Пять сказок о жульстве

– Ой, чего-то я с голодухи переел,… вон, как спать захотел,… надо скорей в норку к шмелю возвращаться,… выгонять муравья с моей лежанки, да самому ложиться отдыхать,… не то прямо здесь усну… – вмиг решил таракан и галопом понёсся обратно в нору. Но там его ждал довольно-таки неприятный сюрприз.

Оказалось, что муравей за время отсутствия таракана проявил свои не совсем хорошие качества. А вернее сказать проявил вполне присущие его народу нравы. Хотя муравьи в этом нисколько не виноваты, уж такими их природа сделала, это у них инстинкт такой. А заключается он в том, что муравьи, всё хорошее, что им на пути попадается, домой тащат, к себе в муравейник. Ну, не могут они устоять супротив зова природы. Вот и наш муравей, ходил-ходил возле сот с мёдом и нектаром, да всё облизывался.

– Ну, как же такое-то богатство да на меня оставили,… да я же слаб от такого соблазна,… это ж какое сокровище передо мной!… Вот бы его всё, да к нам в муравейник!… Ох, не смогу утерпеть,… ведь унесу же, не сдержусь,… да что же это со мной делается,… мне охранять поручили, а я стащить хочу… – трепеща и задыхаясь от смачного аромата мёда, размышлял бедный муравей, борясь с соблазном. И вполне естественно, что не выдержал столь явного искушения.

Буквально молнией сносился к себе в муравейник, привёл целый отряд собратьев, и они уже вместе практически за три минуты обчистили всю шмелиную кладовую. Ни капельки мёда не оставили, всё с собой утащили, был запас и вот его уже нет. Ох, уж эти муравьи, хотя опять-таки, за что же их винить, ведь они так устроены. Это таракану, городскому франту, надо было знать, с кем связываться. А он, кстати, сейчас, как раз уже подходил к норе. Идёт и чует, что-то тут не так, запах мёда аж снаружи чувствуется, а не должно такого быть.

– Это ещё что такое?… неужели мёд на поверхность выносили?… вон, им уже и на подходе пахнет… – поводя усиками, заключил таракан, и сходу как бросится в нору, думает, он сейчас муравью разнос устроит. Врывается, а там ни муравья, ни мёда, лишь одни следы от муравьиных лапок.

– Ах, он обманщик!… Ах, негодник!… Я ему самое дорогое, что у меня было, доверил,… своё тёплое местечко и сладкую еду,… а он обворовал меня, плут!… Привёл свою компанию, и всё стащил, воришка!… – стоит, кричит, разоряется таракашка и даже не осознает, что обокрали-то не его самого, а его благодетеля, шмеля. Таракан уж и забыл про него, лишь о себе и думает, эгоист.

Но шмель быстро о себе напомнил. Как раз пришло время вернуться ему домой и принести новую порцию пыльцы и нектара, пополнить запасы, так сказать. Возвращается, а тут такое дело, весь запасник подчистую подмели, только один таракан стоит и муравьёв на весь свет костерит. Ну, шмель, разумеется, вскипел и к таракану за объяснениями обращается.

– А ты-то где был!?… спал что ли!?… Да не таращься ты на меня своими глупыми глазищами,… понял я уже, что нас муравьи обокрали!… Ах, цыганский народец лихой!… Но ты-то куда смотрел, хлыщ городской!?… только усами шевелить и можешь!… – напустился он на таракашку, лапами своими мохнатыми машет, скалится, ну вылитый медведь, а не шмель. Испугался таракан его такого вида, и лепечет еле-еле.

– Да я,… а он,… я ему доверился,… думал, пойду, погуляю, ведь засиделся,… попросил его покараулить,… а он обманул,… своих привёл, всё вынес. Прости ты меня,… я всё исправлю,… стану день и ночь работать, всё возмещу… – тараторит бедолага, оправдаться желает. А сам-то понимает, что вернуть уже ничего не получится. Попробуй-ка, пойди в муравейник, попроси мёд обратно отдать, так там не то что отдадут, но и тут же всё последние заберут, живым бы уйти. Вот и приходится таракану, чтоб в норке остаться, прощенье просить. Но шмель непреклонен, осерчал сильнее лютого волка, рвёт и мечет.

– Да пошёл ты прочь!… Чтоб я тебя здесь больше не видел, недотёпа!… От тебя лишь одни убытки!… и сторож из тебя никудышный!… Да пропади ты пропадом, усатый неудачник!… – раскричался он на таракана, всячески его обзывая. Однако таракан тоже не сдается, не стерпел унижения и сам вскипел.

– Ах ты, увалень лохматый!… деревенщина лесная!… Меня городского гражданина неудачником называешь!… да как ты смеешь!… Гонишь меня прочь, ну что ж, ладно,… но только я сам уйду!… И без тебя проживу!… без твоих сладостей обойдусь!… Уж найду, чем прокормиться,… а ты сиди тут у себя в берлоге, как медведь!… Счастливо оставаться, увалень!… – в сердцах крикнул таракан, да вспомнив о болоте с сытной мошкарой, выскочил вон из шмелиной норы.

– Скатертью дорога, хлыщ усатый!… – только и успел издевательски крикнуть ему вслед шмель, и тут же взялся порядок в доме наводить. С нуля стал строить соты, да переливать в них принесённый нектар. Природа не терпит пустоты, а любимая работа успокаивает нервы, как раз самое то, что сейчас нужно было шмелю.

6

А тем временем таракан уже до болота добрался. Ну а пока он бежал и психовал, то снова проголодался. Подходит к уже известной ему кочке, а на ней опять лягушка сидит, мошкару ловит, усиленно питается. Ну, таракан, разумеется, согнал её вполне привычным образом; усы выпятил, да раздулся. А как она в болото сиганула, так он сам на кочку взобрался и уселся поудобней. Мошкара тут же его и облепила. И вот сидит он, мошкару поедает, пузо набивает и про шмеля всякие гадости думает.

– Ах, он толстобрюхий увалень,… меня, можно сказать его единственного и лучшего друга, прогнал!… Да где он ещё такого сторожа найдёт, чтоб за миску мёда, да весь его запас охранял!… Ха-ха,… нет таких простофиль,… а уж я-то без него обойдусь,… мне и здесь, на болоте хорошо!… Вон сколько тут еды, словно рыбы в пруду, выловить её не выловить… – утешает себя таракан, а сам по мере сытости тосковать о шмеле начинает.

Привык он уже к своему лохматому благодетелю; к его сладкому приятному запаху нектара, к его монотонному усыпляющему жужжанию, к его доброму простодушному нраву. Заскучал таракашка о шмеле, пригорюнился бедолага. А тут ещё как назло мошкара донимать его принялась. Он уже наелся под завязку, полностью сыт, а ему от них отбоя нет. Теперь они, словно рыбы-пираньи, атакуют его, живьём заедать начинают. Тучей напирают на него, и кусают своими крохотными челюстями, ведь они тоже хищники, проворные кровопийцы, хоть и совсем маленькие.

Не выдержал таракан их натиска, спрыгнул с кочки, и в сторонку метнулся. Но мошкара не отстаёт, так и напирает на него. Столько мошек налетело. Таракан ещё дальше отскочил, они снова за ним. Облепили его со всех сторон, дышать не дают. Не знал таракашка, что на то на болоте лягушки нужны, чтоб численность мошкары регулировать. Нет лягушки, и тут же мошкара расплодилась, всё вокруг выедать начала. Это как в далёкой африканской саванне, кабы там льва не было, так антилопы вмиг бы расплодились, всю траву поели бы, уничтожили её, и вместо зелёных лугов образовалась бы там бесплодная пустыня. В природе всё уравновешенно, во всём баланс должен быть.

А тут таракан согнал лягушку с насиженного места, вот мошкара на него и накинулась, и ему уже не до еды стало. Ни один таракан в мире столько мошкары не съест, чтоб на болоте вновь баланс восстановить. Нужна только лягушка, лишь она знает, как с мошкарой справится. Оттого и не выдержал таракан и давай во всё горло лягушку на помощь звать. А она обратно не идёт, ведь он-то ей змеёй представился, боится она его теперь. И тогда таракан такого стрекоча из болота задал, что только усы засверкали. Насилу от мошкары оторвался. Остановился отдышаться, а сам опять про шмеля вспоминает.

– Нет,… у него такого не было бы,… там сиди себе спокойно, медок кушай, да его приятное жужжание слушай!… Эх, глупец я, что с ним разругался,… ведь сам же муравья-воришку в дом впустил,… значит, сам и виноват,… а я возражать начал, вот и поссорились!… Ох, что ни говори, а надо к шмелю идти и повинится,… приду и точно прощенья попрошу… – отдышавшись, решил он, и сразу к шмелю направился.

7

А между тем шмель уже полностью навёл порядок в норе; всё почистил, распределил, по местам разложил, и тоже вспоминать стал, как они с тараканом вместе жили.

– Эх, тощая его душонка,… одно слово, франт городской,… всё бы ему кичится да себя нахваливать,… ох, таракашка-хвастунишка!… Зато, какой он был милый, когда я с леса возвращался,… бывало, спросит меня, как дела?… не устал ли я?… такой заботливый. Эх, где-то он сейчас ходит-бродит, бедняга,… небось, проголодался, да наелся всякой ерунды; поганок, да каких-нибудь ядовитых ягод!… А у меня-то здесь свежий нектар, новый медок зреет,… всё вкусное, сладкое, как раз, как он любит!… Эх, бедолага, носит его нелёгкая,… а скоро уже ночь на дворе,… ведь пропадёт же,… надо бы пойти поискать его… – тоже затосковав о своём сотоварище, завздыхал шмель, и уже было собрался идти искать его, как листочек на входе приотворился и в норку, повинно склонив голову, вошёл таракан.

Что тут сразу началось, они и сами не поняли, как оба сходу затараторили, завосклицали, давай друг у дружки прощенья просить, извинятся, мол, погорячились и тот и другой, повели себя неправильно. А потом обнялись, аж всплакнули, и поклялись, что больше ни за что ссориться не будут, даже по пустякам. Вот оно как бывает-то, через разлуку цену дружбе познали. И с этого дня они уж более никогда не ругались, все разногласия миром решали, так до сих пор и живут, горя не знают. Вот какую замысловатую историю рассказал мне мой старинный приятель, лесной зайчишка.

Кто-то, конечно, скажет уж больно много в ней совпадений с басней Крылова «Стрекоза и муравей», да и со сказкой о Лисе, Зайце и лубяной избушке тоже сходство есть, кстати, кто не помнит этих историй, советую перечесть, они очень интересны. И да, я согласен, что-то в них общее имеется. Но уж такова жизнь, и она устроена таким образом, что если захотеть, то в ней можно найти много всего схожего, совпадающего и даже идентичного. Однако неизменным всегда остаётся лишь то, что настоящая дружба, подлинные чувства, добрые отношения и истинная привязанность, непременно, преодолевают все препятствия, препоны, проходят любые испытания, исправляют любые изъяны, и в конечном итоге приводят к всеобщему процветанию и благополучию…

Конец

Сказка о молодце Христофорушке, тётушке Хлявке и её приёмной племяннице наивной Простоте

1

В незапамятные стародавние времена недалече от столицы нашего славного царства-государства в небольшом городке жил да был один молодой паренёк со странным именем Христофор. А имя своё, столь необыкновенное для наших краёв, получил он от своих родителей, кои назвали его так, потому что очень-но любили мечтать и верили, что как только их сын вырастит так сразу же и станет великим первооткрывателем, как и его знаменитый тезка-путешественник, в честь коего он собственно и был назван.

Однако мечтам родителей не суждено было сбыться. Толи они чего в воспитании сына не доглядели, толи он сам их особо не слушался, но только к четырнадцати годкам у Христофора и в уме не было, чтобы куда-то поехать или чего-нибудь открыть. Ну не получился из него первооткрыватель, зато вышел отъявленный домашний сиделец, и притом такой, что его и палкой из дома на улицу не выгнать.

Сидит он целыми днями в тереме, чай из самовара пьёт да бубликами закусывает, а более и делать-то ничего не желает. Ведь родители-то его в нём с рожденья души не чают, так и трясутся над ним, хлопочут, упираются, возятся с ним, как кошка с кутёнком. Дённо и нощно заботятся о его благополучии, всё ему на блюдечке преподносят, вкусностями его пичкают, а он ими только понукает.

– Принесите-ка мне ещё малинового варенья с блинчиками, да сметаны с пирогами,… и побольше-побольше, а то я пока тут сидел, чай пил да думу думал, чёй-то так устал, что уж шибко проголодался… – не раз насупившись, просил он добавки, да живот поглаживал.

Вот так Христофор и рос, сызмальства привык получать всё по первому своему требованию и, за всю свою недолгую жизнь, в отличие от сверстников, кои уже давно помогали своим родителям, и не работал, и не трудился. Впрочем, в совсем ещё юные годы, его всё-таки хотели хоть чему-нибудь обучить. Приходил к нему на дом учитель один из тамошних просвещённых, и пытался преподавать Христофору всякие разные науки, математику, письмо, чтение, да и ещё много каких премудростей. Ну, поначалу-то это всё Христофорушке вроде как интересно было, однако спустя какое-то время пыл его к знаниям иссяк и учёбу он забросил. Учителя того пришлось со двора отослать, на том всё и закончилось.

– Я и без всяких там ваших наук, о жизни лучше всех понимаю, и толк в ней знаю… – говаривал он не раз. И ведь в какой-то мере-степени он был прав, но вот только правота его была какая-то кривая, обходная, нечестная. И из всего им усвоенного он лишь одно понял и запомнил, что ему ни учиться, ни работать не надо, что ему и так всё в руки плывёт, и что он и так всё получит, и еду, и одежду, да и другие наилучшие блага. Знал наверняка, что обо всём родители его позаботятся, а ему-то и делать ничего не придётся, ему и так всё забесплатно достанется. Вот и привык Христофорушка жить задарма и ни о чём не беспокоиться.

– А зачем мне о чём-то думать,… если мне что-нибудь захочется, я у родителей поканючу, попрошу, они мне и принесут,… ну а коли сильно, что понадобиться, так я и потребовать могу… – бахвалясь, признался он как-то одному честному купцу-лоточнику, что захаживал к ним в дом и товары свои предлагал.

– Это как же получается,… значит ты перед родителями хитришь, юлишь и всё для того чтобы они тебя всем обеспечили,… и притом за просто так,… ты ведь ни капли не трудишься,… ты и палец о палец не ударил чтобы им помочь! Выходит ты лодырь и захребетник, и сидишь у родителей на шее,… сам-то ты ничегошеньки заработать не удосужился. Ну а вот случись с ними какое несчастье,… ведь они же не вечные,… что тогда с тобой станется, как тогда жить будешь!?… Ты об этом подумал? – неожиданно для Христофора спросил его купец.

– Как так, несчастье случиться! Быть такого не может… – вдруг задумался Христофор и даже лоб зачесал, – хотя, ты знаешь,… я и тогда не пропаду! Жалостливо выпрашивать и лукаво хитрить, чтобы свою выгоду получить я умею! Вот и пойду к людям,… они меня пожалеют, я им поплачусь, потоскую,… а они меня и накормят, и напоят, да ещё и впрозапас дадут,… а у меня ничего не пропадёт… – почесавшись, ответил Христофор, да тут же и прекратил сей неприятный для себя разговор.

Ему вдруг сделалось не по себе от того, что его прямо в глаза назвали бездельником и лоботрясом. Но ещё больше ему стало не по себе от того, что он осознал простую истину, настанет час и ему придётся, самому позаботится о себе, никаких помощников рядом просто не будет. Конечно, разговор-то он прекратил, но вот только мысли обо всём сказанном в его голове так и остались, и так они плотно в ней засели, что никак не давали ему покоя.

А меж тем, время шло, год сменялся годом, и Христофорушке исполнилось уже семнадцать. И вроде бы уже пора забыть тот разговор, успокоиться, да только у него это всё никак не получается, помнит он его крепко, засел он у него в мозгу. Случалось и такое, что Христофор по ночам не спал, всё думал как бы ему, так и дальше жить, чтобы никогда не трудиться и не работать.

– Эх, пока я молодой, это ещё, куда не шло,… людям на жалость давить да слезу с них вышибать то сгодится,… но ведь как только я вырасту да взрослым стану, кто же мне тогда что-нибудь подаст,… скорее работать заставят. Ох, надо бы мне что-то придумать,… какое-то жульство, плутовство хитрое затеять, чтобы и дальше продолжать забесплатно жить и ничегошеньки не делать… – сидя как-то поздним вечерком у окошечка задумался он.

Ну а как задумался, так тут же и давай всякие способы жульства сочинять, чтобы хитростью и обманом у людей денежки для собственного пропитания выманивать. И надо же такому быть, Христофорушка, невзирая на всю свою незрелость и молодость ума, вдруг умыслил столько разных лукавых каверз, что такое количество и самому отпетому мошеннику в голову не придёт. Уж очень он в этом плутовском деле изобретателен оказался. Но из всего изобилья придуманных им жульств ему понравилась лишь одна незамысловатая комбинация, при которой и особых-то усилий применять не надо, а дармовые денежки сами в карман потекут.

Однако возникла небольшая загвоздка, ведь для того чтобы воплотить эту затею в жизнь Христофорушке надо было из дома выйти и начать общаться с другими людьми. Вот тут-то ему впервые в жизни и пришлось самостоятельно принимать ответственное решение. И уж так он загорелся своей плутовской идеей, что теперь удержать его дома уже никто и ничто не могло, ни боязнь улицы, ни близость людей, ни какие другие предрассудки, ничего. И даже отец с матерью, как его не уговаривали, не смогли удержать. Пришёл час и Христофорушка выбрался наружу.

Поначалу на улице для него всё было в диковинку, ведь до этого он так никогда и не удосужился прогуляться по своему городку. И теперь поражался всему, что видел вокруг себя. Удивлялся, и мостовой, и фонарям, и домам, и людям, живущим в них, но более всего его поразило то, что люди увидев его, здоровались с ним и как-то по загадочному забавно улыбались. Ему было и невдомёк что в городке все уже давно про него знают, и наслышаны о его лени и не желании работать. Отсюда и такие загадочные улыбки с усмешками. Но погуляв немного по городу, Христофор быстро сообразил, в чём тут дело. Он был лентяем и лодырем, но вовсе не глупцом. Его природная острота ума и догадливость сразу дала о себе знать.

Он моментально разобрался, что к чему в городке и как всё в нём устроено. А разобравшись, понял, что здесь в его родном обиталище ему не удастся осуществить задуманное им жульство, и что его надо опробовать в каком-нибудь другом месте. Ведь тут Христофорушку все знали как облупленного, и никто бы не клюнул на его придумку. Погуляв так по городским улочкам ещё какое-то время, может день или два, и, попривыкнув ко всему окружающему, к суете, к чехарде и укладу, он решил долго дома не задерживаться, а поехать в другой город, и не абы куда, а аж в саму столицу, и там испытать своё плутовство.

2

Присел Христофорушка на завалинку, почесал затылок, порядил и так и эдак, а делать-то нечего, хочешь – не хочешь, а идти надо. Сборы были недолгими. Прихватив с собой узелок с кое-какой снедью и чуток серебряных монет, он, наскоро попрощавшись с родителями, спозаранку отправился в путь. Отец, было, кинулся за ним вслед провожать, забоялся бедняга, что с сыном что-нибудь в дороге может статься, однако Христофорушка его круто остановил и строго-настрого запретил за ним идти.

– Не надо батюшка не провожай,… ступай-ка ты лучше к матушке да успокой её,… а я отныне всё сам делать стану… – заверил он отца, повернулся и пошагал дальше. Родители поплакали, покручинились, да так и остались ждать его скорейшего возвращения из столицы. А столица хоть и была недалече, всего-то в нескольких верстах, но для Христофорушки сроду не ходившего пешком, да ещё и на такие расстояния, дорога к ней показалась нескончаемой. Он много раз останавливался, отдыхал и перекусывал. А пока отдыхал, время зря не терял, по сторонам смотрел да всё изучал, запоминал.

– Авось когда пригодится,… в жизни всякое бывает… – размышлял он. Какую птичку увидит, какого зверька заприметит, или же путника какого встретит, всё осмотрит, изучит, запомнит. И пока он так до столицы добирался, много чего для себя нового и интересного открыл. Оказалось, что хлеб, как он полагал, не на деревьях растёт, а в поле зелёным ковром стелется, ну а грибы и ягоды не из погреба надо доставать, а в лесу собирать. Но такие удивительные открытия его ничуть с толку не сбили, а только позабавили.

– Да много чего я ещё не знаю,… о многом я ещё даже и не догадываюсь,… но ничего, так жить веселей, каждый день что-нибудь да новенькое,… вот разузнаю всё, так я себя ещё покажу… – ободрял он себя. И вот, медленно, но верно Христофорушка наконец-таки добрался до столицы.

А добрался он до неё поздно вечером, когда уже все готовились ко сну, и до него никому дела не было. Ну а поэтому Христофорушке ничего не оставалось, как только всю ночь бесцельно и с разинутым ртом слоняться по роскошным улицам и площадям стольного города. Но он, и из этого, казалось бы, бесполезного занятия сумел извлечь необходимую для себя выгоду. Не вкладывая ни копейки, не платя никому ни гроша, всего лишь за одну ночь он с лихвой изучил всю центральную часть столицы.

Ничто не ускользнуло от его внимательного взгляда, всё-то он заприметил, всё-то отметил. И где какая площадь расположена, и где какой дом стоит, и какая к нему улочка ведёт, всё разведал, всё запомнил. Вот уж воистину цепкий ум. Так что уже ближе к утру, он мог запросто разбираться во всех хитросплетениях улочек и дворов города. Ну а с первыми лучами солнца он решил всё-таки остановиться и передохнуть. Присел он у колодца, зачерпнул водицы, достал из узелка, что у него от припасов осталось, и принялся завтракать.

А пока ел, так за всем, что его окружало, наблюдать принялся. Сидит, примечает, как город пробуждается, как люди просыпаются, куда идут, что несут, чем занимаются. Видит, на той стороне улицы булочник лавку свою открывает, из-за угла баба выходит гусей на базар несёт, а чуть поодаль молочник идёт тележку свою катит, молоко развозит. Жуёт Христофор корочку ржаную, а сам всё изучает, да на ус увиденное мотает. Ну а как поел, попил, так и определяться стал как ему дальше быть.

– Ну что же,… работать мне, конечно же, несподручно, однако чтобы затею мою исполнить, потрудиться придётся. А начну я с того что слух про себя запущу,… мол, приедет скоро на ярмарку знаменитый заграничный казначей который как по волшебству из одной монетки может две сделать,… ну а дальше оно всё само собой пойдёт… – ухмыляясь рассудил он и тут же за дело взялся. Картуз свой, что от отца достался, поглубже, дабы его никто запомнить не смог, на глаза натянул, отряхнулся, сапоги поправил, и вольной походкой к молочнику навстречу подался. Подходит к нему и весело так говорит.

– Ты, как я погляжу, по городу ходишь-бродишь, всё видишь, всех знаешь, с людьми общаешься,… так у меня к тебе по этому поводу одно дельное предложение есть. Поведаю я тебе одну добрую новость,… и очень выгодную,… а ты её всем кому своё молоко разносишь, и кого просто знаешь, расскажешь! А за это ты от меня монету звонкую получишь, да не одну,… будет тебе награда изрядная! Ну как, пойдёт такой договор? – нарочито добродушно улыбаясь, спросил Христофорушка.

– А как же не пойдёт! Конечно, пойдет,… кто же от звонкой монеты откажется! Вот только что же это за новость такая, что ты платить готов,… ты уж давай быстрей рассказывай… – сгорая от нетерпенья, живо поинтересовался молочник. Тут уж Христофор дал волю своей фантазии, и как начал ему заливать да врать-сочинять про гостя заезжего с необыкновенными способностями, что молочник аж глаза выпучил.

Дескать, гость тот берёт взаймы деньги незначительные, малые, а через месяц с большим приростом возвращает. И прирост тот, не просто большой, а даже великий. Мол, если берёт он монеты медные, то отдаёт серебренные, ну а уж коли серебряные берёт, то золотыми отплачиваеться. При этом за одну серебряную монету две возвращает, а за золотую денежку три даёт. И ещё добавил он, что, мол, много людей кои тому волшебному гостю денежки в долг давали, потом, так безмерно озолотились, такими богатыми стали, что им отныне уже никогда и работать не придётся. Вот какую невидаль Христофорушка молочнику рассказал. А рассказав, наказал.

– И теперь тебе, обо всём об этом, и о нём, о госте дорогом с его замечательными способностями, надо всем доложить. Вот и всех делов-то! – закончил он и в карман за наградной денежкой полез. А молочник как его дослушал, да про всё узнал, так аж в лице весь переменился.

– Да я и сам не прочь ему денег дать! – загоревшись лёгкой наживой, кричит, – у меня в загашнике на чёрный день запрятано,… так что же им там без дела-то лежать! Пусть-ка он мне их удвоит,… а то и утроит! – жадно затрепетав, воскликнул он, да и, не дожидаясь награды, бегом помчался по городу новость разносить, сам того не подозревая что слух лукавый распускает и Христофору дело тёмное вершить помогает.

– Так,… хе-хе-хе,… одного отправил,… сейчас следующего подготовлю… – ехидно хихикнув, заметил Христофорушка и, потирая руки, прямым ходом к булочнику направился. Заходит к нему и тут же с порога про необыкновенного гостя, иностранца богатого, давай сочинять да рассказывать. Всё так же, как и молочнику наговаривает, объясняет, но только в оконцовке ещё и приукрашивает. Якобы, те, кто с этим иностранцем уже связывался, давно по замку себе купили, дворцами обзавелись, а на сдачу от этих покупок кареты с вороными скакунами понабрали. И более того, для тех, кто первым ему денежку принесёт, тем гость подарки дарит, флаконы с волшебным эликсиром везенья. А кто тот эликсир выпивает, к тому сейчас же счастье приходит и удача улыбается. Ну, после таких присказок да рассказок булочник чуть с ума не сошёл.