Полная версия
Сказки русских писателей. 3-4 класс
Война мышей и лягушек
(Отрывок)
Слушайте: я расскажу вам, друзья,про мышей и лягушек.Сказка ложь, а песня быль, говорят нам;но в этойСказке моей найдётся и правда. Милости жпросимТех, кто охотник в досужный часок пошутить,посмеяться,Сказки послушать, а тех, кто любит смотретьисподлобья,Всякую шутку считая за грех, мы просим покорноК нам не ходить и дома сидеть да высиживатьскуку.Было прекрасное майское утро. Квакундвадесятый,Царь знаменитой породы, властительближней трясины,Вышел из мокрой столицы своей, окружённыйблестящейСвитой придворных. Вприпрыжку онивзобрались на пригорок,Сочной травою покрытый, и там, на кочкеусевшись,Царь приказал из толпы его окружавшихпочётныхСтражей вызвать бойцов, чтоб его, царя,забавлялиБоем кулачным. Вышли бойцы; началося;уж многоБыло лягушечьих морд царю в угожденьеразбито;Царь хохотал; от смеха придворная квакаласвитаВслед за его величеством; солнце взошло ужна полдень.Вдруг из кустов молодец в прекраснойбеленькой шубке,С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка,на тоненьких ножкахВыскочил; следом за ним четыре таких же,но в шубкахДымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявшиПравую ножку, начал воду тянуть, и казалось.Был для него тот напиток приятнее мёда; головкуЧасто он вверх подымал, и вода с усастогорыльцаМелким бисером падала; вдоволь напившисьи лапкойРыльце обтёрши, сказал он: «Какое раздольестудёнойВыпить воды, утомившись от зноя!Теперь понимаюТо, что чувствовал Дарий, когда он, в бегствеиз мутнойЛужи напившись, сказал: я не знаю вкуснеенапитка!»Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчасСкачет она с донесеньем к царю:из леса-де вышлиПять каких-то зверьков, с усами турецкими, ушиДлинные, хвостики острые, лапки как руки;в осокуВсе они побежали и царскую воду в болотеПьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десяткомСтражей Квакун посылает хорунжего Пышкупроведать,Кто незваные гости; когда неприятели – взять их,Если дадутся; когда же соседи,пришедшие с миром,—Дружески их пригласить к царю на беседу.СошедшиПышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалосьБелых меж ними видать, и это мне чудно.Смотрите ж, —Спутникам тут он сказал, – никого не обидеть.Я с нимиСам на словах объяснюся. Увидим, что скажетмне белый».Белый меж тем с удивленьем великим смотрел,приподнявшиУши, на скачущих прямо к нему с пригоркалягушек;Слуги его хотели бежать, но он удержал их.Выступил бодро вперёд и ждал скакунов;и как скороПышка с своими к болоту приблизился:«Здравствуй, почтенныйВоин, – сказал он ему, – прошу не взыскать,что без спросуВашей воды напился я; мы все от охоты устали;В это же время здесь никого не нашлось;благодарныОчень мы вам за прекрасный напиток;и сами готовыРавным добром за ваше добро заплатить;благодарностьЕсть добродетель возвышенных душ».Удивлённый такоюУмною речью, ответствовал Пышка:«Милости просимК нам, благородные гости; наш царь,о прибытии вашемСведав, весьма любопытен узнать:откуда вы родом,Кто вы и как вас зовут. Я послан сюдапригласить васС ним на беседу. Рады мы очень,что вам показаласьНаша по вкусу вода, а платы не требуем: водуСоздал господь для всех на потребу,как воздух и солнце».Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воляБудет исполнена; рад я к его величеству с вамиВместе пойти, но только сухим путём, не водою;Плавать я не умею; я царский сын и наследникЦарства мышиного». В это мгновенье,спустившись с пригорка,Царь Квакун со свитой своей приближался.ЦаревичБелая шубка, увидя царя с такою толпоюНесколько струсил, ибо не ведал, доброе ль,злое льБыло у них на уме. Квакун отличался зелёнымПлатьем, глаза навыкат сверкали, как звёзды,и пузомГромко он, прядая, шлёпал. Царевич Белаяшубка,Вспомнивши, кто он, робость свою победил.ВеличавоОн поклонился царю Квакуну. А царь,благосклонноЛапку подавши ему, сказал: «Любезному гостюОчень мы рады; садись, отдохни;ты из дальнего, верно,Края, ибо до сих пор тебя нам видатьне случалось».Белая шубка, царю поклоняся опять, на зелёнойТравке уселся с ним рядом, а царь продолжал:«Расскажи нам,Кто ты, кто твой отец, кто мать, и откуда пришёлк нам?Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда,не таяся,Правду всю скажешь. Я царь и много имеюбогатства —Будет нам сладко почтить дорогого гостядарами».«Нет никакой мне причины, – ответствовалБелая шубка, —Царь-государь, утаивать истину. Сам я породыЦарской, весьма на земле знаменитой;отец мой из домаДревних воинственных Бубликов,царь Долгохвост ИринарийТретий, владеет пятью чердаками,наследием славныхПредков, но область свою он сам расширилвойнами:Три подполья, один амбар и две трети ветчинниОн покорил, победивши соседних царей,а в супругиВзявши царевну Прасковью-Пискуньюбелую шкурку,Целый овин получил он за нею в приданое.В светеНет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,Пётр Долгохвост, по прозванию Хват.Был я воспитанВ нашем столичном подпольепремудрым Онуфрием-крысой.Мастер я рыться в муке, таскать орехи,вскребаюсьВ сыр и множество книг уже изгрыз,любя просвещенье.Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:Раз случилось, что множество нас,молодых мышеняток,Бегало по полю взапуски; я как шальной,раззадорясь,Вспрыгнул с разбегу на льва,отдыхавшего в поле, и в пышнойГриве запутался; лев проснулся и лапой огромнойСтиснул меня; я подумал, что буду раздавленкак мошка.С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы.«Лев-государь, – ему я сказал, —мне и в мысль не входилоМилость твою оскорбить; пощади, не губи;не ровен час,Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,Он уж покушать успел) и сказал мне:«Ты, вижу, забавник.Льву услужить ты задумал. Добро,мы посмотрим, какуюМилость окажешь ты нам? Ступай».Тогда он раздвинулЛапу, а я давай бог ноги. Но вот что случилось:Дня не прошло, как все мы испуганы былив подпольяхНаших львиным рыканьем: смутилась,как будто от бури,Вся сторона. Я не струсил, выбежал в полеи что жеВ поле увидел? Царь Лев, запутавшисьв крепких тенётах,Мечется, бьётся как бешеный, кровью глазаналилися,Лапами рвёт он верёвки, зубами грызёт их,и былоВсё то напрасно – лишь боле себя онзапутывал. «Видишь,Лев-государь, – сказал я ему, —что и я пригодился.Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим».И тотчасСозвал я дюжину ловких мышат: принялись мыработатьЗубом, узлы перегрызли тенёт, и Лев распутлялся.Важно кивнув головою косматой и насдопустившиК царской лапе своей, он гриву расправил,ударилСильным хвостом по бёдрам и в три прыжкаочутилсяВ ближнем лесу, где вмиг и пропал.По этому делуПрозван я Хватом, и славу свою поддержать ястараюсь;Страшного нет для меня ничего; я знаю,что смелымБог владеет. Но должно, однако, признаться,что всюдуЗдесь мы встречаем опасность. Так бог ужземлю устроил —Всё здесь воюет: с травою Овца,с Овцою голодныйВолк, Собака с Волком, с Собакой Медведь,а с МедведемЛев. Человек же и Льва, и Медведя,и всех побеждает.Так и у нас, отважных Мышей,есть много опасных,Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки,а всех ихЗлее козни людские. И тяжко подчас намприходит.Я, однако, спокоен; я помню, что мнемой наставникМудрый, крыса Онуфрий, твердил:беды нас смиреньюУчат. С верой такою ничто не беда. Я доволенТем, что имею, счастию рад, а в несчастьене хмурюсь».Царь Квакун со вниманием слушалПетра Долгохвоста.«Гость дорогой, – сказал он ему, —признаюсь откровенно;Столь разумные речи меня в изумленье приводят.Мудрость такая в такие цветущие лета!Мне сладкоСлушать тебя: и приятность и польза!Теперь опиши мнеТо, что случалось, когда с мышиным вашимнародом,Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».«Должен я прежде о том рассказать,какие нам козниСтроит наш хитрый двуногий злодей, Человек.Он ужасноЖаден; он хочет всю землю заграбить одини с МышамиВ вечной вражде. Не исчислитьвсех выдумок хитрых, какимиНаше он племя избыть замышляет.Вот, например, онДомик затеял построить: два входа, широкийи узкий;Узкий заделан решёткой, широкий с подъёмноюдверью.Домик он этот поставил у самого входав подполье.Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладитьС нами желая, для нас учредил он гостиницу.ЖирныйКус ветчины там висел и манил нас;вот целый десятокСмелых охотников вызвали в домик забраться,без платыВ нём отобедать и верные вести принесть нам.Входят они, но только что начали дружновисячийКус ветчины тормошить, как подъёмная дверьс превеликимСтуком упала и всех их захлопнула. Тут поразилоСтрашное зрелище нас: увидели мы, как злодеиНаших героев таскали за хвост и в воду бросали.Все они пали жертвой любви к ветчинеи к отчизне.Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовилМножество вкусных для нас пирожкови расклал их.Словно как добрый, по всем закоулкам;народ нашОчень доверчив и ветрен, мы лакомки —бросилась жадноВся молодёжь на добычу. Но что же случилось?Об этомВспомнить – мороз продирает по коже!Открылся в подпольеМор: отравой злодей угостил нас.Как будто шальныеС пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинувРты, умирая от жажды, взад и вперёдпо подпольюБегали с писком они, родных, друзей и знакомыхБоле не зная в лицо; наконец, утомясь,обессилев,Все попадали мёртвые лапками вверх; запустелаЦелая область от этой беды; от ужасного смрадаТрупов ушли мы в другое подполье,и край наш родимыйНадолго был обезмышен. Но главное бедствиенашеНыне в том, что губитель двуногий крепкосдружился,Нам ко вреду, с сибирским котом,Федотом Мурлыкой.Кошачий род давно враждует с мышиным.Но этотХитрый котище Федот Мурлыка для наснаказаньеБожие. Вот как я с ним познакомился.Глупым мышонкомБыл я ещё и не знал ничего. И мне захотелосьВысунуть нос из подполья. Но мать-царицаПрасковьяС крысой Онуфрием крепко-накрепко мнезапретилиНорку мою покидать, но я не послушался,в щёлкуВыглянул: вижу камнем выстланный двор;освещалоСолнце его, и окна огромного дома светились;Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.Выйти не смея, смотрю я из щёлки и вижу:на дальнемКрае дороги зверок усастый, сизая шкурка.Розовый нос, зелёные глазки, пушистые уши.Тихо сидит и за птичками смотрит, а хвостик,как змейка,Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкойНачал усастое рыльце себе умывать. ОблилосяРадостью сердце моё, и я уж сбирался покинутьЩёлку, чтоб с милым зверьком познакомиться.Вдруг зашумелоЧто-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер.Какой-тоСтрашный урод ко мне подходил; широко шагая,Чёрные ноги свои подымал он, и когти кривыеС острыми шпорами были на них;на уродливой шееДлинные косы висели змеями; нос крючковатый;Под носом трясся какой-то мохнатый мешок,и как будтоКрасный с зубчатой верхушкой колпак, с головыперегнувшись,По носу бился, а сзади какие-то длинные крючьяРазного цвета торчали снопом.Не успел я от страхаВ память прийти, как с обоих боков поднялисьу уродаСловно как парусы, начали хлопать, и он,раздвоившиОстрый нос свой, так заорал, что менякак дубинойТреснуло. Как прибежал я назад в подполье,не помню.Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилосьсо мною,Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, —он сказал мне, —Свечку ты должен поставить уроду, который таккстатиКриком своим тебя испугал; ведь это наш добрыйСторож петух; он горлан и с своими большойзабияка;Нам же, мышам, он приносит и пользу:когда закричит он,Знаем мы все, что проснулися наши враги;а приятель,Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,Был не иной кто, как наш злодей записной,объедалоКот Мурлыка; хорош бы ты был, когда быс знакомствомК этому плуту подъехал: тебя б он порядкомпогладилБархатной лапкой своею; будь же вперёдосторожен».Долго рассказывать мне об этом проклятомМурлыке;Каждый день от него у нас недочёт. Расскажу яТолько то, что случилось недавно.Разнёсся в подпольеСлух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчикисамиВидели это глазами своими. Вскружилосьподполье:Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье,пляска, —Словом, мы все одурели, и сам мой ОнуфрийпремудрыйС радости так напился, что подрался с царицейи в дракеХвост у неё откусил, за что был и высеченбольно.Что же случилось потом? Не разведавши делапорядком,Вздумали мы кота погребать, и надгробное словоТотчас поспело. Его сочинил поэт нашподпольныйКлим по прозванию Бешеный Хвост;такое прозваньеДали ему за то, что, стихи читая, всегда онВ меру вилял хвостом, и хвост, как маятник,стукал.Всё изготовив, отправились мы на поминкик Мурлыке;Вылезло множество нас из подполья;глядим мы, и вправдуКот Мурлыка в ветчинне висит на бревне,и повешенЗа ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапыСловно как мёрзлые; оба глаза глядят не моргая.Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка,повешенКот окаянный; довольно ты, кот, погулял;погуляемНынче и мы». И шесть смельчаков тотчасвзобралисяВверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапыраспутать, но лапыСами держались, когтями вцепившись в бревно,а верёвкиНе было там никакой, и лишь толькок ним прикоснулисьНаши ребята, как вдруг распустилися когти,и на полХлопнулся кот, как мешок. Мы все по угламразбежалисьВ страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежити не дышит,Ус не тронется, глаз не моргнёт – мертвец,да и только.Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступатьпонемногуНачали: кто посмелее, тот дернёт за хвост,да и тягуДаст от него, тот лапкой ему погрозит,тот подразнитСзади его языком, а кто ещё посмелее,Тот, подкравшись, хвостом в носу у негопощекочет.Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, —тогда нам сказалаСтарая мышь Степанида, которой МурлыкиныкогтиБыли знакомы (у ней он весь зад ободрал,и насилуКак-то она от него уплела), – берегитесь:МурлыкаСтарый мошенник; ведь он висел без верёвки,а этоЗнак недобрый; и шкурка цела у него».То услыша,Громко мы все засмеялись. «Смейтесь,чтоб после не плакать, —Мышь Степанида сказала опять, —а я не товарищВам». И поспешно, созвав мышеняток своих,убраласяС ними в подполье она. А мы принялиськак шальныеПрыгать, скакать и кота тормошить. Наконец,поуставши,Все мы уселись в кружок перед мордой его,и поэт нашКлим, по прозванию Бешеный Хвост,на Мурлыкино пузоВзлезши, начал оттуда читать намнадгробное слово.Мы же при каждом стихе хохотали.И вот что прочёл он:«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,Рост богатырский, сизая шкурка, усы, как у турка;Был он бешен, на краже помешан,за то и повешен,Радуйся, наше подполье!..» Но только успелпроповедникЭто слово промолвить, как вдруг наш покойникочнулся.Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.Двадцать из нас осталось лежать на месте;а раненых втроеБолее было. Тот воротился с ободранным пузом.Тот без уха, другой с отъеденной мордой, иномуХвост был оторван, у многих так страшноискусаны былиСпины, что шкурки мотались, как тряпки,царицу ПрасковьюЧуть успели в нору уволочь за задние лапки,Царь Иринарий спасся с рубцом на носу,но премудрыйКрыса Онуфрий с Климом-поэтом досталисьМурлыкеПрежде других на обед. Так кончился пир нашбедою».. . . . . . . . . . . . . . . . . .Антоний Алексеевич Погорельский
(1787–1836)
Чёрная курица, или Подземные жители
Лет сорок тому назад в С.-Петербурге на Васильевском острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который ещё и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотою, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского острова не было весёлых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской церкви отделен был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями; манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом – одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее… Впрочем, не о том теперь идёт дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, – теперь же обратимся опять к пансиону, который лет сорок тому назад находился на Васильевском острове, в Первой линии.
Дом, которого теперь – как уже вам сказывал – вы не найдёте, был о двух этажах, крытый голландскими черепицами. Крыльцо, по которому в него входили, было деревянное и выдавалось на улицу… Из сеней довольно крутая лестница вела в верхнее жильё, состоявшее из восьми или девяти комнат, в которых с одной стороны жил содержатель пансиона, а с другой были классы. Дортуары, или спальные комнаты детей, находились в нижнем этаже, по правую сторону сеней, а по левую жили две старушки, голландки, из которой каждой было более ста лет и которые собственными глазами видали Петра Великого и даже с ним говаривали…
В числе тридцати или сорока детей, обучавшихся в том пансионе, находился один мальчик, по имени Алёша, которому тогда было не более девяти или десяти лет. Родители его, жившие далеко-далеко от Петербурга, года за два перед тем привезли его в столицу, отдали в пансион и возвратились домой, заплатив учителю условленную плату за несколько лет вперёд. Алёша был мальчик умненький, миленький, учился хорошо, и все его любили и ласкали. Однако, несмотря на то, ему часто скучно бывало в пансионе, а иногда даже и грустно. Особливо сначала он никак не мог приучиться к мысли, что он разлучён с родными своими. Но потом мало-помалу он стал привыкать к своему положению, и бывали даже минуты, когда, играя с товарищами, он думал, что в пансионе гораздо веселее, нежели в родительском доме.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.