Лютики

– Хорошие люблю, – сдержанно ответил Винни.

– А, позвольте спросить, как именно вы их читаете? Как читатель?

– А что, это уже не модно? – осведомился Винни.

– Напротив, – невозмутимо ответил старик, – это самый распространенный подход. Я отказался от него еще в детстве.

Винни стиснул зубы и с трудом подавил истерический смешок.

– Вместо этого, – невозмутимо продолжал старик, – я с самой первой страницы веду расследование параллельно с главным героем. И веду его, заметьте, самостоятельно, не обращая ни малейшего внимания на уловки и подсказки автора. Автор для меня – свидетель, показаниям которого можно доверять в самую последнюю очередь, а лучше не доверять вовсе.

– И как? – поинтересовался Винни. – Получается?

– Сначала приходилось трудно, – признал старик. – Потом пришел опыт. На самом деле, в ремесле детектива нет ничего сложного. Девяносто девять процентов времени и труда приходится на механическую однообразную работу, и главное здесь – не талант, не вдохновение, и даже не удача, а обычная добросовестность.

Винни вздрогнул и подозрительно взглянул на собеседника, но тот был совершенно увлечен монологом.

– И лишь один процент… Да что там! Долю процента… Сотую, тысячную долю этого несчастного процента я оставляю на озарение, вдохновение и прозрение. Любое дело, сколь угодно сложное и невероятное, неизменно сводится к одной и той же рутине. Сначала вы скрупулезно составляете список всех мыслимых и немыслимых мотивов, затем – список возможных подозреваемых, куда включаете всех, имевших хоть какое-то касательство к делу, не исключая, кстати, и саму жертву, и, наконец, составляете полный список возможностей с учетом любых, сколь угодно мизерных вероятностей. Потом сводите это в одну таблицу, и все – девяносто девять процентов работы сделано, и вам остается только сидеть над своей таблицей и ждать озарения, а уж оно, уверяю вас, придет непременно. Придет скорее поздно, чем рано, и уж наверняка не кстати. Не исключено даже, что оно окажется ложным, но в том-то и заключается опыт и мастерство, чтобы приручить эту неверную субстанцию, приучить ее являться в срок и не играть с вами в прятки. И здесь, говорю это без ложной скромности, я достиг совершенства. Да и могло ли быть иначе, когда моими учителями были сэр Артур Конан Дойл, несравненная Агата Кристи, непревзойденный Жорж Сименон, хитроумный Честертон и многие-многие другие?

Старик посмотрел Винни в лицо и скромно закончил.

– Я лучший в своем деле, Вениамин Игоревич. Поверьте, вместе мы свернем горы.

– Верю, уважаемый Ипполит Федорович, – торжественно сказал Винни. – Охотно вам верю.

Они помолчали.

Ипполит Федорович шевелил губами, не иначе, повторяя наизусть какой-нибудь из недавно составленных списков возможностей, Винни внимательно разглядывал ногти, размышляя, удастся ли ему заставить адвоката отозвать сумасшедшего братца.

– А может, за знакомство? – неожиданно высоким, почти отчаянным голосом, предложил старик.

Винни вздрогнул от неожиданности и перевел взгляд на бутылку.

– А давайте, – согласился он.

– Сейчас принесу стаканы, – быстро сказал старик, движением фокусника пряча подхваченный с пола стакан в рукав пиджака.

Буквально через секунду он оказался возле буфета, через две – снова у стола с двумя пустыми бокалами, а через три – уже с наполненными.

– Ну, за знакомство, – жизнерадостно заявил он и, деликатно звякнув своим стаканом по стакану Винни, залпом его выпил.

Винни поднял брови и выпил тоже.

– Хорошо, – сообщил старик.

Винни хмуро кивнул.

Старик медленно опустился в кресло и благожелательно посмотрел на Винни.

– А позвольте спросить, любезный Вениамин Игоревич, какой метод расследования из общепризнанных вам больше по сердцу?

– По обстоятельствам, – не задумываясь, ответил Винни.

– А какой…

Раздался оглушительный грохот, и Винни, судорожно обернувшись, расплескал виски.

– Что это? – спросил он, когда звук повторился.

– Шесть вечера, – безмятежно объяснил старик, кивая в сторону огромных напольных часов у стены. – Я их завел.

– Господи, – проговорил Винни, залпом допивая содержимое стакана. – Ну и звук.

– Погодите, – вдруг выпрямился в кресле старик. – Но ведь шесть вечера…

– И что же? – недоуменно спросил Винни.

– Ох, ты Господи, – простонал старик. – Верно говорят, что старость не радость. Вам же звонили! Надо же, совсем из головы вон!

– А что, здесь есть телефон? – удивился Винни.

Старик кивнул куда-то в сторону барной стойки.

– И кто же? – поинтересовался Винни.

– Как кто? – в свою очередь, удивился старик. – Клиент, разумеется. И, должен сказать, на редкость нетерпеливый клиент. С трудом объяснил ему, что вас еще нет. Согласился зайти в шесть.

Винни недоверчиво смотрел на старика.

– Вы шутите?

– Ничуть.

– Господи, – повторил Винни. – Давайте тогда, что ли, еще выпьем.

За их спинами раздалось деликатное покашливание.

Глава 8. Клиент

– Простите, у вас там не заперто, я и вошел, – неуверенно объяснил гость, переминаясь возле порога.

Собутыльники, забыв о приличиях, молча таращились на вошедшего. Что клиент попался трудный, ясно было с первого взгляда. Шестидесятилетний, высокий, широкоплечий и крепкий, как орех, гость сразу запоминался грубыми чертами лица, тяжелым пристальным взглядом и печатью о высшем образовании во лбу. Несмотря на печать, одет он был отвратительно, а именно – как человек, лет десять назад окончательно переставший интересоваться собой и окружающими. Одежда, изначально – то есть очень уже давно – выбранная без особого тщания, теперь износилась, местами порвалась и испачкалась.

Нет, разумеется, гость пытался привести себя в порядок перед столь важным визитом: он явно умылся и причесал волосы пятерней. Возможно, он даже выбил брюки и куртку об забор, вот только все это не очень помогло: на социальной лестнице, которую в данный момент мысленно строил Винни, гость все равно находился ближе к вокзальному бомжу, чем к преподавателю философии окраинного вуза. И, если бы не печать, Винни с Ипполит Федоровичем наверняка выгнали бы его взашей. Но печать – печать обязывала.

– Здравствуйте, – через силу выдавил из себя Винни.

Гость хмуро огляделся и, найдя подходящее место, бережно поставил в угол большую хозяйственную сумку на колесиках.

Ипполит Федорович закатил глаза.

– Вечер добрый, – ответил гость, пристроив свое имущество. – Это детективное агентство?

– А это вы звонили? – уточнил Ипполит Федорович.

– Я, – хмуро ответил гость.

Ипполит Федорович и Винни переглянулись.

– Да, агентство, – признался Винни. – Проходите, садитесь.

Он указал гостю на свободное кресло.

– Я не помешал? – осведомился гость, выразительно глянув на на бутыль с виски.

И тут Ипполит Федорович показал себя молодцом.

– Ничуть, – бойко ответил он. – Мы уже заканчиваем.

Гость недоверчиво смерил содержимое бутылки взглядом.

– Заканчиваем следственный эксперимент, – пояснил Ипполит Федорович и небрежно махнул рукой в сторону бутылки. – Вот, полюбуйтесь, какие нынче пошли орудия преступления.

Гость перекрестился.

– Господи помилуй. Ей что, кого-то убили?

– Вот еще! – возмутился Ипполит Федорович. – Стали бы мы тогда из нее пить. Нет, орудие – не стекло. Орудие – содержимое.

– Отравили? – предположил гость.

Ипполит Федорович поднял брови.

– Нет, не настолько еще все плохо в нашем агентстве.

Он задумчиво посмотрел на бутылку.

– Представьте себе, – не спеша начал он, – что собрались однажды шестеро очень уважаемых людей. Неважно, зачем собрались – у нас все равно без бутылки не собираются. Выпили, как водится, по рюмочке – и все. Дальше никто ничего не помнит. Проснулись утром. Голова не болит, самочувствие прекрасное, вот только у одного пропала – я не вдаюсь в детали – очень важная вещь. И, разумеется, никто ничего не помнит. Все отключились одновременно. Казалось бы, все очевидно: один лжет. Один подсыпал что-то в бутылку и, дождавшись, когда все уснут, забрал… вещь. И вот тут выяснятся любопытное обстоятельство. Химическая экспертиза показывает, что жидкость в бутылке абсолютно аутентична и не содержит дополнительных примесей. С вероятностью 99.9 – химики, как обычно, подстраховались.

Ипполит Федорович искоса взглянул на гостя.

– И вот мы, собственно, и пытаемся исключить эту одну десятую процента. Опытным путем. Пьем, представьте, по третьей рюмке – и, как видите, ничего. Из чего со всей непреложностью следует…

Ипполит Федорович сделал паузу и вопросительно посмотрел на гостя.

Тот пожал плечами.

– Из чего следует, – продолжил Ипполит Федорович, – что лжет не один. Лгут пятеро. Они просто подсыпали шестому в рюмку снотворное. Согласитесь, это проще сделать, чем если бы шестой пытался подсыпать что-то каждому из остальных. Кстати, не желаете с дорожки? Мы, как видите, живы.

– А давайте, – неожиданно согласился гость.

Ипполит Федорович спроворил третий стакан, наполнил его, освежил свой и не забыл про Винни.

– Ну, за знакомство, – провозгласил Ипполит Федорович, опрокидывая в себя рюмку.

В следующую секунду он страшно выпучил глаза, хватанул рукой горло и захрипел. От неожиданности Винни поперхнулся и, пустив виски носом, зашипел и замахал руками. Гость, сильно побледнев, встал и выронил рюмку так, словно это была гадюка.

– Простите, – спокойно сказал Ипполит Федорович, снимая руку с шеи. – Показалось.

– Слушайте! – не выдержал, наконец, Винни, вытирая слезящиеся глаза. – Прекратите свои шуточки!

– Отчего же, – возразил гость, снова садясь в кресло и поднимая с пола чудом уцелевшую рюмку. – Очень смешно получилось.

– Правда? – оживился Ипполит Федорович, – снова хватаясь рукой за шею.

Гостю налили новую рюмку. На этот раз обошлось без происшествий.

– Виноват! – гость хлопнул себя по лбу. – За знакомство выпили, а я еще не представился.

Он покачал головой.

– Владимир Михайлович Михалев. – Он немного подумал и добавил: – Пенсионер.

– Очень приятно. Вениамин Игоревич Кольчужный, – Винни запнулся: – Детектив.

– Ипполит Федорович Шанц. Помощник. Ну, теперь можно и за знакомство.

Все выпили. Гость причмокнул и мечтательно заулыбался. Ипполит Федорович зажмурился, да так и забыл открыть глаза снова. Внимание Винни привлек пляшущий в камине огонь. Гостиная погрузилась в сонную тишину.

– Да, – неожиданно очнулся Ипполит Федорович, нарушая идиллию. – Так с чем, говорите, вы к нам пожаловали?

Гость и Винни разом вздрогнули и недоуменно посмотрели на Ипполит Федоровича.

– Конечно, – опомнился гость. – Разумеется. Сейчас расскажу. Вот только деньги…

– Какие деньги? Рассказывайте бесплатно! – замахал руками Ипполит Федорович, но, поймав выразительный взгляд Винни, стушевался и поник в своем кресле.

Гость вздохнул.

– Дело в том, что я не уверен, – начал он. – Не уверен, хватит ли у меня денег. Точнее, я почти уверен, что их не хватит. В общем, мы смогли собрать тридцать тысяч.

Гость выдохнул, будто избавившись от тяжелой ноши, но, что-то вдруг вспомнив, снова нахмурился.

– Рублей, – закончил он и откинулся в кресле с видом человека, хорошо выполнившего свою работу.

Винни как раз поздравлял себя с тем, что первое дело, похоже, закончилось, не успев начаться, когда услышал благожелательный голос Ипполита Федоровича.

– Деньги для нас не главное, – говорил этот голос. – Мы беремся за любые дела. Это, если угодно, наше кредо.

– Сволочь старая, – грустно подумал Винни и подтвердил: – Да. Именно тот случай, когда размер не имеет значения.

Замечательно! – просиял гость, доставая из-за пазухи деньги.

– Одна тысяча, две, три… – шептал он, по одной выкладывая бумажки на стол. – Двадцать девять.

Гость на секунду задумался и, покопавшись в карманах брюк, продолжил выкладывать пасьянс сотнями.

– Девять сто, девять двести, девять триста… Девять восемьсот.

Гость вздохнул и, пошарив в другом кармане, извлек три бумажки по пятьдесят рублей.

Винни, внимательно следивший за процессом, решил, что сейчас в дело пойдут десятки, а потом и мелочь, но гость, нахмурившись, похлопал себя по карманам и, найдя-таки недостающие пятьдесят рублей, выложил их на стол.

– Ровно тридцать тысяч, – гордо сообщил он.

Винни смотрел на стол со смешанным чувством – это были первые деньги, заработанные им в качестве детектива. И заработанные, как ему сейчас казалось, на удивление быстро. Он собрал деньги со стола и непринужденно положил их в карман.

– Что ж, рассказывайте, – предложил он теперь уже не гостю, но клиенту.

– Если можно, мне бы расписочку какую или квитанцию, – смущенно сообщил тот. – Ну, чтобы отчитаться. Деньги-то общие…

– Я напишу, – неожиданно проявился Ипполит Федорович, выбираясь из кресла.

Винни автоматически поднял пустую рюмку и не ошибся. Получив свою, гость какое-то время крутил ее в пальцах, явно собираясь с мыслями.

Глава 9. Дело

– Значит, так, – начал он. – Началось все это где-то в конце мая. Как раз начали приезжать дачники. Места-то у нас красивые, Волга рядом – они и едут. Из Москвы, в основном. Даром что сто километров. Лютики место называется. Раньше деревня была, да опустела. Ну, и в семидесятых какой-то завод все это прибрал. Деревню снесли – хотя, сказать правду, там уже немного к тому времени и осталось, – нарезали участки, роздали передовикам производства, и стало садовое товарищество Лютики. Кто-то построился, кто-то продал, но пустых участков не осталось ни одного. Ну, сами представьте, Волга в ста метрах, железнодорожная станция – в километре. Сел на паром – и готово. Никакого тебе производства, никаких заводов – кругом одни леса. Куда ни кинь – одна сплошная экология.

Так что, много не много, а сто с лишним участков у нас обжиты, причем половина приезжает только на лето, а остальные живут круглый год. Очень у нас хорошо… было. А теперь во всей деревне – «товарищество» как-то не прижилось – только пятеро и остались. Да и те давно бы уехали, было бы куда.

Гость тяжело вздохнул.

– В общем, кончилась деревня. Тридцать лет строилась и в день опустела. Всё побросали. Как сейчас помню. Идешь по деревне – и будто чума прокатилась. Ворота настежь, двери раскрыты – заходи, бери что хочешь. Заходишь – и прямо мороз по коже. На столе – еда, на полу – детские игрушки, постель смятая, будто только с нее встали. И ни души. Полное ощущение, что хозяева на минутку вышли, да так больше и не вернулись. Жутковато, если честно. Я тогда все дома обежал, чуть с ума не сошел. Зато, когда на дока – на доктора, то есть – наткнулся, да еще на живого, чуть инфаркт не схватил. Но это я что-то вперед забегаю. Началось все гораздо раньше. И началось с того, что стали вдруг пропадать собаки. Одна пропала, другая, третья… Оглянуться не успели, за десяток перевалило. И ладно бы еще местные псы исчезали: для деревенского жителя беда, в общем, небольшая – так ведь и привозные туда же… А москвичи, они ж до своих собак прямо больные. Иной раз смотришь на них, смотришь, и не поймешь, кто им дороже: собака или собственные дети. А если уж и детей нет – все, пиши пропало. Одна дура три дня вокруг деревни по болотам бегала – искала своего пекинеса. Какой к чертям пекинес! Спасибо, саму отыскали.

Мы уж не знали что и думать. Дежурство установили. А потом исчезли все остальные. Попробуйте представить: вы просыпаетесь утром – а собак больше нет. Ни одной. Кончились. Дед Трофим, старожил чертов, подумал тогда с минуту и объявил: «С корабля первыми бегут крысы, а из деревни собаки. В общем, тикать надо».

– И ведь прав оказался, старый хрыч, да только кто ж его тогда слушал. Побегали, поволновались, погоревали да и успокоились. Ну, нет собак, так нет. Никто ж, в конце концов, не обязывает их держать. А только знали бы вы, как, оказывается, без них по ночам жутко. Тишина такая, что хоть сам лай. Павлик-то воспитанный, зря брехать не станет.

– Какой Павлик? – удивился Винни.

– Ну, Павлик. В честь Павлова. Собака докторская. Эта при всем желании никуда бы не делась. Док с нее пылинки сдувает, на улицу не пускает, со стола кормит, спать с собой кладет. Ну, это вам еще нарасскажут. Вы, кстати, не верьте. Чушь это все, хоть и собачья.

Гость похлопал по карманам, достал сигареты, спички и, спохватившись, спросил:

– Можно?

– Пожалуйста, – кивнул Винни, придвигая ему пепельницу.

Гость закурил и выдохнул дым в потолок.

– А через месяц, это уже где-то ближе к июлю, – продолжил он, – у Петровича сдохла Танюша. Единственная была корова в деревне. Все, у кого дети, к Петровичу за молоком по утрам бегали. И, главное, нехорошо сдохла. Не по-божески.

Гость сильно затянулся сигаретой.

– Дело утром было. Петрович как раз в город уехал, что-то ему там было нужно. И тут началось. Как она бедная, ревела, вся деревня слышала. И если бы ревела. Кричала она. Да так, что мороз по коже. Я тоже думал, коровы не кричат. Ошибался. В общем, звуки были такие, что через минуту вся деревня висела у Петровича на заборе. Забор у него крепкий, что и спасло. Потому что иначе Танюша точно кого-нибудь с собой на тот свет прихватила бы. Я там был, видел.

Гость помолчал.

– Вы хорошо себе представляете корову? Это где-то полтонны веса, копыта и, главное, рога. А теперь попробуйте представить себе бешеную корову. Совсем бешеную. Вы знаете, я видел по телевизору корриду, так все эти быки и рядом не стояли с Танюшей. Думаю, любой из этих тореро наложил бы в штаны, окажись с ней на одной арене. И, между прочим, правильно бы сделал. Она вообще ничего не соображала. Глаза белые, все время кричит, точно от боли, и мечется по двору. Полтонны. Все что у Петровича во дворе было, она разнесла в щепки. Хлев, сарай, колодец – будто и не было. Парник у него был большой – только стекла брызнули.

– Чего делать – непонятно. И жалко, и страшно. Кто-то за доком побежал: он у нас на все руки мастер, и за ветеринара тоже. Тут и дед Трофим доковылял, куда ж без него? Только глянул и сразу диагноз выставил. Какой, говорит, доктор? Кончается животное. От страха кончается. Сейчас сердце лопнет. И только сказал, Танюше совсем поплохело.

Гость прищурился, точно в глаза ему попал дым.

– Вот представьте, – сказал он, – что вам до смерти страшно, тошно и хочется убежать, а вокруг только забор и деревья. Вот вы бы что сделали?

Винни и Ипполит Федорович переглянулись.

– Ну, залез был на дерево, – нехотя проговорил Винни.

Гость хмуро кивнул.

– Правильно.

– Что правильно?

– Она и полезла. Налетела лбом на здоровенную старую яблоню, оглядела ее, точно впервые увидела, и полезла.

– На яблоню? – уточнил Ипполит Федорович.

Гость поморщился.

– Я не сказал «залезла». Хотела залезть. Очень хотела. В какой-то момент нам даже показалось, что у нее получится. Уж очень она старалась. Будто и впрямь за ней смерть гналась. Зубами за ветки хваталась. В общем, вы меня извините, но лишний раз вспоминать это не хочется. Короче, сук там был внизу. Когда он сломался, Танюша и не заметила. Все лезла и лезла на него брюхом, пока кишки наружу не вывалились. Тут она сразу остановилась, вроде даже как успокоилась, отошла, обнюхала свои кишки, вздохнула так тяжело и сдохла.

Гость одним махом выпил свою рюмку и поставил на стол.

– А Петрович только вечером приехал. Глянул и сразу сказал: «Отравили, суки. Найду гада – убью». А Петрович если сказал – сделает. Мужчина серьезный. Был. Потому что через две недели он пропал. Искали его два дня. Нашли в лесу.

– Можно? – гость показал на бутылку.

– Разумеется, – подхватился Ипполит Федорович, наполняя стаканы.

Гость выпил и прикрыл глаза.

– И опять вся деревня сбежалась. Ну, да это уже как водится. Разве кто пропустит? Так что видели все, да только мало кому понравилось. Петрович – это вам не корова. Он на дерево не полез, да и куда ему, с протезом. Он вместо этого в землю решил зарыться. Кстати, и сумел: по плечи. Так его и нашли. Голова и плечи в яме, все остальное – снаружи. Вокруг на два метра земля раскидана. Красная. Потому что ни ногтей, ни мяса на пальцах у него уже не было. Костями под конец рыл. Следователь сказал, он и дальше бы закопался, да корень помешал. Здоровенный такой корень. Он его, видать, перегрызть пытался. Насилу потом челюсти разжали.

Гость помолчал, вспоминая.

– Само собой, завели дело. Следователь из района приезжал. Важный такой с виду. И тупой. Свидетелей опрашивал, экспертизы делал. В конце концов додумался. Инфаркт, видите ли, с Петровичем приключился. Так в свидетельстве о смерти и записано. Инфаркт. А только, когда его достали, всем было ясно, от чего он умер: от страха. Я такого лица в жизни не видал и, Бог даст, больше не увижу.

Гость облизнул пересохшие губы.

– От страха Петрович умер. Точно как и его корова, прости Господи за сравнение. И вот стоим мы над этой ямой в лесу, вся деревня, и переглядываемся. Сначала собаки, потом Танюша, теперь вот Петрович. И тут дед Трофим – как еще добрался туда в свои девяносто – тихо так себе под нос и ляпни: «От они, лютики-то». Тихо так сказал, будто и про себя, а только все кому не надо услышали. Обступили его сразу, «Чего-чего сказал?» спрашивают.

– Да лютики же, – отвечает. – Бывают лешие, водяные, банники, полевики, кикиморы, полудницы. А бывают лютики. Эти всех злее. Уж очень зверствуют. Прямо лютуют. Оттого и лютики. А вы думали, деревня так почему называется?

– Почему? – не выдержал кто-то.

А деду Трофиму только того и надо, чтобы его кто-нибудь послушал. Он и завел:

– Давным-давно, – говорит, – лет двести, а может, и триста тому назад, жил в наших краях помещик один. Страшно был богат, вот и маялся всю жизнь от безделья. А на старости лет и вовсе заделался этим… как его… естество… А, ну да. Заделался, естественно, пытателем. Так, кажется. И однажды, себе на горе, поймал лешего. Ну, и извел его на опыты. Целиком извел. Замучил, попросту говоря. У него с этим просто было. Вот после этого лютики в округе и завелись. Вроде как мстить пришли. В неделю край опустел: ни собак, ни людей… Одни шмотки мяса на елках, да кровь с ветвей каплет. Потом деревню снесли, товарищество ваше устроили. Тоже, вишь, Лютики.

– Дурак ты, дед, – сказали ему тогда в сердцах, но на следующее утро семей десять первой же электричкой убрались из деревни подобру-поздорову. А остальные… А что остальные? Собрались, обсудили это дело и решили, что: да, похоже, кто-то имел на Петровича большой острый зуб. Да, жалко. Да, страшно. Но, как ни крути, это все проблемы Петровича и, худо ли бедно ли, они уже решены. А что в деревне живет убийца, так это еще бабушка надвое сказала, а если и живет – это его проблемы. А лютики – проблема деда Трофима, чтоб ему пусто было. А у остальных проблем, черт их дери, вообще нет. И не предвидится. На том и решили.

Гость замолчал.

– Простите. Что-то совсем горло пересохло.

Ипполит Федорович, вероятно, предчувствуя край, неуверенно посмотрел на Винни, который, и без того слегка расстроенный рассказом, а в наступившей паузе сообразивший вдруг, что его вот-вот пригласят посетить эти гиблые Лютики, где всюду ямы с умершими от страха покойниками, а на ветвях тихо покачиваются дымящиеся куски мяса, кивнул.

– А вы кем раньше работали? – неожиданно поинтересовался он, оттягивая приглашение.

– Преподавал физику в школе. Хорошие были времена.

– Погодите! – Ипполит Федорович тяжело поднял голову. – Я что-то никак не пойму, сколько у вас в деревне народу. Десять, вы говорите, уехали. Осталось, вы говорите, пять. Итого – пятнадцать. Остальные-то где?

– Остальные пока живут, – усмехнулся гость. – В смысле, на момент моего рассказа. Я еще на закончил.

– А! – произнес Ипполит Федорович, облегченно растекаясь по креслу.

– На самом деле, – продолжил гость, – те что остались тоже задержались не сильно. Если быть точным, на неделю. Собственно, до позавчерашнего дня. Жара, как вы помните, стояла страшная. Ну просто буквально некуда деться. Деревня с виду – точно вымерла. Старики по домам сидят: там, вроде, прохладнее; молодежь на речке пропадает. И вот где-то, наверное, в полдень, в самое что ни на есть пекло…

Гость с досадой помотал головой.

– Нет, так вы не поймете. Сначала нужно кое что объяснить.

Он на секунду задумался и продолжил.

– Я вообще человек не очень общительный – знакомых у меня, честно сказать, маловато. Вот и в Лютиках… Живу почти пять лет, а близко так ни с кем и не сошелся. Ну не интересны мне, прости Господи, их проблемы. Единственным, с которым можно было общаться, был мой сосед, Прохор Васильевич Шувалов. Пенсионер, как и я, только позаслуженней. Всю жизнь проработал замдиректора какого-то крупного полимерного завода. Большим человеком в свое время был. Потом и завод измельчал, и времена поменялись, а там и пенсия подоспела. Как раз к развалу завода. К тому времени жена у Прохора умерла, дети выросли, вот он и купил себе дом в Лютиках: говорил, ему, в общем, все равно где, лишь бы на Волге.