Иллюзия рая

ГЛАВА 3

ОТЧЕТ ЛАНДАУ

ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ ПОДПИСЧИКОВ – БЕЗ ВАС МЫ БЫ НЕ СПРАВИЛИСЬ

Ух ты! Когда я начинала писать для местной газеты "Гамильтон Газетт", я и подумать не могла, что однажды у меня будет такая огромная аудитория. Тогда я была мамой и домохозяйкой, регулярно публиковавшей в газете информацию об успехах любимой дочери, которой диагностировали аутизм. Я была полна решимости сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ей и получить ответы от медицинского сообщества. Год спустя, после того как мой брак распался, я почувствовала, что мне больше некуда обратиться, и завела этот блог, чтобы рассказать вам правду о здравоохранении и фармацевтической промышленности. Я всегда буду очень благодарна за те первые дни; именно тогда это сообщество стало семьей. Те из вас, кто оставался со мной в блоге последнюю пару лет, будут рады узнать, что этот маленький торонтонский "паровозик, который смог" только что набрал десять миллионов подписчиков.

Я никогда не скрывала, кто я такая, и порой платила за это высокую цену. У меня нет псевдонима. Я та, за кого себя выдаю. Моя голова действительно высоко поднята над парапетом, и я готова к тому, что крупные фармацевтические компании обезглавят меня за то, что я хочу о них сказать. Я не облекаю свои взгляды в модную болтовню или громкие слова; я одна из вас. Говорю все как есть, простыми словами, чтобы мы все могли понять, что происходит, и что медицинское сообщество от вас скрывает.

ИТАК, КАКОГО Х… ЧТО ПРОИСХОДИТ?

Возможно, вы помните из предыдущей записи, что я изучала информацию об известной фармацевтической компании, которая повысила цену на один из своих спорных продуктов, Allergapen. Так уж получилось, что этот же фармацевтический гигант производит из орехов маслянистую чистящую жидкость для стерилизации и чистки больничного оборудования, которая до сих пор используется в Канаде. Доказано, что эта жидкость вызывает сильную аллергию на орехи у младенцев, а где лучше, чем в больнице, получить доступ к постоянному конвейеру новорожденных? Затем, та же компания продает нам Allergapen для противодействия анафилактическому иммунному ответу. О, и недавно они подняли цену на 400%. Видите что-нибудь безумное (извините) в этом конфликте интересов? Я отправила свой отчет канадскому правительству и до сих пор не получила ответа, но, проще говоря, я рискую быть привлеченной к ответственности за клевету. Я крошечная рыбка в огромном океане, НО я отказываюсь быть раздавленной и готова страдать от последствий. Разорите меня, вышлите из страны, отнимите у меня семью, но я буду говорить правду.

ФАНАТЕНИЕ

Итак, мою непревзойденную героиню и женщину-загадку профессора Сару Коллиер по-прежнему трудно застать на месте, но, возможно, моя ловчая сеть наконец-то сработала. Благодаря своей новаторской работе над вирусом Эбола профессор Коллиер спасла бесчисленное количество жизней и в 2021 году была удостоена Нобелевской премии по физиологии и медицине. Она, как известно, отказалась принять участие в церемонии, что сделало ее только более привлекательной в моих глазах. Любой, кто выступает против истеблишмента, получает от меня дополнительные очки за смелость, и те из вас, кто следит за моим блогом, поймут, как сильно я восхищаюсь этой обалденной женщиной. Я слишком много приставала, изливалась и заискивала перед ней, чтобы она считала меня честной. Шансы на это так же велики, как на то, что я восстановлю свое аннулированное канадское гражданство и воссоединюсь с дочерью, которую у меня украли. В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ЭТОГО НЕ ПРОИЗОЙДЕТ. Но я просто девушка, которая не может принять "нет" в качестве ответа. Я напористая. Я как собака с костью, и эту кость нужно обглодать.

Я обращаюсь с этими расспросами к профессору Коллиер, потому что я очень сильно хочу проникнуть в суть столь невероятного ума. И, возможно, мне просто повезло, потому что, по слухам, она принимает участие в широко разрекламированной Конференции Шиллера в Женеве – месте, где ваша покорная слуга будет присутствовать и предоставит вам всю самую свежую информацию от титанов швейцарского медицинского сообщества. Ходят слухи, что Институт Шиллера собирается объявить о чем-то сногсшибательном (в буквальном смысле), и я намерена оказаться на переднем крае, разобраться в этом дерьме и рассказать вам все начистоту. Я с нетерпением жду возможности заглянуть за кулисы и исследовать внутреннюю работу Института Шиллера, и если мне удастся взять интервью у моего кумира, которая стесняется прессы, это будет самой сладкой вишенкой на торте. Я обещаю, что не подведу своих подписчиков. А вы уже знаете, что я всегда выполняю свои обещания.

Заходите на Landauleaks.com в ближайшие дни. Я буду держать вас в курсе.

Терри Ландау

ГЛАВА 4

Дорога из Монтре в кантон Во сужается от автобана до узкой горной дороги. Восхождение заставляет сердце учащенно биться; захватывающий подъем в более разреженный, чистый воздух, который в конце концов закончится на вершине. Спуск, напротив, вызывает это неприятное ощущение внизу живота. В буквальном смысле падение после захватывающей высоты. Расположенный на полпути вверх по горной дороге, примерно в миле от Шато д'Экс, поворот без указателей огибает отвесный обрыв. Отрезанная от остального мира узким туннелем, вырубленным в горе, однопутная дорога выходит наружу и поднимается к двум огромным серым колоннам, обрамляющим прочные стальные ворота. Институт Шиллера – место строжайшей секретности. За безупречной сталью ворот заснеженная подъездная дорожка ведет вниз к белому строению, наполовину утопленному в скале. Бесшовные изгибы оштукатуренной внешней стены окружают зеркальный стеклянный шестиугольник, который отражает пейзаж, что делает его практически невидимым со всех сторон. Скрытое хрустальное королевство, полное мечтаний и идей и предвещающее будущее.

Глядя на свои замерзшие владения, профессор Мориц Шиллер пододвигает свое инвалидное кресло Meyra Orbit поближе к стеклянной стене, чтобы увидеть, как черный внедорожник сворачивает на подъездную дорожку. Он наблюдает, как открывается дверца машины, и видит, как из нее выходит знакомая фигура Хелен Алдер. Мориц очарован Хелен. У нее уверенная походка, как у спортсменки, находящейся на пике своей формы. Когда она выходит из машины, ее глаза поднимаются на него поверх мехового воротника ее дизайнерского пуховика до колен, и он улыбается в знак признательности.

В течение нескольких лет агрессивный подход Хелен к связям с общественностью удерживал Институт Шиллера в центре внимания. В последнее время семейный бизнес Морица переоценил свои возможности, финансируя столько неудачных проектов, что и не сосчитать. Всегда старается быть в авангарде, но часто блуждает по тропам, ведущим в пропасть. В результате глубокие карманы Института Шиллера постепенно опустошаются; и достичь дна – это не вариант.

Когда Хелен входит в фойе, она смотрит на Морица сквозь бесконечные панели из ячеистого стекла. Институт Шиллера – это место абсолютной прозрачности: все на виду, скрывать нечего. Хелен научилась принимать телефонные звонки с непроницаемым лицом и разговаривать как чревовещатель. Она игрок-одиночка; ей нравится держать карты поближе к себе… Это непросто, когда имеется постоянный наблюдатель, заглядывающий тебе через плечо. Это новая территория для Морица Шиллера, которым восхищаются и которому подчиняются все, кроме Хелен. Войдя через главную дверь, она без всякого выражения поворачивается к Яну Пейджеру, охраннику за стойкой, зная, что ее изображение будет сохранено для потомков. Ее лицо сканируется, и бронированная дверь из пуленепробиваемого стекла позволяет ей войти.

– Ну? – спрашивает Мориц с порога своего кабинета, словно генерал, требующий новости с линии фронта.

– Мы почти заполучили её, – она бросает эти слова через плечо, проходя мимо него по коридору к своему кабинету, на ходу снимая пуховик. Он ускоряется в ногу с ней.

– Отлично! Как мы можем это гарантировать?

– Она крепкий орешек, но её присутствие будет стоить всех усилий. Я уже близко, особенно теперь, когда её муж в нашей команде. Помашешь чем-нибудь блестящим перед Дэниелом Коллиером, и он, как сорока, бросится, чтобы схватить это.

– Мне нужно знать, приедет ли она. Я не могу позволить себе еще одно унижение. Сама знаешь, как трудно собрать всех известных людей вместе. Их ежедневники расписаны на годы вперед.

Они добираются до офиса Хелен, где на стеклянном столе царит хаос из бумаг, записок и технической документации. Хелен откидывается на спинку стула и снимает свои покрытые снегом походные ботинки от Прада. Она завязывает свои светлые волосы длиной до плеч в конский хвост, затем подтягивается к своему столу и обращает свой взгляд на экран компьютера.

– Мориц, расслабься, я же сказала, что заполучу её, но это дело деликатное.

Её тон пренебрежителен, и под аккуратно подстриженной бородкой его подбородок раздраженно выпячивается вперед.

– Хелен, Сара Коллиер была твоей идеей. Мы спланировали всё мероприятие с учетом одобрения одной-единственной знаменитости из мира науки, а она даже не невролог. У нас могло бы быть сколько угодно выдающихся ученых, но ты захотела её. Почему?

– Потому что ее нельзя купить. Да, она не невролог, но на данный момент она самый известный в мире ученый, и одобрение ею нового продукта будет пуленепробиваемым. Это именно то, что нам нужно. И скажи мне вот что: я когда-нибудь тебя подводила? – Хелен поднимает голову от экрана, смотрит в глаза и сверкает уверенной улыбкой. – Мориц, позволь мне разобраться с этим по-своему.

Она поворачивается к нему спиной и роется в своей сумке, однако он видит её лицо в бесконечных отражениях граненого стакана и на нем выражение, которое у непоколебимой Хелен Алдер можно бывает очень редко. В этот момент она не уверена. Он видит множество граней сомнения.

– Что это? Что тебя беспокоит, Хелен?

Она теряет терпение и поворачивается, чтобы ответить, но затем замолкает. Её лицо смягчается, когда она смотрит на старика. На первых порах их знакомства с Морицем она предполагала, что свое исследование он проводил для личной реабилитации, но чем больше она узнавала о его мире, тем больше понимала, что это нечто более значительное. У него не было детей, и он хотел что-то оставить после себя. Хотел, чтобы имя Шиллера звучало эхом во времени.

– Не волнуйся, я заполучу её для тебя. И она будет так же поражена тем, чего ты достиг, как и все мы.

Краем глаза поверх макушки Морица Хелен видит, как что-то двигается. Быстрая вспышка в коридоре за одной из бетонных колонн. Она устремляет взгляд в точку, находящуюся в паре метров от открытой двери её кабинета. Её мысли мечутся.

– Хелен, просто убедись, что у тебя все получится. Если будет провал, то будущее института повиснет на волоске.

Ее внимание возвращается к колонне, и ее подозрения подтверждаются. Это седые волосы того, кто прячется; того, кто подслушивает. Она точно знает, кто это. Она не позволяла себе доверять этому человеку, и её инстинкты не подвели. Она решает закончить разговор до того, как будет передана какая-либо конфиденциальная информация.

– Я делаю все, что в моих силах, Мориц, – она берет телефон и начинает просматривать сообщения. – Мне нужно сделать несколько звонков. Можно?

Она снова улыбается и на этот раз прилагает особые усилия, чтобы улыбка коснулась ее глаз.

– Хелен, я доверяю это тебе. Все в твоих руках. Не теряй мяч.

На данный момент Мориц удовлетворен. Он резко поворачивает свое кресло, совершая бесшумный пируэт, и направляется к своему кабинету, чтобы вернуться на место у руля института. Она смотрит, как он скользит прочь по коридору, а затем ее взгляд возвращается к бетонной колонне. Подслушивающий исчез. Хелен опускает взгляд на свою левую руку. По тыльной стороне ее большого пальца, там, где она порвала кожу указательным пальцем, стекает кровь. Она подносит его к губам, ощущая привкус железа и укрепляясь в своей решимости.

ГЛАВА 5

САРА

Я вхожу в Хартфорд-Гарденс через приемную и дружелюбно киваю Хассану, сидящему за стойкой. Он впускает меня через бронированную дверь, и в лицо ударяет запах дезинфицирующего средства. У меня есть связка ключей от папиной двери, и я вхожу в квартиру номер шесть.

– Папа? Это я, это Сара.

Ответа нет, но я слышу, как в соседней комнате играет его любимое "Классик FM". Мое появление, похоже, было идеально приурочено к маршу смерти Дарта Вейдера из "Звездных войн". Сурово!

Я подарила папе колонку с Алексой на Рождество и подключила его к сервису подписки, чтобы он мог просто попросить любую музыку, какую захочет. Интересно то, что я могу войти в систему и посмотреть, о чем он разговаривал с Алексой. Он часто спрашивает о дне и дате. "Алекса играет в Beach Boys" заставила меня улыбнуться, а про "Даму в красном" даже излишне говорить, но потом несколько раз всплыл вопрос "Кто такая Сара?". Забавно видеть это в письменном виде, причем неоднократно: "Алекса, кто такая Сара?" Алекса изо всех сил старалась ответить на этот вопрос за него. Были предложены разные Сары, но "Время прощаться" Сары Брайтман получило наивысшую оценку: пророчески и слегка пугающе. Несколько недель назад я решила, что отвечать на вопрос "Кто такая Сара?" – моя обязанность. Кто такая Сара, определю я. Я напомню своему отцу, кто я такая, и если я не смогу воскресить старые воспоминания, то, по крайней мере, мы сможем создать несколько новых.

– Папа? Это Сара.

(Я, черт возьми, буду продолжать произносить свое имя.) Бросив сумку на кухонную столешницу, я убрала в холодильник вкусности, которые купила в "Маркс и Спенсер".

– Я принесла тебе кое-какие угощения. Хочешь чашечку чая?

По-прежнему никакого ответа. Я смотрю на маленькое патио. День меркнет, и сырость после Ночи Костров уже опускается, оставляя на стекле конденсат. Я вижу гирлянды светодиодов, установленные мной вокруг забора, мерцающие в сумерках, как крошечные подвешенные светлячки. Мой отец стоит в саду с бамбуковой опорой для поддержки растений в руке. Его руки элегантно скользят вверх и вниз, из стороны в сторону, голова и тело двигаются в идеальной синхронности с музыкой. Он дирижирует оркестром.

Некоторое время я стою и наблюдаю, как загипнотизированная. Кажется, он знает каждый нюанс этой партитуры, и на это приятно смотреть. Прядь седых волос и борода, которую он решил отрастить, придавали ему богоподобный вид. Мой отец когда-то был крупным мужчиной, сильным, надежным, крепким. Он съежился, но, наблюдая за тем, как он двигает своей бамбуковой дубинкой, он выглядит могущественным, почти неземным. Может быть, в нем действительно есть проблеск Всемогущества. Я оставляю его работать с оркестром и ставлю чайник, наблюдая за ним через стекло, за подвешенными солнечными светлячками, похожими на зрителей с мерцающими вдали факелами. Я передумываю, открываю холодильник и нахожу недопитую бутылку Шабли. Совсем другое дело! Когда музыка заканчивается, я выскальзываю в сад, вкладываю бокал вина в руку отца и целую его в щеку. Его кристально-голубые глаза, которые всегда были его самой яркой чертой, пристально смотрят на меня в сумерках.

– Все в порядке, папочка?

Мы потягиваем вино и улыбаемся друг другу. Я обнимаю его и кладу голову ему на плечо, и мы покачиваемся вместе полуобнявшись под вальс Брамса, который сейчас звучит. Он все еще пахнет папой. Запах кожи моих родителей – это мое первое воспоминание. Я до сих пор чувствую запах маминых персиково-мягких щек: пудры, хлеба и теплого солодового молока. От папиной щеки всегда пахло кожаными автомобильными сиденьями, сигаретами и ирисками. Я чувствую запах воспоминаний, вызванный его заросшим щетиной лицом. Это по-прустовски во всех возможных смыслах.

– Холодновато.

Я смотрю вниз и вижу, что папа без брюк и босиком. Я и не заметила, что на нем только длинная рубашка и боксерские шорты, а ноги такие грязные, словно он бродил по цветочной клумбе.

– Давай отведем тебя внутрь.

Я усаживаю его в кресло и укрываю ноги одеялом. Затем я приношу с кухни тазик с теплой водой, чтобы отмыть его грязные ноги, и мы вместе допиваем вино. Я вижу его тарелку с наполовину съеденным ужином. Хорошо: он поел.

– Ну, как прошла твоя неделя, любимая? Ты, наверное, измотана, весь день на ногах.

– Нет, папа, я больше не работаю в лаборатории. Теперь большую часть времени я провожу дома с Мэдди и Дэном.

– Что за лаборатория?

– Я больше не работаю в лаборатории. Я уволилась из Оксфордского университета.

Папа пристально смотрит на меня, его электрические глаза повлажнели и блестят.

– Я говорю про магазин. Ты надрываешь свою задницу, вот что ты делаешь. Тебе следует попросить прибавку к зарплате.

Вот тогда я понимаю: он думает, что я мама. Это душит меня, потому что его глубокая тоска по ней заставляет меня скучать по ней в равной степени; горе так заразительно. Он бросает взгляд на кухонную дверь, почти ожидая, что мама просунет голову и спросит, не хочет ли он печенья. Возможно он действительно видит ее; воспоминания сильны. Я в самом деле похожа на нее, и мама действительно работала не покладая рук. В итоге ей пришлось раньше времени уйти с работы, лишившись пенсии, но сохранив немного достоинства и энергии, чтобы немного расслабиться, прежде чем артрит нанес свой удар и сделал ее калекой. Я держу его за руку и улыбаюсь.

– Папа, я тоже скучаю по ней. Каждый день.

– Она всего лишь выскочила в магазин. Ты дождешься её возвращения, прежде чем уйдешь? Она была бы рада тебя видеть.

– Конечно дождусь.

Мы сидим там, пока музыка не останавливается.

– Как Дэниел, Сара? У вас двоих все в порядке? Это нелегко, не так ли?

БУМ! Просто так, словно кто-то вошел и включил верхний свет, ослепительный и пробуждающий. Он смотрит прямо на меня; он сосредоточен и последователен. Я хватаюсь за этот момент обеими руками.

– С ним все в порядке, но, думаю, ему нужен перерыв. В последнее время он много работал, особенно сейчас, когда он единственный, кто зарабатывает деньги. И вчера я была очень недоброй по отношению к нему. Мне кажется, я отталкиваю его.

Я шокирую себя своей честностью. Я не позволяла себе признаться в этом раньше. Но это правда, я отталкиваю его из-за обиды, мучений и беспорядка, в который превращается моя жизнь.

– Знаешь, у меня был сильный стресс на работе, который сказался на мне и твоей маме. Однако она была святой, всегда знала, как успокоить меня, что сказать, что сделать.

Папа смотрит на меня своими добрыми глазами, лицо морщинистое и измученное. Человек, чья жизнь на самом деле запечатлена на его коже, как карта всего его существования.

– Не выбрасывай это, все годы, все воспоминания. Иногда мы ведем себя как животные, но одиночество того не стоит.

– Папа?

– Я не был образцовым мужем, и мы с твоей мамой чуть не развелись, но у этой женщины был стальной хребет. Она знала всё. Даже перед кончиной она следила за тем, чтобы всё было в порядке.

Я смотрю в глаза своему отцу; мне кажется, что в них заключена целая вселенная. Затем произошла тихая, незаметная перемена, как будто что-то просто сдвинулось с места из-за усилия вытащить это тяжелое ясное воспоминание о маме. Темный поток смывает прошлое; мы возвращаемся сейчас в настоящее. Только настоящее.

– Так или иначе, она скоро вернется. Не упоминай о том, что я только что сказал, а то она снова расстроится.

Я колеблюсь секунду, а затем шепчу:

– Хорошо, папа, я ничего не скажу.

Я опускаюсь на колени, чтобы смыть грязь с его ног. Затем я вытираю их полотенцем и надеваю на него тапочки.

– Хочешь, я уложу тебя?

Я поднимаю глаза и вижу, что он задремал, поэтому я раскладываю кресло и укрываю его одеялом. Я на цыпочках прокрадываюсь на кухню за своей сумкой, выключаю основной свет и оглядываюсь на похрапывающего отца. Закрывая дверь в его квартиру, я бросаю взгляд в коридор. Там стоит "дама в красном" и смотрит на меня в ответ. Мама выглядит так, словно ей только что сделали прическу так, как нравится папе. Она улыбается мне. Я хочу подойти к ней и обнять, но не могу. У меня нет времени. Мне нужно забрать Мэдди из школы.

Когда я выхожу через приемную, Хассан спрашивает меня, все ли в порядке с отцом, не нужно ли ему чего-нибудь. Я почти плыву во время ходьбы.

– Нет, спасибо, с ним все в порядке. Он спит в кресле, но мама уложит его в кровать.

Хассан смотрит на меня в замешательстве. Мне требуется мгновение, чтобы понять, почему он так на меня смотрит, а затем мои слова прокручиваются у меня в голове. Что я только что сказала? Я отшучиваюсь и быстро выхожу на парковку. С папой все будет в порядке, но я все меньше и меньше уверена, буду ли в порядке я.

ГЛАВА 6

ДЭНИЕЛ

– Итак, в прошлый раз мы обсуждали новаторскую работу Алоиса Альцгеймера и его открытие микроскопических изменений в мозгу у одного из пациентов.

Студенты в аудитории пялятся на свои экраны. Я понятия не имею, действительно ли они следят за ходом моих мыслей или смотрят видео с собаками в TikTok.

– Августа Детер страдала от сильных головных болей, острой и мучительной потери памяти, необоснованных подозрений в отношении своей семьи и других ухудшающихся психологических изменений. Казалось, она теряет контроль над собой. Сильнее всего пострадала ее кратковременная память, а долгосрочные воспоминания из самого раннего детства заняли первое место в ее сознании. Больше всего огорчало её непредсказуемое поведение, вспышки ярости и жестокое обращение. Болезнь Альцгеймера привела к резкому уменьшению ее мозга и выявила аномальные отложения вокруг нервных клеток. Поскольку у нас все еще нет лекарства или почти нет терапии, кроме лекарств, которые могут замедлить прогрессирование болезни, решающее значение имеет понимание работы мозга. Технология даст ответ, и в настоящее время предпринимаются новаторские шаги в переобучении мозга. Однако какие варианты есть у страдающих в данный момент?

Какой бы спорной ни была эта тема, в настоящее время мы переживаем общественное пробуждение в отношении к эвтаназии. В нашей сфере деятельности мы часто сталкиваемся с трудными решениями. Это ужасная и хрупкая грань, которую надо переступить, потому что дело в том, что у нас действительно есть возможность положить конец страданиям, и когда вы видите мучительный путь некоторых пациентов, грань может стать размытой. Но это сложный вопрос, где злоупотребление возможностью может иметь разрушительные последствия. так, на этой радостной ноте мне бы хотелось, чтобы вы все изучили список стран, где эвтаназия либо легальна, либо находится на рассмотрении. Давайте взглянем на религиозную демографию и исследуем юридические препятствия и лазейки. Ладно, на сегодня все. Пожалуйста, не копируйте тексты из Google. Мне нужны ваши честные взгляды и мнения… Давайте сделаем открытие.

Начинается массовый исход из лекционных аудиторий; жужжат телефоны и бурлит студенческая энергия. Преподавать этот предмет в последнее время было не так уж весело, не то чтобы это когда-нибудь вызывало смех. Кажется, в данный момент я живу в своего рода лабиринте деменции, живу и дышу им, и куда бы ни повернул, все дороги ведут в никуда. Это утомительно, и я пытаюсь держать себя в руках, быть спокойным и сохранять контроль, но должен признать, что мне трудно.

Я помню, как впервые увидел Сару. Это было в лекционном зале – таком же, как этот. Наши взгляды встретились на лекции о биохимическом анализе клеточной структуры в генной терапии. Сексуально, да? Мы были студентами, и она выделялась из общего ряда почти двух сотен наших однокурсников. Она всегда сияла. Яркая и блистательная. Нас притягивала друг к другу какая-то прекрасная магнетическая сила. Я не преследовал ее, прежде чем вы начнете обвинять меня в этом. Но я поймал себя на том, что хочу быть там, где она, сидеть рядом с ней на лекциях, а потом выпить со старыми друзьями. Думаю, она чувствовала то же самое. Однако в последние годы это стало похоже на попытку соединить неправильные концы двух магнитов. Словно полюса поменялись местами.

Я выключаю свет в лекционном зале и понимаю, что боюсь возвращаться домой. Вчерашняя ссора заставила меня чувствовать себя дерьмово, и сегодня утром я выскользнул из дома без поцелуя, потому что не хотел снова расстраивать её.

Это ощущение, что ты наступаешь на яичную скорлупу рядом с Сарой, мне знакомо. Это напоминает мне о том дне, когда ей позвонили от Нобеля. Она скрылась в спальне, чтобы узнать новости, но потом просто не захотела праздновать со мной. Весь следующий день мой телефон разрывался от поздравительных сообщений, но она держала меня на расстоянии вытянутой руки. Я хотел быть частью ее успеха, потому что чувствовал, что так оно и есть. Видите ли, мы были рупорами друг для друга. Я так и не понял, почему мы не праздновали вместе. Если быть честным с самим собой, мне действительно хотелось немного искупаться в ее славе. Я хорош в том, что делаю, но не более. Как бы усердно я ни работал, я никогда не достигну уровня гениальности своей жены. Однако я смирился с тем, что в мире есть люди, которые от природы гениальны; но я не принадлежу к их числу, а Сара – да. Может, именно это я увидел тогда; может, это и был магнит. Но достаточно ли любви, чтобы удержать вместе такую пару, как мы, когда один взлетает высоко, а второй машет крыльями как сумасшедший, чтобы не отстать?