Город, где начинаются дороги

«Наверное, это и есть выселки, – подумала Люда. – Большая дорога ведёт в большую деревню, а маленькая сюда. Интересно, за что этих людей выселили?»

Из названия ей казалось, что выселки должны выглядеть мрачно и угрюмо, но всё оказалось совсем не так. Дорога (которую уже стоило называть улицей) обходила четыре двора, огороженных крепкими заборами. По воротам, калиткам и наличникам вились затейливые резные узоры, из-за чего вся улица выглядела необычайно нарядно. Клубочек, миновав три дома, подкатился к самому дальнему и остановился перед воротами. И даже прыгать не стал. Видно, всё – довёл, куда требовалось.

Люда остановилась в нерешительности. Мама рассказывала, что прежде в деревнях двери не запирали, и в дом можно было войти без стука, но это, наверное, своим, деревенским, все же друг друга знали. А чужим? Может, всё-таки постучать? Но стук в ворота вряд ли услышат. Тогда войти во двор и постучать уже в дверь?

Пока она так размышляла, сзади послышалось:

– О, да у нас гости!

Люда обернулась и увидела девушку с коромыслом. Она приветливо улыбнулась и кивнула на клубочек:

– От тётушек идёшь?

– Да, – ответила Люда, вспомнив, что бабушка Велимира говорила про свою младшую сестру.

– Забирай его, пойдём, – сказала племянница Бабы Яги и повела Люду во двор.

Из будки высунулся большой лохматый пёс. Он подозрительно принюхался, но решил, что раз девочка зашла вместе с хозяйкой, то беспокоиться не о чем, и улёгся обратно.

В настоящей деревне, тем более в такой, Люда не бывала ни разу, и с любопытством оглядывалась. На дворе было множество построек, о назначении которых она могла только догадываться. Наверное, там живёт домашняя скотина и хранятся разные… ну разные нужные для хозяйства вещи. Под навесом стояли телега и сани. Из какой-то книжки Люда знала название «рóзвальни» и теперь вдруг поняла, что это именно они: сани с узким передком и расходящимися врозь – «разваливающимися» – боками. Она тихо порадовалась открытию.

Девушка тем временем опустила свою ношу, убрала коромысло и взяла одно из вёдер, кивнув Люде на второе:

– Поможешь?

И то правда, с коромыслом в этакие двери не пройти. Люда взялась за ручку. Ох, как же она их таскает?! Деревянное ведро, полное воды, – это вам не сумка с картошкой из магазина. Люда постаралась нести аккуратно, но, заходя из сеней в избу, всё-таки зацепила ведром высокий порог. Ледяная вода плеснула на пол и на ноги. Люда ойкнула, но стерпела. Начнёшь прыгать – всё опрокинешь.

– Что, холодна водица? – улыбнулась девушка, забирая у Люды ведро – своё она уже успела поставить на лавку. – У нас колодец глубокий, вода вкусная, попробуй, – и протянула ковшик с головой уточки на конце ручки.

Люда зачерпнула воды. Она вправду оказалась вкусной и такой холодной, что заломило зубы. Но всю дорожную усталость как рукой сняло.

– Ну давай знакомиться. Меня Радославой зовут, а тебя?

– Люда.

– Людмила… Хорошее имя. Садись, Людмила, сказывай, с чем пожаловала.

– Мне клубочек бабушка Велимира дала, отправила к своей младшей сестре. Это мама твоя? (Радослава кивнула.) Сказала, что там… ну то есть здесь мне помогут брата найти.

– Матушки нет сейчас, – ответила Радослава. – Она в деревне у бабушки с дедушкой гостит. Вчера с дядей Хватом уехала, завтра к вечеру вернуться обещалась.

– Ой, а что же делать? Мне до завтра нельзя… Бабушка Велимира сказала, меня в город проводят.

– Так тебе в Город? – обрадовалась Радослава. – Тут мы и сами справимся. Батюшке только сказаться надо, я как раз ему обед понесу. Со мной пойдёшь или отдохнёшь с дороги?

– С тобой, – подскочила Люда.

– Да сиди, сиди, пока соберу, – улыбнулась Радослава и захлопотала у печи. Люда снова опустилась на лавку и принялась за любимое дело – глазеть по сторонам.

Изба была такая же, как у бабушки Велимиры, но просторнее, окон больше, стол длиннее. Слева от двери, где у бабушки Велимиры стоял сундук, здесь тоже тянулась широкая лавка, под неё был задвинут деревянный ящик. Над этим углом, над дверью и до самой печи был устроен навес из крепких досок, смысла которого Люда не поняла. На полках у печки выстроились рядами горшочки, плошки, ковшики – много всего, похоже, в доме живёт большая семья. А Радослава, наверное, старшая дочка.

На вид ей было лет семнадцать. Непривычная для Люды одежда, длинная рубашка с надетой поверх клетчатой юбкой, смотрелась на Радославе удивительно красиво – «ладно», как сказала бы бабуля Надя. Ворот и рукава рубашки окаймляли вышитые узоры, куда более замысловатые, чем на платье Милогляды или у бабушки Велимиры. А уж когда Радослава поворачивалась спиной, Люда каждый раз завистливо вздыхала: ей бы такую косу!

Радослава тем временем увязала два узелка, сложив туда хлеб, сыр, ватрушки с творогом и варёные яйца.

– Один батюшке снесём, другой нам с тобой в дорогу, – сказала она. – Сейчас ещё кваса из погреба достану и пойдём.

Глиняный не то горшочек, не то кувшинчик был ловко обвязан по горлышку верёвкой, чтобы нести его, как за ручку. Когда вышли из избы. Люда спросила:

– А где твой папа? В поле? – Отнести обед работающим в поле родителям – это тоже было что-то из сказок, которые Люда читала в детстве.

– Какое ж нынче поле? Отсеялись уже, теперь урожая ждать. Батюшка мой кузнец. Очень хороший, – прибавила Радослава не без гордости. – Ему плотницкая артель новые инструменты заказала, вот он и трудится с утра до вечера, чтобы сладить побыстрее. Чтобы люди без работы не сидели.

Кузница стояла на отшибе. Люда хотела спросить, почему так, но, войдя, сама догадалась. Внутри было жарко и огненно. Мехи раздували угли, на которых лежала раскалённая до яркого сияния железная заготовка. Качал мехи дюжий парень лет шестнадцати или семнадцати. Высокий крепкий мужчина стоял у наковальни, звонкими ударами молотка подправляя другую железку, которая уже приобрела нужную форму. Вот он ударил последний раз и опустил зажатый в длинных щипцах будущий инструмент в бочку с водой, раздалось громкое шипение.

Всё это огненное царство нельзя пускать в деревню – а ну как пожар?

Отложив работу, кузнец подошёл, взял у Радославы принесённый обед, поблагодарил, а потом взглянул на Люду.

– Кто это с тобой, дочка?

– Людмила, гостья, от тётушки Велимиры. Ей в Город попасть надо, я проводить обещала.

– Обещала так проводи. А в Город-то тебе зачем? – это уже Люде.

– У меня брат потерялся. Бабушка Велимира сказала, что я его в городе найду.

– А я уж, на одёжку твою глядя, подумал, ты сама из Города, – усмехнулся кузнец.

– Из города она, только из другого, – ответила Радослава. – Ну мы пойдём, время ждать не будет.

– Ступайте. Да осторожнее будьте.

– Хорошо, батюшка.

«Интересно, почему прежде никто не удивился моей одежде», – думала Люда, пока шли обратно. Джинсовая юбка и жёлтая футболка с нарисованным на ней лопоухим щенком в самом деле выглядели странно рядом с вышитыми рубахами и ткаными поясами. Бабушка Велимира, понятное дело, сама Люду сюда отправила, ей удивляться нечему. Строгой Бабе Яге, наверное, было просто всё равно. А Милогляда? Из вежливости промолчала, или ученица колдуньи тоже ко всему готова? А Радослава? «Так кузнец-то ведь тоже не удивился! – осенило Люду. – Он просто подумал, что я из города… Так я и есть из города. Выходит, это не сказка никакая? Тогда где я?»

Дома их встретила девочка постарше Люды.

– Ну что, Нежана, все Любавины узоры разглядела? – спросила Радослава.

– Все, – вздохнула Нежана. – Ох, сестрица, мне никогда не научиться так вышивать!

– Было бы усердие, придёт и умение. Это хорошо, что ты вернулась, за хозяйку остаёшься, я в Город поеду. Вот, гостью провожу.

– А батюшка отпустил? – прищурилась Нежана.

«Все младшие одинаковы, – подумала Люда. – Что братья, что сёстры».

– Отпустил, отпустил. Да наказывал тебе передать, чтобы за кашей лучше смотрела, не то подгорит.

«И старшие тоже одинаковы», – хмыкнула Люда, которая слыхом не слыхивала в разговоре кузнеца с дочерью ни про какую кашу.

Нежана фыркнула и повела плечами, однако не возразила. Видно, грешок имелся.

– Меньших не видала? – спросила Радослава.

– Видала. С ребятами дядьки Ждана ускакали куда-то, палки оседлав. К ужину прискачут, – и обе засмеялись.

Потом Радослава запрягла в телегу рыжего жеребца, дала последние наказы сестре, и они с Людой покатили по дороге, уходящей из выселок в поля. На широком просёлке Радослава направила коня влево.

– Там деревня, да?

– Да, дорога через деревню проходит.

Люда поколебалась немного, но всё-таки спросила:

– Через ту, откуда вас выселили?

– Кто выселил? – удивилась Радослава.

– Бабушка Велимира говорила, вы живёте на выселках. Значит, вас выселили?

Радослава засмеялась и внезапно похвалила:

– Умница, язык чувствуешь. Можно сказать, что выселили, только произошло это по доброй воле. Батюшкин дед туда пришёл, кузню поставил, дом, вот и стали про него говорить, мол, тот кузнец, что на выселках живёт. Не в самой деревне, значит, поодаль. А дальше всё как у людей: женился, детей вырастил, дочерей замуж отдал, сыновья своих жён привели, а после – и внуки. Как в одной избе тесно стало, рядом новые срубили. Так и растёт помаленьку новая деревня.

– Радослава, а тот город, куда мы едем, он как называется?

– Город.

– Просто – Город? Почему?

– Наверное, потому что он один такой на всём белом свете, ему особого имени не требуется. Кто знает, те и так понимают, о чём речь идёт. А может, потому что сложно ему имя дать.

– Почему сложно?

– Ну смотри, как деревни свои названия получают? А по примете какой-нибудь. Стоит возле соснового бора – будет Сосновка, возле каменистой речки – будет Каменка. Или вот пришёл человек, как мой прадед, на новое место, построил дом, а звали человека, скажем, Некрас, так деревню, что потом рядом встанет, Некрасово и назовут. Наша, поди, Выселками останется – привыкли. А в Городе таких примет много, одну для названия не выберешь.

– В любом городе много разных особенностей, – пожала плечами Люда. – Однако же их как-то называют.

– Их называют основатели, но никому неизвестно, когда и как появился Город.

– А он далеко?

– К вечеру доберёмся.

– Ой-ёй, а домой как же? – всполошилась Люда. – Мне же ещё Мишку найти надо и ворона в парке.

– Домой, Людмила, вы с братом только к утру вернётесь.

«Мамочки! Вот переполох дома будет!»

– Нам опять клубочек самокатный дадут?

– Нет. Это туда можно всякими дорогами попасть, а оттуда путь один, хоть и у каждого свой.

– Разве так бывает – один, но разный?

– Чтобы вернуться домой, тебе нужно будет отыскать Поляну Костров, а к ней Город каждого своим путём ведёт.

– Так это волшебный город? – обрадовалась Люда.

– По-своему волшебный. Он людям разным показывается. Кому только один переулочек откроет, кому несколько улиц, а кому и целиком предстанет.

Люда несколько минут обдумывала услышанное, а потом спросила:

– Если улицы для всех свои, как же я брата найду?

– Так ты же именно за этим в Город идёшь, стало быть, найдёшь. А коли не найдёшь, он и сам через Поляну Костров домой вернётся.

– Значит, можно было и не искать его вовсе?! – воскликнула Люда. – Всё равно бы пришёл?

– А ты о чём-то жалеешь? – хитро улыбнувшись спросила Радослава, и Люда засмеялась. Ни капельки она не жалела! Дома, конечно, будут волноваться, но… Разве от путешествия в Сказку отказываются?! Ведь они с Мишкой вернутся, и всё будет хорошо!

Она устроилась поудобнее на пахучем сене и огляделась. Налево, сразу за весёлыми полянками, поднимался лес, направо расстилалось поле. С краю, возле поворота дороги, на зелёном пригорке, стояли три высокие стройные берёзки. На одной из них, самой кудрявой и красивой, сидели две девушки. Они раскачивались на ветвях (пожалуй, слишком тонких, чтобы выдержать человека), перебирали свои длинные волосы, о чём-то переговаривались и смеялись. Их длинные белые рубашки почти сливались с берёзовой корой.

– Смотри! – подскочила Люда. – Это кто, русалки?

– Русалки, – улыбнулась Радослава. – Сейчас их время, вот и веселятся.

– Я видела одну, когда к бабушке Велимире шла, возле ручья. Они разве не у воды должны?

– У воды их чаще можно увидеть, но и на поля русалочки приходят, поиграть да порезвиться. Они дожди посевам приносят.

– Значит, они хорошие?

Радослава засмеялась.

– Не про всякого Бога сразу скажешь, плохой он или хороший, а уж про Духов и подавно. Вот река – она хорошая или плохая?

– Хорошая, конечно!

– А ежели половодье сильнее обычного, да деревню подтопит, тогда какая?

– Тогда уже не очень…

– А лес хороший или плохой?

На этот раз Люда задумалась, принялась рассуждать:

– Ну… в лесу грибы, ягоды, звери всякие – на них охотятся. Деревья кислород дают… – нет, пожалуй, в сказках про кислород ещё не знают, надо что-то другое… Ага, вот: – Дома из дерева строят. Значит, лес хороший. Но там и заблудиться можно… А ещё волки! Они овечек таскают, а лисицы – куриц.

– Вот видишь, выходит, лес тоже и плохой, и хороший?

– Но ведь без лесов и рек жить на Земле было бы невозможно! – эх, не объяснить Радославе про круговорот воды в природе и фотосинтез! – А то, что волки приходят или половодье, с этим ведь что-нибудь сделать можно!

– Конечно, – легко согласилась Радослава. – Никто не поставит дом у реки, не поглядев сперва на неё весной, не сделав заметку, докуда вода поднимается. А после подумают-подумают да и отойдут ещё подальше – а ну как весна не самая бурная выдалась?

– Ну вот! – победно улыбнулась Люда. – Значит, река всё же хорошая!

– И река, и лес, и русалки, и лешие – все хороши для того, кто умеет с ними рядом жить.

– Радослава, а ты тоже можешь с ними разговаривать?

– С Духами-то? Могу.

– И колдовать умеешь?

– Так, как мои тётушки, нет. На это жизнь положить надо, а я замуж хочу да деток побольше. Ну а для своей семьи каждая женщина – ведьма.

– А что ты умеешь?

– Дом очистить могу, коли тёмное что заберётся, травы целебные знаю, обережьем владею.

– Ух, ты-ы-ы! – восторженно протянула Люда. – Здорово, когда такие тётушки!

Радослава улыбнулась:

– Положим, с Духами разговоры вести – это, правда, от тётушек, но всему прочему любая выучиться может.

– И я?!

– И ты.

– Ага, – хмыкнула Люда, – у нас ведь колдуний нет, кто же меня научит?

– Кто ищет умения, найдёт и учителя, – уверенно произнесла Радослава.

Деревня, в которую въехали немного погодя, оказалась не такой большой, как представлялось Люде, – дворов десять, рассыпанных по высокому речному берегу. У ворот крайнего дома сидел, щурясь на солнышко, старичок. Радослава с ним поздоровалась, и Люда вслед за ней.

По обочине прошла девушка с коромыслом. Шаг её был плавным, спина – ровной.

– Вот это осанка! – вполголоса восхитилась Люда, провожая девушку взглядом. – Под такой-то тяжестью!..

– Будешь горбиться да шаркать – половину разольёшь по пути, – усмехнулась Радослава.

Люда вспомнила, что однажды видела где-то в чулане у бабули Нади старое коромысло. «Надо будет попробовать!» – решила она.

Впереди послышался шум. На лужайке между двумя домами шла драка. Двое мальчишек катались по земле, отчаянно мутузя друг друга, ещё четверо стояли кружком, громкими возгласами подбадривая дерущихся. Было видно, что это не ссора, а «товарищеский поединок».

Снизу от реки тоже доносились радостные крики – ребятишки плескались у берега, плавали, ныряли и брызгались водой. Иногда брызги долетали до мостков, где женщины стирали бельё. Тогда на шалунов замахивались мокрыми жгутами и обещали отходить по спине и ниже. Звучало оно, впрочем, не особенно грозно.

Люда смотрела вокруг, и ей казалось, будто она сама когда-то жила вот в такой – или похожей – деревне. Стирала бельё в реке, ходила на колодец за водой, носила вышитые рубахи… Может, даже и колдовать умела…

Вывернув из деревни, дорога некоторое время шла вдоль реки, а потом углубилась в лес. Радослава остановила коня, достала из узелка ватрушку, кусочек сыра и яйцо, соскочила с телеги и подошла к большому пню, который стоял чуть в стороне от дороги. Положила на него снедь, обернулась к лесу и проговорила:

– Здрав будь, Хозяин! Не побрезгуй угощением. Позволь через владения твои проехать, да назад вернуться.

Поклонившись, Радослава вернулась на телегу и тронула коня.

– С кем это ты? – на всякий случай шёпотом спросила Люда. – С лешим, да?

– С ним.

– И видела его?!

– Нет, не показался.

– А услышал?

– А ты обернись.

Люда привстала и посмотрела назад. Угощение с пня исчезло.

– Ой!.. Забрали…

– Выходит, услышал, – улыбнулась Радослава, – и принял.

– Если без угощения придёшь, то что? В лес не пустит?

– Пустит, ежели по-хорошему. Да и по-плохому пустит, а вот выпустит ли – уже вопрос.

– По-хорошему это как?

– Людмила, неужели ты не знаешь, как себя вести в лесу?

– Ну… знаю, как всегда говорят: не мусорить, костров не жечь, деревья не ломать, цветы не рвать… Но я не понимаю. Вот не мусорить – это ясно, а если человек ночью в лесу – без костра же холодно будет, и звери напасть могут. А ещё здесь вон все дома деревянные, значит, деревья рубили. И печи дровами топят. И у нас такие деревни есть, где ещё печки стоят, и деревья нужны на дрова. Это по-хорошему или нет?

– Хорошее и плохое от человека зависит, как сделает, так и будет. В дом заходишь, с хозяевами здороваешься? Так и здесь, поздоровайся да разрешения спроси. А войдёшь в дом, знаешь ведь, что гость ты тут, и хозяева смотрят и всё подмечают, что и как делаешь. Как себя поведёшь, так тебя потом и приветят: снова позовут али дальше порога не пустят. Так и в лесу хозяин зорко следит за гостями. За непрошеными, что вломились не сказавшись, зорче вдвойне. Если по забывчивости али по незнанию не поздоровались, но ведут себя правильно, так и сердиться не станет. А то ещё и покажется – познакомиться. Впредь здороваться будут.

– Радослава, всё-таки что значит вести себя правильно?

– А как хочешь, чтобы с тобой обходились. Не любишь поди, когда обижают? Так и лес не любит. Ты вот верно сказала, сор не оставлять, цветы без толку не рвать, а коли ягоды или грибы собираешь, или травы какие, так не обирай всё подчистую вокруг себя. Оставь птицам и зверям полакомиться, оставь травку расти на старом месте. Сама же на будущий год снова придёшь, вот и подумай загодя, подарит тебе полянка ягод спелых да травы целебной али нет. Корешки копаешь – попроси прощения за нанесённую обиду, объясни, что не забавы ради, а для дела. И с деревьями то же, их зимой рубят, когда душа древесная спит, в корнях спрятавшись. Тогда они боли не чувствуют. Весной проснётся древесный дух, потянется вверх, и вырастут у старого пня молоденькие побеги, а из них – новые деревья. А ежели нужда пришла летом дерево срубить, так повинись да расскажи свою нужду, а уж потом руби. В костёр же и вовсе только сухие ветки да сучья годятся, их в любом лесу вдосталь. А развёл костёр – так следи за ним. Тебе же друг нужен, который согреет и накормит, а не буян, что всё вокруг сожрёт, да и тебя не пожалеет. Переночевал – поблагодари полянку за приют, огонь за тепло. Он тебя всю ночь грел, теперь ему на покой пора, вот и усмири его, убаюкай, да крепко, чтобы сам собой не проснулся. Тогда и беды не будет. Тогда и встречать тебя в лесу будут как гостя доброго.

– И охотники здесь тоже добрые гости? – спросила Люда, уже предчувствуя ответ.

– Конечно. Им вовсе нельзя по-другому. Начнёшь пакостить, сперва без добычи воротишься, а там, гляди, как бы без головы не остаться. Хозяин суров, но справедлив. Тому, кто с благодарностью да меру знает, всегда охота удачная будет.

– И рыбаки так же, да? С водяным дружат?

– С Водяным подружиться сложно, – усмехнулась Радослава. – Нрав у него иной, переменчивый шибко. Но всякий нрав уважение понимает, так что и с ним договариваются. Кто в самом деле с Водяным знается, так это мельник. Ему иначе никак, поссоришься с Хозяином реки – всю деревню без муки оставишь. Мельница-то у нас водяная.

Будто лёгкий ветерок повыдувал у Люды из головы всякий там «фотосинтез». Да и нужны ли умные школьные слова там, где люди умеют разговаривать с Лешими и Водяными, приходят в лес, как в гости к добрым друзьям, и берут ровно столько, сколько необходимо?.. Люда вспомнила книжку про Маугли. Там звери жили по Закону джунглей, который запрещал хищникам убивать больше, чем те могут съесть. «Хорошо бы все люди в мире это понимали», – вздохнула она.

Яркий летний день плыл над лесом. Берёзки тихонько о чём-то переговаривались на своём языке, шелестя листочками. Высокие сосны – многие не в один обхват – казалось, смотрели на двух путниц ласково, как на внучек. «Они ведь, наверное, ещё Радославиных родителей детишками помнят, – подумалось вдруг Людмиле, – а может, и бабушек-дедушек… И река, что у деревни течёт, и весь лес… всех знают и всех помнят… Как же это правильно!.. И лешие с водяными…» – мысли смешались с шумом леса, с птичьим гомоном и перестуком копыт, Люда не заметила, как задремала.

– Людмила!

Старшая сестрица зовёт… Наверное, Люда уснула на сеновале под стук дождя по крыше, и её все потеряли…

– Людмила, просыпайся.

Если «просыпайся», значит, уже нашли… Ой, а кто нашёл? У неё ведь нет старшей сестры. И сеновала у них тоже нет…

Люда открыла глаза, окончательно возвращаясь из сна в реальность.

Телега стояла на обочине дороги, проходившей через какую-то деревню. Так сначала показалось Люде. Но, оглядевшись как следует, она поняла, что это уже не совсем деревня. Дворы, конечно, были обнесены такими же заборами, и дома за ними, были деревянными, но совсем близко виднелся… да, забором уже не назовёшь. Люда поняла, что это ограда вокруг города. Дорога шла прямиком к воротам.

Радослава тем временем развязывала припасённый из дома узелок.

– Сейчас перекусим да и отправимся каждая в свою сторону. Ты дальше в Город, а я домой.

День заметно склонился к вечеру, и Люда обеспокоилась:

– Ты же, наверное, только к ночи доберёшься до дома. Не страшно?

За себя почему-то страшно не было – она же в Сказке.

– Здесь дороги безопасны, – ещё больше успокоила Радослава. – Батюшка бы иначе не отпустил. Да и день нынче долог. До сумерек-то я уж близко к дому буду, а в своих лесах чего бояться?

– А мне сейчас куда? – спросила Люда. – Город же большой, наверное. Где мне Мишку искать?

– Вот уж не знаю, большим ли, маленьким ли для тебя Город станет, – усмехнулась Радослава. – Ты, главное, ступай смело, да крепко в голове держи, зачем идёшь. Тогда он тебя нужными дорогами быстро выведет.

– К Мишке?

– И к Мишке, и к Ворону, и потом на Поляну Костров.

Люда кивнула. Дожевала ватрушку, запила её квасом, который непостижимым образом остался прохладным, несмотря на жаркий летний день.

Пора было прощаться.

– Спасибо тебе за всё, Радослава!

– Доброго пути, Людмила!

– И тебе доброго пути до дома.

Люда соскочила с телеги, помахала на прощание рукой и зашагала по дороге, ведущей к воротам Города.

Ковбой Гарри

Мишке показалось, что головокружительная скачка продолжалась целую вечность.

Как бы чудесно ни было мчаться на резвом мустанге, какой бы восторг и предчувствие приключений ни распирали его, он всё-таки здорово устал и вздохнул с облегчением, когда конь снова перешёл на шаг. Мишка выглянул из-за спины индейца и увидел высокий каменистый холм, кое-где поросший травой. На его подножье падала тень от высокого дерева, одиноко стоявшего на открытой равнине в стороне от двух небольших рощиц. «Рисунок! – понял Мишка. – Место и время встречи!»

Возле дерева никого не было, и Токалу Ска огляделся с явной настороженностью. В этот момент из ближайшей к ним рощи показался всадник. Не индеец. На нём была светло-синяя рубашка и чёрный жилет, а то, что издали можно было принять за широкие кожаные штаны, оказалось особым предметом одежды, который ковбои Дикого Запада надевали поверх штанов. Мишка не знал, как правильно называются эти кожаные ноговицы, но назначение их понимал: они защищали ноги всадника от ушибов и острых веток. Образ ковбоя дополняли характерная тёмно-коричневая шляпа и клетчатый шейный платок. Мишка гадал, окажется ли у него на поясе пистолет, но пистолета не было.

В отличие от индейцев ковбой сидел верхом в седле и управлял лошадью с помощью уздечки.

В первый момент при появлении незнакомца Мишка встревожился: белый человек мог оказаться врагом. Но, заметив Токалу Ска, ковбой поднял руку, и вождь ответил таким же приветственным жестом.

– И как это ты ухитряешься приехать первым, даже если встречу назначаю я! – вместо «здравствуй» выпалил ковбой, когда они сошлись в тени раскидистого дерева.