Единство

Иногда даже непонятно, кого жальче – умершего или самого себя. Ведь когда близкий человек был жив, ты всегда знал, к кому можно обратиться за помощью, кто никогда не откажет в поддержке, если тебе тяжело, и с кем ты можешь посоветоваться, если пребываешь в затруднении. Ты не понимаешь, как много близкий человек значит в твоей жизни, до тех пор, пока не потеряешь его. Пётр Алексеевич давно усвоил для себя эту печальную истину и всегда ценил отношения с близкими людьми.

Отец с Глебом Владиславовичем были в чём-то похожи друг на друга. Оба были бодрыми, энергичными, оба были преданы своему делу. И оба были готовы выслушать другого человека, даже если он чем-то отличался от них. Им было бы интересно познакомиться друг с другом…

А возможно, они уже и встретились в Основе. Может быть, и он сам когда-нибудь к ним присоединится… Но не сейчас. Сейчас нужно жить и работать дальше. Тем более, когда на плечах лежит забота о судьбах других людей. А об ушедших позаботится Основа. Скорее всего, она хорошо приняла их.

Кирсанов ещё несколько секунд постоял, собираясь с силами, а затем развернулся и спокойным шагом пошёл прочь от плиты. С ним двинулись и его сопровождающие.

Пока Кирсанов шагал по дорожке по направлению к выходу, ему в очередной раз пришла в голову мысль, что ему не нравится в кладбищах. Несмотря на обилие деревьев и кустарников, просто лучащихся жизнью в такие дни, тут чувствовалась человеческая боль, скорбь и горечь. За столетия каждый камень и каждый клочок земли здесь были пропитаны этими чувствами. И не только ими. Кое-где из-под цветущей травы явственно проступала угасающая жизнь в тех телах, которые по традиции были похоронены без кремации. Многие клетки в них ещё не умерли и продолжали поддерживать вокруг себя ауру жизни. Но это была лишь тень, жалкое угасающее подобие той ауры, которое создаёт настоящее, живое Ка. И словно в насмешку над этим угасанием, цвели излучения бактерий и всякой подземной живности, издревле пиршествующей на чужом горе. Ощущалось увядание цветов, принесённых на могилы родных и близких. Восприятие позволяло чувствовать кладбища как удивительные места соприкосновения жизни и смерти. Удивительные, но отнюдь не приятные.

«Жаль, что обычные люди не могут в полной мере прочувствовать это место, – подумал Кирсанов. – Ощутив его через Основу, они, возможно, стали бы бережнее относиться к чужим жизням».

За оградой Петра Алексеевича уже ждала машина. Рядом с ней стоял Вадим, круглолицый белобрысый парень, водитель Кирсанова. Как и охранники, он сочувствовал шефу, хоть и не решался выразить своё сочувствие вслух. Да и само место тоже не прибавляло ему настроения.

– В контору, – коротко распорядился Кирсанов.

В дороге он обдумывал наиболее серьёзные вопросы. Сопротивление определённо что-то затевало. Не зря все «антишизовские» движения притихли. Но что они собираются делать? Из докладов агентуры этого пока нельзя было понять. МВД и РСБ рыли носом землю, но тоже ничего не находили.

Тревога не покидала Кирсанова. Не к добру это затишье! Что же замышляют враги? После Тридцатилетия МОВ никаких серьёзных событий пока не намечалось, разве что конференция в Новосибирске. И Кирсанов был полон решимости проследить, чтобы это научное мероприятие прошло без проблем. Но Сопротивлению необязательно привязывать свою атаку к конкретному событию. Напротив, внезапный удар будет эффективнее, потому что так больше шансов застать Восприимчивых врасплох. К тому же он обрушивается как гром среди ясного неба и оставляет после себя самый ужасный человеческий страх. Страх перед неизвестностью.

Немного подумав, Кирсанов решил всё-таки повысить уровень готовности к нападению на всех административных, исследовательских, медицинских и учебных объектах РОВ. Там постоянно находятся самые сильные и умелые Восприимчивые, а также работает немало иностранных собратьев. А в школах Единства растёт будущее поколение российских Восприимчивых. Любой из этих объектов – лакомый кусок для террористов.

Ещё Кирсанова интересовала внезапная смерть Кирилла Шикунова, агента РОВ в главной оппозиционной партии страны. Все медицинские эксперты в один голос утверждали, что он умер от естественных причин. Но Кирсанов по роду своей деятельности знал о некоторых «бесследных» способах устранения врагов и не торопился с выводами. Агента могли убрать. Другой вопрос, кто это сделал и зачем. Наверняка не обошлось без участия кого-то из однопартийцев. Поэтому после смерти Шикунова Кирсанов стал внимательно следить за кадровой и общественной политикой оппозиционеров. Если они начнут менять курс, к этому надо быть готовым.

Надо сказать, что возникшее затишье волновало не только Кирсанова. Скрябин тоже был встревожен.

– Хорошо, что вы решили усилить меры безопасности, – сказал он Петру Алексеевичу. – Меня тоже беспокоит этот мёртвый штиль. И дело не только в Сопротивлении.

– А в чём ещё? – спросил Кирсанов.

– У меня такое чувство, что мы в преддверии каких-то важных событий. И связано это не столько с Сопротивлением, сколько с самой Основой.

13. История Павла Антонова

21 августа 2128 года

В тот самый момент, когда шар коснулся дорожки, Пашка понял, что направил его верно. Не сказать, что он бросил его с очень большой силой, но зато верно рассчитал движение руки.

Шар триумфально проехал по гладкой поверхности и ударил точно в центр строя. Кегли с грохотом посыпались в невидимую яму. Только одна сиротливо оставалась стоять с правого края дорожки, ожидая своей запаздывающей участи.

Катя, сидевшая на стуле и лениво потягивающая тоник, с интересом приподняла бровь. Задача Пашке предстояла не из лёгких. Нужно было очень точно прицелиться и отправить второй шар так, чтобы сбить эту упрямую кеглю. Возьмёшь чуть левее – и снаряд пройдёт по дорожке, но не попадёт по цели. А если пустить шар чуть правее, он свалится в жёлоб и опять-таки пройдёт мимо кегли.

Словом, дело непростое. Особенно сейчас, когда на тебя смотрит такая девушка.

Пашка снова подошёл с шаром к дорожке и прищурился, стараясь понять, с какой стороны ему лучше бросать. Немного подумав, он сместился вправо. Вот по этой линии. Может, конечно, свалиться в жёлоб, но что поделаешь. Юноша выбросил все посторонние мысли из головы, прицелился и отправил шар в путешествие по начищенной поверхности.

Шар неторопливо катился по дорожке. И всё-таки он плавно отклонялся к центру. Может и промазать. «Давай, – думал Пашка, – не промахнись! Кегля уже совсем близко…» Шар пронёсся рядом с жертвой и слегка задел её своим бордовым боком. Кегля качнулась, и Пашка затаил дыхание. Сейчас или никогда! И словно уступая ему, кегля упала. По залу прокатился триумфальный грохот.

– Молодец! – сказала Катя, отставила бокал и поднялась из-за столика.

Сегодня у Пашки был День Рождения. Ему исполнялось ровно двадцать лет. И этот праздник он решил разделить с тем, кто был ему наиболее симпатичен. С Катей. Она училась на дизайнера в другом университете и была на год младше Пашки. А познакомились они случайно. Несколько раз Катя заглядывала в Клуб Странников. Вовка даже рассказывал, что она тоже раньше занималась фехтованием и небезуспешно. Кто бы мог подумать, всегда удивлялся Пашка. С виду Катя не казалась уж очень сильной. Просто красивая высокая подтянутая девушка. Хотя двигалась она всегда очень ловко, а это в историческом фехтовании значит ничуть не меньше, чем физическая сила. Как бы там ни было, но Катя понравилась Пашке. И хотя со временем её визиты к Странникам и вообще в Гуманитарный Университет стали реже, между собой они постоянно поддерживали связь. И теперь Пашка всерьёз задумывался о том, не пора ли их отношениям перейти из разряда дружеских в разряд романтических.

Изначально он пригласил Катю вместе с подругой, Леной, чтобы его намерения не выглядели слишком явными. Но в последний момент Лена заболела, так что его задача стала ещё легче.

Пашка любовался, наблюдая за тем, как Катя берёт свой шар и подходит к границе их дорожки. Цветное узорчатое платье очень ей шло. Девушке удалось сбить семь шаров из десяти с первого раза и ещё два – со второго. Немного утомившись от игры, они вернулись за столик.

– Здорово играешь, – сказал Пашка.

– Ты тоже, – не осталась в долгу Катя. – Так сбил последнюю кеглю!

– Я старался, – скромно пожал плечами Пашка. – Хотя, вообще-то, я больше по волейбольной части.

– Где-нибудь играешь?

– Играю, – ответил Пашка. – У нас в универе теперь построили новый спортзал. Раньше-то была только небольшая комнатка с тренажёрами, там толком не сыграешь, разве что в настольный теннис. А тут настоящее раздолье для волейболистов и баскетболистов! Да и мы тоже захаживаем по вечерам.

– Вы ещё собираетесь? – живо спросила Катя.

– А куда же нам деться? – улыбнулся Пашка. – Собираемся.

– А как там Никита? Как Вова? Серёжа? – расспрашивала Катя.

– Живы и здоровы, – ответил Пашка. – Кстати, ты давненько уже не заглядываешь к нам в универ. Что так?

– Дела всё, – вздохнула Катя. – У нас с прошедшего семестра ужесточились требования к учёбе и сдаче экзаменов. Так что времени почти ни на что не остаётся. Хорошо на каникулах!

Она побарабанила пальцами по бокалу, а потом положила руку на стол. Пашка насторожился. Неужели это такой намёк? На всякий случай юноша осторожно, как бы невзначай, вытянул по направлению к ней свою руку. «Ну, давай же, – думал он, – смелее!» Пашка любовался своей подругой. Густые тёмно-русые волосы струились по плечам, по нежной коже, пересекаемой только бретельками платья. Щёки Кати румянились, а глаза весело поблёскивали.

Ладони были уже близко. Их разделяло каких-то двадцать сантиметров. «Ещё немного, – думал Пашка, – и можно будет дотронуться до её тонких пальцев, почувствовать тепло от них». Но Катя, похоже, не поняла, чего он хочет, потому что взяла вытянутой рукой бокал и пригубила его. Не желая затягивать молчание, Пашка поинтересовался:

– А с чего это у вас так строго стало с учёбой?

– Новый декан, – сказала Катя. – Восприимчивый, между прочим.

– Да ну! – воскликнул Пашка.

– Вот так, – подтвердила девушка. – Восприимчивый и довольно придирчивый. Вроде бы и неплохой человек, но о-о-очень настойчивый. Считает, что программа устарела и нужно освоить много нового. Вот мы и осваивали. Кстати, один из наших новых преподавателей будто бы его старый знакомый. И тоже Восприимчивый.

– А ещё говорят, что они не оказывают предпочтение своим! – фыркнул Пашка.

– Конечно, оказывают, – ответила Катя. – Хотя этот новый преподаватель не такой уж и страшный. Объясняет всё грамотно и спрашивает адекватно. А вот культурологию у нас, помнится, вёл обычный человек. Звали Карасёв. Так на экзамене он свалил треть нашей группы. Еле выкрутилась. Ещё спрашивал, кто меня, дурёху, учил его предмету.

– Да, разные люди попадаются, – сказал Пашка. – У меня была преподавательница по гражданскому праву. Не Восприимчивая, но редкостная стерва. Мы всей группой молились, чтобы она не принимала у нас экзамены. К счастью, она вовремя укатила в командировку.

Немного переведя дух, они доиграли партию, которая закончилась победой Пашки. Но поскольку времени у них ещё было много, юноша решил дать любимой девушке возможность взять реванш и предложил третью партию. Катя охотно согласилась.

И удача улыбнулась ей. Два раза она даже сбила все десять кеглей одним броском. Пашка немного отстал от неё. Но он и не очень-то старался перегнать Катю.

Напоследок они решили сфотографироваться. Для совместных фотографий пришлось даже привлечь служащего боулинга. По традиции такая помощь всегда вознаграждалась в «бумажной» форме, невзирая на то, что миром в двадцать втором веке правили безналичные расчёты. Поэтому предусмотрительный Пашка захватил с собой немного наличности.

Потом подошёл черёд портретных снимков, главным образом, конечно же, Катиных. Пашка с усердием фотографировал свою подругу. Да и ей такое внимание, похоже, доставляло немалое удовольствие. Что и говорить, фотографии получились красивыми. Такими, что у Пашки просто захватывало дух. Казалось, что сегодня Катя стала другой, ещё более живой и прекрасной, чем прежде.

Когда они спускались по лестнице к выходу, Катя держала Пашку под руку, и ему казалось, что он ощущает её пульс. То ли из-за игры света на лестнице, то ли из-за игры чувств, Катя казалась необыкновенно… яркой. Она была полна жизни и радости, просто сияла ими. Неожиданно для себя Пашка осознал, что одна из причин Катиного позитива кроется в нём самом. И тогда он понял, что нужно делать.

В два быстрых шага Пашка обогнал Катю и оказался перед ней. Нежно протянул руку к её плечу. И Катя не отстранилась! Она по-прежнему улыбалась, только её глаза расширились. Пашка поцеловал её в тот самый момент, когда его пальцы коснулись бархатной кожи Кати. Никогда ещё ему не доводилось ощущать вкус её губ. Пару секунд он словно впитывал его, а потом поцеловал свою подругу снова, на этот раз уже гораздо крепче. Его пальцы скользнули по Катиному плечу, под бретельку платья. Уши словно заткнули ватой. Пашка слышал всё, что происходит вокруг, но звуки приходили словно издалека. Сейчас самым главным для него была Катя, опомнившаяся от мимолётного удивления и теперь страстно отвечающая на его поцелуй. Она казалась необыкновенно горячей. Ещё ни разу в своей жизни он не испытывал таких чувств по отношению к женщине.

Каким-то краешком своего разума Пашка осознавал, что сейчас может всё испортить, если поддастся необдуманному порыву. Вдруг Кате не понравится такая поспешность? Но так хочется поторопиться…

И словно прочитав его мысли, Катя прервала поцелуй и замерла, тяжело дыша. Это немного отрезвило Пашку, и он тоже остановился. Вокруг воцарилась полная тишина. Перед Пашкиными глазами мелькали и таяли искорки, похожие на бриллианты.

Несколько секунд они стояли, не разжимая объятий и не произнося ни слова. Потом Катя сказала:

– Я не… не ожидала…

– Я тоже, – пробормотал Пашка, как сквозь сон. – Если я слишком рано, то…

Катя покачала головой.

– Нет, просто я… не ожидала… и мне непривычно здесь…

Пашка наклонился к её уху и сказал почти неслышно:

– Тогда идём со мной.

14. История Алистера Филлиона

23 августа 2128 года

Алистер вернулся к Эбби сильно уставшим. Очередной человек, на сей раз парень лет четырнадцати, стал жертвой «перебоя». Ему начал мерещиться разноцветный туман, клубящийся перед глазами, нарушилась речь и помутился рассудок. Случай оказался серьёзным. Для начала больного надо было погрузить в сон. Но снотворное применять не стоило. Ка могло почувствовать, что сон искусственный, и встревожиться ещё сильнее. Поэтому в таких случаях Восприимчивые использовали Основу.

Иногда при лёгком «перебое» этого было достаточно. Человеку давали поспать несколько часов, и всё приходило в порядок. Но сейчас энергетическая сущность разбушевалась не на шутку. В таких случаях Восприимчивым приходилось создавать вокруг Ка пациента особый кокон из Основы. Этот кокон охватывал Ка и гасил сторонние излучения. В первые мгновения Ка отчаянно сопротивлялось захвату. Но если кокон выдерживал, энергетическое начало утихало. Ведь «перебои» возникают как раз из-за чрезмерной активности Ка. А в коконе приток энергии в Ка снижается, отчего снижается и активность самого Ка.

Убедившись, что цель достигнута, кокон осторожно раскрывали, а больного оставляли во сне на три-четыре часа. Обычно это снимало все последствия «перебоя».

Сегодня Алистер участвовал в плетении кокона вместе с доктором Брауном, потому что его ассистент, Жу, как назло оступился на лестнице и сломал руку. А случай был довольно сложный, и Брауну потребовался помощник для создания и стягивания кокона.

За время операции Алистер весь взмок. Ему уже доводилось лечить «перебои», но тогда он работал вместе с Эбби. А для работы с Ка очень важна слаженность руководителя и ассистента. Им с Эбби удалось её добиться. А сегодня пришлось работать уже с другими коллегами. Словно почувствовав это, неприкаянное Ка просто взбесилось. Оно только и ждало момента, чтобы освободиться на свою же беду, и отчаянно рвалось на свободу.

Но теперь всё осталось позади, и Алистер чувствовал себя победителем. Пусть и уставшим, но зато довольным.

Улыбающаяся Эбби поздравила его с удачей. Видимо, доктор Браун поведал ей о результатах операции сразу после того, как Алистер ушёл. Вдобавок руководительница налила и вручила ему чашку чая. Это был особый сорт чая, который Эбби любила и который пила для того, чтобы взбодриться. Поначалу только сама, а потом и Алистера приобщила к этому напитку. Чай действительно помогал. Молодой человек в очередной раз уверился в том, что Основа не зря выделила Эбби среди прочих женщин, с которыми он был знаком. До чего же она заботлива!

Устроившись поудобнее в своём кресле, Эбби прикрыла глаза. Ей сегодня тоже пришлось поработать, когда привезли пострадавшего – обычного человека с болевым энергоударом. Сгусток вредной энергии раздражал нервные окончания и вызывал сильные боли. Сгусток оказался довольно крупным, и Эбби долго вытягивала из пациента опасные частицы. Но она всё равно сладила с энергоударом. Впрочем, иначе и быть не могло. Алистер влюблённо разглядывал каждую чёрточку её лица, каждую складочку на тёмно-синем медитационном одеянии. Для работы с Основой Восприимчивые использовали специальную одежду, которая не стесняла тело. Одежда эта состояла из лёгкого короткого кимоно и таких же лёгких просторных штанов. На самом деле ею пользовались не только для медитаций, но традиционно именовали медитационной. Это название пошло ещё со времён Координаторов, когда Учение Единства только-только зарождалось. Они первыми придумали эту одежду.

И в этом одеянии, наследии великих, Эбби была прекрасной и величавой. Она была собранной, сильной и великолепной в той породистой красоте, которая иногда встречается у состоявшихся женщин и заставляет молодых людей терять из-за них голову. И медитационное одеяние сейчас не умаляло эту красоту. Скорее даже наоборот, Алистер чувствовал свою близость к Эбби. Он снова вспомнил тот памятный вечер, эти тёмные волосы, падавшие на прекрасные плечи, чёрное платье, подчёркивающее изящные формы, плавную походку…

Но в этот момент Эбби открыла глаза. Алистер доброжелательно кивнул ей и тотчас отвёл взгляд. Нужно было успокоиться. Не хватало только, чтобы Эбби сейчас почувствовала его влечение! Она могла не так понять Алистера, и это означало бы конец их непринуждённым отношениям. А Алистеру этого совсем не хотелось.

Они с Эбби закончили свои операции незадолго до конца смены. Больше пациентов сегодня не было. Освободившись, они переоделись и пошли к метро. На выходе из центра им встретились женщина и мальчик лет одиннадцати. «Наверное, ведёт его на обследование, – радостно подумал Алистер. – Может, мы сегодня получим пополнение». МОВ всегда тщательно вела учёт потенциальных Восприимчивых и тратила немалые средства на поиски людей, обладающих этой способностью. За время пребывания в Центре по изучению Основы Алистер убедился, что просветительская работа делает своё дело. Теперь потенциальных Восприимчивых не надо было подстерегать по тёмным углам, чтобы предложить им реализовать свои возможности. Люди сами приходили в центры, чтобы получить ответ на вопрос, обладают они Восприятием или нет. Что же касается детей, то они нравились Алистеру всегда, особенно после рождения брата Джимми и сестры Сары.

А вот Эбби была явно чем-то обескуражена или встревожена. Алистер чувствовал это. Поэтому он осторожно спросил:

– Я могу чем-нибудь помочь вам, Эбби?

– Нет, – коротко ответила та. За прошедшие полгода они уже стали называть друг друга по именам. Хотя, конечно, Эбби по-прежнему оставалась руководителем, а Алистер – ассистентом.

Она немного помолчала, а потом спросила:

– Вы заметили, сколько у нас уже «перебоев» за этот месяц?

– Заметил, – сказал Алистер. Он действительно отметил про себя, что «перебои» стали случаться чаще, но пока серьёзно не задумывался над этим. – Немало. Их число растёт.

– Больше вам скажу: это происходит не только у нас. Неделю назад звонил один мой друг из Оттавы. Он тоже жаловался на увеличение числа пациентов с «перебоями». А вчера я читала статью Хебера. Кстати, любопытная статья, рекомендую!

– Спасибо, – кивнул Алистер. – Насколько я понимаю, он тоже пишет про увеличение количества «перебоев»?

– Да. Наш немецкий коллега проводил многолетние исследования и расчёты. И в результате пришёл к выводу, что это увеличение происходит везде, по всему миру. Отчасти это связано и с увеличением числа Восприимчивых в мире. Но даже если сделать скидку на это увеличение, всё равно получается прирост «перебоев». Хоть пока и не критический, но он есть. В статье эти расчёты очень хорошо представлены и заставляют задуматься о перспективах.

– По-моему, эта болезнь появилась относительно недавно, – припомнил Алистер. – Первые случаи были отмечены в конце девяностых годов прошлого века. А в 2105 году она была подробно описана Хоффманом.

– И заметьте, что она появилась в десятилетии, следующим за скачком нашей рождаемости в восьмидесятые, – добавила Эбби. – Понимаете, что получается?

Алистер задумался.

– В принципе, довольно логично… Потенциал постепенно повышается. Необученным Восприимчивым становится всё труднее совладать с ним. Известно же, что увеличение нашей рождаемости сопровождалось ростом способностей к Восприятию. Средний потенциальный Восприимчивый, появившийся на свет в восьмидесятых или тем более в девяностых годах прошлого века, сильнее потенциального Восприимчивого, родившегося в семидесятых годах, не говоря уже о шестидесятых.

– Знаю, – улыбнулась Эбби. – Сама родилась в начале девяностых.

– Простите, забыл, – Алистер тоже улыбнулся, а потом продолжил размышления: – Средний возраст проявления Восприятия у тех, кто родился в восьмидесятые годы, составлял двенадцать-шестнадцать лет. Тогда понятно, почему болезнь Хоффмана дала о себе знать именно в конце девяностых годов.

– А теперь подумайте о том, что наш потенциал и сейчас продолжает расти. Это значит, что со временем число страдающих «перебоями» будет только увеличиваться. И хорошо, если это будет происходить постепенно, как сейчас.

Алистер нахмурился.

– Тогда придётся пересматривать сам вопрос о добровольности обучения Восприимчивых в общих школах. Придётся в обязательном порядке учить их, чтобы они хотя бы знали, как справиться со своей силой!

– Пока всё не так страшно, – сказала Эбби. – Уверена, что в Совете знают об этой проблеме. Если бы сейчас существовала какая-то угроза для Восприимчивых, они бы уже действовали. Но пока всё спокойно.

– Больше всех повезло Невусам, – заметил Алистер. – От нашей иерархии они не зависят, умеют обращаться с Основой и не страдают «перебоями»!

– Не скажите! – возразила Эбби. – «Перебоями» они действительно не страдают, зато в большей степени подвержены энергоударам и тотальному раку, особенно необученные Невусы. Хотя они в этом отношении и крепче обычных людей, но всё же не такие стойкие, как мы. А обученные Невусы, как и мы, также привязаны друг к другу и к Основе. И делать всё, что им заблагорассудится, они тоже не могут.

Так вот, Алистер. Владение Основой никому не достаётся просто так.

– Вы правы, Эбби. И кстати о владении Основой. На Тридцатилетии я слышал, что осенью в Новосибирске будет проходить конференция, посвящённая применению кеодлона.

– Да, будет, – подтвердила Эбби. – Хотите поехать?

– Был бы рад, – ответил Алистер. – Я ведь в своё время увлекался этой темой. С тех пор, конечно, много воды утекло, но я не прочь тряхнуть стариной.

Он говорил легко, точно плёл слова из нитей Основы. Наверное, сейчас никакой актёр бы с ним не сравнился.

– Давайте подумаем. Вообще-то, директор уже назначил меня представителем от нашего центра. Но если работы к началу осени будет не очень много, он может разрешить поехать и вам. Так что давайте подождём до начала сентября. Там посмотрим. Но о вашем пожелании я скажу.

– Спасибо, – поблагодарил Алистер.

Дойдя до входа в метро, Эбби остановилась.

– Ну что ж, Алистер, до завтра! Я ещё зайду в магазин, – с этими словами она указала на большую голографическую вывеску, сияющую в дальнем конце улицы. Вывеска переливалась всеми цветами радуги. Присмотревшись, Алистер прочёл надпись: «Микаэль». Это был известный производитель детских товаров. Когда-то и сам Алистер играл в его игрушки.

– В «Микаэль»? – удивился он.

– Завтра у моей дочки День Рождения, – пояснила Эбби с нежностью в голосе. – Она появилась на свет ровно на третий день после моего Дня Рождения. Такой подарок мне преподнесла! Хоть и с опозданием, а всё равно приятно! Кстати, Алистер, спасибо за конфеты! Очень вкусные и такие лёгкие, просто воздушные! – Эбби мечтательно улыбнулась.