bannerbanner
Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Путь врат. Парень, который будет жить вечно

Полная версия

Путь врат. Парень, который будет жить вечно

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 12

Старикашка с мускулистым телом молодого пляжника начинал меня беспокоить; у него неприятная привычка задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать. Конечно, я не случайно выбрал это место. Для этого потребовались пять лет изучения, множество раскопок и переписка стоимостью в четверть миллиона долларов, учитывая оплату космических расстояний, с такими людьми, как профессор Хеграмет с Земли.

Но я говорить об этих причинах не хотел. Мне хотелось проверить с десяток раскопок. И если это место как раз окажется удачным, Коченор получит с этого гораздо больше меня. Так говорится в контракте: сорок процентов нанимателю, пять процентов – проводнику, остальное правительству. Для него этого достаточно. А если здесь не повезет, я бы не хотел, чтобы он нанял другого проводника и отправился к остальным отмеченным мною местам.

Поэтому я только сказал:

– Назовем это догадкой, основанной на информации. Я пообещал вам отыскать неисследованный туннель и надеюсь сдержать обещание. А теперь давайте убирать еду: лететь нам осталось десять минут.

Когда все было убрано и мы пристегнулись, я вывел самолет из относительно спокойных верхних слоев, и мы снова оказались в области ветров над поверхностью.

Мы находились над большим центрально-южным массивом, примерно на такой же высоте, на какой расположено Веретено. Именно на такой высоте разворачивается большинство событий на Венере. На низинах и в глубоких речных руслах давление достигает ста двадцати тысяч миллибар и больше. Такое давление мой самолет долго бы не выдержал. Да и ничей не выдержал бы, кроме нескольких специальных аппаратов, исследовательских и военных. К счастью, похоже, хичи тоже не любили низины. В местностях с давлением выше девяноста бар пока не найдено ничего им принадлежавшего. Конечно, это не значит, что там ничего нет.

Проверив нашу позицию по виртуальному шару и подробной карте, я выпустил три звуковых искателя.

Как только они высвободились, ветер разметал их по окрестности. Но это правильно. Не важно, где приземлится искатель – в достаточно широких пределах. Вначале они падают как копья, затем летят по ветру как соломинки, пока не включатся их маленькие двигатели и приборы поиска не нацелят их на поверхность.

Приземлились благополучно. Не всегда так везет, так что начало у нас хорошее.

Я отметил положение искателей на крупномасштабной карте. Получился почти равносторонний треугольник, то есть самое благоприятное расположение. Потом я проверил, что все хорошо пристегнулись, включил сканер и начал облет.

– Что дальше? – крикнул Коченор. Я заметил, что девушка вставила ушные затычки, но он не хотел ничего упустить.

– Теперь мы подождем, пока искатели не обнаружат туннели хичи. Это может занять несколько часов. – Говоря это, я опускал самолет через поверхностные слои атмосферы. Порывы ветра начали сильно бросать нас.

Но я нашел то, что искал, – поверхностное образование, похожее на тупик сухого русла, и всего с несколькими резкими толчками ввел в него машину. Коченор внимательно наблюдал, и я улыбнулся про себя. Вот где нужен хороший пилот, а не на туристических маршрутах или на подготовленном поле у Веретена. Когда он сумеет действовать так, как я, то сможет без меня обходиться. Но не раньше.

Позиция выглядела нормальной, поэтому я выстрелил четырьмя держателями. Это такие столбы с головками, которые взрываются, коснувшись поверхности. Испытал их лебедкой, все держали хорошо.

Это тоже хороший признак. Относительно довольный собой, я расстегнул ремень и встал.

– Мы проведем здесь день-два, – сказал я. – Или больше, если повезет. Не хотите ли пройтись?

Стены русла превратили рев ветра просто в крик, и Дорри извлекла из ушей затычки.

– Хорошо, что меня не укачивает, – сказала она.

Коченор не говорил, но думал. Зажег сигарету и принялся разглядывать приборы контроля.

Дорота сказала:

– Один вопрос, Оди. Почему бы не подняться повыше, где спокойней?

– Топливо. У нас достаточно для перелетов, но не для того, чтобы висеть днями. Шум вас тревожит?

Она скорчила гримасу.

– Привыкнете. Все равно что жить рядом с космопортом. Вначале вы удивляетесь, как можно выдержать такой шум целый час. Но поживете немного, и вам будет его не хватать, если шум прекратится.

Она подошла к иллюминатору и задумчиво посмотрела на местность. Мы перелетели в ночную зону, и смотреть было не на что. Видны только пыль и какие-то мелкие обломки в лучах наружных прожекторов.

– Меня беспокоит именно первая неделя, – сказала она.

Я включил экраны искателей. Они взрывали небольшие заряды и измеряли эхо друг друга. Но пока еще рано для выводов. На экране только начал появляться теневой рисунок. В нем больше пробелов, чем подробностей.

Наконец заговорил Коченор.

– Когда вы сможете сделать вывод по этим данным? – спросил он. Еще один момент: он не спросил, что это такое.

– Зависит от близости расположения и размера. Примерно через час можно будет строить предположения, но я предпочел бы получить все данные. От шести до восьми часов, я бы сказал. Торопиться некуда.

Он проворчал:

– Я тороплюсь, Уолтерс.

Вмешалась девушка:

– А чем мы займемся, Оди? Сыграем в бридж на троих?

– Чем хотите, но я посоветовал бы вам поспать. Если мы что-то найдем – и помните, что шансы на это при первой же попытке очень малы, – какое-то время нам будет не до сна.

– Хорошо, – сказала Дорота и направилась к койкам, но Коченор остановил ее.

– А вы сами? – спросил он.

– Тоже скоро лягу. Я кое-чего жду.

Он не стал спрашивать чего. Вероятно, подумал я, потому что и так знает. И решил, что, когда лягу, снотворное принимать не буду. Коченор не только самый богатый турист из тех, с кем я имел дело; он еще и самый информированный. И мне хотелось немного подумать об этом.


Так что никто сразу не лег спать, и мне пришлось ждать почти час. Парни на базе стали что-то нерасторопны, им давно следовало бы поинтересоваться нами.

Но вот радио зажужжало, потом заговорило:

– Неустановленный аппарат на один три пять, ноль семь, четыре восемь и семь два, пять один, пять четыре! Пожалуйста, назовитесь и объясните свою цель.

Коченор вопросительно поднял голову от карт, они с девушкой играли в кункен.

– Пока они говорят «пожалуйста», проблем нет, – сказал я и включил передатчик.

– Говорит пилот Оди Уолтерс, аппарат Поппа Тар девять один, из Веретена. Мы получили лицензию и утвержденные полетные планы. На борту два туриста с Земли, цель – исследования для отдыха и развлечения.

– Принято. Пожалуйста, подождите, – проревело радио. Военные всегда передают на максимуме мощности. Несомненно, похмелье после дней сержантской муштры.

Я отключил микрофон и объяснил пассажирам:

– Проверяют наши полетные планы. Пока беспокоиться не о чем.

Через несколько мгновений передатчик Обороны снова ожил. И как всегда, громко.

– Вы в одиннадцати точка четыре километрах на два восемь три градусе от границы закрытой зоны. Действуйте осторожно. По правилам воинских ограничений один семь и один восемь, раздел…

– Я знаю правила, – прервал я. – У меня лицензия проводника, и я объяснил ограничения пассажирам.

– Принято, – проревело радио. – Мы будем наблюдать за вами. Если заметите в атмосфере или на поверхности наши машины, это пограничные команды. Ни в коем случае не мешайте им. На любое требование идентификации или информации отвечайте немедленно.

– Они нервничают, – заметил Коченор.

– Нет. Они всегда такие. К таким, как мы, они привыкли. Просто им больше нечем заняться, вот и все.

Дорри неуверенно сказала:

– Оди, вы сказали, что объяснили нам ограничения. Я этого не помню.

– Ну как же, объяснил. Мы должны оставаться за пределами закрытой зоны, иначе они начнут стрелять. Вот и весь закон.

7

Я поставил будильник на четыре часа. Остальные услышали, как я встаю, и тоже встали. Дорри разлила кофе из нагревателя, и мы пили стоя и разглядывали рисунок на экране.

Мне потребовалось на это несколько минут, хотя рисунок ясен с первого взгляда. На нем восемь больших аномалий, которые могут быть туннелями хичи. И одна прямо у нас за дверью. Даже не придется перемещать самолет.

Я одну за другой показал им эти аномалии. Коченор только задумчиво смотрел на них. Дорота спросила:

– Вы хотите сказать, что все эти пятна – неисследованные туннели?

– Нет. Хотел бы. Но даже если это туннели, во-первых, они могут быть уже исследованы кем-то, кто не позаботился зарегистрировать свои раскопки. Во-вторых, это не обязательно туннели. Могут быть трещины, канавы, реки какого-то расплавленного материала, который застыл миллиард лет назад. Единственное, что я могу сказать относительно уверенно: никаких неисследованных туннелей, кроме как в этих восьми местах, здесь нет.

– Что же мы будем делать?

– Копать. И посмотрим, что выкопаем.

Коченор спросил:

– Где начнем?

Я указал на яркое дельтообразное пятно, изображающее наш аппарат.

– Прямо здесь.

– Это лучший вариант?

– Не обязательно. – Я обдумал, что сказать ему, и решил попробовать правду. – Есть три места, которые выглядят получше остальных, вот, я их сейчас отмечу. – Я поиграл приборами, и на рисунке появились буквы А, B и С. – А – это место, которое находится прямо под нашим руслом, так что начнем с него.

– Лучшие – это самые яркие, верно?

Я кивнул.

– Но С ярче всех. Почему бы не начать с него?

Я тщательно подбирал слова.

– Отчасти потому, что пришлось бы перемещать самолет. Отчасти потому, что это место на краю исследованной зоны; это означает, что результаты поиска тут менее надежны. Но главное – это место на самом краю закрытой зоны, а наши приятели, у которых пальцы на курках чешутся, уже предупредили, чтобы мы держались подальше.

Коченор недоверчиво усмехнулся.

– Вы хотите сказать, что найдете многообещающий туннель хичи и не пойдете к нему, потому что какой-то солдат вам не велел?

Я ответил:

– Эта проблема не возникнет. У нас есть семь аномалий, где мы можем искать законно. К тому же военные время от времени будут проверять нас.

– Ну хорошо, – настаивал Коченор. – Предположим, все законные окажутся пустыми. Что тогда?

– Я никогда не напрашиваюсь на неприятности.

– Но предположим?

– Черт возьми, Бойс! Откуда мне знать?

Тогда он сдался, подмигнул Дорри и хихикнул.

– Что я тебе говорил, милая? Он гораздо больший бандит, чем я!

Она молча смотрела на меня. Потом спросила:

– Почему вы такого цвета?

Я как-то отговорился, но, посмотрев в зеркало, увидел, что даже глаза у меня позеленели.

* * *

Следующие несколько часов мы были слишком заняты, чтобы говорить о теоретических возможностях. Приходилось беспокоиться о конкретных фактах.

Самый главный конкретный факт – нужно было не дать газу высокой температуры и под огромным давлением убить нас. Для этого предназначены скафандры. Мой собственный изготовлен по заказу, конечно, и его нужно только проверить. У Бойса и девушки скафандры взяты в аренду. Я хорошо за них заплатил, и они хороши. Но хороши – еще не значит совершенны. Я с полдесятка раз заставлял их надевать и снимать скафандры, проверял все клапаны, подгонял костюмы, пока не добился всего, чего можно в этих условиях. Скафандры двенадцатислойные, с девяностопроцентной свободой в самых существенных суставах, у них автономные топливные батареи. Они не подведут. Об этом я не беспокоился. Беспокоился я об удобствах: небольшой зуд становится серьезной проблемой, если невозможно почесаться.

Наконец я признал их годными к испытанию. Мы все столпились в шлюзе, открыли люк и вышли на поверхность Венеры.

Мы по-прежнему находились в ночной зоне, но рассеянного света солнца хватает, так что было не очень темно. Я дал им попрактиковаться в ходьбе у самолета, наклоняясь на ветру, держась за корпус корабля и посадочные столбы, а сам тем временем готовился к раскопкам.

Я вытащил первое мгновенное иглу, расположил его и зажег. Оно тут же загорелось и затрещало, как детская игрушка, которая называется «фараонова змея». Оно производит легкий, но прочный пепел, который все растет, соединяется и образует купол без всяких швов. Я уже подготовил шлюз и, пока стены росли, умудрился с первого раза достичь великолепного соединения.

Дорри и Коченор не мешали мне, наблюдали от корабля через лицевые пластины. Я включил радио.

– Хотите посмотреть, как я начну? – крикнул я.

Оба кивнули в шлемах головами, я видел это движение через пластины.

– Идите сюда! – крикнул я и пополз в шлюз. Сделав им знак следовать за мной, я оставил его открытым.

Внутри, с нами тремя и оборудованием для раскопок, было еще теснее, чем в самолете. Они как можно дальше отошли от меня, прижались к изогнутой стене иглу, а я включил буры, проверил их вертикальное расположение и наблюдал за первыми спиральными надрезами.

Пенное иглу часть звука отражает, часть поглощает; все же шум внутри гораздо хуже рева ветра снаружи; резцы работают очень шумно. Решив, что для первого раза они видели достаточно, я показал на шлюз, мы все выбрались, я закрыл шлюз, и мы вернулись в самолет.

– Пока все хорошо, – сказал я, сняв шлем и выбираясь из скафандра. – Я считаю, что предстоит прорезать примерно сорок метров. Можно подождать внутри.

– А сколько это займет?

– Около часа. Можете заняться чем хотите, а я приму душ. Потом посмотрим, насколько мы продвинулись.

Одно из преимуществ того, что на борту только три человека: не слишком соблюдается водная дисциплина. Поразительно, как освежает короткий душ после жаркого скафандра. Закончив, я почувствовал себя готовым к чему угодно.

Я готов был даже поесть трехтысячекалорийных гурманских блюд, приготовленных Бойсом Коченором, но, к счастью, в этом не было необходимости. Кухней занялась Дорри и приготовила простую, легкую и неядовитую еду. На ее еде я, возможно, и доживу до получения своей платы. Вначале я удивился, почему она сторонница здоровой диеты, но потом решил, что, конечно, хочет продлить Коченору жизнь. Со всеми этими запасными органами у него, наверно, диетические проблемы похлеще моих.

Ну, может, и не так. От своих проблем он явно не умрет.


Поверхность Венеры в этом месте покрыта похожим на пепел песком. Сверла быстро прорезали ее. Слишком быстро. Когда я забрался в иглу, оно почти заполнилось отходами сверления. Мне пришлось поработать, чтобы подобраться к машинам и повернуть их так, чтобы отходы вылетали через шлюз.

Грязная работа, но она не заняла много времени.

Я не стал возвращаться в самолет. По радио связался с Коченором и девушкой. Они были видны мне в иллюминатор. Я сказал им, что мы близко.

Но как близко, не сказал.

На самом деле мы были всего в метре от аномалии, так что я не позаботился убрать все отбросы. Просто расчистил место, чтобы можно было передвигаться в иглу.

Потом изменил направление движения сверл. И через пять минут показались следы голубого металла хичи – признак настоящего туннеля.

8

Еще десять минут спустя я включил микрофон в шлеме и крикнул:

– Бойс! Дорри! Мы нашли туннель!

Либо они уже были в скафандрах, либо оделись быстрее любой туннельной крысы. Я только раскрыл шлюз и выбрался, чтобы помочь им… а они уже выходили из самолета, держась за руки и сопротивляясь напору ветра.

Оба выкрикивали вопросы и поздравления, но я их остановил.

– Внутрь, – приказал я. – Увидите сами. – Кстати, необязательно и заходить. Голубое сияние они могли увидеть, заглянув в шлюз.

Я прополз вслед за ними и закрыл внешний вход в шлюз. Причина очень проста. Пока туннель не прорезан, не важно, что вы делаете наверху. Но в нетронутом туннеле хичи внутреннее давление лишь чуть превышает нормальное земное. Если вы не запечатали иглу сразу после того, как вскрыли туннель, в него врывается девяностотысячемиллибарная атмосфера Венеры вместе с высокой температурой, разрушительным действием воды и едких химикалий и всем прочим. Если туннель пуст или то, что в нем, достаточно прочно, тревожиться нечего. Но в музеях можно увидеть странные куски и обломки – тот, кто обнаружил эти машины хичи, впустил предварительно атмосферу, и они превратились в хлам. Если вы нашли сокровище, то можете в одну секунду уничтожить то, что сотни тысяч лет ждало открытия.

Мы собрались вокруг шахты, и я указал вниз. Сверла прорыли ровный ствол с круглыми стенками диаметром от семидесяти до ста сантиметров. А на дне виднелось холодное голубое сияние наружности туннеля. Сверла лишь чуть поцарапали эту поверхность и забросали отходами бурения, которые я не успел убрать.

– Что теперь? – спросил Коченор. Голос его звучал хрипло от возбуждения – впрочем, это естественно, решил я.

– Будем прожигать стенку.

Я как можно дальше, насколько позволяло иглу, отвел своих клиентов от ствола, они прижались к оставшимся грудам отходов. Затем высвободил огненные резаки. Сам расположился, раздвинув ноги, над стволом. Огнеметы аккуратно спустились на кабеле, пока не повисли в нескольких сантиметрах над поверхностью туннеля.

Я включил их.

Можно подумать, что человек не в состоянии создать что-нибудь более горячее, чем Венера, но огнеметы – это совсем особое дело. В ограниченном пространстве иглу нас охватил жар. Охладительная система скафандров заработала с перегрузкой.

Дорри ахнула.

– Ох! Мне кажется, я…

Коченор схватил ее за руку.

– Если хочешь, падай в обморок, – яростно сказал он, – но смотри, чтобы тебя не вырвало в шлеме. Уолтерс! Сколько это будет продолжаться?

Мне было так же трудно, как и ему. Практика не помогает привыкнуть к тому, чтобы легко и невозмутимо стоять перед печью с раскрытой дверцей.

– Может, минуту, – выдохнул я. – Держитесь, все в порядке.

На самом деле потребовалось чуть больше, может, секунд девяносто. Больше половины этого времени приборы моего скафандра тревожно сигналили о перегрузке. Но скафандр рассчитан на перегрузки. Если не испечешься в нем, сам скафандр выдержит.

Потом мы прошли. Полуметровый круглый участок поверхности туннеля просел, опустился и повис, раскачиваясь.

Я выключил огнеметы. Все несколько минут усиленно отдувались, охладители скафандров постепенно восстанавливали температуру.

– Ух ты! – сказала Дорота. – Ничего себе!

В свете, выходящем из шахты, я видел, что Коченор хмурится. Я молчал. Включил огнеметы еще на пять секунд, чтобы срезать круглый участок. Тот со стуком, как камень, упал на дно туннеля.

Потом я включил микрофон.

– Нет разницы в давлении, – сказал я.

Коченор не перестал хмуриться, но продолжал молчать.

– Это означает, что туннель уже вскрыт, – продолжал я. – Кто-то нашел его, вскрыл, вероятно очистил, если там что-то было, и просто не сообщил об этом. Пойдемте в самолет, помоемся.

Дорота закричала:

– Оди, что с вами? Я хочу спуститься и посмотреть, что там внутри!

– Заткнись, Дорри, – с горечью сказал Коченор. – Ты разве не слышала, что он сказал? Это выстрел впустую.


Конечно, всегда есть вероятность, что туннель вскрыт каким-нибудь сейсмологическим происшествием, а не туннельной крысой с режущим огнеметом. В таком случае там может остаться что-нибудь интересное. И мне не хватило совести одним ударом покончить с энтузиазмом Дороты.

Поэтому мы один за другим спустились вниз по тросу и оказались в туннеле хичи. Осмотрелись. Насколько можно видеть, он пуст, как и большинство других. Впрочем, видеть можно недалеко. Еще один недостаток вскрытых туннелей – чтобы их исследовать, нужно специальное оборудование. С испытанной перегрузкой наши скафандры годились еще на пару часов, но и только.

Поэтому мы прошли по туннелю с километр, видели голые стены, иногда на них срубленные наросты, которые некогда могли что-то удерживать, но ничего подвижного. Даже мусора не было.

Коченор и Дорри захотели вернуться и подняться по тросу к самолету. Коченор справился самостоятельно. Дорота тоже, хотя я готов был ей помочь. Но она поднялась сама с помощью петель на тросе.

Мы вымылись и приготовили еду. Поесть следовало, но Коченор был не в настроении готовить свои гурманские блюда. Дорота молча бросила в нагреватель таблетки, и мы мрачно поели блюда из полуфабрикатов.

– Ну что, это всего лишь первый, – сказала наконец Дорота, решив приободриться. – И всего наш второй день.

Коченор сказал:

– Заткнись, Дорри. Если я чего-то не умею, так это проигрывать. – Он смотрел на рисунок, по-прежнему остававшийся на экране. – Уолтерс, сколько еще туннелей не обозначены, но пусты, как этот?

– Откуда мне знать? Если они не обозначены, о них нет никаких данных.

– Тогда эти следы могут ничего не значить, верно? Можем раскопать все восемь, и все окажутся пустышками.

Я кивнул.

– Возможно, Бойс.

Он пристально посмотрел на меня.

– И что?

– И то, что это не самое плохое. По крайней мере, этот след означал реальный туннель. Я водил группы, которые сошли бы с ума от радости, если бы им удалось найти даже вскрытый туннель после нескольких недель, когда мы раскапывали только пустоты и интрузии. Вполне вероятно, что в семи остальных вообще ничего нет. Не придирайтесь, Бойс. Вы за свои деньги, по крайней мере, кое-что получили.

Он отмахнулся от моих слов.

– Вы выбрали это место, Уолтерс. Вы что, не знали, что делаете?

Знал ли я, что делаю? Единственная возможность доказать, что знал, – найти невскрытый туннель, конечно. Я мог бы рассказать ему о том, как месяцами изучал данные, собранные после первой высадки. Как пришлось стараться, сколько правил я нарушил, чтобы заглянуть в данные военных, как далеко пришлось мне поехать, чтобы поговорить с людьми из Обороны, которые принимали участие в одной из ранних раскопок. Я бы мог даже рассказать, какого труда мне стоило отыскать старого Джоролемона Хеграмета, который сейчас преподает экзотическую археологию в Теннесси. Но я сказал только:

– То, что мы нашли этот туннель, доказывает, что я знаю свое дело. Вы за это и платите. Вам решать, будем мы продолжать или нет.

Он задумчиво смотрел на свои ногти.

– Подбодрись, Бойс, – жизнерадостно сказала Дорри. – Посмотри, как нам уже повезло. И если даже ничего не найдем, как забавно будет рассказывать об этом в Цинциннати.

Он даже не посмотрел на нее, просто сказал:

– Есть ли способ определить, не заглядывая в туннель, вскрыт ли он?

– Конечно. Достаточно простучать снаружи оболочку. Разница в звуке ощутима.

– Но вначале нужно до него докопаться?

– Верно.

На этом мы покончили. Я снова забрался в скафандр – снять бесполезное теперь иглу, чтобы можно было извлечь сверла.

Я не хотел дальнейшего обсуждения, потому что не хотел услышать вопрос, на который пришлось бы солгать. Я всегда стараюсь придерживаться правды, потому что так легче помнить, что ты говорил.

С другой стороны, я к этому не отношусь как фанатик. Я не считаю, что не мое дело исправлять ошибочное впечатление. Например. Очевидно, Коченор предполагает, что я не позаботился простучать туннель, прежде чем вскрывать его.

Но, конечно, я простучал. Это первое, что я сделал, как только убрал сверла. И когда услышал звук высокого давления, пал духом. Пришлось подождать несколько минут, прежде чем объявить, что мы добрались до внешней стенки.

В тот момент я не смог бы ответить, что стал бы делать, если бы обнаружил, что туннель не вскрыт.

9

Бойс Коченор и Дорри Кифер были пятнадцатой или шестнадцатой группой, которую я водил на раскопки хичи. И я не удивился, что они готовы работать как кули. Какими бы ленивыми и скучающими ни начинали земные туристы, к тому времени, как появляется надежда найти что-то принадлежавшее таинственному народу чужаков, который исчез, когда на Земле обитал еще не человек, а низколобое мохнатое существо, которое научилось убивать других животных ударами антилопьих костей по голове… к этому времени туристов охватывала исследовательская лихорадка.

Так что эти двое работали напряженно. И меня подгоняли. А я был возбужден не меньше их. Может, больше, потому что проходили дни и мне все чаще приходилось потирать правый бок, чуть пониже ребер, и потирать все сильнее и сильнее.

Несколько раз на нас поглядывали парни из Обороны. Они пролетали над нами в своих скоростных аппаратах с полдесятка раз в первые дни. Много не разговаривали, только стандартный идентификационный запрос по радио. Правила требуют, чтобы об открытиях сразу сообщалось. Вопреки требованиям Коченора, я сообщил о находке первого вскрытого туннеля, что несколько удивило военных, я думаю.

Но больше докладывать было не о чем.

Район В оказался пегматитовой дамбой. Еще в двух относительно ярких местах, которые я обозначил как D и E, вообще ничего не оказалось после раскопок; это означало, что аномалия в отражении звука вызвана невидимыми вкраплениями в породу – пепел или гравий.

На страницу:
4 из 12