Полководцы первых Романовых

Дмитрий Володихин

Полководцы первых Романовых

Жизнь замечательных людей

Серия биографий

Основана в 1890 году Ф. Павленковым и продолжена в 1933 году М. Горьким

Выпуск

2185_____

(1985)

© Володихин Д. М., 2023

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2023

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

На переплете – скульптурные изображения царя Михаила Федоровича, князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде, фрагменты картин «Воззвание Минина» К. Маковского (вертикаль) и «Осада Троице-Сергиевой Лавры» В. Верещагина (горизонталь).

Солдат царства

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский

Государства похожи на людей. У каждого из них есть свое рождение, детство, юность, старость и смерть. Как и люди, они иногда хворают, а в другое время чувствуют себя превосходно, пышут здоровьем. Как люди они порой оказываются в очень тяжелом положении – нищают, теряют силы, оказываются унижены и побиты, но вот проходит темная полоса и наступает время расцвета, величия, могущества.

Народ, видевший в своей державе мощь, свет и справедливость, не откажется от нее, когда она лежит, растоптанная и окровавленная, в придорожной пыли, жизнь едва теплится в ней, а злой враг торжествует, ожидая скорой ее смерти. Найдутся люди, готовые честно и храбро выйти на бой за спасение своей страны.

России повезло. Она несколько раз проходила через тяжелую, страшную смуту, она едва не погибала, но всякий раз поднимались ее спасители, чтобы дать ей шанс восстановиться в славе и силе.

Дети царства

Две фигуры на Красной площади – Козьма Минин и князь Дмитрий Михайлович Пожарский – напоминают о том, что 400 лет назад Москва оказалась под властью поляков. Тогда наш народ объединился, собрался в ополчение и очистил свою столицу от чужеземцев, а вождями ему в ту пору послужили две личности, чей облик сохранен для потомков в бронзе.

Оба они были сыновьями великого царства. Оба видели, как реют его победные стяги на полях сражений, как возвращаются домой полки победителей[1]. Оба слышали, как разносится жаркий звон от многих сотен храмов. Оба знали, как кипят торги в больших городах, когда привозят туда богатый красный товар. Оба любили свою страну, а потому встали на ее защиту, когда пробил час биться за нее насмерть.

Но избрание двух этих людей на роль спасителей отечества до сих пор окружено ореолом тайны. Мало кто из историков и публицистов отважится сказать: не Минин и не Пожарский должны были прийти с армией под Москву. Не Минину следовало стать главным администратором огромной области, не Пожарскому надлежало стать ее военным вождем.

Мир допетровской Руси предоставлял каждому своему обитателю общественную «ячейку», где тому следовало жить и умереть. Правильным и достойным делом считалось наилучшим образом выполнять обязанности, которые диктовал обычай, господствующий в данной «ячейке», скверным и глупым – выходить за пределы, установленные раз и навсегда.

Так вот, в соответствии с политическим укладом той эпохи водить армии и управлять областями считалось обязанностью высшей аристократии. Еще, может быть, верхушки чиновничества – дьяков. Более никому не позволялось заниматься чем-либо подобным. Минин же не относился ни к первым, ни ко вторым. Он вышел из провинциальных «торговых людей». Пожарский, хоть и мог назвать среди своих предков великих князей владимирских, никак не дотягивал до уровня высшей знати. Он и до чинов-то великих не дослужился.

Проще говоря, Россия тех лет располагала множеством людей, чье положение можно перевести на язык современных понятий как «генералы», «маршалы», «министры», «финансовые тузы». На рассвете XVII века русские не пользовались такими словами, но суть та же. И при наличии всех этих высокопоставленных персон Москву освободили, условно говоря, полковник и хозяин мясной лавки.

Почему?

Причина тут самая неприятная: Смута разрушила русское общество до самого основания. Оно перестало представлять собой систему, потеряло единство и порядок. Более того, целые общественные слои утратили ум и волю, необходимые для выполнения их традиционной работы. Те, кому следовало выходить с полками и бить врага, переходили на неприятельскую сторону. Те, кому надлежало оберегать закон, первыми нарушали его. Те, кто обязан был защищать Церковь и веру, отворачивались и от первого, и от второго…

Самобытный русский государственный строй рухнул. Порча коснулась всех и вся. Притом в худшее состояние пришла именно высшая знать. Ее своеволие и корыстолюбие чуть не погубили страну.

В таких условиях и появились на исторической сцене «полковник» рука об руку с «хозяином мясной лавки». Дело преодоления Смуты потребовало от них покинуть естественные, от рождения полученные «ячейки» и занять совершенно другие, вернее сказать, чужие.

На исходе 1610 года Россия столь глубоко погрузилась в пучину бедствий, что все способы спасения, исходившие от старого порядка, оказались исчерпанными. Земское освободительное движение, родившееся на руинах царства, было чем-то доселе невиданным.

Вот и вождями его оказались люди, сумевшие в чрезвычайных обстоятельствах скинуть весь свой прежний общественный опыт, как змея скидывает старую кожу, когда под ней появляется новая. Они действовали не так, как учила их вся предыдущая жизнь. Они взялись за дело, к которому в условиях неразрушенного государственного строя их не подпустили бы ни при каких обстоятельствах.

Но именно это и оказалось спасительным.

Величие Минина и Пожарского в том и заключается, что они приняли терновый венец земского освободительного дела, когда от него отказались все, кто обязан был его нести.

Юность воителя

Дмитрий Михайлович Пожарский родился осенью 1577-го или 1578 года. Крестили его именем Козьма – в честь древнего проповедника и лекаря-бессребреника1. День поминовения святых врачевателей и чудотворцев Космы (Козьмы) и Дамиана приходится на 1 ноября[2]. Около этого времени Дмитрий Михайлович и появился на свет.

Имя Козьма в ту пору – весьма редкое и даже несколько неудобное для дворянина, или вернее, для «служилого человека по отечеству», как тогда говорили. Детям государевых служильцев чаще давали иные имена: Федор, Василий, Иван, Андрей, Петр, Дмитрий, Григорий, Юрий. Семен, Михаил… За экзотического Козьму мальчика задразнили бы до умопомрачения. Зваться Козьмой для человека его круга неудобно, почти неприлично. Поэтому всю жизнь он носил не крестильное имя, а прозвище Дмитрий.

Святой Димитрий Солунский пользовался большим почитанием на Руси и считался вполне «дворянским» святым. К тому же память его отмечается 26 октября. Как бы не в этот день родился мальчик, крещенный Козьмою неделю спустя… А потому имя второго небесного покровителя – Димитрия – родители с легкой душой взяли из Святцев и дали своему отпрыску в качестве обиходного имени.

В семействе Дмитрия Михайловича было распространено родовое прозвище Немой. Князь носил его, унаследовав от деда, Федора Ивановича. Это прозвище князь Дмитрий передаст и своим сыновьям Петру и Ивану2. Как видно, в его отрасли разветвленного «куста» Пожарских ценили молчунов…

О детстве и молодости князя известно немногое. Он принадлежал роду, не относившемуся к числу особенно влиятельных и богатых, но и не павшему на самое дно «захудания».

Пожарские были Рюриковичами, происходили из древнего семейства стародубских князей. Более того, они являлись старшей ветвью Стародубского княжеского дома; правда, сам Дмитрий Михайлович происходил от одного из младших колен. Пожарские – потомки знаменитого Всеволода Большое Гнездо – могучего властителя конца XII – начала XIII века. Родоначальник их семейства, князь Василий Андреевич Пожарский, владел обширной местностью Пожар[3]. Его отец, богатый князь Андрей Федорович Стародубский, участвовал в битве на поле Куликовом.

К тому же семейство Пожарских долгое время было весьма и весьма состоятельным. Им принадлежало около семидесяти сел и деревень – настоящее маленькое княжество!

Но при столь значительных предках и при таких богатствах в эпоху господства Москвы Пожарские оказались на задворках. Не храбростью, не честностью уступали они другим аристократическим семействам, нет. Прежде всего умением «делать карьеру».

В 1560—1580-х годах род Пожарских пришел в упадок, потерял старинные вотчины3. Младшие ветви Стародубского княжеского дома – Палецкие, Ромодановские, Татевы, Хилковы – обошли Пожарских по службе.

Такое «захудание» приключилось от разделов имущества, перехода земель монастырям и в какой-то степени – от опал, наложенных при Иване IV.

Во второй половине царствования Ивана IV семейство Пожарских занимало слабые позиции в служебной иерархии России. Пожарские выглядят не столько как аристократы, сколько как знатные дворяне без особых перспектив при дворе и в армии. Высший слой провинциального дворянства – вот их уровень.

В те времена показателем высокого положения любого аристократического рода было пребывание его представителей на лучших придворных должностях, в Боярской думе, назначения их воеводами в полки и крепости, а также наместниками в города. Для того чтобы попасть в Думу, требовалось получить от государя чин думного дворянина, окольничего[4] или боярина. На протяжении XVI столетия десятки аристократических родов добивались думных чинов, сотни – воеводских.

При Иване Грозном – как в опричные времена, так и позднее – у Пожарских ничего этого не было. Если бы не высокое «отечество», то есть древняя кровь Рюриковичей и хорошее родословие, Пожарские могли бы «утонуть» в огромной массе провинциального выборного дворянства – людей, едва заметных при дворе.

Если переводить служебные достижения родни Дмитрия Михайловича в современные термины, то получится, что семейство его давало России военачальников уровня комбата. Многие из них в разное время погибли за отечество. Не вышли они ни в бояре, ни в окольничие, ни даже в думные дворяне, несмотря на знатность. И когда кого-то из них судьба поднимала на чуть более высокую ступень – например, на наместническую, – то он гордился такой службой, хотя она могла проходить где-нибудь на дальней окраине державы, в Вятских землях.

Слабость Пожарских в чинах московской службы ни для кого не являлась секретом. Однажды князь Ю. Д. Хворостинин, не пытаясь оскорбить Пожарских, а просто обсуждая местнические тонкости, сказал вещь жестокую, но правдивую: «А князь Дмитреев [Пожарского] прадед и… отец нигде не бывали в… ваших государских и царских чинах и в розрядех, окроме городничества и городовых приказщиков»4. Убийственная по тем временам характеристика! Даже в 1619 году, после всех подвигов Дмитрия Михайловича Пожарского, ему напомнили, что дед его был всего-навсего «губным старостой» – почти позорная должность для знатного человека5.

Таким образом, в детские годы князя Дмитрия Пожарского его семейство находилось в униженном состоянии, не имело места в составе военно-политической элиты и даже не могло надеяться на возвышение за счет служебных достижений. Стоит добавить еще один факт, особенно неприятный для Дмитрия Михайловича лично. Его отец, князь Михаил Федорович, не дослужился даже до чина воинского головы. Его единственным заметным достижением стал удачный брак. Женой князя в 1571 году стала Мария (Евфросиния) Федоровна Беклемишева, происходившая из старинного и влиятельного московского боярского рода. Но помочь по родственным связям своему мужу она не смогла.

Положение рода ничуть не исправилось при сыне Ивана IV – царе Федоре Ивановиче. Как и все дворяне того времени, Дмитрий Михайлович с молодости и до самой смерти обязан был служить великому государю московскому. Начал службу он с небольших чинов как раз при Федоре Ивановиче (1584–1598 годы). 23 августа 1587 года Михаил Федорович Пожарский ушел из жизни, оставив после себя двух сыновей – Дмитрия и младшего Василия, а также дочь Дарью. Отцовское поместье (по тем временам незначительное – всего 405 четвертей) по указу царя Федора Ивановича было передано Дмитрию и Василию Пожарским с требованием, чтобы они вышли на государеву службу, достигнув пятнадцати лет.

Примерно в 1593 году Дмитрий Михайлович начал служебную деятельность. Его пожаловали не очень высоким чином «стряпчего[5] с платьем». Летом 1598 года в списке «стряпчих с платьем» молодой князь Дмитрий Пожарский занимает последнее место. Очевидно, стряпчим он стал незадолго до того.

Равным с ним положением обладали несколько десятков аристократов и московских дворян – таких же стряпчих при дворе. Эти люди прислуживали царю за столом, бывали в рындах – оруженосцах и телохранителях монарха – да изредка исполняли второстепенные административные поручения. В виде исключения кого-то из них могли назначить на крайне незначительную воеводскую службу.

Чуть более видное положение родня Дмитрия Михайловича заняла при Борисе Федоровиче Годунове (1598–1605 годы). Пожарские набрались смелости и даже начали вступать в местнические тяжбы – с князьями Гвоздевыми и Лыковыми. Удалось вернуть кое-что из родовых вотчин6.

Правда, в начале царствования Пожарским пришлось претерпеть опалу, но уже в 1602 году Дмитрий Михайлович возвращается на придворное поприще.

Как тогда говорили, молодой Пожарский и его мать Мария были у царя «в приближении». Мария Пожарская заняла видное место в свите царевны Ксении – дочери царя Бориса. Энергичная мать способствовала продвижению сына. Потом Пожарского постигла опала, отдаление от престола и переход на рядовые армейские службы. Все эти перипетии в судьбе незначительного и невлиятельного рода остались малозаметными событиями для современников. Государев двор того времени включал в себя огромное количество титулованной аристократии, куда выше знатностью и влиятельнее Пожарских.

В Смутное время князь Дмитрий Михайлович вступил с возвращенным при Борисе Годунове чином стряпчего. На заре разгорающейся Смуты, в конце 1604-го или же начале 1605 года, ему был пожаловано незначительно более высокое звание – стольника[6]. Но и чин стольника заметно уступал по значимости думным чинам – боярина, окольничего, думного дворянина.

Если грубо и приблизительно перевести на язык воинских званий Российской империи, стольник представлял собой нечто соотносимое с полковничьим чином сухопутных войск (VI класс «Табели о рангах»). Карьера по тем временам хорошая, лучше, чем у большинства предков Дмитрия Пожарского, но без особенного блеска.

И никто из Пожарских не шагнул к тому времени по службе хоть на ступеньку выше Дмитрия Михайловича…

О будущем соратнике Дмитрия Михайловича, Козьме (Кузьме) Минине, известно… в сто раз меньше, чем о князе Пожарском. Его роль не менее величественна, она не уступает по значимости подвигам Дмитрия Михайловича. Но биография Минина тоненькой, прерывистой ниточкой едва-едва прослеживается по летописям и документам его времени. Личность Минина выступает из густых облаков неведения лишь в главнейшие, звездные моменты его судьбы. За пределами этих взлетов остается жизнь, быть может, наполненная до отказа подвигами и приключениями, яркая, красивая, но… совершенно не известная историкам.

Нет данных о том, где и когда он родился.

Ясно, что к временам Смуты он уже был зрелым человеком, добился авторитета в Нижнем Новгороде, а значит, вряд ли уступает в возрасте Пожарскому. Скорее всего, он появился на свет в 1570-х годах.

Крестили его во имя того же святого Космы, как и князя Пожарского, а в жизни Минин пользовался русским вариантом этого древнего имени – Козьма или Кузьма. Иногда к его имени добавляют прозвище «Сухорук», но его Минин никогда не носил. Оно представляет собой плод досадной ошибки историков XIX столетия.

Ученые долго спорили о том, откуда родом Козьма Минин, где «гнездо» его семейства. Предлагалось две версии. По первой из них, род Минина связан с богатым волжским городом Балахна, славившимся солеварением. По другой – с Нижним Новгородом.

Ныне большинство историков отрицают балахнинскую версию и считают Минина коренным нижегородцем. Однако она еще не опровергнута окончательно.

Весьма возможно, с кем-то из Балахны Минина связывало брачное свойство́ или же деловые отношения. В Балахне конца XVI–XVII века действительно жило богатое и многолюдное семейство Мининых. Родичи они народного героя или же однофамильцы – неизвестно.

Документы и летописи, повествующие о временах Смуты, называют Козьму Минина «посадским человеком». Он выступает в качестве состоятельного торговца мясом – «говядаря». Владеет лавкой.

Источники вскользь сообщают о том, что Минин «бывал служилым человеком». В ту пору «служилыми людьми государевыми» называли тех, кто занимался военным делом. Например, дворян, стрельцов, пушкарей или казаков, принятых на царскую службу. Но какое все это имеет отношение к мясоторговцу? Купечество тогда не служило в войсках, и тем более никого из купцов не допустили бы на должность воеводы…

На этот вопрос ответить трудно. Некоторые ученые считают, что Минин мог казаковать какое-то время и набраться в казачестве опыта военной службы. Другие полагают, что в эпоху Смуты, когда Нижний для самообороны или же для помощи Москве набирал боевые отряды, Минин записался добровольцем. А там – как знать! – вышел в младшие командиры. Во всяком случае, воинский опыт у «посадского человека» точно имелся, и тот без стеснения пускал его в ход, когда обстановка требовала инициативы и отваги.

Еще до начала Смуты Минин обзавелся женой Татьяной и сыном, носившим имя Нефёд.

О его характере известно немногое. Минина считали «смышленым и язычным человеком». Иными словами, за ним признавали большой ум и ораторский дар.

Образ его действий выказывает огромную, несгибаемую волю. Минин не отступал, сталкиваясь с тяжелой или рискованной задачей. Он всегда и неизменно отыскивал способы решить ее. Если при этом требовалось побороть сопротивление других людей, нижегородец добивался своего в споре, а то и с бою.

Наконец, два главных свойства Минина как личности. Во-первых, он отличался крепкой верой. Во-вторых, был способен на самопожертвование, бескорыстный поступок.

Вот и все, что можно сказать об одной из главнейших фигур великой русской Смуты до того момента, пока муки Отечества не призвали этого человека к высокому служению.

Чаша огня – Великая смута

Начало XVII века открывает эпоху самозванчества на Руси. Суть этого явления проста: некий энергичный хитрец объявляет себя «царем», «царевичем», «наследником престола» и ждет поддержки от тех, кто недоволен законным правителем. Если таких людей оказывается достаточно, он становится крупной политической фигурой и может даже взойти на престол. Но чаще всего авантюра заканчивается для него гибелью. От лукавых действий авантюриста страна может понести страшные потери.

Русское общественное сознание не было ничем защищено от самозванчества. На протяжении XVII–XVIII веков наиболее масштабные, наиболее кровавые бунты проходят под знаменами самозванцев. Ведь если самозванец на самом деле является тем, чьим именем называет себя, то на его стороне истина, и грешно не поддержать его. Но если он лжет, грешно не выступить против него, служа верой и правдой истинному государю. Самозванцев известны десятки, и бывали ситуации, когда доказать их ложность оказывалось крайне трудно. Или попросту невозможно.

Кем был Лжедмитрий I, самый известный самозванец, историки не знают до сих пор. По самой правдоподобной версии – беглый монах кремлевского Чудова монастыря Григорий Отрепьев, по другим – знатный человек. Кем бы он ни был на самом деле, именно он разжег пламя Великой смуты.

Почему это произошло? Корни фантастического успеха, достигнутого Лжедмитрием, уходят далеко в прошлое.

В 1598 году на российский престол взошел умный, деятельный правитель – Борис Федорович Годунов. Возможно, он стал бы хорошим государем… если бы законность его правления не стояла под вопросом. Прежняя династия – Рюриковичи Московского княжеского дома – пресеклась со смертью царя Федора Ивановича. Он не оставил наследников. А при всем уме Бориса Федоровича способ, которым он воспользовался для восшествия на трон, был для Руси крайне необычным.

Права Годунова на подобное возвышение считались, по понятиям того времени, просто призрачными. Он являлся братом царицы Ирины, жены Федора Ивановича. После кончины Федора Ивановича Борис Годунов созвал Земский собор, который избрал его царем, хотя имелось множество более знатных претендентов на трон.

Новый царь покровительствовал полезным иноземцам, особенно англичанам, отправлял русских дворян в Европу для учебы, много строил.

Но правление его имело шаткую основу.

Еще в 1591 году в Угличе погиб младший брат царя Федора Ивановича – царевич Дмитрий. До сих пор историки спорят, ушел ли он из жизни по причине несчастного случая или принял смерть от наемных убийц. Подозрение в том, что его смерти способствовал властолюбивый Борис Годунов, бросало на нового правителя страшную тень.

Аристократия видела силу и ум царя, но презирала его за происхождение. Годуновы – хотя и старинная боярская семья, а все же стоявшая относительно невысоко по знатности. Родословием Годуновы уступали слишком многим. А в России был заведен порядок, согласно которому аристократия делила власть над страной с монархом. Ее мнение значило очень много.

На протяжении всего царствования Борис Федорович старается ладить со знатью, не восстанавливать ее против себя и своей родни, но с некоторыми родами жестоко враждовал.

В целом обстоятельства его правления неудачны. Несколько лет неурожая приводят к страшному голоду. Дороги страны наполняются нищими. Люди гибнут в массовом порядке. Относительно недалеко от Москвы разбойничает бунтовская армия Хлопка Косолапа, и разбить ее удается с большим трудом.

Наконец, в 1604 году в пределы Московского государства входит с отрядом наемников некий авантюрист, именующий себя царевичем Дмитрием, братом Федора Ивановича и, следовательно, законным наследником престола. Все враги Годуновых моментально обретают надежду на их крушение.

Лжедмитрий упорно боролся с армией Бориса Годунова, законного царя. В разгар этой борьбы Борис Федорович умер, оставив после себя наследника – Федора. Его мало кто поддержал.

Появление «чудом спасшегося» царевича, идущего забирать «родительский престол», смутило многих. Ведь Борис Годунов был не «природным» государем, а избранным. Его сын Федор, если бы ему довелось править, считался бы куда более «твердым» и «правильным» государем, так как был бы вторым в династии и, следовательно, государем по крови. Но престол ему достался всего на несколько недель.

Недовольство знатных родов, угнетенных при Борисе Годунове, недовольство голодных и разоренных крестьян да еще активная помощь со стороны поляков и литовцев позволяли самозванцу восстанавливать свои силы даже после тяжелых поражений. Теперь же ему противостоял не матерый политик Борис Годунов, а всеми брошенный юноша. С такой мощью молодой неопытный сын Бориса Годунова справиться, конечно, не мог.

Москва открыла ворота Лжедмитрию I, российские воеводы перешли на его сторону, прежние недоброжелатели присягнули ему на верность. Федор, наследник престола, был убит. Так завершился первый акт Великой смуты.

В страшную годину воцарения самозванца Пожарский еще малозаметен. Он еще пребывает на задворках большой политики.

Предполагают, что при Борисе Годунове он участвовал в походе против первого самозванца. Допускают даже, что Дмитрий Михайлович бился в большом сражении при Добрыничах с армией Лжедмитрия I. Однако отправка его в поход сомнительна: Пожарский всего-навсего незадолго до кампании против самозванца получил жалованье и купил хорошего коня. Возможно, на этом коне он ездил сражаться с неприятелем, а возможно… не ездил. Свидетельства источников смутны. Сохранились списки должностных лиц воинства, отправленного против Лжедмитрия I. Имени Пожарского там нет. Значит, даже если князь ходил на самозванцеву рать, никаких командных должностей не занимал. Не был ни воинским головою, ни тем более воеводой.

Неотвратимо приближавшийся к Москве призрачный «царевич» не испытывал к молодому царедворцу злых чувств. Для игры, которую он вел, Пожарские вряд ли могли считаться серьезными фигурами… В лучшем случае – пешки. А какой с пешек спрос? Когда Борис Федорович умер, а Лжедмитрий I воцарился на Москве, ни сам Дмитрий Михайлович, ни род его не пострадали.