Спасти Винни

Ден Истен

Спасти Винни

Пролог

Комната выглядела вполне прилично: дизайнерские обои, полукруг из точечных светильников на натяжном потолке, на полу – паркетная доска. У стены стоял большой стол с тремя изогнутыми мониторами, у окна расположился другой стол, узкий и стеклянный, с кофемашиной и подносом с одноразовыми стаканчиками и ложками. У второго окна – обтянутый искусственной кожей диван, рядом примостилось кресло, тоже кожаное.

Современно и аскетично.

Но Веня Пухов упорно сравнивал комнату с темницей в средневековом замке. А все потому, что он тут оказался не по своей воле! А еще потому, что за плотными жалюзи стояли окна со звуконепроницаемыми бронестеклами, способными выдержать попадание пули. Стрелять в них Веня не пробовал (нечем), а вот стулом выбить пытался – даже царапины не осталось. И не открыть никак – в торцы ручек врезаны замки. Ни проветрить, ни сбежать, ни на помощь позвать.

Веня яростно потер глаза и несколько раз моргнул. Сказывались длинные бессонные ночи и ударные дозы кофе – он чувствовал себя даже не вялым, а каким-то совершенно отупевшим, словно алкоголик после затяжных возлияний. Картину дополняли заторможенные движения и учащенное биение сердца, толкающего по сосудам отравленную кофеином кровь.

Он потер виски и невидящим взглядом уставился в черные мониторы. Пошевелил мышкой, пробуждая изображение на экранах и, вздохнув, опустил пальцы на беспроводную клавиатуру.

В голове было пусто и тоскливо, словно в сыром переулке с летающими на ветру газетами.

Веня, решив, что надо взбодриться, подошел к кофемашине и выбрал капсулу с самым крепким кофе. Посомневавшись немного, бросил ее обратно в коробку и вышел из комнаты. С ненавистью посмотрел на массивную металлическую дверь, отсекающую второй этаж от внешнего мира, и направился по коридору в ванную комнату.

Как же ему за неделю надоел этот маршрут! Он словно особо опасный заключенный, вынужденный ходить по тюремному дворику под присмотром охраны: от стены до стены, без права выйти за периметр из каменных стен и колючей проволоки.

В небольшой, упакованной в темный кафель, ванной он резко повернул рычаг смесителя вправо и одновременно дернул вверх.

Ледяная вода неприятно обожгла лицо, но Веня упорно умывался. Закрыв кран, посмотрел на отражение: тусклые глаза с красными прожилками, покрытые куцей растительностью щеки и унылая капля, стекающая с пухлого носа.

Полюбовавшись отражением и не найдя причин для радости, он вытер лицо бумажным полотенцем и вышел в коридор. Подумав немного, толкнул дверь лаборатории. Пошарив по стене, нащупал выключатели.

Многочисленные люминесцентные лампы осветили большую комнату с бегущими под потолком вентиляционными коробами. Белоснежные стены, отражая холодный свет, придавали лаборатории мертвящую атмосферу морга.

Веня прошел вдоль столов, затянутых в транспортировочную пленку, открыл-закрыл дверцы пустых шкафов для хранения химреактивов, потрогал коробки с пробирками и колбами. На стульях стопкой лежали запечатанные в полиэтилен халаты, перчатки и шапочки – все белоснежное и стерильное. В углу – две большие пластмассовые емкости с порошкообразным веществом – основой для будущего «коктейля». У дальней стены аккуратными рядами стояли деревянные ящики с дорогостоящим оборудованием.

При других обстоятельствах он бы только радовался новой лаборатории, потому что в родном НИИ высокомолекулярных соединений и биохимии, где все держалось на голом энтузиазме и синей изоленте, о такой роскоши можно было только мечтать.

О том, сколько денег вбухали его похитители, Веня мог только догадываться. Все было основательным, дорогим, с явным прицелом на долгое производство. Лишнее доказательство того, что никто не собирается делать ему поблажки: это не детский сад, где за твои капризы поставят в угол – здесь просто открутят голову.

Веня опустился на новенький стул и, обхватив голову, погрузился в мрачные размышления.

Все началось с того злополучного интервью одному федеральному каналу… Хотя нет, интервью было потом. Все началось с того, что Веня вместе с командой аспирантов химико-биологического факультета разработал препарат, способный вызывать у белых мышей состояние длительной эйфории. Мыши на все реагировали благожелательно: на яркий свет, отрицательные температуры, продолжительные голод и жажду, отсутствие сна. Им было в буквальном смысле на все фиолетово – они улыбались. И когда один из аспирантов поставил перед ними кактус – они с удовольствием его сожрали, несмотря на колючки. Спустя месяц им прекратили давать экспериментальный препарат, и мыши впали в черную депрессию: они лежали безжизненными белыми комочками, не реагируя на внешние раздражители и игнорируя пищу. Вернуть им хорошее настроение помогла повторная доза, отчего молодые ученые сделали вывод – препарат вызывает стойкую зависимость.

О Вениамине Константиновиче Пухове тиснули заметочку в журнале «Веселый катализатор», затем пригласили на телевизионную передачу, где он, опьяненный успехом и вниманием, имел неосторожность прихвастнуть, что при должной доработке и некоторых финансовых вливаниях, он бы смог создать препарат, способный сделать всех людей счастливыми. И препарат этот имел бы побочные эффекты не страшнее, чем у аспирина. И себестоимость такую же.

Спустя месяц, когда страсти вокруг Вени поутихли, его встретили крепкие ребята на машине без номеров, надели на голову черный пакет и долго везли в неизвестном направлении, по пути высказывая угрозы в его адрес и в адрес жены. Привезли сюда, сняли пакет и сказали, что ждут обещанный в телевизоре препарат, и пусть его не волнует финансовая сторона – все необходимое будет – только твори. Единственное, в чем наотрез отказали – это лабораторные мыши. Сказали, что испытывать «коктейль» будут сразу на людях (опустившихся торчков – как грязи), и настоятельно посоветовали не открывать свое маленькое кладбище и с первого раза все сделать красиво.

И сроки обозначили – три недели.

На вопрос, а что будет, если он не даст результат через три недели, ему ответили (с особой грустью в голосе), что если в положенный срок у них не будет «коктейля», то у Вени – не будет жены.

Он под давлением железных аргументов составил список необходимого оборудования, хотя понятия не имел, как справится один. Но страх за жену и собственную жизнь заставлял изображать готовность к сотрудничеству.

И вот теперь он сидит здесь, в этой новенькой лаборатории, смотрит на свою жалкую тень на светлом кафельном полу и гоняет невеселые думы, кляня себя за неуместное хвастовство и излишнюю самоуверенность.

И зачем он только пошел в этот телевизор?! Пусть бы это все оставалось в стенах родного НИИ! Зачем?!

«Молчание – золото», – пришел к выводу Веня и стал размышлять о жене. Злость на себя сменилась на тихую грусть по ней. Интересно, как она там? Страдает, наверное, от неизвестности.

Веня мучительно застонал. Чувство вины, помноженное на ощущение собственной беспомощности, буквально сдавило голову железным обручем. Он, чувствуя, что больше не в силах здесь находиться, встал и быстро вышел из лаборатории.

Вернувшись в свой кабинет-камеру, он сел за стол и попытался сосредоточиться на формулах, но в коридоре хлопнула дверь, затем в комнате появились двое охранников, за эту неделю ставших для него олицетворением вселенского зла. Особенно этот бородатый крепыш, по всей видимости, главарь. Он держал в левой руке пакет с логотипом кафе быстрого питания, а правой рукой подкидывал тяжелый фонарь с длинной ручкой. Второй охранник, чисто выбритый и худощавый, тоже не внушал симпатии. Их имен Веня не знал, но это не имело значения: преступники и подонки – вот их имена!

– Кушать подано! – с издевкой объявил бородатый и швырнул пакет на столик с кофемашиной.

– Спасибо, – выдавил Веня.

– Фу, да тут топор вешать можно! – поморщился худощавый, порылся в кармане черных джинсов и вытащил ключ. Подняв жалюзи, открыл одно окно, затем проделал те же самые манипуляции со вторым – ворвавшийся сквозняк быстро выгнал спертые запахи, наполнив комнату свежим, чуть отдающим горьковатой хвоей, воздухом.

Бородатый встал за спиной Вени и ткнул фонарем в мониторы.

– Слышь, неделю у тебя на экране одна и та же хрень! Буковки, циферки какие-то!

– Это формулы.

– Твои формулы по вене не пустишь! Или думаешь, что ты в отеле на полном пансионе?!

– Я стараюсь.

– Плохо стараешься! Столько бабла в тебя вбухали, лабораторию устроили, всяких склянок закупили, а ты только стараешься?! Нам результат нужен!

Веня не выдержал и повернулся.

– Я говорил, что мне нужен помощник?! Говорил! Мне нужен ассистент, желательно лаборант или студент последнего курса химфака!

– А бабу тебе сюда не вызвать?! – бородатый угрожающе постучал массивным фонарем о левую ладонь.

– Дайте хотя бы выход в интернет! Я поговорю с коллегами, посовещаюсь!

Бородач посмотрел на него с таким враждебным изумлением, словно Веня попросил его сделать что-то очень неприличное.

– За идиотов нас держишь?

– Я никому ничего не скажу! Мне нужно посоветоваться!

– Так посоветуйся со мной, – неожиданно предложил худощавый.

Веня перевел на него недоверчивый взгляд.

– С вами? Вы химик?

– Еще какой! – с усмешкой подтвердил тот. – По малолетству бомбочки из бертолетовой соли делал – училок в школе пугал. Или вот с карбидом приколы устраивали: кусочек карбида в банку кидаешь, водичкой слегка смочишь, потрясешь и поджигаешь. Взрывалось. Там еще какой-то дым выделялся вонючий. Весело было.

– Это не дым, а газ. И называется он ацетилен, – процедил Веня. – И как вы с такими скудными познаниями собираетесь мне помочь?

Худощавому очень не понравился ответ. Он схватил Веню за шею и пригнул к столу.

– Слышь, алхимик, а ты чего такой дерзкий?! Посмотрим, как ты переломанными пальцами будешь по клавиатуре стучать!

– Остынь! – прикрикнул бородатый. – Если с ним что-нибудь случится, то пальцы сломают нам!

Тот нехотя отпустил его и отошел в сторону. Бородатый скомандовал:

– Ну-ка, встань!

– Зачем? – испугался Веня и на всякий случай вцепился в подлокотники кресла.

Бородатый поставил фонарь на стол, обеими руками схватил Веню за воротник рубашки и буквально выдернул из кресла. Подтащил к окну.

– Что видишь?!

– Дома вижу.

– А за домами?

– Лес.

– Осину видишь? Так вот, если через две недели ты нам не дашь результат, я тебя лично за яйца подвешу на той осине! Я понятно выражаюсь?!

– Понятно, – выдавил Веня.

Бородатый подарил ему болезненный тычок в плечо и вышел. Худощавый запер окна и тоже удалился.

Веня с ненавистью посмотрел на закрывшуюся дверь, затем снова развернулся к окну. Среди возвышающихся вдалеке деревьев осин не было – лес был хвойным, но это совершенно не меняло сути: болтаться на осине или на кедре – удовольствие одинаково сомнительное. А в том, что похитители от слов перейдут к делу, он нисколько не сомневался.

Веня с тяжелым вздохом развернул принесенный пакет, от которого пахло жареной курицей. Оторвал ножку, грустно обглодал ее и выкинул кость в корзину для мусора, наполненную смятыми салфетками, одноразовыми стаканчиками и пустыми кофейными капсулами.

Вытерев жирные пальцы, он вернулся за стол. Машинально отодвинул забытый бородатым фонарь и уставился в мониторы.

Ничего не хотелось, не моглось, не думалось. Веня просто физически ощущал, что ему необходимо с кем-то разделить горечь своего положения, выплеснуть страх. И тут пришла идея: надо вести дневник. Он взял блокнот для заметок и занес ручку над разлинованной страницей. Погрыз кончик и натолкнулся взглядом на фонарь. Взял его в руки и внимательно рассмотрел: мощный, тяжелый, с прорезиненным корпусом и усиленной сталью кромкой. Такую вещь можно использовать не только по прямому назначению – для освещения, но и в качестве ударного предмета.

Веня нажал на кнопку и тут же зажмурился от яркого света, резанувшего воспаленные глаза.

Глава первая

И зачем она только ввязалась в эту авантюру?

Капа покосилась на Ежевичкина. Тот, уперевшись растопыренными пальцами в землю, пытался сесть на поперечный шпагат. При этом он старательно и, будто нарочно, раздражающе громко пыхтел.

– Егор, что ты делаешь?! – не выдержала она.

Он слегка шевельнулся – ноги разъехались еще чуть-чуть. Поднял на нее раскрасневшееся лицо и просипел:

– Ты же прекрасно видишь! Хочу сесть на шпагат!

– И зачем? Какая в этом жизненная необходимость?

– Растяжка улучшает кровообращение и укрепляет мышцы!

Капа фыркнула.

– К чему такие сложности? Я знаю более безопасный способ.

– И какой же?

Она скрестила руки на груди:

– Для этого достаточно окончить балетную школу, попасть в Большой театр, обрасти любовниками и поклонниками, поссориться со всеми, со скандалом вылететь из Большого театра. Ноги сами будут разъезжаться в шпагате: хочешь – в продольном, хочешь – в поперечном, хочешь – в бане, хочешь – на Мальдивах.

Ежевичкин поднялся и отряхнул руки:

– Капа, ты мне долго будешь зубы заговаривать, а? Мы с тобой как договорились? Здоровый образ жизни, утренняя гимнастика, бег…

– У меня давление! – возмутилась она. – Ты знаешь об этом!

Губы Ежевичкина тронула скептическая улыбка.

– Какие нелепые отмазки. Когда нужно, ты отлично бегаешь, несмотря на давление. Ну, хорошо. Пусть будет не бег, а ходьба. Но ходьба быстрая, энергичная, на свежем воздухе и не менее часа. Мы тут уже полчаса, однако я так и не увидел, чтобы ты сделала хоть какое-то упражнение. Одна болтовня.

Капа отошла на пару шагов, вытянула руки перед собой и стала приседать.

– Вот так, да?! Вот так, да?! Ты доволен?!

– А ты мне одолжений не делай! И не халтурь! Присед неполный!

Она, кряхтя, сделала полный присед. Ежевичкин заложил руки за спину и принялся прохаживаться вперед-назад:

– Похвально! Но что у нас с энтузиазмом?! Не вижу блеска в глазах! Ладно, отставить приседания! Наклоны в стороны! Ноги на ширину плеч!

Капа выпрямилась, расставила ноги и принялась делать наклоны в стороны.

– Сильнее, сильнее прогибайся! – командовал Ежевичкин.

– Уже прогнулась! Жила тихую жизнь, никого не трогала! Почти! Нарисовался на горизонте! – бурчала она. – Егор, может, нам лучше расстаться?!

– Теперь наклоны вперед! Хорошо, согласен! Забираю Сусанну! Сильнее наклоны!

– Кошку?! Кошку не отдам! Забирай утюг!

– О, да у тебе опыт в дележке имущества! Подумаю! Теперь бег на месте! Руки согнуть в коленях!

– Это как?

– Совсем уже заговорился с тобой! В локтях руки согни!

Капа не стала сгибать руки ни в коленях, ни в локтях – она села и капризно заявила:

– Надоело! Зачем мне это?!

Ежевичкин присел рядом, сорвал травинку и засунул в рот.

– Ленивая ты.

Она расправила руки и легла на траву. Прищурилась от солнца и улыбнулась.

– Пусть так. Моя лень никому не вредит.

– Тебе вредит.

– Зануда ты. Зачем куда-то бежать, ноги в локтях сгибать, наклоны эти, приседания, когда можно просто лежать и наслаждаться жизнью? Этим небом, тишиной.

Ежевичкин прилег рядом и, жуя травинку, принялся созерцать проплывающие облака. Насчет тишины Капа, конечно, преувеличила – несмотря на будний день, в парке было многолюдно и шумно, но небо действительно завораживало: лазурное, бесконечное, с редкими перышками облаков и маленьким самолетиком, оставляющим за собой двойной белый след.

– Ну да, в этом что-то есть, – согласился он. – Но скучно.

– Хочешь, можем прогуляться? – предложила она, вставая.

Ежевичкин поднялся и отряхнулся.

– Пойдем. Ленивая ты, говорю же, – вздохнул он и добавил мстительно. – В следующий раз тебя в парк не беру – буду один гимнастикой заниматься.

– Фу, какой злопамятный! – засмеялась она, взяла его за руку и повела по аллее старого парка – излюбленного места досуга горожан всех возрастов. Чинно прогуливались пожилые люди, бегали молодые спортсмены, носились дети на самокатах и ездили подростки на велосипедах. Кто-то осваивал ролики.

На скамеечке, под раскидистым кленом, сидел старичок. Он морщил лоб и крутил колесико миниатюрного радиоприемника, который при своих младенческих габаритах орал совсем как взрослый:

– … Как сообщается, от лесных пожаров пострадало около пятисот домохозяйств. Власти региона не забыли пообещать погорельцам традиционную компенсацию в размере 10 тысяч рублей…

Пальцы крутанули колесико, перестраивая приемник на другую волну.

– … и нескольких тонн контрафактных мягких игрушек. Особой популярностью у детей пользовался Микки Маус…

Колесико провернулось.

– … который вместе со своим сообщником был пойман оперативниками Вулканогорского уголовного розыска на исходе вторых суток…

Старичок посетовал, яростно накручивая колесо:

– Да что ж такое?! Одни новости! Песню бы какую душевную!

Наконец, сквозь помехи и треск прорвалась песня «Как молоды мы были». Морщины на лбу старичка разгладились, а глаза закрылись в блаженстве. Он вытянул ноги в стоптанных туфлях и весь обмяк, отдаваясь льющейся из динамика мелодии.

Они замедлили шаг.

– Хорошая песня, – сказал Ежевичкин.

– Хорошая, – согласилась Капа и добавила со вздохом. – Но почему-то с каждым годом слышать ее все грустнее.

Она крепче сжала его руку.

Впереди наблюдалось небольшое скопление людей. Возле памятника Пушкину стоял невысокий полный человек в мятом костюме. Судя по его напряженному лицу и нервному покашливанию, он явно к чему-то готовился. Люди – обычные прохожие – терпеливо ждали.

Капа и Ежевичкин встали в стороне. Оратор погладил бронзовую ногу Пушкина (видно, на удачу) и вскинул правую руку. Важно выпятил нижнюю губу, сдул челку с потного лба и с жаром продекламировал:

Легко ли сочинять стихи, хотите вы спросить?

Легко ли заплести из слова кружева?

Да так – чтоб в печень?! До глубин души?!

До самой кромки вросшего ногтя?!

Я вам отвечу как поэт, как гений

И как творец, обласканный судьбой,

К чьей мраморной последней колыбели

Потянутся народною тропой:

Надеть слова на нить души ранимой –

Совсем не мясо на кривой шампур.

Дотронуться строкой, прекрасной, милой –

Не шлепнуть девушку игривою рукой!

Творить, любить, страдать – удел поэта,

Средь миллиона слов найти одно

Вам не дано!

Он выдохнул, промокнул рукавом пот и картинно поклонился под жиденькие аплодисменты.

– Тебе понравилось? – спросила Капа.

– Нет, – не задумываясь, ответил Ежевичкин. – У нас в команде кок был – он тоже нечто подобное сочинял. Так и говорил про свое творчество: что попало. И готовил так же. Вот, что он успел сочинить, перед тем как его на берег списали. Настолько редкостный бред, что я даже запомнил.

Ежевичкин поставил ногу на бордюр и, вытянув руку, завыл:

Я морковочку в ломтик скрошу,

И говяжьи кости промою,

И лучок тонким кругом взрублю,

И свеколку нарежу с любовью!

Сухари мелкой пылью взрыхлю,

И просею муку белым снегом,

И белки от желтков отделю,

И все это – в духовку с разбега.

Я готовлю, пеку и варю!

Я творец в белоснежной одежде!

Каждый день в моем скромном меню

На тарелках любовь и надежда!

Капа захохотала.

– Какая прелестная чушь! Что попало!

– Потому и списали на берег – замучились это слушать и есть несочетаемое, – ответил Ежевичкин и обернулся на звук аплодисментов. Сквозь хлопающую толпу протиснулся тот самый поэт, почтительно кивнул и принялся яростно трясти ему руку, вращая глазами.

– Коллега, весьма впечатлен! Весьма! Прекрасные стихи! Слог, экспрессия, дерзость! Великолепно!

– Да это не я… – жалобно начал Ежевичкин, но поэт категорично помотал головой.

– Не скромничайте, коллега. И давно пишете? Публикуетесь?

– Да эти стихи…

– Понимаю. Вы скромный алмаз, который стесняется назвать себя бриллиантом. Как насчет совместных творческих вечеров?

– Понимаете…

– Прекрасно понимаю. Но нам не платят. Поэзия, тем более высокая, сейчас не в чести. Но могу обещать чаепитие с пряниками.

– А можно я подумаю? – торопливо спросил Ежевичкин, опасаясь, что его снова перебьют.

– Конечно. Но прятать свой талант в стол – в высшей степени неблагоразумно. Искусство должно принадлежать народу, коллега. Не смею задерживать более. Прошу запомнить: завтра, в субботу, на этом же самом месте мы будем читать стихи. Будем рады видеть вас и вашу музу. До свидания.

– До свидания! – в унисон и с облегчением ответили пенсионеры.

Поэт порывисто дернул потной челкой и гордо удалился.

– Он меня твоей музой назвал! – похвасталась Капа.

– Пойдем домой, ленивая муза.

***

Ежевичкин еще раз похлопал по карманам и вывернул подкладку.

– Наверное, выронил, когда шпагат делал, – неуверенно предположил он.

Капа сделала на лице строгое выражение.

– Раззява! И шпагат не сделал, и ключи потерял!

– Я сейчас, – Ежевичкин потянулся к кнопке вызова лифта, но в шахте загудело, и кабина поехала вверх. Тогда он махнул рукой и побежал по ступеням вниз.

Капа поковыряла ногтем замок, подергала за ручку – а вдруг? Но чуда не случилось. Со стороны квартиры раздалось короткое мяуканье.

– Сусанна, открой! – попросила Капа.

Разумеется, просьба так и осталась просьбой. Кошка почесала когти о дверь и затихла.

Капа постояла немного в раздумьях. До парка, если бегом, то десять минут, обычным шагом – втрое дольше. И неизвестно, сколько времени уйдет на поиск ключей в траве. В общем, можно смело отмерять полтора часа. Ну, час в лучшем случае. И не факт, что Егор вообще их найдет.

Наверху открылась дверь, послышались голоса.

– В общем, смету составлю, пришлю по электронке, а дальше уже согласуем дату. Договорились?

– Да, договорились. До свидания.

По лестнице спустился мужчина лет 35, с простым, ничем не примечательным лицом. В руке он держал прозрачную папку-конверт. Увидев Капу, присевшую перед дверью, спросил:

– Случилось что?

– Ключи потеряла.

– Засада. И долго сидите?

– Неделю, – буркнула Капа, мельком глянув на бесполезного незнакомца. Вот не любила она вопросы ради вопросов.

– Так вызвали бы кого-нибудь. Есть специальные замочные службы.

– Телефон забыла в квартире.

– У соседей бы попросили.

Капа не ответила. Незнакомец вдруг с подозрением прищурился:

– А это точно ваша квартира?

Капа прищурилась в ответ.

– А что, есть сомнения?

– Есть. Другой бы на вашем месте к соседям пошел или службу замочную вызвал, а вы неделю тут сидите. Я могу вскрыть, у меня и инструмент в машине есть, да только подозрительно все это выглядит. Попахивает незаконным проникновением в жилище. Статья такая есть.

– Откуда такие богатые познания? Личный опыт?

– Жена бывшая в уголовном розыске работает. Не здесь, в Вулканогорске.

Капа поджала губы. Назойливый тип начинал раздражать.

Она позвонила в соседнюю квартиру.

– Маша, ты меня знаешь? – спросила она миловидную молодую женщину, открывшую дверь.

– Баба Капа, что с вами? – испуганно спросила соседка.

– Где живу, знаешь? – Капа требовательно побарабанила по стене.

Палец соседки показал на соседнюю квартиру.

– Здесь. Баба Капа, что с вами? Вам плохо, да?

– Мне хорошо. Ключи потеряла.

– Так заходите! – с готовностью предложила соседка. – Вызовем кого-нибудь!

В глубине квартиры заплакал ребенок. Соседка засуетилась, не зная, бежать к ребенку или остаться с ней.

– Беги к дитю, я сама разберусь! – сказала Капа и закрыла дверь.

Любопытный незнакомец вопросы больше не задавал – он, встав на одно колено, внимательно изучал цилиндровый замок, в народе называемый «личинкой».

– Высверлить надо, а потом замок сменить.

– Я уже на все согласна.

– Пару минут подождите, я к машине спущусь за инструментом.

Пока он ходил, Капа от нечего делать попыталась сесть на шпагат. Попыхтела немного и, расписавшись в собственном бессилии, оставила эту затею.

Незнакомец поднялся по лестнице, держа в правой руке чемоданчик. Из кармана джинсов торчала толстая рукоятка отвертки. Он положил чемоданчик на пол, раскрыл и вынул аккумуляторную дрель, с деловитым видом выбрал нужное сверло и вставил в патрон. Дрель пару раз весело вжикнула вхолостую, уперлась сверлом в замок, чуть пониже скважины для ключа, и принялась вгрызаться в латунную поверхность.