Наставник

Загружаемся в вагон. В дальнем конце сидит пара фриков – изрисованные татуировками, с вырвиглазно-цветными волосами и гитарами. В середине пенсионерка с укоризной оглядывается на уличных артистов. Сажусь напротив Макс. Наклоняюсь вперед, словно собираюсь поведать секрет, и спрашиваю:

– Готова узнать правила?

Приятная часть – одна из любимых. Видеть реакцию будущих подопечных на правила поведения – бесценно! Макс сосредоточенно кивает. Улыбаюсь и продолжаю:

– Первое правило. С этого момента и до окончания сотрудничества ты во всем слушаешься меня. Подчиняешься, не оспаривая приказы, – по симпатичному лицу пробегает тень тревоги, но Макс снова утвердительно качает головой – хорошая реакция. – Если я велел тебе стоять, значит, ты стоишь – не садишься, не сгибаешься, а стоишь ровно, пока не разрешу сменить позу. Это понятно?

Еще один кивок. С этим решили.

– Второе правило, – прибавляю суровости голосу для пущей весомости. – За ослушание я буду тебя наказывать. Я не шучу. Это будет по-настоящему больно. Иначе пропадет суть наказания. Гарантирую – следов не останется, можешь не беспокоиться за публичное реноме, но гамму болевых ощущений я тебе обеспечу.

Кивает снова, но уже менее решительно. Руки напряглись, голова втянута в плечи. Страх снова проникает в ее душу, сжимая тело в цепких лапах. Приятно смаковать ее эмоции – все на поверхности, и яркие, сочные! Не даю ей времени опомниться и продолжаю:

– Третье, – загибаю три пальца, – сама разговор не начинаешь. Не хочу выслушивать твое нытье. Что нужно, я узнаю и так, по-хорошему или по-плохому.

Замечаю промелькнувшее возмущение, но она снова молчит и смотрит на меня круглыми глазами с огромными зрачками. Каре-зеленая радужка превратилась в тонкую окантовку черного кружка. Я и сам не знаю, действительно ли я готов получать ответы «по-плохому», но чем черт не шутит. Хотя с ней, наверное, до крайностей не дойдет.

– Четвертое правило, – загибаю безымянный палец. – Отвечая на мои вопросы, обращаешься ко мне, как в армии, прибавляя «сэр» на конце. Это уважение. Без него никуда, думаю, это понятно.

И с этим проблем не возникло – кивая, на грани слышимости прибавляет: «Да, сэр». Черт, она подозрительно пластична. Что с ней не так?

– И наконец пятое, – складываю ладонь в кулак и тяжело опускаю на колено, словно судья молоток. – О нашем сотрудничестве ты никому не рассказываешь. Начнешь чесать языком, я исчезну из твоей жизни так же просто, как и появился. Можешь считать это своей «палочкой-выручалочкой», если вдруг работать над собой станет невмоготу. Мне все равно, – говорю нарочито небрежно. – В моей практике не все дошли до конца. Лишь единицы предпочли решение проблем жалкому существованию. Я ничего не потерял.

Обычно к этим пяти пунктам я прибавляю еще один, чтобы у подопечных не возникало желания пакостить мне судами и полицией. Даже если у них ничего против меня нет, попить кровь могут запросто. Я сразу даю понять, что у меня много связей и длинные руки, так что не стоит им осложнять себе жизнь. Но, нутром чувствую, с этой забитой и на все готовой мямлей такого можно не опасаться.

Оранжевые буквы на сером электронном табло сложились в название остановки «Автострада 57». Следующая «Район 73». За окном – обволакивающее силуэты зданий бескрайнее темно-синее небо и пробивающиеся на нем редкие пока звезды.

– Выше нос, Макс, – по-приятельски подбадриваю. – На следующей остановке выходим, так?

– Да, сэр, – а она смышленая – бледнеет и снова округляет глаза.

Удивилась, что я знаю ее остановку? Скорее вспомнила, ведь я уже дал это понять. Но она будет шокирована еще сильнее, когда Итан, аналитик с работы, соберет ее досье. Осталось только выяснить полное имя новой игруш… подопечной.

Поезд останавливается, мы выходим. Нас встречает пустой короткий перрон на высоте шестидесяти футов над землей и порывистый ветер, раздувающий уже подсохшую шевелюру Макс. Следую за ней к лестнице, которая ведет вниз. Крутые рифленые ступени отвечают металлическим грохотом на каждый шаг, и с непривычки кажется, что они никогда не кончатся. Света нет, фонари разбиты. В густом вечернем полумраке только направляющая нить перил не дает оступиться и упасть. Как же давно я не был в таких убогих местах!

Спускаемся на тротуар. Веет нечистотами и гнилью. Непроизвольно морщусь. Редкие урны переполнены, из канализационного люка на проезжей части белесыми клоками вырывается зловонный пар. Ну и дыра! Как же тебя сюда занесло, девочка?!

Макс деловито направляется к ближайшему дому. Точка в шесть этажей с одним подъездом. Ни одно окно не горит, как будто здание пустует. Со стороны соседнего дома по неширокой разбитой улице раздается свист, густо сдобренный звонкими хлопками, и задорное улюлюканье. Похоже, соседи Макс рады за нее. А сама она не выглядит счастливой. Даже в слабом свете окон соседнего дома вижу, как ее щеки заливаются краской. Пусть стыдится, раз сама выбрала жизнь в таком поганом месте!

Прислоняет магнитный ключ к круглому углублению под цифровой клавиатурой домофона. Распахиваю дверь под оглушающий скрип петель и пружины вместо доводчика. Заходим в подъезд. Темно – хоть глаз выколи. Макс включает фонарик на телефоне и, обернувшись, смотрит на меня. Хочет, видимо, что-то сказать, но не решается, связанная «молчаливым» правилом. Отлично! То, что надо!

Начинаем подниматься. Она подсвечивает фонариком ступени с дырами и торчащую арматуру. Этих предостережений достаточно, но лестница здесь, конечно, – нечто! Такую рухлядь еще поискать!

Ключ скрежещет в замке с явным усилием, но Макс справляется с дверью. Обитая невнятного цвета рейками створка отворяется наружу. Мы заходим в квартиру. В нос бьет отвратительный затхлый запах. Похоже, Макс не шутила по поводу того, что не может выйти из штопора – ощущение, что здесь вечность не убирали. Словно бомжатник!

Справа щелкает выключатель, и загорается тусклый свет. В кухне. Похоже, в прихожей лампочка перегорела. Тьма в единственной комнате отступает, обнажая незаправленную кровать и разбросанные по полу вещи.

– Ну у тебя и помойка! – выплевываю ядовито, не в силах сдерживать эмоции. Эстетические чувства вопят о снисхождении.

Макс краснеет уже в который раз, прячет взгляд. Брезгливо делаю шаг к двери и добавляю с еще большей язвительностью:

– Хозяйка из тебя никудышная.

Запах застарелой грязи добивает аж до двери. Никуда не скрыться! Лицо само кривится в гримасе омерзения.

– Я не такая! – ушей касается возмущенный выкрик Макс и тише она добавляет: – Обычно…

За проступок должно последовать наказание. Тело реагирует быстрее сознания – отправляю открытую ладонь ей в грудь. Едва ли прикладывая усилие – от такого в полную силу она сложится прямо тут, и не будет у меня подопечной. Даже не удар, а слабый толчок приходится на грудину. Девчонку инерцией припечатывает к стене. Затравленный взгляд, слезы блестят в уголках глаз, рука прижимает ушибленное место, но ни слова больше не звучит. Признала ошибку, стало быть? Неплохо!

– Убирать здесь будешь завтра, – подвожу итог, обводя захламленную берлогу презрительным взглядом. Будто опустившийся алкаш здесь жил, а не вот эта вот красотуля. – Сейчас собирай вещи. Тебе понадобится спортивная одежда, кроссовки, зубная щетка… ну и что тебе там еще надо из женского. Короче, походную сумку. Деньги и телефоны оставь тут. Не пригодятся.

– Хорошо, сэр, – отзывается сдавленным голосом.

– И еще. Назови-ка свое полное имя, – достаю телефон и со вспышкой делаю снимок ее растерянного лица.

– Максимилиана Эллисон Джонс, – произносит неуверенно, недоумевая, зачем мне это.

Улыбаюсь и довольно киваю, поощряя правильное поведение – подчинилась, не задавая вопросов! Далеко пойдет, если выдержит мою суровую школу! Делаю серьезное лицо:

– Быстро собирай сумку. Даю десять минут, – стучу указательным пальцем по циферблату Роллексов. – Время пошло!

Выхожу на лестницу. Подальше от бардака и вони. Тут душно, но все равно лучше. Еще десять минут, и мы поедем в бункер, где чисто, просторно и пахнет бетоном. Как поступить, если она опоздает? В голове всплывает последний втык. Неправильно бить ее голыми руками. С парнями допустимо, а эта дюймовочка такого не выдержит. Надеюсь, со сборами она не задержится. А потом придумаю, что использовать в качестве кнута.

3. Бункер

Дверь за Риком тихо притворилась. Остаюсь в квартире одна. Грудная клетка ноет, тупая боль по ребрам растекается к бокам. Обида стоит комом в горле и подкатывает тошнотой. В глазах горячо, вот-вот польются слезы. Нет. Возьми себя в руки, Макс! Не смей раскисать! За дело получила. В следующий раз следи за языком. Не хватало еще, чтобы он увидел тебя зареванной, тряпка!

В душе разгорается гнев. На себя? Или на Рика? Некогда разбираться. Порывистым шагом направляюсь к шкафу, с верхней полки в яростном прыжке вырываю спортивную сумку. Когда-то я ходила на фитнес. Но это было так давно, что уже неправда. Из нижнего ящика вытаскиваю мягкие, бережно хранимые кроссовки для зала. От злости хочется швырнуть их в окно, разбить стекло, услышать тонкий писк чего-то, что было целым и теперь превратилось в горсть осколков. Как я сама.

Усилием воли утихомириваю гнев, и внутри становится пусто. Что я делаю? Зачем? Машинально стаскиваю в сумку спортивный костюм, закидываю пару футболок и пару трусиков. Направляюсь в ванную. Нужно взять зубную щетку…

Я ведь все еще могу отказаться. Выглянуть на лестницу и… Нет, не могу! Представляю презрительный взгляд и усмешку, которой он сопроводит прощальные слова, и внутри снова вспыхивает злость. Теперь на себя. Ты правда так хочешь прозябать в этой дыре, Макс? Тебе протянули руку помощи, а ты… лучше оставаться в родимом болоте? Оно поглотит тебя!

Походную, он сказал. В сумку падает начатая пачка прокладок, антиперсперант, гель для душа и шампунь. Теперь я готова. Окидываю квартиру прощальным взглядом и выхожу на лестницу. Рик встречает меня с холодным интересом экспериментатора и смотрит на часы. До меня доходит, что он засек время, а следом ужасает мысль, что я могла опоздать.

– Вовремя! – с едва заметной улыбкой говорит он, кивает на дверь. – Запирай и поехали.

Повинуюсь под вопли голоса логики – как можно безоглядно доверять какому-то незнакомцу, который даже не назвался толком?! Но исступленная и всепоглощающая жажда починить свою жизнь, собрать себя заново, заглушает его, твердо бубня о том, что это мой единственный шанс что-то изменить. Хуже уже не будет. Даже если этот человек – серийный убийца или маньяк и собирается меня прикончить, разве лучше будет оказаться на улице без гроша в кармане? Такому я предпочту что угодно.

Спускаюсь первая, подсвечивая ему опасные участки ступеней. Скрипучая дверь открывает перед нами тихую по-ночному улицу. Мои «синие» друзья на этот раз хлопают жиденько, удивленно. С омерзением отворачиваюсь – это же надо было опуститься до дружбы с таким отребьем?!

Выйдя следом, Рик берет меня за локоть. Снова крепче, чем позволили бы рамки приличия. Пальцы вжимаются в плоть, доставляя легкую боль. Другая, наверное, на моем месте, попыталась бы вырваться, но я принимаю. У Рика такая манера поведения – суровая и грубоватая. Пусть. Мне с ним детей не воспитывать.

Твердая рука, стискивая локоть, направляет меня к ближайшей стрит. Охватывает внезапное волнение – я почему-то не думала, что будет дальше. Не будем же мы стоять на улице! Рик явно приехал к парку не на общественном транспорте, а значит, сейчас поймает такси и… Интересно, сначала за машиной или сразу в конечный пункт назначения? Не твоего ума дело, Макс! Ты уже согласилась, так принимай правила игры достойно!

Мы выходим на оживленную улицу, и через минуту, повинуясь вскинутой руке Рика, около нас останавливается желтый седан марки Форд. По привычке тянусь к дверце, но Рик опережает меня. Как галантность в нем уживается с грубостью и язвительностью?

Усаживаюсь на заднее сиденье. Рик захлопывает дверь, обходит машину и садится с другой стороны.

– Куда едем, мистер? – скрипучим голосом спрашивает обернувшийся в окошко пожилой таксист.

Рик вынимает телефон, что-то быстро набирает – белые буквы расплываются на черном экране, сливаясь в ломаные линии, словно вынутые из одежды нитки.

– Прочитайте, но не проговаривайте, – отчеканивает деловито и подносит смартфон к пластиковому стеклу, которое отделяет нас от водителя.

Ошалело смотрю на происходящее. Хочется запротестовать, потребовать, чтобы Рик назвал мне имя и адрес, но не могу. Язык словно прилип к нёбу. Чувствую себя кроликом, который смотрит на удава и не может шелохнуться, хотя и знает, что последует за этими гляделками.

Руки сами тянутся к ремню безопасности. Машинально пристегиваюсь, сама не понимая, зачем. Похоже, какая-то часть сознания по инерции продолжает руководить телом, выполняя знакомые ритуалы. Машина, кашлянув, трогается. Сердце бьется в горле, колени дрожат. Авантюрное предвкушение мешается с внутренним протестом, но желание изменить свою жизнь уверенно пересиливает. Я могу довериться Рику, так ведь?

– Извини, но пока… – слух улавливает его голос. – Это обязательно.

Поворачиваю голову и вижу, как Рик расправляет матерчатые очки для дневного сна. В такси темно, но оранжевая отстрочка по краю приковывает внимание. На сгибе у переносицы два шва идут внахлест, и торчит кончик яркой нитки. Черная маска, зажатая в пальцах с ухоженными ногтями, неуклонно приближается, пока не опускается мне на глаза. Резинка сдавливает затылок, под ней топорщатся сплюснутые волосы.

Невольно двигаю головой. Почему-то страшно даже руки поднять, не то что взяться за резинку и поправить неудобно застрявшие пряди. Вдруг Рик сочтет это за неподчинение? Или, что еще страшнее, решит, что я вздумала отказаться.

И снова в мозг врываются панические мысли. Вдруг это путь в один конец? Что мешает ему запереть меня в клетке до конца дней и самому решить, когда он наступит. Утихомирить внутреннего паникера оказывается просто. Меня никто не хватится, это ясно, но Рик не может этого знать. К тому же, меня видел таксист. Да и, планируя убить, не скрывают местоположение своего укрытия. Скорее всего, он просто не хочет, чтобы я смогла рассказать, где он меня тренировал. Логичное желание, кстати.

Мерный рокот мотора и приглушенное перегородкой радио действуют гипнотически. Спать не тянет, мозг бодр, но в кромешной тьме создается странное, прямо магическое состояние. Сижу не двигаясь, ловлю ощущения. Как будто плыву, и тело покачивается на волнах. В салоне душно, воздух кажется густым настолько, что разруби его рукой, он тут же сомкнется, как желе. Рик никак не дает о себе знать – ни прикосновений, ни слов, даже дыхания не слышно. Если бы не знала, что он садился в такси вместе со мной, решила бы, что еду одна.

В грудь мягко, но уверенно вжимается ремень безопасности – машина тормозит. Раздается хлопок левой двери, затем кожу шелковым прикосновением ласкает свежий воздух – мужская пятерня снова берет за локоть и уверенно тянет на себя. Нащупываю кнопку ремня безопасности большим пальцем. Она тихо щелкает – матерчатая лента скользит вдоль оголенной ключицы и исчезает. Вслепую двигаться страшно, но Рик настойчиво тянет меня из машины.

Выставляю ногу. Под подошвой оказывается еще горячий от солнца асфальт. Значит, мы в городе. Переношу вес и выбираюсь на улицу. Рик не отпускает, влечет за собой. Хочется выставить вперед свободную руку, хотя головой понимаю, что не станет он меня впечатывать в столб или стену дома. Мы делаем с десяток шагов против движения такси. Двигатель еще какое-то время рычит за спиной, затем звук удаляется и затихает.

В душе снова вскипает тревога, забивается дрожью в пальцы, выступает потом на спине. Судя по тишине вокруг, улица безлюдная, а значит, кроме таксиста, свидетелей, что я тут вообще появилась, нет. Рука так и норовит сорвать матерчатую маску, а язык чешется, чтобы выплюнуть ядовитое «с меня хватит!». Удерживаюсь от этого порыва. Пора уже признаться – меня завораживает и привлекает эта авантюра. Хочется через собственную жертву достичь просветления, добиться успеха. Поэтому я позволяю ему так с собой обращаться. Прекрати метаться, Макс, и наслаждайся моментом – безлюдный район и ты наедине с незнакомцем в несколько раз сильнее.

Впереди слышу скрежет ключа и металлический скрип несмазанных петель.

– Перешагни, – справа доносится голос Рика.

Задираю ногу и перешагиваю. Плечом задеваю кромку косяка – металлический профиль. Похоже, мы прошли сквозь калитку в железных воротах.

Петли скулят снова, замок крякает, защелкиваясь. Возникает ощущение, что только что захлопнулась дверца мышеловки.

Твердая рука за локоть ведет меня дальше, отпускает. Слышу пиканье электронной клавиатуры – Рик набирает код, похоже, на более серьезном замке. Затем почти беззвучно отворяется створка, слышу лишь металлический щелчок вывернутых до предела петель.

– Высокая ступенька, – констатирующим факт тоном произносит Рик, снова беря меня за локоть, и успокаивает: – Почти пришли. Впереди длинный спуск. Если считать тебе проще, пять ступеней вниз, площадка и еще три пролета по пятнадцать ступеней.

Щеки начинают леденеть. Что ж это за место такое, да еще и на тридцатифутовой глубине? Не метро же! Бункер, видать. Но откуда? Как Рик смог его занять?

Стараюсь, чтобы вихрь тревоги не отразился на лице и невозмутимо делаю высокий шаг. Под ногами бетон. Рик тихонько подводит к краю, предупреждает о спуске и пропускает вперед. Железный звук, рифленая поверхность, словно лестница на перрон электрички. Рука нащупывает металлическую трубу перил слева. Пять ступенек, он сказал? Считаю шаги, на последнем ногой снова чувствую бетон. Площадка. Обдает волной воздуха – над головой захлопнулся люк. В голове вертится лишь одна мысль – обратного пути больше нет. Теперь только вперед.

Снова, теперь с чувством успокоения, ощущаю руку новоявленного учителя на локте. С ним не так страшно спускаться. Ступени сопровождают каждый наш шаг глухим эхом.

Сорок три… Сорок четыре… Сорок пять. Стою на нижней площадке. Судя по движению воздуха, Рик открывает передо мной очередную дверь, которая ведет, скорее всего, в чрево обители преображения. На всякий случай повыше заношу ногу и шагаю внутрь. Чувство, словно спустилась в кроличью нору, как небезывестная Алиса, и теперь меня ждет встреча с Безумным Шляпником.

Матерчатая маска соскальзывает с лица, повинуясь легкому движению Рика. В глаза бьет люминесцентный свет висящих под потолком ламп – щурюсь, как от солнца. Свет белый и холодный, словно подчеркивающий характер владельца этого места.

Вскоре глаза привыкают. Самый настоящий бункер. Внимание приковывает ринг по центру огромного зала с высоким сводчатым потолком. Посередине с потолка свисает большая боксерская груша. Стены бетонные. У дальней чернеют два небольших прохода в разные стороны, а по центру стоит журнальный столик с двумя модерновыми креслами. Пахнет приятно, хотя и чем-то химическим, не могу разобрать аромат.

– Располагайся, – Рик обходит меня и в приглашающем жесте разводит руки. – Какое-то время это место будет полигоном для решения твоих проблем. А сейчас тебе надо подготовиться ко сну. Я покажу твое место.

Направляется в противоположный входу угол. Ноги отказываются делать шаг. Стою, пытаясь осознать услышанное. Что значит «место»? Он сказал «мое место»?! Да еще и с таким невозмутимым видом, словно разговаривал с домашним питомцем. И что значит «полигон для решения проблем»? Да и сна у меня ни в одном глазу! Все еще нервный бодряк на фоне происходящего. Как я сейчас усну?

Спохватившись, когда Рик уже почти дошел до противоположной стены, срываюсь с места и догоняю бегом. Не стоит давать ему повод наказать меня за ослушание. Внутри возникает слабый протест против самого факта «наказания», но еще сильнее душу затапливает страх. Произошедшего в квартире, мне хватило, чтобы понять – он не шутил по поводу наказаний.

Рик заходит в темный проход, примыкающий к общему залу, и там загорается свет. Следую по пятам, словно боюсь потеряться. Хотя заблудиться здесь негде – неширокий коридор заканчивается футов через пятнадцать небольшой комнатушкой. Низкий потолок, места даже меньше, чем в спальне моей халупы. Эта каморка больше походит на собачью конуру!

По датчику движения, как и в коридоре, зажигается яркий белый свет. В противоположном углу на полу матрас, застеленный свежей, несмятой простыней, поверх валяется толстый плед. Подушки, кажется, здешним обитателям не полагаются. На стене висит ростовое зеркало, рядом в стенной нише смонтирован платяной шкаф с полками и штангой, на которой болтаются несколько пустых плечиков. В другом углу за пластиковой загородкой оборудовано подобие ванной – раковина, унитаз и душ за шторкой. Удобствами тут и не пахнет – спартанская обстановка. Нечего ныть, Макс. Вспомни свою квартиру и лучше поблагодари Рика за шикарные условия!

– Бросай вещи, переодевайся в спортивное и выходи в зал, – приказным тоном говорит Рик и, уходя, бросает через плечо: – У тебя пять минут.

Времени дал в обрез. Получается, чем хуже тем лучше? Такой принцип? Чем больше трудностей, тем благотворнее эффект? Хотела преображения, Макс? Готова к испытаниям?

Швыряю сумку на матрас, вытаскиваю спортивный костюм. Не мешает посетить уборную. Умываю лицо – есть горячая вода, приятно. Быстро скидываю сарафан, надеваю спортивные штаны, кроссовки и, на ходу натягивая худи, выбегаю в зал.

Рик сидит в кресле у журнального столика с телефоном в руках. Недовольное лицо, взгляд холодный, его гнев чувствуется кожей. Убирает телефон в карман.

– Ты опоздала на двадцать секунд, – пренебрежительный тон.

Шаги сами замедляются. Что?! Двадцать секунд?! Он ко всему будет придираться? Или просто зациклен на пунктуальности? И какое «наказание» он теперь придумает?

– Двадцать приседаний, – выговаривает с нажимом, – за опоздание.

Чувствую, как отвисает челюсть. Это же всего двадцать секунд! Символично. Назначил ровно столько повторений. По спине пробегает холодок. А если бы на минуту опоздала – шестьдесят приседаний?! После такого количества я не встану!

Рик сверлит меня свирепым взглядом и, кажется, вот-вот потеряет терпение. Ноги плавно сгибаются в коленях – я начинаю приседать. Один, два, три…

– Считай, – резко добавляет Рик. – Сделаешь двадцать, которые посчитаешь сама.

То есть, уже сделанные – не в счет?! Изнутри сжигает злость, а снаружи холодит страх. Боюсь ослушаться и, поднимаясь на ноги в четвертый раз, произношу:

– Один…

Унизительно считать повторы, чувствуя на себе его бесстрастный взгляд. К пятнадцатому счету в ногах с непривычки застревает мелкая дрожь. Стоически доделываю все двадцать приседаний. Выпрямляюсь, жду указаний.

Рик достает телефон. Разбудив, пару раз смахивает по экрану, пробегает глазами.

– Теперь давай разбираться, в чем твои проблемы, – переводит на меня испытующий взгляд. – Я собрал твое досье.

Собрал досье?! Запоздало вспоминаю, что сама назвала ему полное имя и уже не удивляюсь пробегающим по коже мурашкам. Рик пугает меня с первой минуты знакомства, и еще одно подтверждение власти уже не выделяется на общем фоне. Не вижу смысла возмущаться, что он порылся в моем грязном белье. В том досье не будет ничего интересного – скучная бесцельная жизнь нищебродки.

Но Рик почему-то смотрит на меня выжидающе. По лицу скользит хитрая улыбка, в глазах мелькает азарт. С замиранием сердца жду, что он скажет – у него есть план, как помочь мне? Нашел точки роста? Ну же! Не тяни!

– Что ж, ладно, – произносит многозначительно, словно давал мне шанс что-то добавить, но я им не воспользовалась. – Максимилиана Эллисон Джонс. Двадцать пять лет, родители умерли, братьев-сестер нет, работы нет, высшего образования тоже нет, только задрипанный секретарский колледж. У тебя даже друзей в социальных сетях полтора инвалида! – смотрит на меня насмешливо и презрительно. – Ты за четверть столетия ничего не добилась, девочка!

Звучит обидно. Задевает за живое. Особенно это «девочка». Но Рик прав. В горле застревает ком, в глазах собираются слезы. Зачем быть таким жестоким? Показать мне мое место? Еще раз ткнуть носом в собственную никчемность?

– Но все это лишь проявления. По сути, тебе надо исправить всего две вещи, – продолжает уже приободряющим тоном, – отсутствие дисциплины и неуверенность в себе. И с этим я тебе помогу.

4. День первый

Оставив Макс переодеваться, выхожу в зал. Она начала меня занимать. Получив за длинный язык, сделала выводы и больше не позволяла себе разговоров без спроса. Быстро перестроилась. И по дороге вела себя покладисто. До нее я помещал сюда всего несколько человек и никто не показал такого бесстрашия. Ее отчаянная вера в меня подкупала и ласкала эго. Хех! А я пока даже не придумал, что делать! Разве что все еще хочется проверить, насколько сильным окажется ее желание измениться.