Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы

Что есть в любой химической лаборатории? Огонь. Без огня не проведешь ни одной реакции, это основа любого изменения, преобразования, превращения. А мы сами разве не огонь? Что мы делаем, чтобы поддерживать в себе жизнь? Мы дышим – а чем? Кислородом, но кислород – это просто топливо для огня. Когда бежишь, нужно больше тепла, и потому дышишь чаще обычного. Когда отдыхаешь, тепла нужно меньше и дыхание замедляется – кислорода и так хватает. Кислород питает пламя. Без кислорода нет огня, потому что горит именно кислород. Каждый из нас – огонь, ведь мы каждый миг поддерживаем в себе тепло с помощью еды, воздуха и воды. Когда тепла слишком много, от него приходится избавляться. Про половое возбуждение говорят: «сгорает от любви», и в этом есть смысл, ведь сексуальное желание – тоже вид тепла. Это тоже тепло, и когда в тебе больше огня, чем можешь удержать, его нужно выпустить наружу, а секс – одна из отдушин.

Знаете, что в жарких странах половое влечение у людей острее? Первые книги по сексологии тоже родились в жаркой стране: «Кама-сутра» Ватсьяяны, «Кока-шастра» пандита Кока. Первые фрейдисты были жителями Востока, и появились они за три тысячи лет до Фрейда. На Западе секс стал важным совсем недавно. В северных странах телу не хватает огня на повышенное влечение. На Западе секс приобрел важность всего три-четыре века назад. Сейчас в стране может быть суровый климат, но всюду есть центральное отопление. Людям просто уже не так холодно, как прежде, когда на обогрев тела уходил почти весь внутренний жар. Вот почему на Востоке население растет намного быстрее, и ничего с этим поделать нельзя, а на Западе с перенаселением пока нет проблем.

Я вот слышал одну историю:

Когда на Луну ступили первые русские космонавты, их уже встретили там три китайца. Русские с удивлением переглянулись и спросили: «Как вы умудрились раньше нас сюда добраться? У вас ни ракет нет, ни технологии – ничего. Как вам это удалось? Просто чудо какое-то! На чем вы долетели до Луны?»

А китайцы ответили: «Никаких чудес, простая арифметика. Человечек на человечка – и мы тут!»

Если китайцы или индийцы захотят дотянуться до Луны, им достаточно встать друг другу на плечи – и все дела. Стоит им сообразить это, и они куда угодно дотянутся!

Секс – явление тепловое, оно связано с огнем. Когда пламя разгорается, усиливается и влечение; когда огонь слаб, о сексе и не вспоминаешь. Огонь – причина всего, что происходит внутри, будь то половое влечение или духовное преображение.

Индуисты, каббалисты, иудаисты и суфии… Иисус учился в ессейской общине. Это было самое тайное, самое оккультное общество, и там знали много приемов раздувания внутреннего огня. Это не просто пламя, это сокровенный огонь, благодаря которому продолжается жизнь. И если усилить этот огонь до определенного уровня… но этого можно добиться, только не растрачивая тепло впустую, и потому все религии, где используется внутреннее пламя, секс не одобряют. На секс уходит столько тепла, что развести жар до нужного уровня просто не удается. Отдушина слишком велика. Все отдушины нужно закрыть, чтобы тепло не просачивалось наружу и температура внутри поднялась до ста градусов – тогда происходит полное изменение. Душа и тело разделяются – меч сделал свое дело! И тогда ты понимаешь, что в тебе от земли, а что – от небес. Ты знаешь, что дали тебе отец с матерью, а что даровано незримым началом.

…огонь, меч, войну…

Нужна внутренняя война. Не стоит дремать, не нужно расслабляться, пока расслабленность не придет сама собой – но это уже совсем другое дело. Нужно бороться, вызывать столкновения. Нужно трение! Трение – вот самое подходящее слово для внутренней войны. Гурджиев работал с трением, он вызывал трение в теле. Может, это не очень понятно, но вы пока просто запомните, а когда-нибудь поймете: в нашем теле есть несколько слоев энергии. Пока нет трения, можно пользоваться только самым поверхностным слоем, но, когда возникает борьба, поверхностный слой быстро иссякает, а за ним открывается второй, третий…

Допустим, ты всегда ложишься в десять вечера. Но завтра ровно в десять, когда вдруг почувствуешь, что глаза слипаются, не иди спать. Этим приемом – бодрствованием – часто пользовались суфии, им пользовался и Иисус. Он порой не спал ночами, а в пустыне он не спал сорок дней и ночей. Он был один и не спал. Что при этом происходит? Если ты не уснул как обычно, в десять, первые минуты тебе страшно хочется спать, глаза сами собой закрываются. Но если борешься, сопротивляешься, возникает трение, ведь ты словно делишься надвое: один хочет спать, а другой – не хочет. Эти двое сражаются. И если будешь стоять на своем и не поддашься, то почувствуешь вдруг, что сон как рукой сняло – ты бодрее, чем утром. Сон улетучился, ты свеж и бодр, и теперь, даже если ляжешь, вряд ли уснешь. Что же случилось? Трение между двумя желаниями вызвало энергию, прилив сил.

Трение всегда создает энергию. Вся техника основана на созидающем трении, которое рождает энергию. Любой генератор – это устройство для трения, в нем происходит борьба, война между двумя частями. И ты тоже развязываешь войну: тело хочет спать, а сознание – не хочет. Возникает трение, а оно порождает много энергии.

Но если поддашься желанию спать, дела плохи. Если ты сдался, то тело победило, а сознание проиграло. Поэтому, раз уж решился на это, стой до конца, иначе лучше вообще не пробовать. Приемы, связанные с трением, довольно опасны. Если уж решил воспользоваться одним из них, ты просто обязан победить. Проигрывая, теряешь слишком многое – уверенность в себе. А если много раз проигрываешь, у тебя все меньше шансов когда-нибудь победить.

Если решил воспользоваться трением, нужно побеждать любой ценой. В сражения вступают, чтобы побеждать. И, если победишь, тебе откроется новый слой энергии. Это и понятно: когда побеждаешь, тебе достается энергия другой, противодействующей половины и ты становишься сильнее. Поэтому каждая победа делает тебя сильнее, еще сильнее – вплоть до того мгновения, когда сознание поглощает всю энергию тела.

Трением очень часто пользовался Гурджиев. Он прибегал к невероятно опасным приемам. Уже в глубокой старости, всего за пару лет до смерти, он подстроил очень опасную аварию. Он ее подстроил, это был не просто несчастный случай. В жизни таких людей, как Гурджиев, случайностей не бывает. Они так бдительны, что случайности просто невозможны. Но он допустил эту аварию, а может быть, и сам ее подстроил, – в общем, это было дело его рук.

Он всегда ездил очень быстро, но за всю жизнь ни разу не попал в аварию. Больше того, он водил машину очень рискованно. У всех, кому доводилось сидеть рядом, захватывало дух: казалось, все решают доли секунды… Гурджиев был просто сумасшедшим, для него не существовало ни знаков, ни светофоров. Он как хотел, так и ездил, причем на бешеной скорости, и все решали доли секунды – но в аварию не попал ни разу.

И однажды утром, когда он собирался съездить в Париж из своего ашрама в Фонтенбло, кто-то спросил: «Когда вы вернетесь?»

А он сказал: «Если все будет так, как я рассчитываю, то к вечеру. Но точно сказать не могу».

И вечером, когда он возвращался, произошел тот несчастный случай. Авария была страшной, и врачи уверяли, что в таком столкновении выжить невозможно. Человек просто не мог выжить: машина разбилась в лепешку. Но Гурджиев выжил. У него обнаружили шестьдесят переломов по всему телу. Он практически разлетелся на куски. Но, когда его нашли, он был в полном сознании. Гурджиев лежал под деревом очень далеко от места аварии. Он сумел отойти в тень и лежал под деревом в полном сознании. Не в беспамятстве! И в больнице он оставался в сознании. Он даже сказал, чтобы ему не давали обезболивающего, – ему хотелось все сознавать.

Это был величайший прием создания трения в теле. Тело Гурджиева оказалось на грани смерти. Он сам подстроил эту аварию и потому хотел оставаться в сознании. Он ничего не пропустил и добился в тот миг самого грандиозного равновесия, какое только доступно человеку. Он настолько укрепил сознание, что земное полностью отделилось от духовного. Тело стало просто носителем; Гурджиев по-прежнему мог управлять им, но уже не имел с ним ничего общего.

Вот что имеет в виду Иисус, когда говорит:

Я принес огонь, меч, войну —

Хотя, может быть, люди думают,

что я пришел бросить мир в мир…

Ибо пятеро будут в доме:

трое будут против двоих

и двое против троих.

Отец против сына и сын против отца;

и они будут стоять как единственные.

…Ибо пятеро будут в доме… Это притча: в нашем теле есть «пятеро в доме» – пять органов чувств, пять индрий. Где-то внутри есть пять тел, ведь у каждого органа чувств есть свой центр, и каждое из них тянет нас в свою сторону. Глаза говорят: «Посмотри, как красиво», а руки твердят: «Дотронься, это так приятно». Глазам не интересно щупать, рукам не интересно глядеть на красивое тело или стройное дерево.

Органы чувств живут своей, независимой жизнью, а разум просто координирует их работу. Он просто согласует одно с другим. Вы видите меня и слышите. Вы слышите ушами, а видите глазами. Но глаза не умеют слушать, а уши ничего не видят, так откуда вы знаете, что слышите того же человека, которого видите? Почему вы в этом уверены? Потому что разум согласует одно с другим. Это компьютер: он получает сигналы от глаз и ушей, совмещает их и приходит к выводу, что они согласованны.

Приемы создания трения, которыми пользовался Гурджиев и Иисус… А те, кому известна сокровеннейшая тайна жизни Иисуса, знают, что не его распяли, – он сам, как и Гурджиев, подстроил свою казнь. Это была трагедия, которую придумал сам Иисус.

Распинавшие его считали, что все в их власти, но такого человека, как Иисус, не заставишь умереть. Он без труда скрылся бы от врагов. Всем было прекрасно известно, что его собираются поймать. Он без труда ушел бы из города, он успел бы даже страну покинуть, это было не трудно – но пришел в столицу по своей воле. Говорят, он сам все подстроил, а Иуда был не предателем, а верным помощником, который помог Иисусу осуществить этот план. Все происходило по замыслу самого Иисуса.

Что же случилось на кресте? Последняя внутренняя война, величайшее трение. Он умирал, но не терял веры в Божественное; земное возвращалось к земному, разделенность стала полной, совершенной – Иисус совсем не отождествлял себя с телом. И он сам все это подстроил.

Гурджиев говорил, что распятие Иисуса было драмой, но автором этого спектакля был не Понтий Пилат, не иудейский первосвященник, а сам Иисус. Он это подстроил, и замыслил все так тонко, что и поныне никто не понял – во всяком случае, в точности, – что и как тогда случилось.

Трудно вообразить, что человек может уготовить казнь самому себе, но это и есть религиозность: ты сам руководишь своим распятием. Пойти на крест – это вершина трения, потому что там ждет смерть.

Иисус сказал:

Ибо пятеро будут в доме:

трое будут против двоих

и двое против троих.

Нужно вызывать трение. Органы чувств должны вступить в битву, и борьба эта должна быть осознанной. Они и так все время сражаются, просто вы не замечаете: вы крепко спите, а бой идет. Глаза постоянно спорят с ушами, а слух – со зрением; они соперничают.

Замечали, что у слепых слух намного тоньше, чем у зрячих? Именно поэтому слепые нередко бывают чудесными музыкантами и певцами. Почему? Они лучше чувствуют звук, ритм, их слух куда тоньше обычного. Почему? Потому, что у слуха больше нет соперника. У слепых уши пользуются той энергией, которая обычно уходит на зрение; у зрячих глаза и уши соперничают.

На зрение уходит около восьмидесяти процентов энергии тела, а остальным четырем органам чувств остается всего пятая часть общей энергии. Они голодают, они постоянно сражаются. Глаза стали главной, господствующей силой. Вы живете глазами, при этом некоторые органы чувств у вас почти мертвы. Многие вообще не чувствуют запахов, обоняние у них давно погибло, но никто и не беспокоится, никто даже не замечает, что давно не чувствует запахов. Глаза полностью подавили нос, потому что он совсем рядом и его легко подавить. В детстве ощущаешь запахи четко, но со временем обоняние притупляется: все больше энергии уходит на зрение. Глаза стали вашим центром, а это не так уж и хорошо.

Многие приемы позволяют создать трение, сталкивая друг с другом органы чувств. Можно, например, несколько месяцев не открывать глаза. Энергия начинает перемещаться, это чувствуется. Если месяца три не раскрывать глаз, то почувствуешь, как энергия перетекает к ушам и носу. Вернется обоняние, мир снова наполнится запахами. В некоторых школах есть приемы, позволяющие целиком отделить одни чувства от других, – так возникает трение. Если на три месяца запечатать уши и только смотреть, ничего не слыша, то со временем увидишь постоянное перемещение энергии.

И, когда замечаешь, как сражаются твои органы чувств, ты отделяешься от них, становишься посторонним наблюдателем. Ты – уже не твои глаза, уши, руки или тело. Ты – просто наблюдатель. Борьба протекает в теле, а ты следишь за ней со стороны. Вот в чем глубинный смысл этой притчи, хотя у нее есть и другое, более явное значение.

Ибо пятеро будут в доме:

трое будут против двоих

и двое против троих.

Отец против сына и сын против отца;

и они будут стоять как единственные.

Это правда и в буквальном смысле: в семье из пяти человек трое будут против двоих и двое против троих. Если в семье появляется вдруг человек религиозный, возникает трение, потому что религия – заклятый враг семьи. Родные стерпят все, кроме религиозности, ибо, став религиозным, ты больше не считаешь себя своим телом.

Семья неразрывно связана с телом. Отец – он потому твой отец, что благодаря ему появилось на свет твое тело. И ты неразрывно связан с отцом, пока считаешь себя телом. Но что происходит, когда понимаешь, что ты – не тело? Кто тогда отец? Что связывает тебя с ним? Мать родила твое тело, но не тебя самого. Просто ты считал себя телом и потому думал, будто мать родила именно тебя.

Но когда ты уже так не считаешь, когда тело становится чем-то посторонним – кто тогда мать? Она родила не тебя, а только твое тело, которое рано или поздно погибнет. Мать вовсе не подарила тебе жизнь – скорее, она подарила тебе еще одну возможность умереть. И когда ты прекращаешь считать себя телом, родственные узы рвутся, ты лишаешься семьи.

Семья готова стерпеть все, даже если дочь станет шлюхой. Ничего, обойдется как-нибудь… Может быть, это к лучшему, ведь так дочь лишний раз убеждается, будто она – это ее тело. Пусть ты стал пьяницей – ничего страшного, ведь ты по-прежнему считаешь себя своим телом. Это пустяки, это можно стерпеть. Но если ты начал медитировать, если стал санньясином – вот это настоящая беда. Дела плохи, ведь ты становишься свободным. Родня уже не властна над тобой, ты уже не член семьи – ты вообще не от мира сего.

Потому Иисус и сказал: «Отец будет против сына и сын против отца». Он пришел разделять, разрушать, вызывать борьбу и трение.

Как это верно! Можешь почитать Будду, но спроси, что думает о нем отец Будды – а он против. Спроси родственников Будды – все они против, потому что Будда вышел из-под их власти. Хуже того, он и другим помогал освободиться от власти общества, в том числе и семьи.

Семья – ячейка общества. Освобождаясь от общества, поневоле отстраняешься от семьи. Это не значит, конечно, что нужно ненавидеть свою родню. Не в этом смысл. И бунтовать против домашних не стоит – дело не в этом. Рано или поздно это случится само собой: как только начинаешь постигать себя, все, что было раньше, разрушается, воцаряется хаос. Что тут поделать? Семья будет тянуть тебя в прошлое, попытается вернуть назад. Родные приложат к этому все силы. Так что же делать?

Есть два пути, и старый сводился к побегу. Уйди от семьи, не давай им возможности тянуть тебя назад. Но лично я считаю, что этот способ уже устарел. Есть другой путь: остаться с семьей, но вести жизнь притворщика: не давать родным шанса понять, что ты давно уже не с ними. Иди вперед! Пусть эти странствия будут внутренними, а внешне соблюдай все приличия: кланяйся в пояс отцу и матери, и вообще – умей притворяться.

Старым путем могут пойти далеко не все. Именно поэтому в мире стало меньше религиозности. Кто сейчас может позволить себе уйти от мира? Даже если попытаешься, общество не оставит тебя в покое. Во времена Будды, Махавиры и Иисуса люди уходили от семьи тысячами. Но это были лишь тысячи – а миллионы оставались, и о них тоже следовало позаботиться. Если бы побег был единственным путем, все поголовно никогда не смогли бы стать религиозными. Кроме того, в побеге есть что-то постыдное, так что лучше воспользоваться другим, более изящным путем – просто умело притворяться.

Санньясин должен быть хорошим актером. Под притворством я понимаю вот что: формальности тебя уже не волнуют, но ты по-прежнему им следуешь. В глубине души ты отстранен, но и виду не подаешь, будто тебе все равно. Зачем это явно показывать? Все вокруг тут же кинутся тебя менять. Не давай им шанса. Это внутренние искания, а внешне можно соблюдать любые приличия. И все будут счастливы, ведь формальности соблюдены. Люди живут показными поступками, внутренняя религиозность их не волнует. Им не важно, любишь ты сердцем или нет, – достаточно показать, будто любишь.

Есть два пути. Есть путь Будды, путь Иисуса – и путь Джанаки, мой путь. Выбирайте любой, только и виду не подавайте, что изменились, стали религиозными, от этого будут одни лишь неприятности, а вы пока не очень сильны. Пусть война будет внутри, а снаружи царит мир. Достаточно и внутренней борьбы – благодаря ей растут, она приносит зрелость.

…Отец против сына и сын против отца;

и они будут стоять как единственные.

Важно понять слово «единственные». Оно означает «одинокие». Став религиозным, ты остаешься один. Общество исчезает, ты один. И умение смириться с этим – самое большое изменение, какое только может с тобой произойти, потому что разум боится одиночества. Разуму нужны другие, чтобы было за кого держаться, на кого положиться. В одиночестве страшно, ты дрожишь. Как, я один?.. И ты со всех ног кидаешься к обществу – бежишь в клуб, на собрание, в секту или церковь, куда угодно, лишь бы оказаться в толпе, где чувствуешь, что ты не одинок, где можно затеряться среди других. Вот в чем важность толпы. Хоть кино, хоть ипподром – главное, чтобы была толпа, где уже не чувствуешь себя одиноким и можно расслабиться.

Но религиозный человек одинок, потому что взбирается на высочайшую вершину. Ему нельзя сливаться с толпой. Он должен многое вспомнить, ему нужно думать, больше сознавать и быть начеку. Он должен постичь одну истину: все на свете одиноко, нет никакого единства. Наше сознание – одинокая вершина. Но в этом и прелесть, так что не стоит пугаться. Представьте, что на вершине Эвереста собралась целая толпа – пропадет все очарование! Эверест так прекрасен и заманчив именно потому, что это одинокая вершина. Религиозный человек похож на Эверест: он – одинокая вершина, он один, он живет одиночеством и радуется ему. Это не значит, что он чурается общения, это не значит, что он никого не любит. Напротив, только тогда и можно любить по-настоящему! Только тогда и можно общаться свободно, ведь есть только ты. Когда ты в толпе, тебя нет – как же можно любить? Религиозный человек любит, но эта любовь – не наркотик, в ней не забудешься. Он делится любовью, он может отдать себя без остатка, и все же остаться собой. Религиозный человек отдает себя целиком, но не исчезает, ибо остается одинокой вершиной. Там, в этой сокровенной святыне, он всегда одинок. Никто другой туда не войдет. Никто другой и не может туда войти.

В потаенном уголке своей души мы всегда одиноки.

Одиночество незапятнанно, одиночество красиво…

Но вас оно пугает. Вы привыкли к обществу. В нем вы родились, оно вас вырастило, и теперь вы совсем забыли, что такое одиночество. Но остаться одному хотя бы на пару дней, просто чтобы ощутить себя одиноким, – это прекрасно. Потом можно вернуться на шумный базар, только не забудьте взять с собой одиночество! Не теряйтесь в толпе. Будьте начеку, сознавайте. Вернитесь в общество, войдите в толпу, но не забывайте себя. При желании одиноким можно быть даже в толпе. И даже наедине с собой можно чувствовать себя так, будто вокруг толпа. Ты можешь уйти в Гималаи, но стоит подумать о людном базаре – и ты опять в толпе.

Вот что было с Джунаидом. Он пришел к учителю, а тот сидел в храме. И когда Джунаид показался в дверях, учитель сказал: «Эй, входи один! Не нужно тащить за собой всю эту толпу!» Джунаид оглянулся: он пришел один и подумал, конечно, что за спиной есть кто-то еще. Но там никого не было. А учитель рассмеялся и сказал: «Ты не по сторонам гляди, а в свою душу!»

Джунаид закрыл глаза и понял, насколько прав учитель. Жена осталась дома, но Джунаид все время думал о ней. Дети были дома, но Джунаид постоянно видел их лица. В голове до сих пор звучали голоса друзей, с которыми он недавно простился.

«Давайте, выходите, и пусть зайдет один Джунаид, – потребовал учитель. – Я не могу говорить с целой толпой!»

И Джунаид вернулся в храм лишь через год. Только через год он освободился от этой «толпы». И спустя год он услышал голос учителя: «Джунаид, теперь ты готов, входи. Теперь ты один, и мы можем поговорить».

Можно тащить за собой целую толпу – но можно быть среди толпы и оставаться одиноким. Попробуйте вот что: в следующий раз, когда попадете на людный базар, постарайтесь ощутить свое одиночество – а вы и вправду одиноки, так что можете его почувствовать. И, ощутив себя одиноким, вы сразу поймете, что стали «единственным». Иисус говорит, что пришел сделать вас «единственным», одиноким:

Я дам вам то, чего не видел глаз,

и то, чего не слышало ухо,

и то, чего не коснулась рука,

и то, что не взошло в сердце человека.

Ваши глаза видят то, что снаружи, но внутрь не заглядывают – не умеют. Ваши уши слышат то, что доносится извне, но внутреннего не замечают – не умеют. Вы обращены наружу, все ваши органы чувств. Нет ни одного внутреннего органа чувств. Но когда они прекращают работу, ты вдруг оказываешься внутри себя – там, куда органы чувств не проникают.

Иисус сказал: «Я дам вам то, чего не видел глаз». Но сначала нужно стать «единственным». Вот что я понимаю под санньясой: одиночество. Сначала стань санньясином, пойми, что ты одинок, и научись мириться с этим. Не бойся. Лучше радуйся этому, сумей понять, насколько это прекрасно, сколько в одиночестве тишины, чистоты и невинности. Никакой грязи, ведь в эту святыню не войдет никто, кроме тебя. Она остается девственно чистой – никто тут не был и никого не будет.

В тебе скрыта непорочность. Стань санньясином, «единственным» – и тогда, как сказал Иисус, «я дам тебе то, чего не видел глаз».

Когда ты стал «единственным», совершенно одиноким, ты быстро постигнешь, чего не видел глаз, чего не слышало ухо, чего не коснулась рука. Разве можно коснуться себя? Можно дотронуться до своего тела – но это не ты. До истинного «Я» рука не дотянется, сознание не пощупаешь…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Текст евангелия в книге цитируется по изданию: Апокрифы древних христиан: исследование, тексты, комментарии. М.: Мысль, 1989. C. 250–262; в переводе М. К. Трофимовой. – Прим. перев.

2

На самом деле горчица – это совсем небольшое однолетнее травянистое растение с желтыми цветочками, из семейства крестоцветных. Семена ее действительно очень малы – 1000 семян весят около 4 г. Впрочем, какое все это имеет значение? – Прим. ред.