На острие меча

– Да… вроде всё сходится… – просмотрев шифровку, сказал Берия и, взяв авторучку, написал на ней:

«Поездку Анны Зегерс разрешаю…»

Белоруссия. Минск

С момента его встречи с Иваном Михальчуком прошло три дня. Анджей продолжал трудиться в мастерской, но на его душе было неспокойно. Он никак не мог забыть бегающие глаза Михальчука. Что-то недоброе таилось в них. Анджей взглянул на часы. Сегодня ровно в полдень к нему должна была прийти Олеся Кебич. За те полгода, которые Анжей прожил в Минска, они встречались уже несколько раз. Олеся оставляла у него обувь своей хозяйки фрау Кубе и заодно текст сообщения. Анджей шифровал его и передавал в Москву.

Увидев, что большая стрелка часов почти остановилась на цифре двенадцать, Анжей положил на верстак старый стоптанный ботинок, к которому он пришивал новую подошву и осмотрелся вокруг. Вдруг его глаза встретились с глазами мужчины, который стоял у киоска, в котором торговали бижутерией. Он был одет в серый плащ и такого же цвета велюровую шляпу. Анджею показалось, что он уже видел его. Он напряг память и вдруг вспомнил, что этот же мужчина стоял на улице, когда он сегодня утром выходил из дома. Руки Анджея похолодели. Он посмотрел по сторонам и увидел, что ещё несколько мужчин в таких же серых плащах и шляпах находятся в магазине. Анджей, наконец, понял, что таилось в глубине глаз Ивана Михальчука…

Стрелка на часах неумолимо приближалась к цифре двенадцать. Анджей увидел, входящую в магазин Олесю Кебич. Чтобы принять единственно верное решение, Анджею потребовалось всего несколько секунд. Он встал со стула и, вдруг перепрыгнув через стойку, побежал по коридору к окну, выходящему на улицу. Одетые в серые плащи мужчины бросились ему наперерез. Анджей увернулся от них и всем телом бросился в окно. Послышался звон разбитого стекла. Анджей упал на мостовую, поднялся на ноги, но тут же снова упал, сбитый на землю ударом кулака. Двое мужчин в серых плащах подняли его, завели руки за спину и надели на них наручники. Рядом остановилась легковая машина. Мужчины посадили в нее Анджея и машина, включив сирену помчалась по улицам Минска.

Анджей очнулся в какой-то комнате. Он поднял голову. Прямо в лицо ему светила сильная электрическая лампа. Он сидел на табурете за деревянным столом. Его руки были скованы наручниками, прикреплёнными к столу, и он не мог ими даже пошевелить. Напротив него сидел мужчина, которого он видел в магазине. Теперь на нём была эсэсовская форма. «Кажется шарфюрер» – решил Анджей, вспомнив чему его учили в разведывательно-диверсионной школе НКВД. Вдруг взгляд Анджея упал на, стоящую в углу комнаты радиостанцию. Он понял, что отпираться бессмысленно. Ему конец. Единственное, что он теперь может сделать, это не выдать тех людей, которые были с ним связаны.

Сидящий напротив Анджей, шарфюрер надел на руки кожные перчатки и положил на стол рядом с руками Анджея: щипцы, скальпель и несколько длинных хирургических игл.

– Пан Скавронский, – сказал он по-немецки. – Я не буду задавать вам лишние вопросы. Вы сами всё прекрасно понимаете, – шарфюрер кивнул на, стоящую в углу комнаты, радиостанцию. – Либо вы согласитесь отвечать на вопросы, либо… – шарфюрер взял в руки щипцы и поднес их к лицу Анджея. – Я заставлю вас это сделать. Решайте!

Анджей посмотрел на щипцы, затем тихим, но твёрдым голосом ответил тоже на немецком языке:

– Я всё уже давно решил…

Шарфюрер понял брови и криво усмехнулся.

– Я вас понял, пан Скавронский, – сказал он, сжимая один из пальцев левой руки Анджея щипцами. – Как бы вам не пришлось потом пожалеть о вашем решении…

Шарфюрер с силой сжал рукоятки щипцов. Раздался хруст ломающихся костей. По щипцам потекли тонкие струйки крови. Лицо Анджей побелело. От нестерпимой, с ума сводящей боли он на секунду потерял сознание. Затем его лицо исказилось судорогой. Он громко застонал, но тут же умолк, закусив до крови нижнюю губу. На его лбу выступила холодная испарина. Не спуская глаз его лица, шарфюрер зажал щипцами следующей палец. Снова раздался хруст костей. Перед глазами Анджея встала тёмная пелена и он, потеряв сознание, бессильно свесил голову на грудь.

Белоруссия. Минск

– Поздравляю вас, господин Сокольников, с боевым крещением! – дружески улыбаясь, сказал оберфюрер Лемке, сидящему перед ним на стуле лейтенанту Сокольникову, рядом с которым стояла переводчица. – Вы отлично выполнили задание. Этим Скавронским занялся шарфюрер Кригер и я уверен, что скоро тот начнёт давать показания.

Лейтенант Сокольников с подобострастным выражением лица слушал оберфюрера. Тот продолжил.

– Теперь о том, что вы должны делать дальше… – Лемке сделал паузу, размышляя о чём-то и затем продолжил свою речь. – После вашей встречи со Скавронским мы запеленговали работу радиостанции в том районе, где он жил. А это означает, что Скавронский передал в Москву информацию, которую вы ему сообщили и теперь вам следует ожидать вашего, так сказать бывшего коллегу из НКВД…

При этих словах, лейтенант Сокольников кисло улыбнулся. Увидев его улыбку, оберфюрер Лемке, погрозил ему пальцем.

– Запомните Сокольников, – сказал он строгим голосом. – После ареста Скавронского вам нет пути назад. Предательство НКВД никому не прощает и вас не спасёт даже ваш высокопоставленный родитель. Теперь вы наш с потрохами. Вернуться в Москву вы сможете только с нашей помощью. Я звонил сегодня шефу разведки СД бригадефюреру Шелленбергу. Он считает, что после того, как мы закончим операцию в Минске, вы сможете вернуться в Москву. Он поможем вам оправдаться перед вашим начальством. Ну а теперь идите…

Сокольников встал со стула и, держа в руках кепку, стал пятиться к двери.

– Идите, идите… – нетерпеливым голосом приказал ему Лемке.

Когда за Сокольниковым и переводчицей закрылась дверь, Лемке снял трубку телефон и попросил соединить его с шарфюрером Кригером.

– Ну как там у вас дела, Кригер? – спросил он. – Что? Скавронский продолжает молчать… Очень жаль, – на лице Лемке появилась кислая мина. – Я был уверен, что вы его разговорите. Он не производит впечатление сильного человека. А сейчас Кригер сделайте следующее… – голос Лемке стал строгим и требовательным. – Приведите Скавронского в порядок. Вколите ему побольше морфия. Я хочу показать его Олесе Кебич. Я вызвал её к себе. Думаю, что мы рано закрыли дело с грифом «Мария Ольховская». Помните, как звали её компаньонку? Правильно… Эта же фамилия у Анджея и ему просили передать привет от его сестры Зоси. Я уверен, что это не простое совпадение. Я попросил наших людей составить список постоянных клиентов этого сапожника, и фамилия Кебич в нём тоже фигурирует.

В дверь кабинета Лемке кто-то постучал.

– А вот и Кебич! – со смешком сказал Лемке. – Приведите Кригер Скавронского в мой кабинет через пять минут.

Положив трубку телефона, Лемке крикнул:

– Входите!

Дверь открылась и в кабинет вошла Олеся Кебич. Она была одета в элегантный серый костюм и туфли на высоких каблуках. Ее руки облегали мягкие кожаные перчатки. Золотистые волосы девушки прядями спадали ей на плечи. Лемке привстал с кресла и сделал Олесе приглашающий жест рукой.

– Проходите, фройлян Кебич! – изобразив на лице радушие, сказал он. – Садитесь на стул. Вот что значит весна! Вы хорошеете с каждым днём!

– Добрый день, господин оберфюрер! – поздоровалась с Лемке Олеся и одарила его приветливый улыбкой.

Она подошла к стулу и села на него, закинув ногу на ногу.

– Вы меня вызывали? – спросила она Лемке.

Тот сел в кресло и, открыв сейф, вытащил оттуда папу с документами. Затем он обратился к девушке:

– Фройлян Кебич, мы арестовали очень опасного преступника. Я хочу, чтобы вы его опознали…

– Кто?.. Я?.. – удивлённо спросил Олеся, изобразив на лице растерянность.

– Да, именно вы, – ответил Лемке, прищурив глаза. – Возможно вы его где-то видели…

– Ну хорошо, я согласна… – пожав плечами, ответила Олеся

Дверь кабинета распахнулась и в него вошёл шарфюрер Кригер, таща за собой Анджея Скавронского. Тот шёл, шатая из стороны в сторону, с трудом переставляя ноги. Руки Анджея, замотанные окровавленными бинтами, бессильно свесились вниз. Увидев его, Олеся непроизвольно вскрикнула и закрыла рот рукой в перчатке. Кригер поставил шатающегося Анджей рядом со стулом, на котором сидела Олеся, и обеими руками стал придерживать его за плечи. Олеся безмолвно смотрела на него.

– Вы знаете этого человека? – спросил Олесю Лемке.

Та, продолжая молчать, кивнула головой.

– И кто это? – снова спросил Лемке, впиваясь глазами в лицо девушки.

Это, с-сапожник… – заикающийся голосом ответила Олеся. – Я у него чинила обувь фрау Маргариты Кубе.

– Ну, а вы, господин Скавронский? – обратился Лемке к Анджею.

Тот с трудом разлепил опухшие кровоточащие губы и с презрением ответил:

Это, шлюха гауляйтера… Я ей в обувь гвозди всегда подкладывал.

– Ах ты мразь! – Олеся вскочила со стула и с размаху влепила Анджею звонкую пощечину.

Ее лицо до этого бледное и растерянное вдруг стал красным и злым. Лемке внимательно следил за этой сценой. Некоторое время он размышлял. Затем по его губам скользнула еле заметная усмешка. Он дал Кригеру знак, чтобы тот вывел Скавронского. Когда за ними закрылась дверь, он сказал:

– Благодарю вас, фройлян Кебич! Вы нам очень помогли.

– Я могу идти? – спросил его Олеся, вытирая платком покрасневшие от слёз глаза.

– Да, можете… – ответил ей Лемке.

Когда Олеся пошла к двери, Лемке проводила её долгим задумчивым взглядом.

Москва. Лубянка. Здание НКВД

Анне Зегерс шёл двадцать пятый год. Это была высокая стройная девушка с венчиком коротко подстриженных золотистых волос. Она, как бы олицетворяла собой идеал женщин Третьего рейха. В ней с избытком имелось всё то, что так ценили его вожди – Адольф Гитлер и Йозеф Геббельс. Живя в Германии, Анна вполне могла бы сделать успешную карьеру театральной актрисы или фотомодели. Несмотря на свою внешность и цвет волос, Анна обладала цепким аналитическим умом, сильным характером и выдержкой. В отличие от своих сверстниц на долю Анны выпало немало испытаний и жизненных невзгод. Её отец Альфред Зегерс, видный член Коммунистической Партии Германии, после прихода нацистов к власти эмигрировать в Советский Союз. Анна выросла и повзрослела в этой стране и по праву считала её своей второй Родиной. Она искренне верила в её идеалы и ненавидела фашизм и для этого у неё были веские причины. Ее мать была замучена нацистами в концлагере Равенсбрюк.

Незадолго до войны Анной Зегерс заинтересовалось НКВД. Она окончила специальную школу и ей было присвоено звание – сержант госбезопасности. За прошедшее с тех пор время, Анна выполнила уже несколько сложных заданий и два раза побывала за линией фрунта. Её наградили орденом Красной Звезды. Теперь ей предстояло выполнить новое задание.

Тёплым апрельским днём Анна Зегерс сидела в кабинете начальника четвёртого управления НКВД старшего майора Судоплатова и внимательно слушала то, что он ей говорил.

– Твоё основное задание, Анна, – говорил Судоплатов, глядя в глаза девушки. – Возобновить контакт с подполковником Бауэром и получить у него информацию о подготовке нового немецкого наступления под Курском. Генеральный штаб интересует: дата начала наступления, направления ударов немецких войск, их численность и вооружение. Все остальные дела можно пока отложить. Понравишься ты Бауэру или нет, сейчас не так важно. Еще раз повторяю, главное это та информация, которой он располагает.

Анна Зегерс с пониманием кивнула головой.

– В Минске ты будешь работать с двумя людьми, – Судоплатов положил перед Анной папку с документами. Это Иван Михальчук и Анджей Скавронский… Где они живут и как с ними связаться указано в этой папке. Внимательно изучи её… – Судоплатов сделал паузу и затем продолжил. – Я на всякий случай дам тебе адрес еще одного нашего человека в Минске, но воспользоваться им ты можешь только в крайнем случае. Дело в том, что Скавронский несколько дней назад должен был нам передать сообщение от него, но он почему-то этого не сделал. В Минск ты пойдёшь тем же маршрутом, что и Михальчук. Тебя сбросят на парашюте в урочище Шершуны. Дальше ты сядешь на станции Весняки в поезд и через два часа будешь в городе. – Судоплатов снова надолго замолчал, видимо решая, говорить ему или нет, но потом, решившись, сказал. – У майора Николаев есть сомнения относительно Ивана Михальчука. Несмотря на его анкету. Я с ним согласен. Непонятно, как он себя поведёт в критической ситуации. Поэтому, приехав в Минск, вначале проверь, всё ли там в порядке…

Белоруссия. Минск

Анджей очнулся в камере. Он лежал на цементном полу. Рядом с ним сидел на корточках ещё какой-то человек. Он мокрой тряпкой стирал с лица Анджея кровь. Анджей удивился, что он не чувствует боли. Видимо, ему опять вкололи наркотик. Шарфюрер, который его допрашивал, всегда так делал. Доводил почти до смерти и затем, сделав укол, опять возвращал его с того света. Мучения Анджея становились всё нестерпимее. Он чувствовал, что находится на грани своих человеческих сил. Несколько раз он был на волосок от того, чтобы стать предателем и, только потеря сознания, спасала его от этого. Он понимал, что может не выдержать и только смерть может спасти его. Поэтому, он желал и ждал смерти. Смерть была его избавлением от мучений. Перед глазами Анджея вдруг стали проноситься картины из его прошлого. Он стал как бы проваливаться в другой мир, где не было войны и смерти, где все люди любили друг друга. Вдруг Анджей почувствовал, как его сердце начинает биться все реже и реже и он, как ни странно, обрадовался этому, так как это сулило ему избавление от мучений и предательства.

Калужская область. Сухиничи

Майор Николаев прибыл Сухиничи через три часа после выезда из Москвы. Шофёр майора гнал машину, нарушая все правила и отчаянно сигналя на перекрёстках. Несколько раз машину останавливала дорожная инспекция, но увидев удостоверение Николаева, сразу пропускала дальше. Приехав в Сухиничи, Николаев первым делом пошел искать генерал-майора Сивцова. Тот принял его в кабинете начальника штаба фронта. Рядом с Сивцовым сидели еще несколько офицеров. Доложив Сивцову о своем прибытии и получив разрешение присутствовать на совещании, Николаев присоединился к ним.

Докладывал командир дивизии войск НКВД, которая охраняла тылы Западного фронта, полковник Первухин.

– После поступления сигнала о пропаже лейтенанта Скавронской, – говорил он. – были подняты по тревоге все подразделения дивизии. Они перекрыли возможные пути отхода немецких диверсантов через линию фронта к своим. Сейчас ведется радиопеленгация района вокруг Сухиничей. Прочёсываются районы, где могут скрываться диверсанты.

Генерал-майор Сивцов спросил:

– С момента похищения прошли почти сутки. Могли ли диверсанты за это время перейти линию фронта?

– Нет, товарищ генерал, это исключено, – ответил полковник Первухин. – Диверсанты могут двигаться только ночью. Днём они вынуждены скрываться. Сухиничи это прифронтовая полоса. Здесь находится много наших войск. До линии фронта около ста километров. За день они могут пройти в лучшем случае километров двадцать – двадцать пять. Я уверен, что группа, захватившая лейтенанта Скавронскую, находится на нашей территории.

– Разрешите, товарищ генерал? – сидевший рядом с Николаевым, щуплый лейтенант в очках поднял руку.

Увидев разрешающий жест Сивцова, он встал со стула и сказал:

– Я лейтенант Горегляд, начальник службы радиоперехвата. Мы установили, что из района Сухиничей постоянно выходит в эфир рация с позывными «джи-эм-восемь». Расшифровать передачи пока не удаётся и запеленговать ее местонахождения тоже, так как время ее работы не превышает минуты. Но вчера ночью, как раз после исчезновения лейтенанта Скавронской, рация работала три минуты, и мы смогли определить место ее выхода в эфир.

– Покажите на карте, – приказал Горегляду Синцов.

Тот склонился над, лежащей на столе картой, и отметил на ней точку юго-западные Сухиничей.

– Диверсанты, наверняка прорываются на Думичево и Запрудное. Видимо, здесь они хотят перейти линию фронта, – уверенным голосом сказал полковник Первухин.

– Какие действия, товарищ полковник, вы предприняли после получения информации от лейтенанта Горегляда? – спросил Первухина генерал Сивцов.

– В этот район была срочно переброшена наша лучшая разведрота. – ответил Первухин. – Ею командует капитан Иноземцев. По сообщениям, полученным от него, рота прочесала район выхода рации в эфир и обнаружила следы диверсантов. Сейчас проводится их преследование.

Генерал-майор Сивцов в раздумье прошёлся по кабинету. Затем он подошёл к столу и сказал:

– Товарищи, эта операция проводится под контролем наркома Берии. О ней доложено товарищу Сталину. Поэтому цена каждой нашей ошибки очень высока. В Сухиничи сейчас срочно перебрасывается ещё одна дивизия войск НКВД, чтобы живым щитом закрыть немецким диверсантам путь через линию фронта. Это даст нам время, чтобы их найти. Этим будут заниматься поисковые группы. Район вокруг Сухиничей надо разбить на квадраты и тщательно их обыскать. Немецкие диверсанты должны быть найдены. Прошу всех приступить к выполнению своих обязанностей!

Сидящие за столом, офицеры стали вставать со стульев и покидать кабинет. Майор Николаев подошёл генералу Сивцову и обратился к нему:

– Товарищ генерал, решите мне отбыть в роту капитана Иноземцева и принять участие в преследовании диверсантов?

Увидев разрешающая жест Сивцова, майор Николаев вышел из кабинета.

Часть вторая. У последней черты

Белоруссия. Урочище Шершуны

С парашютным прыжком Анне не повезло. В ночь её выброски разыгралась непогода. Пилот самолёта решил возвращаться, но Анна, посмотрев на бьющие в иллюминатор снежные хлопья, всё же решила прыгать. Как только она покинула борт самолёта, её закружило так, что она потеряла ориентировку и никак не могла понять, где находится земля, а где небо. Вокруг неё всё тонуло в снежных вихрях. Досчитав до пятидесяти, она дёрнула за кольцо. Над ней с громким хлопком раскрылся купол парашюта и её тут же потянуло куда-то в сторону. Анна изо всех сил натянула стропы парашюта, но ветер был так силен, что сопротивляться ему у неё не было сил. Она отпустила стропы и отдала парашют во власть стихии. Вскоре, в густой снежной пелене она стала различать верхушки сосен. Она приготовилась к приземлению – согнула в коленях ноги и скрестила руки на груди. Но до земли она так и не долетела. Парашют застрял на верхушке сосны, после чего Анна, расстегнув лямки упала в глубокий снег.

Первым делом она огляделась вокруг, пытаясь понять, как далеко её отнесло от запланированного места приземления – большой поляны, окружённой густым высоким ельником. Поляны нигде не было видно. Анна поняла, что оказалась на незнакомой местности и решила до утра ничего не предпринимать. Она укрылась от снега под густыми ветками, растущей чуть поодаль сосны и, вытащив из рюкзака тёплую накидку, закуталась в нее с головой. Под звук, воющего между сосен ветра, она не заметила, как заснула…

Анна проснулась от какого-то шума. Она открыла глаза. Затем, стряхнула с себя снежные комья и осторожно выглянула из своего убежища. Вокруг никого не было. Вдруг недалеко от неё ветки сосен зашевелились и из-за них вышли несколько человек, одетых в полушубки и шапки-ушанки. На одной из шапок Анна увидела красную ленточку. Она облегчено вздохнула и уже собралась выйти им навстречу, но какая-то смутная тревога остановила её. Она много раз бывала в отрядах белорусских партизан. Люди в полушубках и шапках ушанках не были на них похожи. Они громко разговаривали и иногда вынимали из карманов и прикладывали ко рту бутылки с мутноватой жидкостью. Анна внимательно наблюдала за ними, всё более убеждаясь, что эти люди не те, за кого себя выдают. Вдруг, человек в ушанке с красной ленточкой увидел на верхушке сосны парашют Анны. Он подбежал к сосне и затем, вынув из кармана ракетницу, выстрелил из неё в воздух. Над верхушками сосен вспыхнула ярко-красная звезда. Анна насторожилась, в душе проклинай себя за то, что сразу после приземления не сняла с сосны парашют и не закопала его. Вскоре за деревьями послышались новые голоса, и Анна увидела, что к сосне подходят несколько немецких автоматчиков. Человек в ушанке с красной ленточкой вытянулся перед одним из них и отрапортовал. В лесной тишине Анна хорошо расслышала его слова.

– Господин роттенфюрер, вот его парашют! Я видел, как парашютиста отнесло в этот район.

– Очень хорошо! – ответил роттенфюрер и похлопал говорившего по плечу.

Затем роттенфюрер приказал автоматчикам снять парашют с сосны. Анна поняла, что ей надо, как можно быстрее, уходить отсюда. Она на четвереньках выползла из-под сосны и, спрятавшись в густых зарослях елового подлеска, что было сил побежала вглубь леса. «Скоро сюда привезут собак и начнут искать мой след…» – на ходу думала она, пробираясь через сосновые заросли. Она остановилась чтобы отдышаться и вытащила из кармана компас. Определив, где находится юг она направилась туда, припомнив, что именно там находится станция Весняки, на которой ей надо было сесть на поезд.

Калужская область. Сухиничи

Майор Николаев нашёл капитаны Иноземцева в деревне Замостье. Она находилась рядом с глубоким оврагом, по дну которого несся бурный поток талых вод. Возле Иноземцева стояли два проводника с собаками и человек пять бойцов в пятнистых маскхалатах. Николаев представился Иноземцеву и сказал, что лейтенант Скавронская служит у него в отделе и, поэтому руководство прислало его, как человека хорошо её знающего. Капитан Иноземцев бросил на Николаева недовольный взгляд и сказал, что он сам в состоянии выполнить приказ генерала Сивцова.

– Не беспокойтесь, товарищ капитан, – заверил его Николаев. – Обузой я вам не буду. Я боевой офицер. Несколько раз был за линией фронта, выполняя задания руководства. И хотя я старше вас по званию, вмешиваться в руководство роты не стану.

– Хорошо, – Иноземцев окинул Николаева оценивающим взглядом и протянул ему крепкую ладонь. – Добро пожаловать, товарищ майор, в мою роту…

Майор Николаев с улыбкой пожал ладонь и попросил:

– Товарищ капитан, видите меня, пожалуйста, в курс дела.

– Пожалуйста, – ответил Иноземцев. О показал рукой на овраг и пояснил. – Мы нашли место выхода в эфир рации с позывными «джи-эм-восемь». Тщательно обыскали этот район. В начале собаки взяли след, но потом начались затопленные места и собаки след потеряли. У меня в роте есть следопыты из сибирских охотников. Они повели роту по цепочке следов. У этого оврага следы обрываются. Я разослал людей, чтобы они обыскали местность вокруг.

– Сколько прошло времени с момента прохода здесь диверсантов? – спросил Николаев, осматривая в бинокль окрестности деревни.

– Часов пять, – ответил Иноземцев. – За это время диверсанты ушли уже довольно далеко. Если мы даже найдем их следы, то сегодня догнать вряд ли успеем.

– Не согласен с вами, товарищ капитан, – возразил Николаев. – Вы, по-моему, вы не учитываете одно важное обстоятельство.

– Какое? – спросил Иноземцев.

– У них находится женщина – лейтенант Скавронская, – ответил майор Николаев. – С ней они не смогут быстро двигаться, но самое главное… – Николаев сделал паузу и со значения посмотрел на Иноземцева. – Как вы сами понимаете, лейтенант Скавронская не горит желанием оказаться за линией фронта.

Капитан Иноземцев задумался, покусывая зубами сорванную травинку.

– Хм… Возможно вы правы, товарищ майор, – наконец, сказал он, бросив на Николаева уважительный взгляд. – Я об этом как-то не подумал.

Майор Николаев улыбнулся.

– Для этого я сюда и приехал, – пояснил он. – Я лучше всех знаю Скавронскую. Она служит у меня в отделе, и я уверен, что она сделает всё, чтобы не попасть в плен к немцам. Для неё, это верная смерть. Причём такая, о которой даже думать страшно. Гестапо постарается вытянуть из неё всё, что она знает. Вы, наверное, знаете какие методы они для этого используют?

Капитан Иноземцев нахмурился.

– Слышал, – удручённо сказал он.

– А мне пришлось не только слышать, но и видеть их работу, – покачав головой, сказал Николаев. – Зрелище не для слабонервных. Поэтому, я сделаю всё возможное, чтобы лейтенант Скавронская не попал в руки к гестаповским палачам.

– А что она может сделать? – неуверенно спросил Иноземцев. – В её-то положении… С ней никто и разговаривать не будет.

Значит, нам надо сделать так, чтобы с ней стали разговаривать, – сказал с ударением Николаев. – Нам надо загнать немецких диверсантов в такой капкан, чтобы те были вынуждены обратиться к Скавронской за помощью, и мы должны обязательно угадать, то, что она им посоветует.