Пари на отличницу

Алекса Гранд

Пари на отличницу

Глава 1

Егор

Мы интеллектуальные противоположности.

Я интеллектуал, а вы противоположность.

(с) Мэй Уэст.

– Пота-а-ап!

– Отстань!

Звонкий голос друга ввинчивается мне прямо в мозги и заставляет недовольно морщиться. А еще отвлекает от созерцания хорошенького затылка одной миниатюрной брюнетки. Девушка переминается с ноги на ногу и старается что-то записать в пухлый коричневый блокнот.

Бесперспективное занятие в такой толкучке, как по мне.

Правда, сообщать об этом девушке я не собираюсь. Делаю шаг вперед и в третий раз сдуваю волнистую прядь с маленького аккуратного уха. Отчего незнакомка испуганно вздрагивает и медленно ведет ладонью по изящной смуглой шее.

– Ну, Егор…

– Отстань, Паш.

Я досадливо отмахиваюсь от раздражающего фактора в лице лучшего друга и отвешиваю ему смачный подзатыльник. Пропустив торжественную речь ректора в честь Дня знаний, Пашка Веселовский, высокий долговязый шатен, отхлебывает кока-колу из банки и давится, выплевывая жидкость на одну из наших одногруппниц, стоящих рядом.

Шикарное собрание бакалавров. Мда.

– Ты можешь хоть пару минут не отсвечивать, а?

Толкаю друга в бок локтем и возвращаюсь к прерванной игре, гадая, почему не видел незнакомку на потоке раньше. Хотя, с моими-то прогулами.

– Ну, Пота-а-ап!

Веселовский все-таки отвлекает меня воплем раненого бизона, и я не рассчитываю траекторию своего движения. Подаюсь вперед чуть больше, чем следует, и мажу носом по аккуратному уху, втягивая дурманящий цитрусовый аромат духов.

В свою очередь, брюнетка дергается, роняет свято оберегаемый ежедневник и резко наклоняется, предоставляя мне прекрасную возможность оценить соблазнительные виды и открывающиеся перспективы.

– Ммм, конфетка.

Округлые ладные бедра, обтянутые черным классическим платьем. Край кружевного чулка, мелькающий в поползшем вверх разрезе. Модные туфельки, на высоком каблуке.

Невинная забава в один миг приобретает совсем не невинные очертания и заставляет меня сглатывать ставшую вязкой слюну. Так что я резко выдыхаю и двумя пальцами оттягиваю воротник начинающей душить меня рубашки.

– Пота-а-ап, – следующий оклик я, ожидаемо, пропускаю.

Залипаю на плавных изгибах так, как не залипал даже на последнюю серию «Игры престолов», дорисовываю недостающие детали в воображении и посему не замечаю появление ледокола «Арктика».

– Егорка.

Полузабытое обращение отрезвляет, заставляя оторваться от впечатляющего зрелища. А еще напоминает о том, что было бы неплохо вернуться к делам насущным и расставить все точки над i в отношениях с бывшей девушкой.

Например, повторить Лене Семеновой, что мы разбежались. Разошлись, как в море корабли, и поставили на изжившем себя романе жирную точку.

И в очередной раз донести, что ее фальшивая улыбка и латексный комбинезон на два размера меньше нужного не вызывают во мне ничего, кроме глухого раздражения, охватывающего тело, начиная от макушки и заканчивая кончиками пальцев.

Вдох. Выдох. Дзен.

– Лен, солнце мое ненаглядное, гроза стиля и будущая звезда мировых подиумов. Что во фразе «Мы расстаемся» тебе непонятно?

Несмотря на попытки притушить раздражение, мой голос все равно сочится концентрированным ядом, только это совсем не смущает первую красавицу курса. Так же, как и мои активные попытки отпихнуть это намертво прилипшее недоразумение от себя.

Леночка старательно делает вид, что наша ссора – сущий пустяк, и продолжает виснуть у меня на локте.

– Да брось. Повздорили, вспылили, с кем не бывает?

Тем временем, пока я хмурюсь, а Семенова изображает ангела во плоти, зацепившая меня брюнетка успевает собрать выпавшие из блокнота листочки. Поднимается и резко разворачивается, качнувшись с пятки на носок и обратно.

– Потапов, ты? Скинь в следующий раз геолокацию, пожалуйста, чтобы я обошла тебя десятой дорогой. Ладно?

– Смирнова?

Девчонка больше ничего не произносит. Только окидывает меня разочарованным взглядом, как будто ожидала столкнуться с принцем Датским или, на худой конец, с Егором Кридом. И надменно фыркает, не пряча бесстыжей усмешки.

Я же пытаюсь уложить в голове, что залип на отличнице, заучке всея потока и приличной занозе, отличающейся отменным занудством. Не выходит. Ни с первой попытки, ни со второй. Ни с натяжкой, ни со скидкой на альтернативную реальность или вторжение инопланетян, захвативших мозги.

Так что я пристально изучаю знакомую незнакомку и нещадно туплю, когда она снисходительно роняет.

– А может, все-таки повезет, и тебя, наконец-то отчислят?

Прижав пухлый блокнот к соблазнительной груди, которую я раньше не замечал, Смирнова стягивает с маленького вздернутого носа очки в черной оправе «бабочка» и возводит к небу светло-зеленые глаза, подергивающиеся мечтательной поволокой. После чего хмыкает и ныряет в толпу, оставляя меня наедине с разливающимся по венам неудовольствием.

Отреагировать на ее выпад не успеваю. Тупо смотрю вслед виртуозно протискивающейся между одногруппниками занозе и откровенно не понимаю, куда подевался запас язвительных подколов из моего арсенала. Не втыкаю, с какой стати в груди взялось горьковатое чувство недовольства самим собой, и не могу сообразить почему так сильно мешают пальцы красивой и вроде бы не глупой Леночки, вцепившейся в мое предплечье, как клещ.

– Все, Лен, мы рас-ста-ем-ся. Серьезно. Насовсем. Да.

Запихав ненужные мысли подальше, я произношу по слогам и наблюдаю такую гамму эмоций на искривившемся лице, что впору поежиться от неприкрытой злобы.

Правда, Леночкино неодобрение больше меня не трогает. Так что я отклеиваю от себя бывшую девушку, с которой имел глупость встречаться, и удаляюсь с места несостоявшегося скандала, не обращая внимания на сыплющиеся на мою многострадальную черепушку проклятия.

– Скучная, – бурчу себе под нос, вытягивая Веселовского из толпы, и тащу его на буксире к выходу из тесного для такой толпы актового зала. – До чего же она скучная.

– А Смирнова?

– Смирнова? – катаю на языке фамилию отличницы, напарываясь на внезапный вопрос, и заключаю после недолгих раздумий. – Смирнова интересная.

Глава 2

Вика

Раскрась мою жизнь хаосом проблем.

(с) «500 дней Лета».

– Солнышко светит, птички поют. Красота, да и только.

Выглядываю в окно и скептически хмыкаю.

– Ну, а я что?

А я в очередной раз хороню планы за плинтусом, присыпаю их пеплом несбывшихся надежд и запиваю этот убойный коктейль стаканом холодного молока. Щурюсь от ярких лучей, сползаю с подоконника и иду собираться на работу, проклиная свое везение.

Болезненная Верочка, постоянно подхватывавшая то вирус, то простуду, а то и воспаление хитрости, слегла с гнойной ангиной. Ее смена по умолчанию перекочевала ко мне, и вечеринка в честь первого сентября, конечно же, накрылась медным тазом.

– Чертов закон подлости!

Бурчу своему недовольному отражению в зеркале и высовываю язык.

Да, я хотела в этот дурацкий клуб. Хотела хоть раз отжечь на полутемном танцполе, подсвеченном бликами диско-шара. Хотела попробовать экзотических коктейлей, хотела плясать до упада, хотела много смеяться и возвращаться домой под утро с босоножками в руках.

– Не судьба.

Благодаря коллеге, мне приходится натягивать безликую белоснежную рубашку с воротничком-стойкой и черные брюки в облипку вместо короткого платья и собирать непослушные волосы в изрядно надоевший пучок. Подкрашивать губы красноватым блеском, принятым в нашем заведении, и опрометью мчаться вниз.

Чтобы через каких-то двадцать минут, ровно столько мне требуется на то, чтобы добежать до входа в подземку и проехать пару станций метро, принимать заказ у задумчивой девушки в сером брючном костюме.

Она посещает наше кафе строго по понедельникам, усаживается за столик в дальнем углу и что-то медленно выводит на экране своего планшета. Отгораживается от мира ширмой из волос, сосредоточенно закусывает нижнюю губу, как будто доказывает теорему Ферма, и перестает замечать что-либо вокруг.

– Здравствуйте. Вам…?

– Мне как обычно, пожалуйста.

Задумчивая, брюнетка на пару секунду отвлекается от своего несомненно важного занятия, откидывает рваную косую челку со лба и грустно улыбается, тарабаня короткими ногтями по столешнице. По обыкновению, выглядит так одиноко, что у меня начинает привычно щемить где-то под ребрами.

– Двойной эспрессо с долькой лимона и маленькую сырную тарелку, – не задавая лишних вопросов, чеканю недлинный список, давно заученный наизусть, и лечу на кухню, подмигивая шефу. – Петь, а, Петь. Порадуем царевну Несмеяну?

Бог нашей кухни, Назаров понимающе кивает и спустя несколько минут передает мне тарелку с фирменным шоколадным капкейком, украшенным взбитыми сливками и маленькой вишенкой сверху.

– Приятного аппетита.

– Спасибо, – отложив гаджет в сторону, гостья аккуратно пробует пирожное, блаженно жмурится и рассеянно произносит: – перезрелые вишни самые опасные, от них может закружиться голова…

В ответ на ее фразу я лишь пожимаю плечами и спокойно принимаю чужие странности у самой – их вагон и маленькая тележка. Начиная от непреодолимой тяги к классике, которую не разделяет ни одна из моих соседок по квартире, заканчивая неугасимой любовью к грозам.

Олька показательно зажимает уши ладонями, когда я пытаюсь цитировать Чехова. Милка и вовсе сбегает к холодильнику за эклерами. А уж, когда я возвращаюсь домой вымокшая насквозь под проливным дождем, девчонки синхронно крутят пальцами у виска и несутся меня отогревать.

– Красота.

На город опускаются сумерки, и я украдкой наблюдаю за багрянцем, окрашивающим небо. Сную между столиками, таскаю туда-сюда подносы с тарелками и стараюсь не думать о том, что именно в этот момент подруги как раз выходят из подъезда и садятся в такси. Которое отвезет их в страну чудес – знаменитый рок-бар, находящийся под землей. Где у входа будет стоять серьезный охранник в черной косухе и в черных солнцезащитных очках. Он будет держать в татуированных пальцах длинный список приглашенных и пропускать студентов внутрь по одному.

Эх, мечты, мечты…

– Так. Нам капучино с кокосовым сиропом и корицей, латте макиато, две венских вафли с черникой и телефончик запиши.

Низкий знакомый голос с заигрывающими ласковыми интонациями врывается в мое царство фантазий и стремительно возвращает меня на бренную землю, заставляя гадать, где я так нагрешить-то умудрилась.

– Да не может быть. Опять ты, Потапов, – выдаю обреченно и едва удерживаюсь от того, чтобы не стукнуть одногруппника подносом по светлой макушке. – Так чей, я извиняюсь, тебе телефончик записать? Кареты скорой помощи или клиники для душевнобольных?

На автомате прикрываюсь щитом из сарказма и по профессиональной привычке оцениваю развалившегося на стуле Егора. Закусываю нижнюю губу и попутно ругаюсь на подлые взбунтовавшиеся гормоны, решившие, что на троечника очень даже приятно смотреть.

На его не слишком длинные пепельные волосы, небрежно зачесанные набок. На серо-стальные глаза, сузившиеся в хитром прищуре. На угольно-черные ресницы. И на квадратные скулы, ничуть не портящие весьма привлекательное лицо.

Так, Смирнова! Стоп!

– Смирнова, – в это же время Потап копирует то, что транслирует мой внутренний голос.

Только делает это так предвкушающе, что мне тут же хочется залезть под самый неприметный стол и не вылезать оттуда, пока мой персональный раздражитель не испарится из нашего заведения.

По какой-то иррациональной причине рядом с Потаповым мой инстинкт самосохранения отключается по щелчку, а желание дерзить и ерничать стремится к абсолюту. С самого первого курса я ни разу не заткнулась первой во время наших перепалок и нажила немало неприятностей на свои вторые девяносто.

– Ладно. Твой номер я и сам найду, так что не смею отвлекать от выполнения твоих… непосредственных обязанностей.

Решает то ли сжалиться, то ли задеть Егор, так что я крепче стискиваю зубы и резко разворачиваюсь. Притворяюсь, что не чувствую, как тяжелый обжигающий взгляд утыкается мне в спину и заставляет все тело покрыться мелкими колючими мурашками.

Шагаю твердо, намереваясь размозжить плитку своими каблуками, и поспешно скрываюсь за двустворчатыми распашными дверями, ведущими в царство шеф-повара нашей адской кухни.

Поначалу Петька Назаров, невысокий толстячок с испуганными голубыми глазами и женственными пухлыми губами кажется всем совершенно безобидным, но стоит ему открыть рот, как первое впечатление кардинально меняется. Поступающие к нему на обучение стажеры попеременно краснеют и бледнеют от язвительных замечаний, слетающих с его беспощадного языка. Кто-то начинает заикаться под его хищным взором, кто-то блеет сущую ерунду, а самые невезучие путают ингредиенты самых простых блюд и получают черную метку.

Мы с Петькой давно прошли стадию холодной войны, миновали период вооруженного нейтралитета, и плавно перекатились к приятельскому общению. Сплотились, так сказать, на ниве неприятия людской глупости и объединились из-за общей страсти к шоколадным маффинам. Примирившей неординарного повара и обычную официантку с такой вселенской несправедливостью, как отсутствие в нашем кафе тринадцатой зарплаты.

– Петь, а можно я одного клиента прибью? Легонечко? Насмерть?

– Нельзя. Тебя поймают и посадят. Кто Верочку подменять будет?

– Ну, Пе-е-еть!

– Нельзя, – задушив мои насильственные поползновения на корню, бросает через спину Назаров и продолжает сосредоточенно помешивать белый густой соус в небольшой кастрюльке. – Каре ягненка в вине будешь?

– А вино без ягненка можно? – хмыкаю саркастично, сгружая посуду в мойку, натыкаюсь на внимательный заинтересованный взгляд и небрежно отмахиваюсь от дальнейших расспросов. – Да, шучу я, шучу.

Мысленно сняв скальп с Егора и его дружка Веселовского, я медленно вдыхаю, разминая затекшее и постоянно ноющее запястье, затем шумно выдыхаю и собираю в кулак все свое самообладание, готовясь к следующему раунду противостояния с несносным троечником, к которому испытываю стойкую неприязнь.

Потапову в этой жизни все дается слишком легко. После разговоров с ним большинство преподов послушно закрывают глаза на его пропуски и на халяву рисуют Егору зачеты. Противоположный пол и вовсе начинает истекать слюной, стоит Потапу появиться в радиусе ста метров, даже самые умные девчонки рядом с ним теряют последние мозги, и это все меня несказанно бесит.

Глава 3

Егор

В юности, когда плоть ещё глупа и беспощадна,

азарт поглощает все прочие чувства: и жалость,

и осторожность, и даже инстинкт самосохранения.

(с) «Обещание нежности», Олег Рой.

Первым из аудитории вываливается Веселовский. Смешно перебирает длинными тощими ногами, любовно придерживая драгоценный сосуд – красно-белую алюминиевую банку. Иногда мне кажется, что друг на семьдесят процентов состоит не из воды, а из кока-колы.

Я выкатываюсь следом. Злой, взъерошенный и готовый взорваться от малейшей искры. Снимаю с черной рубашки длинный светлый волос и, нахмурившись, сплевываю себе под ноги.

– Посещаемость, аккредитация, отчисление, ничего не забыл? – пинаю носком кроссовка скомканную бумажку и задумчиво морщу лоб, прикидывая, что с прогулами придется завязывать. Ну, или хотя бы сократить их количество до приемлемого. Потому что пополнять ряды неудачников, покинувших стены альма матер без заветной корочки на последнем году обучения, не хочется. Отец и так всю плешь проел на тему хренового рейтинга.

– Да расслабься, Потап. Фигня, – небрежно машет рукой вечно радостный Веселовский. Он не заморачивался даже тогда, когда менты закрыли нас в изоляторе до выяснения личности, что ему какой-то декан: – погнали в «Бункер»?

Мысленно отвесив другу подзатыльник, я кошусь на его довольную физиономию и отрицательно качаю головой. В клубе соберется большая часть нашего потока, а отбиваться от пираньи-Леночки и ее верных подружек мне совсем не улыбается.

– Как-нибудь в другой раз.

Фиксирую немое удивление на Пашкином лице и ловлю за шиворот друга, едва не исполнившего сальто-мортале с лестницы. Хмыкаю негромко и свободной рукой выуживаю из кармана модных черных джинс телефон.

Нужно забрать дедов подарок из ремонта. Массивные старые часы с царапиной на округлом металлическом корпусе и потертым кожаным ремешком. Я крайне редко с ними расстаюсь и сейчас ощущаю себя неуютно без привычной тяжести на запястье.

– Готово? Отлично! – спустя каких-то полчаса проверяю исправно работающий механизм, благодарю мастера за работу и толкаю Веселовского в сторону неприметного кафетерия.

Заведение теряется среди многочисленных витрин бутиков с броской рекламой, настойчиво манящих если не купить букет роз несуществующей девушке, то приобрести стильный джемпер из последней коллекции одежды осень-зима.

– Может, не надо? – притормозив у порога, неуверенно мямлит Пашка и колупает пальцем простенькую деревянную дверь. Скромная вывеска «Карамель» явно не внушает ему доверия.

– Надо, Веселый. Надо! – гаркаю от души так, что пробирает даже пожилую женщину, выгуливающую на поводке шпица с нежно-персиковой гладкой шерсткой. Пес вздрагивает от моего угрожающего окрика и подпрыгивает на полметра вверх, пугая хозяйку.

Моими серьезными намерениями проникается не только собака, мчащаяся прочь. Пашка тоже срывается с места и тянет на себя дверь, не сразу соображая, что она открывается внутрь. Я же с кривящей губы усмешкой стучу костяшками пальцев по затылку друга и намекаю на отсутствие там мозгов и присутствие тормозной жидкости.

– Кофе попьем. Развлечемся. Чего скис?

Двигаю Веселовского вперед и следом за ним проскальзываю в простой, но уютно обставленный зал.

Негромкая приятная музыка бальзамом проливается на нервы, аромат кофейных зерен, витающий в воздухе, щекочет ноздри и поднимает испорченное настроение. Ну, а соблазнительные бедра официантки, упакованные в облегающие брюки, и вовсе обещают скрасить скучный вечер.

И все идет идеально до того момента, пока я не поднимаю глаза и не встречаюсь взглядом с полыхающими злобным огнем зелеными омутами. Знакомыми зелеными омутами, обещающими разложить неугодного на столе для опытов и препарировать затупившимся скальпелем долго, с чувством, с расстановкой.

– Смирнова.

Констатирую данность и испытываю легкое раздражение от того, что девчонка не то что не собирается падать к моим ногам – даже не улыбается. Она, скорее, послала бы меня таким затейливым маршрутом, что я бы потерялся в хитросплетениях словесных конструкций.

Спасает пресловутая профессиональная этика. Меня – от культурного шока, Вику – от неизбежного увольнения. Потому что разбитый о голову клиента графин ей бы вряд ли простят.

– На правильных девочек потянуло?

Оценив подлянку судьбы, хохочет Пашка и падает на стул, когда Смирнова удаляется на достаточное расстояние, чтобы не слышать нашего разговора.

– Цыц.

Осекаю приятеля. Уклончиво пожимаю плечами и сосредоточенно жую нижнюю губу, продолжая смотреть в спину балансирующей с тяжелым подносом официантки.

Пожалуй, если бы взглядом можно было испепелять, то одежда Смирновой давно бы уже осыпалась прахом к ее аккуратным темно-синим замшевым балеткам с маленьким белым бантом на боку. Но я способностями мага-огневика не обладаю, поэтому мерно раскачиваюсь на стуле и в который раз за день пытаюсь понять, почему меня так сильно злит откровенная неприязнь зазнавшейся отличницы. С явно непомерной гордыней для того, кто работает обслуживающим персоналом.

– Ваш заказ. Приятного аппетита.

Грациозно выплыв из кухни, цедит сквозь зубы Вика, расставляет перед нами посуду и убегает принимать заказ у только что вошедших посетителей. И я, может, и хочу к ней придраться, но кофе в «Карамели», действительно, горячий и терпкий. С красивой нежной пенкой в блестящей чистотой кружке. А вафли моментально тают во рту, стоит лишь откусить небольшой кусок.

– Было вкусно. Сдачу оставь себе, – снова обжигаюсь огнем зеленых омутов, когда Смирнова возвращается, чтобы забрать пустые тарелки и удивленно выгибаю бровь, напарываясь на совсем уж неожиданное.

– Мне не нужна твоя милостыня, – произносит она твердо и ухмыляется. Правда, чувствует, что ходит по тонкой грани, разворачивается до того, как я успеваю что-то произнести, и быстренько ретируется. Оставляя меня наедине с опаляющей внутренности досадой и довольно скалящимся Веселовским, подкидывающим поленьев в разгорающийся костер.

– Теряешь сноровку, Потап, – нагло топчется по моей гордости не в меру болтливый Пашка, а я не могу сообразить, что бесит больше. Ехидца в его звонком заливистом голосе или Викина выходка, задевшая уязвленная самолюбие.

– Ни фига. Забьемся? – сам не понимаю, что именно толкает меня на опрометчивое пари, но слова падают между нами с Веселовским булыжниками, а мозг отчаянно не успевает за развязавшимся языком. – Спорим, через два месяца Смирнова будет моей?

– Сопливые поцелуйчики не в счет, – проникшись азартом, оживляется Пашка и подается вперед в предвкушении чумового развлечения. – Постель.

– Постель, – выдавливаю с нажимом и шарахаю ладонью по протянутой ладони друга.

Я не умею вовремя давать заднюю и отступать, о чем Веселовский прекрасно осведомлен. Он не раз подначивал меня на сумасшедшие споры и убийственные вызовы, а потом вместе со мной разгребал их последствия.

Прочесав пятерней шевелюру, я медленно расстегиваю ремешок часов и, поколебавшись, кладу их на стол рядом с пузатой банкой для чаевых. Усиленно тру переносицу, откидываю голову назад и улыбаюсь шальной, полубезумной улыбкой, пугая замершего с чеком в руках приятеля.

– Один-ноль, Виктория, один-ноль, – бормочу еле слышно и снова ерошу уложенные до состояния идеального беспорядка волосы, после чего стискиваю пальцами ворот рубашки. – Пока что, в твою пользу.

Я знаю, что Вика никогда не присвоит чужого. Поэтому не сомневаюсь, что она сама найдет меня в универе, чтобы вернуть собственность.

Глава 4

Вика

Можно жить без друзей,

но нельзя без соседей.

(с) Томас Фуллер.

– Не спать, Вика! Не спать.

Я сижу на старенькой поскрипывающей табуретке в темной кухоньке и разве что не вставляю в глаза спички. Помешиваю остывающий какао и дожидаюсь девчонок с гулянки.

Я знаю, что поутру буду тереть будто засыпанные песком покрасневшие и припухшие веки, но упрямо не ложусь в одиночестве – так уж у нас заведено. Колючая Олька Никитина и добродушная Милка Курочкина не раз и не два куковали до рассвета, пока я не возвращалась с поздней смены. Клевали носами, упражнялись в искусстве ведения морского боя, но упрямо несли караул.

– Ну, наконец-то.

Радостно выдыхаю я и слышу, как чьи-то непослушные пальцы просовывают в замочную скважину ключ. Морщусь от разрубающего тишину металлического лязга и очень надеюсь, что соседи не станут жаловаться на нас хозяевам квартиры, которую мы снимаем.

– Голодные, наверное, пришли.

Бормочу себе под нос, поднимаюсь со стула и топаю к шкафчикам – доставать ингредиенты для столь любимого нами имбирного чая с мятой, лимоном и медом.

Под него у нас проходят задушевные разговоры, выливаются откровения и строятся планы по захвату мира. Ну, или по получению зачета у преподавателя повышенной вредности Аркадия Павловича, пытающегося втемяшить в наши глупые головы основы предпринимательской деятельности. На занятиях он постоянно хмурится и пыхтит, как паровоз, когда кто-то из несчастных студиозусов умудряется захрапеть на последней паре, навевающей сладкий здоровый сон вкупе с монотонным голосом лектора.

– Вичка, встречай!

Первой в маленький коридор вваливается Милка – невысокая полненькая брюнетка с круглым личиком, обрамленным мелкими вьющимися кудряшками, достающими ей до плеч. И пока эта в меру упитанная, лучащаяся неистребляемым позитивом девушка сбрасывает черно-красные босоножки на огромной платформе, я пытаюсь сообразить, из какого павлина она выдернула потрепанное ярко-розовое перо и откуда в рок-баре взялась гавайская гирлянда из пестрых искусственных цветов.

– Мила? – тяну я опасливо и начинаю подозревать неугомонную соседку в налете на магазин интересных вещей и необычных подарков.

– Все нормально, никто из однокурсников не пострадал, – отчитывается Ольга, коротко хохотнув, и отбрасывает прилипшие к шее густые длинные волосы каштанового цвета с едва различимым рыжеватым отливом.