Архивы Дрездена: Ведьмин час

Я посмотрел на Томаса. Он сидел за столом с кружкой кофе, а вторую кружку налил для меня. Забирая ее, я шепнул:

– Тебе не пришло в голову, что пора бы вмешаться в процесс готовки?

– Не припомню всего, что приходило мне в голову за сто лет, проведенных тобою в ванной, – не задержался он с ответом.

– Как она? – спросил я тише прежнего.

– Вроде бы неплохо, – ответил он таким же тоном. – Мы обменялись пожеланиями доброго утра, пересеклись взглядами, и мне показалось, что она вполне довольна. А еще она спросила, буду ли я оладьи.

– И ты ответил, что будешь?

– Гарри, будь реалистом. Кто откажется от тарелки оладий, если кто-нибудь приготовит их специально для нас? Просто мы уже взрослые, вот и не хотим этого признавать.

С такой логикой не поспоришь, поэтому я отхлебнул кофе. Брат сделал то же самое.

– Планируешь ее остановить?

Прежде чем ответить, я насладился первым глотком кофе. В моем понимании этот напиток – само совершенство.

– Пожалуй, правильнее будет посмотреть, что у нее получится.

С этими словами я забрал кружку, переместился к столешнице и услышал, что Томас следует за мной. Как только я оказался в поле зрения деревянной черепушки, она стрельнула на меня глазами и с гордостью объявила:

– Оладьи неодушевленные!

– Совершенно верно, – подтвердил я.

Она… Скажем так: пусть лучше Бонни обитает в деревянной черепушке, а не в моей. Возникнув у меня в сознании, этот дух интеллекта так разросся, причем в самые кратчайшие сроки, что ему – а точнее, ей – стало тесно. Мы сумели успешно пересадить ее из моей головы в специально подготовленный резной деревянный череп. С тех пор мы учим эту малютку уму-разуму, отвечая на бесконечный поток вопросов.

– Доброе утро, Бонеа, – поздоровался я.

– Утро начинается, когда восходит солнце! – сообщила черепушка. – А заканчивается в полдень!

Наша Бонни – просто кладезь бессвязной информации. Готова рассказать о подробностях любых аспектов мироздания, но понятия не имеет, как они соотносятся с реальным миром. Коли уж связался с ней, будь добр соблюдать осторожность, а поэтому я сказал:

– И снова совершенно верно. – После чего добавил: – Доброе утро, Мэгги.

– Привет, пап. Я тут оладьи на завтрак готовлю.

– И это будет объедение, – подхватил Томас.

Братец ткнул меня в поясницу, а Мэгги бросила на него быстрый взгляд и застенчиво улыбнулась.

Оборачиваться не было нужды: и без того ясно, что Томас подмигнул ей в ответ.

– О да. – Я поднял брови. – Оладьи. Это что-то новенькое.

– Если хочешь повзрослеть, не бойся экспериментировать, – назидательно продолжила Мэгги. – Так Молли говорит. А Томас говорит, что всем нравятся оладьи.

– Всем без исключения, – подтвердил Томас.

Я хмуро глянул за плечо – мол, без тебя разберемся, – и брат ответил невинной улыбкой.

– Ну что ж… Оладьи – не самый плохой вариант, – заключил я. – Тебе помочь?

– Сама справлюсь, – ответила Мэгги. – Плиту я включать умею, а Бонни знает рецепт.

– Мне известны двести двадцать семь совершенно разных способов приготовить оладьи! – провозгласила черепушка. – Для шестнадцати из них сгодится наш кухонный инвентарь!

– Остановимся на седьмом рецепте, – решила Мэгги. – Правильнее готовить с нуля, из простейших ингредиентов.

Тут я понял, что вскоре на кухне устроят страшный кавардак. Мыш бросил в мою сторону самодовольный взгляд и облизнулся. В общем, за готовкой последует нешуточная уборка… но, пожалуй, это пойдет Мэгги на пользу. Поэтому я наклонился и чмокнул ее в макушку:

– Ты поосторожнее с плитой, хозяюшка. Понадобится помощь – зови.

– Видишь, мисс Мэгги? – добавил Томас. – Я же говорил!

Я обмер и уставился на него:

– Так это ты все подстроил? Потому что тебе оладий захотелось?

Томас сделал серьезное лицо и предостерегающе глянул на Мэгги:

– Я мог бы сказать, что это не так. Но не стану.

Я закатил глаза, а дочка хихикнула:

– Не сердись на дядю Томаса, пап. Он хороший!

– А ты еще маленькая. Знаешь что? Я сам с ним разберусь. А ты сосредоточься на оладьях. И давай-ка поаккуратнее.

– Лады, – согласилась она.

Хотя глаза ее оставались припухшими от сна, Мэгги вернулась к готовке с той утренней энергией, что свойственна людям, еще не заработавшим зависимость от кофеина, а я устроился на стоявшем неподалеку диванчике.

Наша квартира, по сути, представляла собой одну большую комнату – кухню, столовую и гостиную без разделительных стен – с двумя дверьми в наши с Молли спальни. Хотя, строго говоря, вторая спальня тоже принадлежала Молли. Насколько я знал, после моего переезда она тут не жила, хотя забегала пару раз, чесала Мыша, обнимала Мэгги, весело щебетала со мной о каких-то пустяках и снова убегала.

Давненько мы с ней не разговаривали по-настоящему.

Эта квартира напоминала мое старое жилище на цокольном этаже пансиона миссис Спанкелкриф. Разве что здесь не пахло старым подвалом с его пылью и плесенью и было попросторнее. И посветлее. И почище. И это казалось неправильным.

Мое прежнее мрачноватое жилище, может, и выглядело убого, но в нем я чувствовал себя как дома. Будь прокляты вампиры, спалившие этот дом дотла, и будь проклят Марконе, выкупивший этот участок под свою штаб-квартиру.

Я скучал по своему подвалу.

Ну да ладно. Какой смысл горевать о прошлом? Жизнь постоянно меняется, и к тебе из раза в раз летит крученая подача. Делать нечего, надо отбивать.

Томас выбрал место, откуда было видно кухню, прислонился к стене и стал потягивать кофе, не отводя напряженно-задумчивых глаз от Мэгги.

– Риск – благородное дело, да?

– Если возникнут проблемы, Мыш даст мне знать, – ответил я.

– Хороший у тебя пес.

– Только попроси, и я напишу брату Вану. Скажу, что ты хочешь взять щенка.

– Одного щенка ты у него уже украл, – усмехнулся Томас.

– Непреднамеренно. К тому же я думаю, что этот пушистик прибился ко мне нарочно. И даже если брату Вану это не по нраву, в собаке он тебе не откажет.

– Что ж, – задумался Томас, – пес у тебя и впрямь замечательный.

– Не то слово, – поддакнул я.

– Надо обмозговать это дело. Слишком круто жизнь меняется. – Он по-прежнему не отводил глаз от Мэгги.

– Эй, братишка, – сказал я. – С тобой все в порядке?

Он бросил на меня косой взгляд и скупо улыбнулся:

– Просто… ушел в мысли о будущем.

– Оно и понятно.

Я закрыл глаза, прислушался к тупой боли, пульсирующей в руках и ногах в такт с ударами сердца, и вдруг оглушительно чихнул.

– Будь здоров! – тут же отозвалась из кухни Мэгги.

– Обязательно! – крикнул я. – Спасибо!

Из-за чиханья боль прихлынула в тело и не унималась несколько секунд. Я открыл один глаз. Что-то было не так.

Энергетическая мантия Зимнего Рыцаря позволяет мне не отставать от брата-вампира во время пробежек по песчаному берегу озера, причем с двухсотфунтовым отягощением. Помимо прочего, мантия приглушает боль, превращая ее в кристальное чувство едва заметного напряжения. Переломы, конечно, время от времени причиняют легкие неудобства, а кровоточащие раны требуют некоторого внимания, но про обычную боль я и думать забыл.

А теперь вспомнил.

Эта идиотская Зимняя мантия беспрерывно накачивает меня первобытными эмоциями и нецивилизованными желаниями – проще сказать, отражениями моих инстинктов, возведенных во вторую степень. По утрам я выхожу на изнурительную пробежку вовсе не потому, что мне это нравится. Дело в том, что дисциплина и распорядок дня помогают держать основные инстинкты в узде. Благодаря ежедневным физическим нагрузкам энергия тратится на поддержку организма в функциональном состоянии – по моему расписанию и в соответствии с моими желаниями, – и в результате мантия уже не так давит на психику. Она помогает забыть о физической боли и выйти далеко за границы нормальной человеческой выносливости, но не перестает причинять мне ощутимые неудобства, и приходится постоянно сдерживать себя, чтобы она оставалась застегнута на все пуговки.

– Вот это чихнул так чихнул, – заметил Томас. – Ты в норме, умник?

– Самочувствие какое-то странное, – признался я.

Мистер запрыгнул на диван, устроился у меня на коленях и сунул голову мне под руку. Я машинально погладил его, и кот завибрировал от мурлыканья, неотличимого от звука, который издает закипающая в кастрюле вода.

Через секунду-другую после того, как у меня мелькнуло в голове это сравнение, я снова чихнул, теперь сильнее, и на сей раз за волной боли последовал прилив изнеможения – такого всепоглощающего, что я едва не свалился с дивана.

Одновременно с чиханьем что-то громыхнуло и расплескалось. Мистер спрыгнул с моего колена и удрал в укрытие. С третьей попытки я сфокусировал взгляд и увидел, что на ковре передо мной лежит металлическая кастрюля с черными пластмассовыми ручками, а вокруг растекается закипевшая вода.

Я оторопело посмотрел на Томаса, он – на меня, и по его лицу я понял, что брат понятия не имеет, что произошло. Мы оба снова уставились на кастрюлю.

Чуть погодя я сдвинул брови, потянулся вперед и провел пальцами по металлу. Кастрюля была горячей, но не настолько, чтобы обжечься до волдырей. Я непонимающе посмотрел на нее и взялся за пластмассовые ручки. Пару секунд они казались на удивление податливыми, а затем вдруг пластмасса, металл и вода одновременно содрогнулись и растаяли, превратившись в прозрачную студенистую жидкость, а та просочилась меж пальцев и шлепнулась на ковер. Эктоплазма. Базовое вещество мира духов.

Что за чертовщина?

Эктоплазма – весьма необычная субстанция. Ей придают форму с помощью магии, а напитывают энергией, и, покуда ее поток не иссякнет, эктоплазма сохраняет нужные очертания. Так духи Небывальщины создают физические тела и разгуливают по материальному миру, словно космонавты в открытом космосе. Но стоит потоку энергии прерваться, и тело конструкта вернется к первозданной форме – слизистой эктоплазме, которая, в свою очередь, испарившись из материального мира, вернется в Небывальщину, и на все про все понадобится несколько секунд.

Итак, черт возьми, откуда взялась эта кастрюля?

Происки местных Стражей? Мелкие фэйри, что слоняются по моей квартире, склонны к озорству. Вернее сказать, эти создания жить без него не могут. Допустим, кто-то из них решил надо мной подшутить?

Допустим. Но если так, откуда шутник узнал, что я думаю о кастрюле с кипящей водой?

Чертовски своеобразная ситуация.

– Гарри? – окликнул меня Томас.

– Чертовски своеобразная, – сказал я вслух и вытер переполненный слизью нос. – Даже для меня.

– Пап? – позвала Мэгги.

– Да-да?

– Бонни говорит, что нельзя переворачивать оладьи, пока не зажарятся до золотисто-коричневой корочки. Но как узнать, появилась корочка или нет? Ее же не видно!

Я заставил себя встать с дивана, вооружился пригоршней бумажных салфеток и подошел к плите.

– Есть один фокус. О корочке судят по виду непропеченного теста. Сейчас покажу.

– Показывай.

Я начал посвящать дочку в тонкости переворачивания оладий, но едва мы стали жарить вторую порцию, где-то в стене затренькал крошечный колокольчик. Сработала тревожная сигнализация.

Мыш тут же повернул морду к источнику звука и тихонько зарычал. Мэгги растерянно взглянула на меня.

Томас уже не стоял спиной к стене. Он превратился в тугой комок концентрированной энергии. Взглянул на меня, переместился на кухню и выхватил из стойки большой поварской нож.

– Сюда кто-то идет, – сказал я. – Давайте сперва выясним, что происходит. Такое мы уже репетировали: ступай ко мне в комнату, спрячь Бонни в коробку, пригнись к полу и веди себя тихо. Договорились?

– Договорились. – Вид у Мэгги был неуверенный, но она кивнула.

– Беги давай.

Я закрыл за ней дверь спальни и схватил стоявший у камина чародейский посох. И вдруг пожалел, что в недавнем прошлом не удосужился потратить несколько лишних часов на совершенствование своего магического арсенала. Впрочем, лишних часов у меня не было, поскольку все свободное время занимала роль отца, оказавшаяся куда более хлопотной, чем я предполагал. Поэтому времени для активной работы над снаряжением – а это очень трудоемкое дело – оставалось всего ничего. Все, что у меня имелось, – это посох, собственноручно вырезанный на затерянном посреди озера Мичиган острове под названием Духоприют, боевой жезл и собранная на скорую руку копия моего старого защитного браслета. Ими и придется обойтись.

Кто бы ни активировал сигнал тревоги, маловероятно, что это существо могло запросто миновать систему безопасности свартальвов. Но если его пропустили через КПП, почему затренькал тревожный колокольчик?

– Что скажешь? – спросил Томас.

– Скажу, что любое создание, проходящее через оборонительный периметр свартальвов, чтобы попасть в эту квартиру, вызывает у меня легкую дрожь.

– Значит, тебя нервирую не только я. Приятно слышать.

Несколькими секундами позже в дверь постучали тяжелой рукой.

Я убедился, что дверь в комнату, где находилась моя дочь, крепко закрыта, после чего перехватил посох так, как принято держать винтовку, и бесшумно приблизился к двери, а брат сделал то же самое.

Глава 3

Я собрал волю в кулак, и посох наполнился энергией. Спираль рун по всей его длине затлела изумрудным огнем, и от резьбы потянулись тонкие струйки дыма. В воздухе повис дымный аромат свежеопаленного дерева. На стенах зажглись зеленые руны и символы.

Чародейский посох – универсальный инструмент. При необходимости он развязывает мне руки, и я получаю доступ к разнообразным силам, а конкретно этот посох я сконструировал так, чтобы сеять разрушение или отражать атаку – смотря что потребуется. Не издавая ни звука, Томас переместился к стене у двери – так, чтобы дотянуться до любого, кто войдет в квартиру. Он опустил нож к бедру и кивнул мне: дескать, готов.

Без лишней суеты я открыл дверь.

За ней стоял старик. Плотный, на пару дюймов ниже среднего роста. В руке посох – примерно как мой, но покороче и потолще, под стать владельцу. Сияющую лысину обрамляли завитки серебристо-белых волос, хотя с нашей последней встречи на коже у старика добавилось печеночных пятен. Несмотря на возраст, темные глаза за стеклами очков лучились ясным огнем. Одетый в белую футболку, синие джинсы и рабочие ботинки с металлическими вставками, на пороге стоял Эбинизер Маккой, старейшина Белого Совета чародеев.

Мой наставник. И к тому же мой дед.

Задумчиво наморщив лоб, старик поизучал меня, а затем перевел взгляд на посох и заметил:

– Новая вещица. Резьба хорошая, убористая. Правда, сработана грубовато.

– У меня не было ничего, кроме перочинного ножа, – стал оправдываться я. – Наждачки, естественно, тоже. Пришлось шлифовать камнями.

– Понятно, – сказал он. – Можно войти?

Я взглянул ему за спину. В коридоре стоял Аустри: одна рука под пиджаком, два пальца другой прижаты к ушной раковине. Его губы шевелились, но слов я не слышал.

– Аустри? Почему сработала тревога?

По всей видимости, свартальв прислушивался к чему-то, вещавшему ему прямо в ухо. Дослушав, он кивнул и ответил, не вынимая руки из-под пиджака:

– Свартальвам известен этот человек. Он из Белого Совета чародеев, силен и чрезвычайно опасен. Кроме того, он отказался соблюдать пропускные правила.

– Как будто у меня есть лишние двое суток на анализ ДНК. Даже если бы я сдал образец, – проворчал Эбинизер. – Говорю же, мы с Этри знакомы. И он готов за меня поручиться.

Тут раздался странный звук, чем-то напоминающий журчание, и в коридоре материализовался десяток свартальвов – таких же, как Аустри. Они просто взяли и выскользнули из пола, как пловцы выныривают из воды. В руках они сжимали разнообразное оружие, как современное, так и древнее, но атаковать не спешили. Импульсивность свартальвам несвойственна. Лица у них были непроницаемые, но определенно недружелюбные.

Аустри долго рассматривал Эбинизера, а затем перевел взгляд на меня:

– Чародей Дрезден. Можно ли считать этого человека гостем мисс Карпентер?

– Пожалуй, так будет проще для всех присутствующих, – ответил я.

– Проще? – переспросил Аустри. – Простота или сложность никоим образом не относятся к делу. Так является ли он гостем мисс Карпентер? Или нет?

– Является, – согласился я. – Позвольте ему войти. Пока он здесь, я отвечаю за его поведение.

Аустри довольно долго хмурился, и на лице у него отражались разнообразные стадии сомнения. Однако он вынул руку из-под пиджака, кивнул мне и подал знак остальным, после чего охранники-свартальвы промаршировали по коридору с глаз долой.

– Зануды, да? – заметил я.

– Это еще очень мягко сказано, – отозвался Эбинизер.

– Вы нарочно заартачились, – предположил я.

– Поначалу нет, но потом один из них стал дерзить.

– И вы перестали обращать на них внимание?

– Время от времени им полезно напоминать, что нельзя контролировать все на свете. И что член Совета Старейшин имеет право ходить там, где ему заблагорассудится. – В углах его глаз появились морщинки, а во взгляде блеснула озорная искорка. – Последний парень меня реально достал.

– Это Гедвиг, – подсказал я. – Ворчун. И конченый параноик.

Я выпустил энергию из посоха. Руны перестали сиять, и свет погас. Свободной рукой я махнул Томасу, и тот отступил от двери. Затем я тоже отошел в сторону, раскрыл дверь нараспашку и сказал деду:

– Милости прошу.

Старик мало что упускал. Вошел с настороженным, но спокойным видом человека, сосредоточенного сразу на всем окружающем, и моментально направил посох на Томаса.

– Что тут забыла эта тварь? – осведомился он.

– Тварь? – приподнял брови Томас. – И это я слышу от штатного головореза Белого Совета? Не слишком ли громко сказано, да еще и с претензией на праведный гнев?

Насколько мне было известно, дед не знал, что мы с Томасом братья по матери – то есть его дочери. И понятия не имел, что у него имеется еще один внук. У Эбинизера есть… пунктик насчет вампиров из Белой Коллегии.

В Паранете их величают инкубами и суккубами, но я склонен игнорировать эти глупейшие названия, покуда они не станут общеупотребительными.

– Вампир, – глухо пророкотал дед, – до сей поры ты был полезным союзником юного Дрездена, но не советую нарываться, привлекая мое внимание.

Глаза Томаса загорелись чуть ярче, и он улыбнулся так, как всегда улыбался, когда был крайне разъярен.

– Смелое заявление из уст человека, рискнувшего приблизиться к кому-то вроде меня, даже не выставив защитный экран.

– Ах ты, скользкий сопляк… – начал дед.

И тут воздух наполнился запахом горелого теста. Я метнулся к плите, перевернул оладью, за время перебранки успевшую хорошенько подгореть, а затем с излишней силой шмякнул лопаткой о столешницу и произнес с едким сарказмом:

– Джентльмены, я уверен, нет нужды напоминать вам, что вы оба – гости в моем доме.

Эти слова подействовали на них как ушат ледяной воды.

Если в нашем мире и существуют неколебимые законы, один из них – древняя традиция соблюдать право гостя и право хозяина. По этим правилам гостя чтут, уважают и относятся к нему как к родственнику. А гость, в свою очередь, должен вести себя прилично – так, будто он и впрямь твой родственник.

Кроме того, всех нас действительно связывали родственные узы. Вот только дед об этом не знал.

Но брат слегка расслабился, приняв чуть менее хищную позу, а дед опустил посох и встал вполоборота к Томасу.

– Прости, Гарри, – сказал брат. – Больше такое не повторится.

Я кивнул ему и бросил взгляд на старика.

– Я должен извиниться. Перед тобой, – произнес дед, делая акцент на местоимении. – Не следовало так себя вести у тебя дома. Прошу прощения.

Одно можно было сказать наверняка: это утро не попадет в семейные фотоальбомы. Но и похоронами не закончится. Как говорится, довольствуйся тем, что имеешь, и лови удачу за хвост.

– Спасибо, – поблагодарил я, обращаясь к обоим, после чего протянул руку, и Томас вложил в нее рукоятку кухонного ножа.

Я убрал нож, посмотрел на деда и многозначительно покашлял.

Какое-то время старик грозно смотрел на Томаса, а затем вдруг расслабился, поставил посох в угол у двери и произнес самым обычным тоном:

– Чем это пахнет? Оладьями?

– Ага. – Мой посох отправился в тот же угол. – Завтрак готовим.

– Гарри, – сказал Томас, – я, наверное, пойду.

– Можешь остаться, – возразил я.

– Нет. – Он посмотрел на Эбинизера, крепко сжав губы. – Не могу.

– Томас… – начал я.

Брат поднял руку – мол, это не обсуждается – и вышел из квартиры. Лицо у него было мрачнее тучи.

Дед дождался, пока закроется дверь, а потом зыркнул на меня из-под кустистых бровей.

– И на том спасибо, – сказал я.

– Благодарность весьма уместна, – беззлобно ответил он. – Не устану повторять, что ты знаешь вампиров хуже, чем тебе кажется.

– В общем и целом Белая Коллегия – тот еще гадюшник, – согласился я, – но Томас – нормальный парень.

– Именно так скажет любой, кого он охмурил, – насупился дед, но тут же поднял руку и продолжил примирительным тоном: – Пойми, Хосс, я в твои дела не лезу. Не подумай, что я сплю и вижу, как бы ворваться в твою жизнь, чтобы рулить ею. И я, конечно, зря ставлю палки в колеса, когда речь заходит о твоих отношениях с этим вампиром. Но ты молод, а у меня побольше опыта. Я знаю о них то, чего не знаешь ты, и не хочу, чтобы ты наступал на те же грабли. Только и всего.

Я сдвинул брови.

Если старик пускается в объяснения вместо того, чтобы предоставить мне самому делать выводы, его что-то тревожит.

– А вот и он! – с улыбкой воскликнул Эбинизер, когда Мыш подошел здороваться, и любовно потрепал собачьи уши. – Времени у меня в обрез, поэтому перейду к делу. Ты в беде.

– Оно и видно. – Я ушел на кухню и плеснул на сковородку жидкого теста. – Первый разговор с глазу на глаз после Чичен-Ицы, и сразу быка за рога – да, сэр?

Он слегка прищурился, обдумал мои слова и произнес:

– С той ночи у нас хватало забот. Гибли люди. Ты понятия не имеешь, каково нам пришлось.

– Я тоже по вам скучал, – отозвался я. – И тоже рад узнать, что вы целы и невредимы.

– Сейчас не время, – сказал он.

– Для оладий? – спросил я. – После утренней зарядки мне всегда есть хочется.

– Я не шучу, внук, – твердо заявил старик. – К старейшинам поступило предложение лишить тебя членства в Белом Совете.

– Ого! – Я вскинул брови. – Сперва требуют, чтобы я носил треклятый серый плащ, не спрашивая, нравится мне это или нет, а теперь собираются меня вышвырнуть? Как вижу, кто-то надумал устроить показательную порку.

– Если предложению дадут ход, поркой дело не закончится, – зловеще произнес дед, после чего не без труда взял себя в руки. – Гарри, мне тоже хочется поговорить. Наверстать упущенное. Разрядить атмосферу. И мы непременно поговорим. Но прямо сейчас нельзя давать волю эмоциям.

Я хмуро уставился на сковородку. Последнее время я много работаю над тем, чтобы держать эмоции под контролем.

– Ну хорошо. Перемирие. На сегодня. Под каким предлогом меня хотят исключить?

– Их несколько, – ответил дед. – К примеру, твое нестандартное повышение до полноправного чародея. Множество случаев, когда ты встревал в громкие дела. Упорство, с которым ты уже больше десяти лет чародействуешь в открытую. И, что немаловажно, конфликт интересов – по их мнению, спровоцированный твоей службой у королевы Мэб, из-за чего под ее влияние попал еще один известный колдун, не считая тебя.

– Все это правда, – подтвердил я. – И я ничего не утаивал. Все эти сведения открыты для публики. Так в чем проблема?

– В том, что Белый Совет становится все более недоверчивым, – объяснил Эбинизер. – А ты благодаря своим поступкам превратился в постороннее лицо. В непростые времена подозрение падает на таких, как ты. И это вполне естественно.

Я перевернул оладью – как раз вовремя, поскольку она поджарилась до золотисто-коричневого цвета, – и задумался вслух:

– Если мне дадут пинка, с официальной точки зрения я перестану быть чародеем и лишусь протекции Совета.

– За долгие годы ты нажил немало врагов, – сказал Эбинизер. – Как и я. Случись тебе покинуть Совет, и недруги – что твои, что мои – не преминут этим воспользоваться. Какую защиту гарантирует тебе Мэб?

– Мэб, – ответил я, – не слишком заморачивается вопросами моей защиты. Скорее наоборот. С ее точки зрения, правильнее раскроить мне горло, а тело заключить в янтарной глыбе. Тогда-то – и только тогда – я окажусь в полной безопасности.

Это была шутка, но старик не улыбнулся. Лишь мрачно смотрел на меня, давая понять, что ему не до веселья.

– Защита Рыцаря не входит в обязанности Мэб, – вздохнул я. – Наоборот, принято считать, что это Рыцарь должен защищать королеву. А если меня прикончат, будет ясно, что я с самого начала не годился на эту должность.