Ганс Крысолов

Святослав Логинов

Ганс Крысолов

Господь, спаси моё дитя!

Немецкая народная баллада.

Всюду жили чудеса. Они прятались под метёлками отцветшей травы, в позеленевших от жары лужах, среди надутых белых облаков, украшавших небо. Чудеса были любопытны, они тянулись к Гансу, старались дотронуться, согнувшись в три погибели выглядывали из-под кустов. Ганс не обижался, он и сам был любопытен. Если смотрят – значит так им лучше, не надо мешать. Вот и сейчас Ганс знал, что кто-то притаился за ветками, не решаясь выйти. Ничего, в свой срок покажется и он.

Ганс развязал котомку, достал ржаной сухарь и начал громко грызть. Оставшиеся крошки собрал на ладони, широко раскрыл её, показывая всем, и тихонько посвистел. С ближайшего дерева слетела пара пичуг – незнакомых, их Ганс видел первый раз. Усевшись на краю ладони, птички принялись быстро клевать. От частых осторожных уколов больно и сладко зудела кожа.

– А теперь, что надо сделать? – спросил Ганс.

Пичуги вспорхнули, но через минуту вернулись снова, уронив на ладонь по тяжёлой перезревшей земляничине. Слизнув ягоды, Ганс поднял к губам дудочку и взял тонкую ноту, пытаясь повторить утреннюю песню синицы. Но замер, не услышав даже, а просто поняв, что тот, кто возился за кустами, дождался своего часа и вышел.

Ганс медленно поднял взгляд. Перед ним стояла босоногая девочка лет семи, в замаранном и во многих местах заштопанном платьице. Девочка держала за руку мальчугана четырёх лет. Сразу было видно, что это брат и сестра. Мальчуган стоял, вцепившись в руку защитницы, и сопел, настороженно разглядывая Ганса. Руки и щёки детей были густо измазаны зеленью, землёй и земляничным соком.

Ганс улыбнулся.

– Ты тут колдуешь? – спросила девочка.

– Я тут обедаю, – сказал Ганс.

Он достал из сумки ещё один сухарь, протянул:

– Хочешь?

– Ты колдуешь, утверждающе произнесла девочка. – Я видела. И место тут волшебное, мы всегда приходим колдовать на эту поляну, потому что здесь под землёй самая середина ада.

– Да ну?! – удивился Ганс. – И как же вы колдуете?

– Надо взять лапу от чёрной курицы, старую змеиную кожу, и три капли крови невинного младенца, положить всё в горшок, который ночь простоял на кладбище, залить водой и варить целых три дня. Если потом обрызгать себя этим варевом, то сразу станешь невидимым.

– И получается? – с интересом спросил Ганс.

– Три дня варить надо, – пожаловалась девочка. – Вода выкипает, а добавлять нельзя.

– А где ты собираешься взять кровь невинного младенца?

– А он на что? – девочка дёрнула за руку брата. – Гансик, ты ведь дашь крови?

– Дам, – важно сказал мальчик.

– А я его потом колдовать научу. Так всегда делают. Когда я была невинным младенцем, старшие девочки у меня тоже кровь брали. Кололи палец и выжимали кровь…

Ганс не выдержал и расхохотался.

– Значит… когда ты была… невинным младенцем!.. А сейчас ты кто?..

– Я погибшая душа, обречённая геенне огненной, – личико девочки оставалось совершенно серьёзным. – Господин священник говорит, что все, кто учится колдовать, губят душу.

– Вот что, погибшая душа, – сказал Ганс, – давай есть сухари. У меня ещё много.

Он дал детям по большой корке и, когда они уселись рядом на траву, сказал:

– Брата твоего зовут Ганс, меня – тоже Ганс, а тебя как?

– Её Лизой зовут, – объявил Гансик.

– Значит ты, Лизхен, очень хочешь быть невидимой?

– Нет, – ответила Лизхен, – просто это легче всего получается, Чёрных кур у трактирщика полно, а змеиную кожу в лесу найти можно. Это же не верблюд.

– Зачем тебе верблюд? – изумился Ганс.

– Будто сам не знаешь? Головы приставлять. Людвиг нашёл у отца на чердаке медную лампу. Это же все знают: если намазать медную лампу верблюжьей кровью, а потом зажечь, то все, кого лампа осветит, представятся с верблюжьими головами и так будут ходить, пока не вымоешь лампу святой водой.

– Здорово! – признался Ганс. – хотя я видел много верблюдов и ещё больше медных ламп, а вот человека с верблюжьей головой ни разу не встречал.

– Так я и знала, что врут про головы! – в сердцах сказала Лизхен. – А вот ты лучше скажи, почему тебе птицы ягоды носят и совсем не боятся?

– А ты меня боишься?

– Нет, – призналась девочка. – Ты хоть и колдун, но не страшный. Ты добрый.

– Вот и они не боятся.

– А меня научи так.

– Хорошо, – сказал Ганс. – Я пока поживу здесь, ты приходи, я буду тебя учить.

– А мне можно? – ревниво спросил Гансик.

– И тебе.

– А Анне? Она внучка плотника Вильгельма.

– И Анне. Всем можно.

* * *

На следующий день они пришли ввосьмером. Кроме Лизхен и Гансика пришла долговязая девочка Анна, аккуратно одетый Людвиг принёс знаменитую лампу, явился беспризорный бродяжка Питер – беглый ученик трубочиста, маленький и неестественно худой. Ещё были два Якоба – сыновья подмастерьев кузнечного цеха, один из них вёл двухлетнюю сестрёнку Мари.

Ганс к тому времени кончил копать землянку и собирался отдохнуть.

– Ого! – воскликнул он, увидев ребят. – Как вас много! Если так пойдёт и дальше, то скоро весь город Гамельн переселится на мою поляну.

– Обязательно! – радостно отчеканила крошка Мари.

– А Гамельн большой? – с притворным испугом спросил Ганс.

– Очень, – подтвердила Лизхен. – Он больше Гофельда и Ринтельна. Только Ганновер и Ерусалим ещё больше.

– Тогда в моей землянке все не поместятся…

– Мастер, – бесцеремонно перебил бывший трубочист, – покажите, как вы птиц приманиваете.

Ганс достал дудочку. Звонкий сигнал взбудоражил лес. Кто-то завозился на верхушке дерева, зашуршал в траве, замер, уставившись чёрными капельками глаз. Первыми с ветки дуба спорхнули два лесных голубя. Они опустились Гансу на плечо и громко заворковали, толкаясь сизыми боками. Питер сглотнул слюну, в его глазах мелькнул огонёк. Голуби мгновенно взлетели.

– Мне можно? – спросил Питер.

Ганс протянул дудочку. Питер засвистел.

– Ничего… – растерянно сказал он.

– Ничего и не получится, – подтвердил Ганс. – Чтобы тебе поверили, надо быть добрым, а ты сейчас всего лишь голодный.

– Тогда пусть уходит и не возвращается, пока не поест, – решительно сказал Людвиг.

– Ты полагаешь, что это и есть доброта? – спросил Ганс.

Людвиг покраснел. Он развязал поясную сумку – вероятно, точную копию отцовской, достал оттуда два куска хлеба с маслом. Один протянул Питеру, другой, поколебавшись, разломил пополам и отдал Гансику и Мари, успевшим устроиться на коленях у Ганса.

– Это уже лучше, – улыбнулся Ганс.

Рыжая белка сбежала вниз по стволу, прыгнула на руки Гансу, уселась столбиком, потом ухватилась лапками за кусок хлеба, который держал Гансик. Гансик засопел и потащил к себе хлеб вместе с белкой. Белка зацокала.

– Тише, тише, – сказал Ганс.

Он отломил от куска корочку белке, остальное вернул мальчику. Мир был восстановлен.

– Его так не боятся, хоть он и жадный, – с завистью протянул Питер, облизывая масленые пальцы.

– Выходит, не такая простая это вещь – добро, – сказал Ганс. – Вот мы сейчас и подумаем вместе, каким оно может быть. Без этого у нас с вами ничего не выйдет.

Разговор затянулся на весь день. Ганс объяснял, спрашивал, показывал. Голос его охрип, губы распухли от непрерывной игры. Белка несколько раз убегала и возвращалась, стайками налетали шумливые птицы. Детишки ошалели от чудес и устали. Они съели все сухари, что были у Ганса, и кучу земляники, собранной суматошными дроздами. Мари уснула, свернувшись на расстеленной курточке Людвига. Гансик играл с белкой. Остальные всё выясняли, какой должна быть волшебная доброта.

– Если белка ко мне придёт, а я её схвачу? – нападал старший Якоб, умненький мальчик, единственный кроме Людвига, умевший читать. – Её же зажарить и съесть можно. Питер, вон, ест белок.

– Как её есть, если она любимая?! – крикнула Лизхен, а Анна, за весь день не сказавшая и десяти слов, молча пересела поближе к Гансику, чтобы в случае беды защитить белку.

– А как ты любимую курицу кушаешь? – не сдавался Якоб.

– Она по-другому любимая.

– Получается, что доброму человеку охотиться нельзя? – спросил Людвиг.

– Можно, – сказал Ганс, – но если ты пошёл за белкой, то не зови её. Пусть она знает, что ты её ловишь.

– Зачем?

– Иначе будет нечестно. Давайте разберём, может ли доброта обманывать… – Ганс обвёл глазами ребят и вдруг заметил, что уже вечер.

Летом темнеет поздно, солнце было ещё высоко, но в воздухе звенела совсем вечерняя усталость. Гансик, оставив белку, прикорнул рядом с Мари, проголодавшийся Питер сосредоточенно жевал листики щавеля.

– Хотя об этом мы поговорим в другой раз, – поправился Ганс. – Если хотите, приходите сюда… послезавтра. Завтра я пойду на заработки.

– Разве вам тоже надо работать? – удивлённо спросил младший Якоб.

– Работать надо всем, – сказал Ганс.

Он взглянул на спящую Мари, уже перекочевавшую на руки к брату, и добавил:

– Обязательно.

* * *

Городской лес тянулся от реки на восток, где грядой стояли невысокие, но крутые горы. Лес прорезала тропа на Ганновер, а у самой реки он был вырублен, земля распахана. Городские, церковные и свободные крестьяне селились там бок о бок в хуторах и маленьких деревеньках.

Туда и направился Ганс.

Город он обошёл. Он не любил стен, тесноты людского жилья, вони, грязи. В деревне всего этого нет – кто испачкан в земле, тот чист. Поэтому ночевать Ганс старался в поле или в лесу, а на заработки ходил в деревню.

Довольно быстро Ганс вышел на небольшой хутор. Здесь жили свободные зажиточные крестьяне – бауэры. Два пса бросились навстречу, исходя лаем. Но потом узнали Ганса и смолкли. Из-за дома вышел хозяин. Ганс ударил в землю посохом, на верхушке которого болталась связка высохших крысиных лап и хвостов.

– Мышей, крыс выводить! – закричал он.

– Проваливай! – отвечал хозяин, – А то собак спущу.

– Спускай! – Ганс рассмеялся.

Он подошёл к большому псу, и тот, радостно заскулив, принялся тереться лобастой головой об ноги Ганса. Пушистый хвост бешено молотил воздух.

– Слово знаешь… – одобрительно проворчал хозяин. – Тогда, давай, выводи. Получится – обедом накормлю и с собой дам.

Ганс пошёл к амбару, на ходу доставая дудочку. Пронзительно свистнул, затем последовала мучительная дребезжащая трель. В амбаре послышался шорох, что-то упало. Псы протяжно завыли. Ганс продолжал играть.

Себе на жизнь Ганс зарабатывал изгнанием крыс. Это были единственные живые существа, которые не вызывали у него радости. Они всегда жили около людей, больше всего их было в городах. Никто в мире не видел пользы от крыс. Они грызли, портили, грабили. Если крысе удавалось прижиться в лесу, она принималась разбойничать: без толку разоряла гнёзда, уничтожала жёлтых полёвок, гоняла на берегах речек смирную выхухоль, тревожила даже крота в его глубокой норе. Лесные обитатели словно понимали это и старались избавиться от серых разбойниц. Днём лисы и ястребы, ночью совы выслеживали их и били. Крысы жались ближе к жилью, прятались в погребах и амбарах, но тогда являлся Ганс и выгонял их.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.