Сцена пуста. Задник сцены представляет собой большой, во всю площадь сценического пространства, экран. В полной темноте и тишине на нём появляется изображение ядерного взрыва (документальная съёмка). С ростом ядерного «гриба» увеличивается звук взрыва – сначала это отдалённый рокот, потом – оглушающий грохот. Звук затихает. На экране Хиросима, последствия взрыва.

Из-за кулис, с двух разных сторон, на сцену выходят Белый и Чёрный. Первый во всём белом, второй – в чёрном. На Белом сорочка навыпуск, с отложным воротником, брюки, лёгкие туфли. Чёрный одет в рубашку с воротником-стойкой и погончиками, она заправлена в джинсы с широким ремнём, на ногах сапоги-казаки с цепочкой; у него чёрные аккуратные усики и шкиперская бородка. Некоторое время они, стоя в разных концах сцены, смотрят на ядерный «гриб»: Чёрный – руки в карманах, Белый – скрестив руки на груди.

Чёрный(подходит к Белому). Ну, как тебе мой ход? Сильно?

В центре сцены, наверху, высвечиваются большие весы (как у Фемиды), у которых одна чаша белая, другая – чёрная. Чёрная чаша со специфическим звуком опускается, перевешивая белую.

Белый. Да, но ведь после Хиросимы и Нагасаки люди уже много лет не убивают друг друга таким способом. Они научились использовать ядерную реакцию в мирных целях, во благо себе.

Весы медленно выравниваются.

Чёрный. Просто до людей дошло, что это равносильно самоубийству. Сработал инстинкт самосохранения. Пока сработал. Но, погоди, ещё появится там, у них, какой-нибудь политический вождишко, который не удержится и нажмёт-таки на ядерную кнопку. Вот увидишь. Больно уж велико искушение. Однако, обрати внимание: даже если пока исключить ядерный коллапс, воевать-то люди не перестали. И, думаю, никогда не перестанут.

Смотрят на экран. Там появляются узнаваемые документальные кадры: Первая, Вторая мировые войны, война американцев во Вьетнаме, война советских войск в Афганистане, Чечня, Югославия, Ирак, Сирия.

Ты знаешь, сколько лет они жили без войн? За всю историю, начиная с 3500 года до начала их эры и вплоть до XXI века, человечество просуществовало без военных конфликтов, только 292 года. А за пятьдесят лет после окончания Второй мировой войны у них было – не поверишь – всего двадцать шесть мирных дней. Целых человеческих полвека – и три с небольшим недели мирного существования! Каково?

Белый. Был у них такой философ, Платон. Он утверждал, что «война – это естественное состояние народов».

Черный. Вот-вот! А это значит, что сильнее всего в их мире Смерть. И зло всегда берёт верх над добром. Смотри!

На экране кадры: дети с вздувшимися от голода животами, взрослые, копающиеся на помойках в поисках еды, умершие и лежащие прямо на дороге нищие.

На Земле недоедают больше 820 миллионов человек. И каждый год голодающих прибавляется по 15-17 миллионов. От истощения страдают больше 50 миллионов человеческих детей до пяти лет.

И при этом, знаешь, во сколько человеку обходится, к примеру, создание только одного тяжелого стратегического бомбардировщика B-2 Spirit? В миллиард с лишним долларов! А сколько всего вооружения производится ежегодно на Земле…

На экране: военные корабли, военные учения, стрельба пушек, выброска десанта, запуск ракеты.

Знаешь, Белый, по сути, человечество – это сообщество живых тварей, в программу которых одновременно заложены две взаимоисключающие задачи: воспроизводиться и уничтожать себе подобных.

Белый. А, по-моему, здесь нет никакого противоречия: люди уничтожают себе подобных для того, чтобы устранить препятствия к собственному воспроизводству.

Чёрный (нервно ходит по сцене). Боюсь, ты путаешь людей с животными. Это звери убивают других зверей, чтобы дать жизнь своему потомству. Люди же далеко не всегда используют убийство именно в этих целях.

Белый. Да, но не забывай: по условиям Большого Эксперимента, им нельзя не убивать. Равно, как нельзя не красть, не обманывать, не прелюбодействовать. В общем, нельзя жить безгрешно – конечно, в их, человеческом, понимании греха. Потому что, если убрать из условия Эксперимента «минус», не останется никакого смысла в «плюсе» – он попросту станет невидимым. Стоит только добру стать нормой, оно перестанет быть добром. Их, людской, благодетели постоянно нужен контраст, пример с противоположным знаком, чтобы она оставалась таковою.

Чёрный. Значит, без меня никак, я им нужен!

Белый. Да. И ты тоже.

Чёрный. Ладно, идём, пора продолжить партию.

Оба идут в угол сцены, ближе к зрителям. Здесь стоит журнальный столик и два кресла – белое и чёрное. Каждый усаживается в своё – соответственно цвету. На столике шахматы. Они необычны: досок с фигурами много, они, примыкая друг к другу, образуют большой, плавно вращающийся в воздухе шар. Черный и Белый поочередно делают ходы на разных досках. Это напоминает сеанс одновременной игры, только играют лишь двое, а досок – множество.

В левом верхнем углу сцены большие круглые часы. Вместо цифр – одиннадцать светящихся вопросительных знаков и один восклицательный. Когда стрелка передвигается к очередному знаку (это передвижение происходит через каждую секунду), он из вопросительного превращается в восклицательный, как только стрелка двигается дальше, вопросительный знак восстанавливается. Каждое перемещение стрелок сопровождается громким отчетливым звуком, похожим на звук метронома. Часы, как и звук метронома, будут появляться время от времени, подсвечиваясь прожектором. Когда в них нет надобности, они исчезают в темноте.

Ваш ход, коллега.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Действующие лица:

Олег, 35 лет, обычный житель глубинки России.

Светлана, его жена, 28 лет.

Мать – старушка 70 лет, мать Олега.

Простая, скромно обставленная городская квартира. Кухня, за столом сидит Олег, он в домашнем халате, читает газету. Светлана накрывает на стол. Она на седьмом месяце беременности.

Олег. А мать-то где?

Светлана. В магазин пошла, за хлебом.

Олег (недовольно). Меня не могла попросить? Гоняешь старуху…

Светлана. Ничего, двигаться полезно. Что ж ей, так и сидеть в четырёх стенах? Да она и сама не против помогать по хозяйству.

После паузы, гремя ложками.

Олег, давай всё-таки вернёмся к тому вопросу. Рожать ведь мне скоро.

Олег. Ну да… (откладывает газету). Это понятно. Свет, поверь: всю голову уже сломал, но не знаю, что тут можно сделать. Какие варианты? Ну, будь я миллионером, купил бы ей где-нибудь поближе «однушку», и жили бы себе по соседству, я б её проведывал. А так…

С левой стороны сцены тихо открывается входная дверь, входит Мать. В стареньком плаще, в руках пакет с продуктами. Снимает плащ, вешает в шкаф, стоит в прихожей, прислушивается к разговору. Олег со Светланой не видят её.

Светлана. Да, ты правильно поступил, что её сюда перевёз из деревни, когда твой отец умер. И что машину после продажи дома купили – удачно получилось. Но сейчас, видишь, как ситуация складывается. Тесно нам будет, Олег. И малышу больше свежего воздуха надо.

Олег. Ты опять про Дом престарелых? Но, Свет, я ж тебе уже объяснял: никто не позволит определить туда пожилого человека при живом сыне. Не положено это по закону.

Светлана. Ты послушай. Я тут недавно встретила Маринку Ардашеву – помнишь её? – у неё похожая ситуация с мамой. Так ей умные люди подсказали, как быть.

Мать тихо сидит в прихожей на стуле, низко склонив голову.

Она перевезла свою мать в съёмную квартиру, а через какое-то время та написала заявление – мол, возьмите меня в стардом, так как дочка не ухаживает за мной и, вообще, даже не появляется у меня. Пришли соцработники, посмотрели – а Маринка специально в той квартире грязь развела, беспорядок – и благополучно забрали старушку. Так теперь Маринка не нарадуется.

Олег. Кошмар какой…

Светлана. Да чудак ты человек! Во-первых, ей там лучше. Там, знаешь, какие прекрасные условия проживания: и кормят хорошо, и всё чистенькое, и уход прекрасный, и, если что, медицинскую помощь прямо на месте оказывают. А, во-вторых… Ты уж прости, Олег, но… мама пожила своё. Теперь нам, молодым, надо жить. Да и веселей ей там будет: кругом такие же старики-старушки, есть с кем поговорить.

Пауза. Олег встаёт, подходит к окну, задумчиво смотрит на улицу.

Олег. Ну, не знаю… Понимаешь, нехорошо всё это как-то. Мерзко!

На кухню входит Мать.

Мать. На-ка, вот, Светочка, прими пакет. Небось, заждались меня с хлебом-то. Уж простите, старую, ноги-то не те уже, не молодые. Ну, давайте обедать.

Садятся за стол. Едят.

Сынок, ты знаешь, кого я сейчас в магазине-то встренула? Марию Степановну – ну, помнишь, тётя Маша, с того конца нашей улицы третий дом у них был. Корова у ней ещё однорогая была, Ночка.

Олег. Ну, помню. Бойкая такая старушка.

Мать. Вот-вот, она самая. Так ты, может, не знаешь – мы ж с ней землячки, обе из-под Костромы, с одной деревни. Она недавно побывала там. Ничего, говорит, живут люди, не разъехались ещё по городам.

Пауза.

Да! И привет она мне оттуда привезла. От кого, знаешь? От моей родной тётки – от тёти Гали, это моей мамы младшая сестра.

Олег. О как! А я думал, у нас с тобой не осталось уже родни.

Мать. Да-да, жива тётка-то. А я, чурка такая бесчувственная, даже не писала ей. Хорошая ведь она – помню, за мной, маленькой, ходила. И маме всегда помогала. Только, Степановна говорит, хворая она там, тётя Галя. Тяжко ей одной-то.

Олег(откладывает ложку). Это ты, мать, к чему?

Мать. А к тому клоню, сынок, что поехать туда хочу. Грех это – пожилого человека в болести одного оставлять. Не по-христиански это. Да и не чужая ведь она мне.

Олег. Ну, мать, ты даешь: куда тебе в глушь-то ехать? Ведь я саму тебя только из деревни перевёз, а ты опять туда хочешь. Да ещё куда-то под Кострому. Не молодая ты уже по глухомани-то шастать. А?

Мать. А ничего, сынок, ничего, я ещё, слава Богу, в силах пока. На печи лежнем не лежу, двигаюсь помаленьку. Мы вот как сделаем. Ты меня туда отправь – ничего, сама доеду, не заблужусь – я у тёти Гали поживу сколько-то, а потом и вернусь. У ней там домик хоть и невелик, а вдвоём не тесно будет. Пенсий наших нам хватит, это ты не беспокойся, много ли старухам надо. Сынок, ты уразумей: мне бы хоть доходить, за ней, за тёткой-то… А потом, глядишь, и обратно к вам вернусь.

Олег. Ну… даже не знаю.

Мать. И знать нечего. Покупай мне билет на поезд, да и дело с концом. А как внучка́мне родите, я приеду посмотреть на него. (Улыбается) Обязательно приеду. Очень уж хочется.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить и скачать всю книгу

На страницу:

Перейти

1 из 1