Естествознатель. Книга 3. Янтарная гавань

– За что и получил вчера от меня знатную трепку, – с мрачной ухмылкой подтвердил Тод. – Пусть теперь хорошенько подумает о своем поведении, пока лежит в больничном крыле.

Артуру все это совершенно не понравилось. Он с неприязнью посмотрел на Тода и сквозь зубы проговорил:

– Я не просил за меня вступаться. Я и сам вполне могу постоять за себя. Тем более, отправлять кого-то в больничное крыло!

– Ну ты же сам ничего не делаешь, чтобы изменить ситуацию, – невинным голосом проговорил Тод, и последняя его реплика совершенно вывела Артура из себя.

– А что я должен делать, по-твоему, умник? Убеждать всех в том, какой я на самом деле милый и хороший? Или, может, половину школы отправить в больницу? Я не собираюсь никому ничего доказывать и как-то влиять на сложившееся мнение обо мне. Тем более что я и так скоро ухожу.

Тод, казалось, искренне расстроился. Он молча опустил свою кудрявую голову, словно действительно испытывал в эту минуту угрызения совести.

– Зачем ты так, Артур? – вступилась за приятеля Диана. – Мы же хотим тебе помочь, и все. Ты знаешь, как-то на тренировке по едингболу Чак Милый показал на тебя пальцем и сказал при всех, что если мы не будем стараться, то нас ждет такое же будущее, как и тебя. Он сказал: «Если не хотите быть хорошими всадниками, то будете отвратительными дворниками». А Тод, между прочим, вступился за тебя, ответив ему, что… Что ты там сказал, напомни, Тод?

– Что нам действительно стоит стараться, но для того, чтобы ненароком не стать таким же отвратительным тренером, как он, – с готовностью ответил Тод, как-то по-особенному взглянув на Диану. От этого его заговорщицкого хитрого взгляда Артур почувствовал, как ярость почти неудержимо прорывается из всего его существа. Он ничего не сказал, так как боялся при Диане выдать себя и показать свои чувства.

– Я и правда устал, – через силу проговорил Артур. – И хотел бы отдохнуть.

Тод с пониманием кивнул и хитро улыбнулся:

– Спокойной ночи, Артур, – сказал он и, замявшись, добавил: – Увидимся завтра… – с этими словами он резко развернулся и вышел из каморки. Диана не последовала за приятелем.

– С тобой все в порядке? – взволнованно поинтересовалась она, всматриваясь в лицо Артура. Косые лучи свечки явно отражали темные синяки под его глазами; было видно, что юноша действительно сильно устал.

– Да, только… Не надо за меня вступаться, – твердо ответил Артур. – Тем более, драться с кем-то… Это уже слишком, по-моему…

– Но почему, почему все так неожиданно настроились против тебя? – со слезами в голосе проговорила прекрасная девушка. Артур невольно залюбовался ее точеным лицом. Диана так очаровательно выглядела в этот момент: с чуть покрасневшими от возбуждения щеками, взволнованная, с горящими от негодования выразительными серыми глазами, что юноше страстно захотелось узнать наверняка о ее чувствах к нему. Являлось ли ее заступничество лишь неким проявлением дружбы или чем-то большим?

– Ты – единственный в этой школе, кто действительно заслуживает награды от короля! – страстно продолжила девушка.

– Ну уж нет. Королевские почести, честно сказать, не прельщают, а даже пугают меня, – с грустной иронией хмыкнул Артур. – Как я уже один раз понял в Омароне, от государственных мужей надо держаться подальше. Желательно вообще с ними не пересекаться. Впрочем, от небольшой награды я бы все же не отказался.

Девушка удивленно приподняла брови, однако он не дал ей опомниться и, приобняв за талию, смело поцеловал в губы. Диана сперва нерешительно ответила на поцелуй, но, впрочем, тут же мягко отстранилась, чем невероятно его огорчила.

– Я пойду, Тод меня ждет, – неловко произнесла она, кинувшись к выходу. Через секунду дверь за ней хлопнула, как-то истерически скрипнув.

Ну зачем он решил поцеловать ее именно сейчас, в эту самую минуту? Данный поступок казался ему теперь неимоверно глупым. Похоже, ревность совсем лишила его разума, раз из-за своего малодушного желания убедиться во взаимности чувств Дианы он совершенно не к месту полез к ней со своими поцелуями, только испугав ее. Лишь эта назойливая мысль занимала его голову, когда он совершенно без сил плюхнулся на свою жесткую кровать, до самого основания пропахшую листьями Ваах-лаба.

Юноша был настолько измотан и расстроен, что даже не захотел поразмыслить вот над чем. Отчего это вдруг чудной Инк так ополчился против него, хотя увидел в Троссард-Холле в первый раз в своей жизни?

Глава 4 И славе предшествует смирение

Как-то незаметно и очень быстро пришел смрадень, принеся на своих крыльях победоносно сверкающий в лучах солнца первый снег. Мерещилось, будто заботливая хозяйка застелила спальный городок студентов белой скатертью в ожидании званых гостей, что, впрочем, было недалеко от истины, ибо в начале смрадня заявились полидексяне.

Они возникали из снежной пыли – низкие, приземистые, с раскосыми узкими глазами, вполне приспособленными к сильным степным ветрам и холодным смрадням, облаченные в истертые от времени шапки, белые рубахи с завязками и теплые байковые штаны, подпоясанные ремнями из лошадиной кожи, тихие, молчаливые, презрительные, с надменными физиономиями и сжатыми кулаками. Они напоминали суровых воинов, а не простых школьников, и неожиданное их появление как-то сразу внесло сумятицу в обычный уклад жителей Троссард-Холла. Сложно было поверить, что это бывшие беруанцы, так как внешне они совсем не походили на последних. Хотя, учитывая тот факт, что изгнанники примкнули к коренным народам степей, внешне отличавшихся от белокожих жителей столицы, все становилось на свои места.

Чудных гостей сопровождал почтенный господин Дрейс-на-риверс, являвшийся директором блистательной школы всадников в Полидексе. Оказалось, что этот низкорослый суровый мужчина, крепкий, коренастый, желтокожий, с большой и весьма непривлекательной челюстью, выпуклыми, как у деревянной куклы, глазами, толстым носом-якорем и короткими мускулистыми руками тоже не очень-то походил на директора, а скорее на бравого вояку, генерала, который по какой-то известной ему одному причине привел все свое войско в лощину, где располагался Троссард-Холл.

Дрейс-на-риверс отличался крайней неряшливостью и нечистоплотностью; под его короткими, обрезанными почти под корень желтыми ногтями собиралась темная грязь, из ушей у него росли кучерявые медные волосы, а одежда его была сальной и явно уже давно не знала стирки. Он отличался резкой и отрывистой манерой говорить; казалось, директор способен общаться лишь при помощи коротких и сухих приказов, длинные же витиеватые речи немало смущали и раздражали его. Несмотря на неприглядный внешний вид, чувствовалось, что он является признанным авторитетом среди своих студентов, которые безмерно уважали его и даже боялись. Одного недовольного взгляда было достаточно, чтобы школьник побледнел от едва скрываемого ужаса, одного же слова обычно хватало, чтобы прекратить лишние разговоры.

Дрейс-на-риверс, без сомнения, смог выдрессировать своих подопечных до такой степени, что они, казалось, являются неким продолжением его сущности, его дополнительными руками и ногами. Он был дирижером, полководцем, музыкантом, директором и хозяином, в то время как студенты являлись как бы его инструментами, рабами, подчиненными, детьми. К слову сказать, в школе всадников готовили отнюдь не лекарей, плотников и кулинаров, а настоящих воинов. Для какой цели – это уже другой вопрос, который, кстати, немало заботил умы беруанских политиков.

В принципе, полидексяне еще никогда не вели себя враждебно по отношению к жителям Беру. Изначально город был основан преступниками, ссыльными и бедняками, которые по тем или иным причинам не могли оставаться на дереве. Однако уже не одно поколение сменилось, многие коренные жители степей также решили принять оседлый образ жизни в Полидексе, что привело к еще большему смешению обычаев, и преимущества прекрасной древесной столицы постепенно были преданы забвению. Равнинный город как-то сразу стал обособленным, что, впрочем, не является чем-то удивительным – ведь там жили отверженные изгнанники. У них сформировались свои органы управления и свои правила, в которые даже беруанский король не смел вмешиваться.

Со временем Полидекса превратилась в один из самых больших городов; по своим размерам она была второй после Беру. Чем жили местные жители, как они устраивали быт, чем промышляли и какие яства были у них в почете – решительно ничего не было известно беруанцам. Лишь некоторые путешественники описывали Полидексу, но очень скупо, не вдаваясь особенно в детали. Казалось, даже в письменах этот город оградил себя невидимой стеной.

Коренные жители степей, которые теперь составляли бо́льшую часть населения города, обладали некоторыми характерными национальными чертами. Так, они были в основном низкого роста, с чуть приплющенными носами, желтокожие, светловолосые, с узкими черными глазами и припухшими веками.

Сегодня был первый день смрадня – очень важный день, ибо Дейра принимала в своем роскошном замке прибывших гостей. Женщина выглядела как всегда великолепно: ее черные, посеребренные старостью, волосы были собраны в аккуратный пучок, из которого торчали антикварные шпильки, очки она сменила на новые – в прекрасной золотистой оправе, губы ее по-девичьи алели от специального травяного бальзама, гладкая кожа была смазана увлажняющим лавандовым кремом, на ногтях она изобразила фигурки фиолетовых единорогов, а на ее строгом черном платье в пол не было ни малейшего изъяна. От директрисы за версту распространялся приятный аромат одеколона «Короед №5», который пленял всех ее собеседников без исключения; только почувствовав этот сладковатый древесный запах, они восторженно таяли, напрочь забывая, о чем Дейра им говорит.

Встреча двух школ состоялась в парадном зале Троссард-Холла. Все присутствующие размещались прямо на полу, сложив ноги на армутский манер. Еда стояла на низких длинных столиках, и ее разнообразие могло поразить воображение любого, даже самого капризного гурмана. Впрочем, на полидексян все кажущееся великолепие не произвело ни малейшего впечатления. С совершенно неподвижными мрачными лицами они прошествовали в парадную залу и как по команде бухнулись на пол, где уже сидели студенты Троссард-Холла.

В честь масштабного события Дейра милостиво позволила Артуру находиться с его друзьями за столиком Морских львов. Она даже выдала ему форму, чтобы он не сильно отличался от школьников. Все остальные же работники, по обыкновению, питались в другом зале.

Надо отметить, блистательная директриса сперва не поразила и не восхитила невозмутимого Дрейса-на-риверса. Низкорослый мужчина быстрым военным шагом подошел к красивой женщине, коротко поклонился ей, при этом глядя себе под ноги, и тут же неуклюже отошел в сторону.

– Господа, добро пожаловать в зачарованные земли Троссард-Холла! Я и мои студенты счастливы видеть вас в стенах нашего замка! Мы искренне надеемся, что ваш перелет на единорогах прошел благополучно… – торжественным голосом произнесла директриса, однако Дрейс-на-риверс только мрачно хмыкнул.

– Хорошо, – наконец, буркнул он, заметив, что Дейра продолжает внимательно смотреть на него, по всей видимости, ожидая неких комментариев. Директриса удивленно приподняла брови.

– Хорошо прошел. Перелет. Все хорошо, – рявкнул Дрейс-на-риверс смущенно. Было видно, что он совершенно не знает, о чем нужно говорить с достопочтенной дамой. Возможно, его немного смущала помпезная обстановка замка, однако нельзя исключать и другой вариант: его словарный запас, вероятно, был не столь обширен, как у Дейры Миноуг, что не позволяло ему вести светские беседы на равных.

Студенты Троссард-Холла с неприкрытым удивлением взирали на чудаковатых гостей, которые представлялись им сущими дикарями. Полидексяне ели руками, безобразно раскидывая изысканные блюда вокруг себя, ничуть даже не заботясь о том, как это отвратительно выглядит со стороны. Их угрюмые желтые лица вызывали некий трепет, граничащий со страхом. Впрочем, подобные чувства часто возникают, когда мы встречаемся с представителями другой культуры. Обычаи могут разниться, однако это вовсе не означает, что нужно судить по ним человека, по определению записывая в дикари того, кто хоть как-то от тебя отличается.

– Ох, Арч… – протянул Тин, с опаской взирая на гостей. – После обеда будет игра, а я не уверен, что смогу защитить башню, когда увижу перед собой такую физиономию. Они внушают мне ужас!

– Ничего, я думаю, вы справитесь… Не зря же Даг де Вайт учил нас кадоросаме в прошлом году, – подбодрил друга Артур. Юноша уже знал, кого взяли в команду. Преподаватель-армут постарался назначить самых лучших игроков со всех факультетов. Выбор его останавливался в основном на второкурсниках и третьекурсниках; из новичков был лишь Инк, который стал скороходом. К слову сказать, последний сидел чуть поодаль от Морских львов, как бы оградив себя от остальных ребят тарелками. Его лицо было излишне серьезным и оттого немного мрачным, под глазом у него красовался лиловый синяк – дело рук Тода, который, кстати, отчаянно невзлюбил новенького и всячески над ним издевался.

Впрочем, все насмешки Инк воспринимал стоически; казалось, ничто на свете не способно вывести его из себя. Вероятно, этот хладнокровный юноша нравился бы девушкам, не будь он таким странным, отчужденным и даже занудным, ибо был неплохо сложен, а его большие вдумчивые серые глаза, грустные и серьезные, приковывали к себе любопытные девичьи взгляды.

Артур тоже иногда украдкой смотрел на новоиспеченного скорохода; юноша недоумевал, почему вдруг Инк наябедничал на него Дейре, и, что еще более удивительно, внушил ребятам скверную идею разбрасывать по территории мусор. Эти глупые выходки так не вязались со строгим образом сероглазого мальчика, что вызывали искреннее недоумение. Иногда Инк поднимал свои серьезные глаза и встречался взглядом с Артуром; в его темных зрачках светилось непостижимое упрямство и какая-то дерзость, значения которой Артур, увы, не понимал.

Надо отметить, ему было очень жалко юношу. Он искренне не любил, когда обижали слабых, даже когда те действительно заслуживали хорошей взбучки. Тод, по всей видимости, думал иначе. Он постарался сделать все возможное, чтобы превратить жизнь Инка в полный кошмар.

– Честно говоря, я тоже переживаю за нашу команду, – сказал вдруг Тод, прервав мысли Артура.

– Разве мы так плохо играем в едингбол? – легкомысленно проговорил толстячок Треверс, которого, кстати, в команду не взяли из-за избыточного веса. Добродушный юноша был чрезвычайно счастлив, что ему не придется участвовать в испытании, откуда и появилась эта беспечность в его голосе.

Тод пожал плечами и хмуро покосился на гостей, расправлявшихся с едой не менее жестоко, чем стая голодных волков с пойманной добычей.

– Посмотри на них, Треверс. Как они едят! Боюсь, нас они так же сожрут с потрохами. И не поперхнутся. Только если, конечно, наш милый скороходик не добудет все яйца.

Артур покосился на Инка, который во время данной сентенции сидел с совершенно каменным лицом. От всего его облика веяло рассудительностью, спокойствием, даже какой-то нагловатой уверенностью; тонкие белые пальцы его покойно перебирали короедов, которых он затем методично отправлял в рот.

– Эй, Ик, ты вообще когда-нибудь играл в едингбол? – вновь насмешливо поинтересовался Тод у сероглазого юноши. Тот продолжал угрюмо молчать, а на его лице не дрогнул ни единый мускул.

– Не все зависит от скороходов. Нападающим тоже нужно хорошо сыграть, – сказал Артур, желая защитить новичка.

Тод как-то удивленно посмотрел на друга. Он искренне не понимал, как тот может защищать своего врага, ябеду, доносчика, да еще и вдобавок вредителя. Однако, надо отдать ему должное, в спор вступать он благоразумно не стал.

– Главное, чтобы вся эта история закончилась хорошо… – вставил свое слово Даниел Фук, и все как-то сразу оценили, что обычно унылый и недовольный всем мальчик решил изменить свою любимую присказку на более оптимистичную.

– Дейра убеждена, что мы победим. Я тоже уверена, что наши игроки держатся в седлах куда лучше… – сказала Диана.

Тод насмешливо приподнял брови.

– Ну, раз таким является убеждение Дейры, то я умолкаю.

Закончив есть, полидексяне стали, наконец, более-менее интересоваться окружающей обстановкой. Некоторые из них довольно нагло смотрели на девушек, при этом перешептываясь, а иногда даже неприлично показывая пальцем. И всем своим видом они давали понять, что им не терпится устроить взбучку соперникам на поле.

Игра должна была состояться днем. После испытания полидексяне намеревались переночевать в стенах Троссард-Холла, чтобы потом убраться восвояси. Всего лишь один день надо было потерпеть, однако сколько тому предшествовало приготовлений и возни!

С самого утра поле для игры в едингбол приводили в порядок: его вычищали, мыли, проверяли прочность и надежность страховочной сетки для ловли упавших с единорогов игроков, в амфитеатре застилали скамьи необычными подушками из сена. Повсюду ставили перламутровые вазочки с сушеными короедами, посыпанными крупной морской солью, чтобы зрители могли полакомиться ими во время просмотра. Артур наряду с другими работниками приводил поле в порядок, стараясь не думать о том, что ему самому хотелось бы поддержать команду Троссард-Холла и сыграть со своими друзьями бок о бок, как раньше. Впрочем, он не сомневался в других игроках и, как и все остальные, искренне верил в победу.

Даг де Вайт выбрал Тина из Морских львов, Антуана Ричи из Энергетиков, Квентана из Всадников и Гока из Лекарей в защитники. Нападающими же стали два брата Дориус и Помпилиус и Всадник Гай Добкинс. Все эти игроки уже проявили себя на поле, и у каждого из них имелось какое-то весомое преимущество. Два брата могли похвастаться выдуманным трюком «веерок», что обычно хорошо срабатывало и отгоняло других игроков. Гай казался просто огромным, и своими исполинскими размерами он мог испугать кого угодно – отличное качество для нападающего. Тин мог неплохо защищать свою башню, правда, здесь надо учитывать одну немаловажную деталь: юноша со светлым чубчиком на лбу был действительно хорош только в сытом состоянии. Антуан Ричи отличался своей неповторимой манерой лететь на единороге – он мог быстро подниматься и спускаться, не подпуская, таким образом, противников к башне. Надо сказать, черноволосый юноша с серьгой в ухе уже давно выздоровел, еще в Беру. Сури сама излечила больного травами, так как рассчитывала на него, как на своего слугу.

Для Антуана, конечно, пребывание в Пандектане мало чем отличалось от затяжного сна, однако, освободившись от чар Тени и после всех своих злоключений оказавшись, наконец, в спасительных стенах Троссард-Холла, юноша окончательно пришел в себя. Характер его, надо сказать, претерпел некоторые изменения, ибо встречи с Тенями никогда не проходят бесследно для человека. Юноша стал молчаливее и серьезнее, перестал лезть на рожон и задаваться, его отношение к друзьям тоже изменилось: он стал ценить каждого из них, а к Артуру же и вовсе начал испытывать какую-то робкую щенячью преданность. Когда произошли неприятные события с отчислением, Антуан был целиком и полностью на стороне своего друга. Он был готов с кулаками бросаться на каждого, кто смел косо посмотреть на Артура.

Когда Даг де Вайт сообщил черноволосому юноше о том, что хочет видеть его в команде в качестве защитника, Антуан первым же делом спросил:

– Артур будет играть?

Тренер грустно вздохнул, ибо этот вопрос разбередил его раны; Дагу де Вайту очень уж хотелось видеть Артура в качестве скорохода, но, увы, армут был всего лишь подчиненным, и его слова ничего не могли изменить.

– Скороходом будет новичок. Инк.

Услышав только это имя, Антуан почувствовал раздражение и негодование. С какой стати им нужно брать в команду новичка? Да еще и в такой решающий момент, когда студенты Троссард-Холла борются не между собой, а с полидексянами! Однако недовольным приходилось смиряться.

Что же по этому поводу думал сам Инк? Считал ли он несправедливостью исключение Артура, испытывал ли вину за то, что наябедничал на него Дейре, боялся ли перед первой своей игрой? Решительно никто не мог ничего сказать на этот счет. Сероглазый юноша был таким молчаливым, угрюмым и отстраненным, что сложно было догадаться о том, какие мыслительные процессы происходят в его голове, о чем он мечтает и помышляет, какие страхи и сомнения одолевают его разум, какие желания бушуют в его сердце. Никто даже не знал о том, умеет ли вообще Инк играть в едингбол. На тренировках мальчик летал довольно сносно, даже неплохо для новичка, однако это не являлось достаточным основанием, чтобы судить о его талантах на игровом поле.

Чак Милый, кстати, никогда не обижал его во время тренировок, так как и причин для издевательств особенно не было: Инк блистательно выполнял все упражнения, а единорог слушал его волю, словно свою собственную. Единственный недостаток новичка заключался в некой его тщедушности и субтильности; ему явно недоставало физической выносливости.

Встреча гостей в Троссард-Холле постепенно перетекла в основное действие – подготовку к игре. Зрители стали проходить к полю и занимать места, игроки же морально настраивались перед боем. Команда Троссард-Холла получила свое название – «Севухи», от ночных птиц-хищников, которые обитали в лощине, где располагался замок. Противники же назвали себя «Маралы», в честь оленей, водившихся вблизи Полидексы.

Пока игроков готовили в гримерных, раскрашивали им лица, мыли и одевали, зрители занимали лучшие места, чтобы вдоволь насладиться игрой. Дейра и Дрейс-на-риверс уже сидели в амфитеатре; у директрисы в руках был золоченый монокль. Надо сказать, женщина была исключительно взволнована. Дело было даже не в обычном тщеславии, когда тренер хочет, чтобы победила именно его команда. Эта игра значила гораздо больше, хоть и не все это осознавали. На поле должна была состояться, в некотором роде, репетиция войны, сражение, исход которого показал бы действительную расстановку сил. Ведь если в Полидексе всадники летают лучше, чем в Троссард-Холле, то методика Дейры ничего не значит? И если вдруг полидексянам придет в голову неожиданно напасть на Беру, всадники Дейры уже не смогут оказать им сопротивление из-за своей слабости и плохой подготовки?

Разумеется, достопочтенная женщина никогда не ставила себе цели воспитывать в Троссард-Холле воинов. Однако произошедшее с повстанцами показало, что воин – не такая уж и непривлекательная профессия, а напротив, даже очень необходимая, особенно для тех, кто живет на дереве. Беруанцы самоуверенно полагали, что их столица слишком неприступна, однако они жестоко ошибались. Королю нужна была серьезная охрана и умелые бойцы. Как только он это понял, то тут же начал наседать на Дейру с просьбой добавить в учебное расписание такие предметы, как боевые искусства и сражения на единорогах. Как бы эта идея ни была противна Дейре Миноуг, человеку пацифистских взглядов, тем не менее приходилось подчиняться.

Сегодняшняя игра должна была многое показать и многое разрешить. Понимал ли это суровый Дрейс-на-риверс? Желтокожий мужчина, казалось, даже не сомневался в победе своей команды. Было ощущение, что ему известно о каком-то выгодном преимуществе, козыре, благодаря которому блистательные «Маралы» непременно одолеют противников. Поэтому он совершенно покойно и расслабленно сидел рядом с холеной директрисой и без тени смущения отправлял в рот соленых короедов, сопровождая свои действия вызывающе громким чавканьем. Дейра, чье воспитание не позволяло делать замечания, искренне страдала, с некой долей презрения взирая на этого неприятного дурно пахнущего низкорослого человечка, с удобством развалившегося на соломенных подушках. Казалось, он находится не в гостях, но у себя в юрте, окруженный слугами.

Все студенты уже давно в нетерпении собрались в амфитеатре; места как-то быстро закончились. Впрочем, некоторые смотрели игру из замка, откуда открывался неплохой вид на поле. Кто-то из умников даже забрался на близрастущие деревья, а другие, еще более предприимчивые ребята, стали брать деньги за то, чтобы пустить первокурсников на ветки. Оказалось, что у полидексян тоже были свои зрители – девушки и юноши. Они как-то сразу сели обособленно, заняв несколько лавок. Полидексянки по внешности немногим отличались от своих мужчин – желтокожие, как будто переболевшие неизвестной хворью, светловолосые, с тяжелыми, чуть приплюснутыми носами и узкими черными глазами. Впрочем, среди них встречались и симпатичные – стройные и длинноволосые, с гордыми презрительными улыбками, точеными носами и темными выразительными глазами. Одеты гости были ярко и вызывающе: разноцветное тряпье, мешковатые штаны с начесом, нелепые цветастые накидки – все это мельтешило перед глазами и создавало впечатление того, что несколько лавок в амфитеатре завалили старым постельным бельем с армутскими мотивами.