настоящий! Хрустел под ногами. Вечернее сентябрьское солнце над головой. Нас встретил администратор и повёл в наш корпус. По всей видимости, это всё было когда-то пионерским лагерем. Одноэтажные деревянные корпуса с номерами. Сосновый бор. Воздух. Ништяк! Угадывался под снежным покровом плац с флагштоком и трибуной, летняя деревянная крытая эстрада, ряды скамеек перед ней.
Номера были двухместными: две кровати, две тумбочки, стол с графином воды, пара гранёных стаканов, салфетки. В углу встроенный шкаф для одежды. На стене висела какая-то репродукция с фруктами. Мы разместились.
В дверь постучали, и вошла женщина в спортивном костюме, неся на предплечье связку деревянных стульчаков от унитазов и полотенца в упаковке, поздоровалась, представилась горничной. Вручила нам пульт от телевизора.
– Это стульчаки от унитазов, они именные. На них выгравированы ваши имена. Вешать вот сюда, – и ловко повесила стульчак в аккурат над изголовьем моей койки, – их можно забрать с собой на память. Если возникнут вопросы – обращаться в первый номер. Бар в конце коридора, открывается после ужина. Ужин будет в 20.30. После – увеселительная программа в клубе с танцами, караоке и различными конкурсами. Туалет на улице, в двадцати метрах. Просьба пользоваться только своими стульчаками и не забывать их в туалете. Пока вроде всё. До ужина ещё два с половиной часа, так что можете пока взять в прокате лыжи и совершить вечернюю прогулку. Аппетит будет зверский. Приятного отдыха.
Мы переглянулись. Я снял свой стульчак со стены. На нём действительно было выгравировано моё имя, под ним в скобках была выбита дата моего рождения, тире, и оставлено пустое место. Это что, типа вписать что-то? Что за юмор!? И как с этим ходить в туалет? Прямо по улице, чтоб все видели, куда я направляюсь. Да, весело – ничего не скажешь. Я достал початую бутылку коньяка, мы с товарищем накатили прямо из горла и отправились на разведку.
Вдоль дорожек через каждые двадцать метров стояли урны. На стволах сосен были таблички с указателями и номерами маршрутов. Вышли на пригорок, на котором возвышалось трёхэтажное кирпичное здание с вывеской «Прокат лыжного инвентаря. Часы работы: 10.00-20.00». Решили зайти. Внутри царил полумрак, под потолком висела на проводе тусклая пыльная лампочка. У дальней стены за деревянной стойкой сидела женщина в фуфайке, на носу очки в массивной чёрной оправе. Она читала под настольной лампой книгу. Мы подошли, поздоровались. Она встала, улыбнулась нам, спросила, что нас интересует. Мы, естественно, сказали, что желаем прокатиться на лыжах. Попросили посоветовать нам, что выбрать, так как не стояли на лыжах со школьной скамьи. Она достала массивный каталог, внимательно осмотрела нас с ног до головы, спросила за чем-то кто мы по гороскопу, полистала свой каталог, погрызла карандаш и выдала свой вердикт:
– Есть для вас две эксклюзивные модели! Вы вовремя!
Моего товарища увела подошедшая помощница в соседнее помещение. А меня просили немного подождать. Я огляделся. Вдоль стен стояли разные виды лыж, палок, в углу в кучу были свалены лыжные ботинки, коньки, фуфайки. Были в наличии санки, ватрушки, мячи, скакалки, разобранные велосипеды, самокаты. Под потолком висели видавшие виды духовые музыкальные инструменты, какие-то вымпелы, связки медалей, грамоты, свистки, ласты, спасательные круги. У противоположной стены расположились огнетушители, утюги, полуразобранные акустические системы, автомагнитолы, какие-то канистры, несколько самоваров, большой барабан, сети, удочки, банки с советскими значками и пуговицами, виниловые пластинки. Больше всего меня удивил старинный патефон и большая массивная арфа.
Женщина в фуфайке вернулась с лыжами. Они были в красном бархатном футляре. Открыла футляр, достала одну лыжу и протянула её мне:
– Вот, зацените. Ручная работа. Как будто специально под вас сделали. У нас они в единственном экземпляре. Прокатитесь – не пожалеете!
Я взял лыжи в руки. Довольно тяжёлые. И шире обычных. Жёсткие. Не гнуться совсем. Покрытие на ощупь пластиковое. Мне подобрали по размеру лыжные ботинки.
– Палки мы сейчас подберём. У нас они с секретом. Вот, например, эти, оранжевые.
Я взял палки в руки. Очень лёгкие, почти невесомые. Но они все были в отверстиях и, как я понял, внутри полые.
– Это не просто отверстия! Вот, посмотрите, – она взяла палки и подошла к вентилятору, поднесла к пропеллеру, и они зазвучали. При поворачивании их в потоке воздуха, они издавали звуки, наподобие флейты, – можно даже мелодию какую-нибудь изобразить. Понесётесь с горки под музыку. У нас они разных тональностей, как губные гармоники. Что, не подходит? Вам, думаю, надо на полторы октавы пониже. Держите эти коричневые.
Я поинтересовался, зачем здесь столько всякого барахла. Она сказала, что помимо проката, у них тут ещё и ломбард с комиссионкой работает, но она надеется, что мне не придётся ими воспользоваться.
Я вышел на старт. Как это на полторы октавы пониже? Зачем ломбард, что тут закладывать, за всё же заплачено, и казино тут нет. Не понятно. Выбрал маршрут, встал на лыжи, оттолкнулся палками и покатился под гору.
Понимание фразы «на полторы октавы пониже» пришло сразу. Звук, который издавали мои палки, сильно напоминал тот, что издаёт человек с расстройством пищеварения, очень долго терпевший, и наконец-то дорвавшийся до толчка. Причём весьма громко. Я ехал, ошалело озираясь по сторонам (как бы кто не увидел и не услышал), ничего не видя перед собой. Чувствую: снег начинает налипать, сейчас грохнусь. Пытаюсь свернуть с трассы влево к детской площадке. И бабах! – Падаю и лечу прямо на детскую площадку. Скольжу на боку в сторону турников, затормозил, схватившись за скамейку. Сел на снег. Лыжи отцепились ещё при падении. На снегу у скамейки сидел мальчик лет семи от роду и с любопытством разглядывал меня. В руке он держал валик для краски, рядом лежало корытце, а между ног зажата открытая банка краски. Я ничего не нашёл лучше, как достать из своего рюкзака банан, и протянуть его мальчику. Он молча взял. Так и сидит молча: в одной руке банан, в другой валик. Молчит и на меня смотрит. И я молчу.
Я поднялся и пошёл за лыжами. Нагнулся и вместо одной из лыж поднял две половинки. Сломал! Твою же мать! Пятнадцать минут назад взял. И вот! Блин, что делать-то теперь? Как-то неловко. Что я скажу в прокате? Вдруг платить придётся? Ну, деньги вроде есть. А вдруг не хватит? Кажется, я начал понимать, зачем тут ломбард. Чёрт, ну и влип.
Сел на скамейку. Закурил. Достал из рюкзака фляжку и отхлебнул. Сижу, значит, и в руках держу обломок. Присмотрелся и ахнул – да это же ДСП! Какой, на хрен, эксклюзив, в единственном экземпляре? Две полоски древесно-стружечной плиты, загримированные под лыжи. Ясен папуас – сломаются! Блин. Поэтому и не гнулись. Это, наверное, приколы у них тут такие! Типа розыгрыш.
Захожу в прокат: так, мол, и так, неприятность случилась. Вот.
– Ну, это ничего. Они застрахованы. Не переживайте. Вот подпишите договор.
Я пробежался вскользь взглядом по бумаге, расписался и ушёл.
Потом был ужин и всё такое. В общем, хорошо провели выходные. С лыжами я предпочёл больше не связываться и со временем забыл о неприятном инциденте.
Через неделю настало время получения зарплаты. Часть нам начисляли на карточку, а часть мы получали в кассе. Вечером пошел проверять в банкомате – карта пуста. На следующий день поспрашивал у коллег – им всем перечислили ещё вечером. После обеда пошли в кассу за конвертами. Все получили сполна, а я только половину. Что за фигня? Я направился в бухгалтерию за разъяснениями. Так, мол, и так – какого лешего?
Бухгалтерша протягивает мне бумагу:
– Вот, ознакомьтесь. Вчера пришла. Читайте внимательно, и то, что мелким шрифтом, тоже. Это же ваша же подпись?
Это был тот самый договор проката лыж. В нём значилось, что в случае порчи или утраты арендованного мной имущества, я обязуюсь покрыть страховку за свой счёт. Это же разводка в чистом виде? Они же бутафорские. Из ДСП! Ещё бы из папье-маше сделали. И договор сунули уже после. Я-то, дурак, и не просмотрел внимательно. Развели всё-таки, как сукиного сына. Прочитал до конца. В самом низу были контакты. Типа, если возникнут вопросы обращаться по таким-то телефонам. И сумма, такая, что мне не один месяц платить придётся.
Решил позвонить по указанным телефонам и выяснить, что это за фигня. На другом конце услышал следующее:
– А что вы хотели? Это же ручная работа! И что, что из ДСП? А вы попробуйте сделать из ДСП лыжи, да так, что не отличишь от настоящих. Это же искусство, мастерство! А оплата мастеру? Единственное, что мы сможем для вас сделать, это растянуть выплату. Будете перечислять только часть заработной платы, но с процентами. На том и порешили.
С тех пор я не люблю лыжи!
Сентябрь 2017 год.
БЯ
!
Вот, еду я в метро и вижу массу народа: все спешат по своим делам, думают о чём-то или же просто дремлют. Стоп! Гаджеты засосали в себя процентов восемьдесят пассажиров в вагоне – одни ноги торчат. Кое-кого – пресса, и уж совсем немногие прячутся в книгах. Они едут, не осознавая того, что они в данный момент едут, не осознают свою пассажирскую сущность. Отсутствие само-осознания себя в данный момент времени, в данном месте, глубины своего погружения в процесс поездки. Чёрт возьми! – Да я просто уверен в том, что девяносто девять и девять процентов пассажиров вообще не осознают факта МОЕГО присутствия в вагоне. Это же просто свинство с их стороны! Какого хрена…
– ПОТОМУШТОВ!!! – резкий звук прервал ход его мыслей. Он сидел за столом в офисе на общем собрании, но это, как оказалось, обращались вовсе не к нему:
– …потому что у нас нет мощностей для производства такого количества продукта…
Он не любил свою фамилию и каждый раз вздрагивал, когда слышал «потому что», «что» и «почему» (так как это подразумевало продолжение). Это тянулось из детства – постоянно над ним подтрунивали и шутили. Дал бог фамилию: Павел Потомуштов! А ещё в студенчестве, когда вышел культовый «Брат», бывало, спросят «ты кто?», и сами же отвечают: «Павел Ефграфович я»…
– Паша, а ты как думаешь, осилим? – поинтересовался напарник, толкнув его локтем.
Павел спокойно встал, предложения он уже обдумал накануне и даже набросал в виде тезисов, взял листок, набрал в грудь воздуха:
– БЯ!.. БЯ! – вырвалось из него, да ещё и вышло громко, с вызовом. Он замахал руками, будто отмахиваясь от мух, покашлял, стуча себя кулаком в грудь. Что за хрен!? Отдышался и приготовился начать снова:
– БЯ! БЯБЯБЯ… БЯ! – он побледнел, ошарашено смотря на присутствующих.
– Паша, что с тобой? Тебе плохо? Тебя что – тошнит? Откройте окно!..
Он видел тревожные, удивлённые лица коллег, они переглядывались между собой. Он как мог жестами объяснил, что ему надо выйти на воздух и выбежал из кабинета.
Забежав в туалет, он склонился над умывальником, включил воду, набрал в ладоши холодной воды и окунул лицо. Из зеркала на него смотрело бледное испуганное лицо с красными глазами. Странно, мыслю я членораздельно, а пытаюсь выразиться – получается «бя», как рвотный рефлекс. Может, переутомление или химии надышался? Вернувшись в кабинет, он жестами дал понять, постукивая себя по животу, что, мол, брюхо крутит, и он уходит домой. Возражений не последовало, благо была пятница и конец рабочего дня.
Павел вышел из института и направился к метро. В голове с самого утра у него крутилась песня БГ:
«…а в небе бабы голые летят
на их грудях блестит французский крем
они снуют с бесстыдством крокодила
Гори, гори, моё паникадило
не то они склюют меня совсем…».
Его обогнала барышня, обернулась и спросила в какой стороне метро. Он поднял руку, желая указать направление, и у него вырвалось «БЯ!». – Она аж отпрыгнула в сторону, испуганно таращась на него, покрутила пальцем у виска, буркнув что-то типа «наркоманы кругом», и ускорила шаг.
Павел зашёл в вагон и уселся на пустующее место. Достал Джойса, отыскал нужную страницу и приготовился к чтению. На следующей станции в вагон зашёл прилично одетый мужчина с борсеткой в руках, он довольно громко что-то говорил. Павел решил, что он по телефону треплется, но в ушах у него ничего не было, да и телефона в руках не наблюдалось. Он сел рядом с Павлом, продолжая говорить сам с собой. Говорил о том, на каких фабриках в России делают лучшие баяны, будто бы советовал кому-то, рассуждал, какое звучание больше подходит тому или иному ансамблю, жестикулировал руками, ни на кого не обращая внимание. Павел убрал книгу, так как никак не мог сосредоточиться на чтении из-за болтовни соседа. Баяновед вышел на Восстания, не прерывая своего увлекательного повествования.
Павел по привычке зашёл в табачную лавку возле дома и в нерешительности остановился перед прилавком: как сказать-то, чтобы не шокировать продавщицу, но, к счастью, она его узнала (он постоянно там отоваривался): «Вам как обычно?». Он кивнул в ответ, расплатился и вышел. Да, теперь понятно, что чувствуют глухонемые. Ты не можешь выразить свои мысли. Не можешь обратиться к кому-нибудь с простой просьбой. Постоянно ждёшь пренебрежительной реакции, брезгливости по отношению к себе, чувствуешь себя неполноценным.
Он зашёл к себе в комнату, переоделся, разогрел ужин, налил чаю… Естественно, пришлось соблюсти ритуал: поднял кота на вытянутых руках над головой, потряс из стороны в сторону, подождал, пока котяра «включится». Когда тот довольно затарахтел, посмотрел ему в глаза и произнёс дежурную фразу: «Здорово, котище!». Вслух! Членораздельно! Без всякого «БЯ!». Павел подошёл к зеркалу, театрально показал на себя пальцем и произнёс: «Это потому, что ты чёрный». Нет, не так. Это потому, что ты Потомуштов!
Когда вечером пришла соседка, Павел вышел на кухню покурить и по привычке хотел поздороваться, приветливо улыбнулся и выдал: «БЯ!». Она вытянулась в лице и быстро вышмыгнула с кухни к себе в комнату. Чёрт, наверно подумала, что я пьяный. Неудобно-то как.
Он включил телевизор, там шли какие-то мультики. Надо выработать стратегию – как жить дальше. Почему наедине с собой у меня получается материализовывать мысли посредством речи, а обращаясь к кому-то, я выдаю брезгливое «БЯ!»? Он взял кота на руки и начал с ним разговаривать на обычном человеческом языке. Странно: я могу совершенно нормально говорить в кота. Не носить же его всё время с собой! Могу напевать что-то вслух или под гитару напевать… Надо на чём-то сосредоточиться. По ящику показывали в это время мультик про Буратино. Как раз тот момент творения, когда у него начал расти нос. Павел невольно представил, как у него самого удлиняется нос и – о, Чудо! – смог проговорить: «мама мыла раму, лысая холодная курица, урюк!». Не используя для этого кота.
Все выходные Павел тренировался в ближайших магазинах и торговых центрах на продавцах-консультантах, концентрируясь на своём воображаемом выросшем носе. Проявлял чудеса вежливости и обходительности. Гулял в дальнем уголке парка и проговаривал скороговорки. В будущем можно будет вообще сделать пластическую операцию по увеличению носа. А что, – тоже выход!
…Ранним ноябрьским утром прохожие могли видеть идущего бодрой походкой молодого человека в сером пальто с высоко поднятым воротником, лицо которого излучало дружелюбие и, вместе с тем, выражало твёрдую уверенность в себе. И его заметно удлинившийся нос, никому не бросался в глаза, он как бы затушёвывался общей аурой благожелательности, исходившей от него. Потому что я – ПОТОМУШТОВ! Он просто шагал и напевал себе под нос только что сочинённую им песенку: