Зеркало

— Элементарный пример, — откинулась на спинке стула Садыкова. — У нас во дворе жили милиционер, жена его погибшего друга, их ребенок, врач совсем молодая и две балерины — студентки. Ну и мы — тоже студентки. Мы даже друг друга не знали, Андрей. Но новый мир пришел за всеми нами. Да, за кем-то случайно, За кем-то — по собственной вине. Но это коснулось всех. Жизнь нас связала. Очень жестоко и навсегда. Да, это естественный отбор, и мы, к сожалению, не выбираем, когда рождаться. Но это… Жутко несправедливо получилось, Андрей. Да, случилось как случилось. Ничего уже не поменяешь. Но я до сих пор не понимаю.

Если есть Господь, то…

За что он так с ними…?

Год 1995.

Ксения.

Танцплощадку в Доме культуры окутало едким сигаретным дымом. Светила, освещая счастливые лица, цветомузыка. Сотни молодых людей в почти невиданной ранее одежде безумно танцевали под почти невиданную раньше музыку. Одурманенные разливаемым тут же алкоголем или спиртным неизвестного происхождения, порошками, наркотиками, они двигались в одним им известных безумных танцах, наслаждаясь свалившейся свободой. Новая музыка сводила с ума, позволяя уходить в другой, новый мир, без запретов и ограничений. Красивая модная одежда дарила ощущение долгожданной свободы от старших, теперь казавшихся страшными занудами, и общественного мнения, которого, казалось, теперь совсем не стало.

Каждый стал сам за себя. Коллективного движения теперь не было – каждый верил в то, что сам выбирал, и двигался по своему пути.

– Эй, фотограф! – К девушке, одетой в «косуху» поверх белой футболки, светлые джинсы и белые кроссовки, подошел уже едва державшийся на ногах молодой человек в джинсовой куртке. – Полетать хочешь? Хочешь автограф, фотограф? – Омерзительно захихикал он.

– Это чего? – Отложив фотоаппарат на подоконник, девушка, сдвинув брови к переносице, взяла в руки сигарету и принюхалась. Вытянутое лицо, большой подбородок и высоко поднятая нижняя губа придавали ей вечно насупленный, слегка обиженный вид.

– Это то, от чего ты пролетишь до Владивостока быстрее, чем дойдешь до Баумана! – Снова захихикал парень.

– Убери, дурак что ли совсем? – Вернула подарок девушка, приоткрыв окно и вдыхая свежий ночной воздух. – Давай, иди отсюда!

За окном взвизгнули тормоза. К несчастью для покорителей нового мира, новый мир сам пришел к ним. Хлопнули двери автомобилей – их было порядка десяти. Из них выскочила толпа здоровенных молодых людей, вооруженных железными прутами и дубинками. Раздался оглушительный грохот: треснул единственный в округе телефонный аппарат. Вызвать милицию теперь стало невозможно. Часть парней ринулась в здание, часть окружила его по периметру.

«Твою мать!» Схватив фотоаппарат, девушка, расталкивая безумную танцующую толпу, бросилась к выходу. А был ли смысл убеждать невменяемых людей бежать?! Или был?

С прыгающим сердцем она выбежала из зала и тут же юркнула за колонну, увидев бегущую вверх по лестнице толпу. Только бы не заметили, только бы не заметили! Закрыв глаза и прикрыв рот ладонями, девушка вжалась в колонну, уже практически не дыша. Господи, что с ней сделают, если заметят! Господи, что же с ней сделают! Прошмыгнув мимо, толпа вбежала в зал и закрыла дверь, подперев с той стороны чем-то тяжелым.

«Весь город наш!!!», – взревел главный. Затем послышался звук падающих тел, оглушительный треск стекла, удары прутами по полу и отчаянные девичьи крики. Кто-то попытался выбраться, подбежав к двери и заколотив кулаками, но беднягу тут же оттащили обратно. Послышался хруст сломавшейся кости и крик о пощаде.

Преодолев шок, девушка выбежала наружу и резко затормозила, увидев двух молодых людей, куривших в сторонке. Она увидела их, а они увидели ее.

«А ну, стоять!!!» Забор! Он близко! Парни кинулись в погоню, а она, закинув ногу, перепрыгнула на ту сторону (ладно хоть в джинсах, а ведь планировала надеть юбку, черную кожаную, вот сейчас отхватила бы по самые помидоры!) Приземлившись на землю, девушка бросилась прочь – парни кинулись следом.

Не помня себя, она бежала куда глаза глядят, пересекая пустынные ночные дворы, но парни не отставали. О том, что они с ней сделают, если поймают, даже думать не хотелось: в ушах все еще сидели крики с танцплощадки и хруст трещавших костей. Она слышала свое сердце и топот ног, с каждым шагом становившийся все медленнее. Куда ей соревноваться со здоровенными парнями?! Она не уйдет. Надо просто бежать и бежать, пока есть силы, а там… Будь что будет. Она добежала до детского дома, огороженного металлической сеткой и, вцепившись в нее, перемахнула на территорию – парни перемахнули следом. Эх, отстали бы хоть на секунду, она бы скрылась в зарослях! Но они не отставали. Здоровенные! Господи, что же они с ней сделают…? И ведь вокруг никого, ни единого света в окнах! Она уже чувствовала, как силы покидают ее, а ноги становятся все тяжелее. Пожалуйста! Нет! Еще чуть-чуть…

«Эй, мясо, да падай уже!» – крикнул один и грязно выругался. Она заскочила в арку, и сердце радостно воспрянуло: вот они, дома. Огромная линия, система общежитий, в народе ее называли «Пентагон». Там можно затеряться. Главное, добежать, скорее!

Но затеряться не удалось. Уже почти у подъездов одна нога зацепила другую и девушка рухнула на асфальт, больно поцарапав руки и лицо. Мгновенно вскочив, она схватила с земли камень и бросилась за качели.

– Фух, я больше не могу, – рухнул на землю один из парней. – Надо бросать курить.

– А я давно говорил, – тяжело дыша, ответил второй. – Бу!

– Только подойди! – Нахмурилась девушка. – Башку тебе раскрошу! Гадом буду! Или гадой! Гадкой! Неважно. Убью!

– Как страшно! – Рассмеялся второй парень. – Ну и загоняла ты нас! Спортсменка, что ли?

– Не твое дело! – Рявкнула девушка и бросилась к ближайшей горке, забежав на самый верх. – Давай, подходи!

– Да ну ее, Серег, – махнул рукой первый. – Посмотри на глаза! Ну дура же! Она же кинет.

– Фотоаппарат хоть дай посмотреть! – Крикнул второй.

– А больше ничего тебе не дать?! – Крикнула девушка с горки, по-прежнему сжимая в руках камень. – Делай что хочешь, только аппарат не трогай!

– Хех, глянь, аппарат важнее жизни! – Расхохотался второй. – Прям все, что хочу, могу делать?

– Ага, размечтался. – Шмыгнула носом девушка, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Не тебе мое знамя достанется.

– Больно надо! – Усмехнулся первый парень. – Короче, повезло тебе сегодня. Твои ноги тебе жизнь спасли. Догнали бы мы тебя раньше, ой, держите меня семеро, покуражились бы от всей необъятной души. Да так, как тебе не снилось! – Облизнулся молодой человек.

– Повезло тебе, – кивнул второй. – Ты, это… Главное, не думай, что все такие, как там. Ну, ты поняла. Время нынче такое. Кто не с нами, тот против нас. А жить-то ой как хочется!

– Это ты вот это сказать за мной бежал? – Оскалившись, хмыкнула девушка, не опуская камень.

– Короче, где ты живешь, мы знаем. Может быть, до скорых встреч, фотограф, – ответил парень.

Молодые люди направились к дороге. Первый, обернувшись, изобразил неприличным жестом то, что бы они с ней сделали. Отправил воздушный поцелуй.

Не помня себя от пережитого страха, девушка на тяжеленных ногах спустилась с горки и со вздохом легла на каменную скамейку. Широко раскрыв глаза, она взглянула на уже предрассветное небо. Футболка покрылась испариной, ее можно было выжимать. Сердце еще учащенно билось, к горлу подкатила тошнота. Девушка закрыла лицо руками и тяжело выдохнула.

Как же ей повезло! Господи, как же ей повезло! Кого-то измолотили железными прутами. Кого-то выбросили из окна. Изнасиловали. Убили. Сделали калекой. А она отделалась легким испугом. А надо ли было пытаться кричать, убеждать людей бежать? А она спасала свою жизнь… Эгоистично? Да. И что? Они были пьяны и одурманены. Но она даже не попыталась.

И как теперь с этим жить?

***

Двор тем временем уже начинал свою жизнь. Она услышала скрип тормозов. «Копейка», белая. Номера в зеленой рамке. Милиционер возит в школу и на работу женщину с ребенком. Женщина – вдова его погибшего товарища. Милые такие. Стараются делать так, чтобы никто не видел, поэтому приезжает очень рано. Сугубо порядочные, старой закалки. Друг погиб недавно. Как бы кто что не подумал… Но о них и так все знают. И все сплетничают. Особенно бабушки на лавках у подъездов. Не осуждают, нет. Вообще двор дружный. Все все понимают. Ну, или почти все. Наверняка кто-то да судачит, что прыгнула в койку, хотя земля еще не остыла. Короче, разные ходят разговоры. Ну, да, вот и они. Топот маленьких ножек по ступенькам и тяжелый женский вдох. Девушка улыбнулась. Хлопнула дверь автомобиля, машина тронулась с места.

А вот скрипачка. Так шаркает ботинками только она. Засыпает на ходу. Жутко красивая девушка. Следом за ней – два раскатистых баса. Подруги скрипачки – боксерши. Бывшие. Ныне – грузчики на рынке. Или грузчицы. Неважно. Не сложилась у них карьера после развала страны. Вот теперь работают как могут. О, и еще кто-то. Этого голоса девушка не знала, но подниматься и смотреть не стала. Кто-то новенький. Эта компания не живет здесь, они обитают в общежитии. Здесь у них подруга. Снимает квартиру. Поэтому эти трое часто тут появляются. Ну, получается, что теперь четверо. Интересно…

Солнце потихоньку встает. Надо подниматься, иначе у подъездов скоро усядутся бабушки – самый мощный патруль. Объектом сплетен становиться не хочется. Во дворе бабушки дежурят возле всех подъездов, кроме ее – пятого. У него дурная слава. Пара «жмуриков»-наркоманов отогнали от подъезда даже этих бывалых охранников.

О, а эти каблуки она знает с детства. Сейчас начнется. Девушка вздохнула. Поехали!

– Это что еще такое?!

– Это я, мама.

– Это что… – Захлебнулась от возмущения мама. – Ты что здесь делаешь…?

– Лежу, мама.

– Ну-ка, вставай быстро! Ты с ума сошла! Вставай, я тебе сказала! Позорище! Ой, мама, какой позор! Какой позор! Спала что ли тут?!

– Нет, я спала здесь.Меня вообще чуть не изнасиловали сегодня ночью, мать.

– Ксения, ты меня слышишь вообще? Вставай, я сейчас на работу опоздаю!

– Как в школу меня собираешь. – Поднявшись, рассмеялась девушка. Мать – она такая. Похоже то, что о ней подумают, ей важнее того, что ее дочь чуть не обесчестили ночью. Ну не обесчестили же, в самом деле. Она, похоже, даже не слышала ее слов. Общественное мнение – вот что важно. Это, конечно, печально… И страшно отдаляет от матери. – Иди своей дорогой, женщина.

– Дома вечером отцу все расскажу. – Мать развернулась и зашагала на остановку, цокая каблуками. – Позор!

Девушка уселась на скамейку, протерла глаза и вдруг замерла. Это сон? В арке стояли те самые два парня. В ногах похолодело. Сил бежать больше нет. Второй нервно курил, первый злобно смеялся. Мимо проехал грузовой автомобиль, загородив обзор. Когда арка открылась вновь, молодых людей уже не было.

Схватившись за сердце, Ксения поднялась со скамейки и побрела домой. От греха подальше.

***

Хузина.

Утреннюю тишину большой, но практически опустевшей квартиры разорвал телефонный звонок. Проснувшаяся от такого подарка, девушка лет 30-ти еще долго лежала, не открывая глаз, надеясь, что звонивший передумает. Но телефон не успокаивался. Наконец, аккуратно поднявшись, дабы не разбудить спавшую рядом дочь, она, по-прежнему не открывая глаз, прошлепала босыми ногами в темную прихожую и сняла трубку, облизав губы.

– Ммм, да…?

– Хузина! – Крикнули так громко, что девушка резко открыла глаза, но, испуганно похлопав ими, тут же закрыла снова. – Хузина!

– Ммм…?

– Сколько сейчас время?

– Половина шестого.

– А день? Хузина!

– Октябрь. Двадцать седьмое.

– Спасибо. Пока.

– Угу.

Сосед. Жил через подъезд, в «нехорошем», пятом. У него, кажется, было слегка не в порядке с головой, хотя вел себя вполне адекватно (если не считать вот таких ночных и утренних звонков). Жил со слепой матерью, которая доживала свой век. Через пару лет она умрет, между соседом и его сестрой начнутся долгие жилищные тяжбы. Закончится все тем, что он женится, а потом сведет счеты с жизнью. Сам или нет – останется тайной.

Хузина присела на пол и похлопала себя по щекам. Спать хотелось страшно, но смысла уже не было: скоро поднимать ребенка в школу и ехать на работу. Поежившись от утренней прохлады, девушка вернулась в комнату, накинула мамин бордовый махровый халат и зашагала на кухню.

Хузина любила это время. Пару утренних минут до начала жизни. Когда можно спокойно потянуться и послушать тишину, нарушаемую лишь гулом небольшого холодильника. Слушать, как во дворе просыпается жизнь. Хруст чилижного веника дворника и хлопанье дверей подъезда. Рев моторов проезжающих машин.

Всего пару минут до начала жизни. Но зато каких ценных.

Ее минут.

Поднявшись, похлопав себя по щекам и облизав губы, Хузина сняла с плиты чайник и, набрав в него воду, вернула на место. Чиркнула спичка, бодро вспыхнул огонь. Вот оно – начало жизни нового дня. Его первая искра. Каждодневный ритуал.

Повернув тумблер для разогрева духовки, девушка воткнула в розетку шнур радиоточки. Из динамиков тут же раздался бодрый голос:

"… Радио России…"

– Одеяло! – Крикнула Хузина вглубь квартиры. – Вставай! Давай-давай! – Уже войдя в комнату, она сорвала с дочери одеяло. – Аделя!

– Ммм, еще пять минут… – сонно пробормотала голубоглазая девочка лет семи, закрывая глаза руками. – Можно я буду домашней…?

– Вставай давай! – Присела на край кровати Хузина, потрепав дочь по темным волосам. – А то щекотать буду, хочешь?!

– Нет! – Показала язык девочка, наматывая на палец мамины волосы. – Посчитай меня!

– Ооо! – Воскликнула Хузина и пошла мерить дочь пальцами, начав с ног. – Раз, два, три… – Она до дошла до носа девочки и аккуратно за него ущипнула, рассмеявшись. Девочка заливисто рассмеялась в ответ. – Четыре! Какая большая уже, ооо! Все, вставай и беги умываться, я кушать поставлю.

…

Уже свистел на плите вскипевший чайник. Выключив его, Хузина открыла духовку. Кухня тут же наполнилась теплым воздухом, когда телефон в прихожей снова зазвонил. В спешке кинувшись к аппарату, девушка споткнулась об лежащую в коридоре тяжелую почтальонскую сумку и растянулась на полу, больно ударившись головой о гарнитур. В сердцах выругавшись, Хузина сняла трубку.

– Да?!

– Привет. Я заеду за вами минут через двадцать. Будьте готовы.

– Хорошо. Ты есть будешь?

– Чай выпью.

– Давай.

– Мааам? – Крикнула девочка из ванной.

– Ааа?!

– А чего ты сказала?

– Чего я сказала?

– Ну, когда Нуреев звонил и ты упала…

– Алла сказала, не слышала, что ли?! – Раздраженно крикнула Хузина, потирая ушибленную голову.

– А я услышала, что…

– Так! Ты давай умывайся быстрее! Слышала она! Ушастая слишком!

***

Шаркая босыми ногами, девочка вошла на кухню и, остановившись у плиты, закрыла глаза и вытянула руки. Их каждодневный ритуал. Пока Хузина ее одевала, она не упускала момента еще немного вздремнуть. Вещи заранее клались на батарею, чтобы были теплее. Так под мерное постукивание остывающей духовки, под едва слышимое из убавленной радиоточки пение и тихое урчание холодильника они собирались в школу. Каждый день. Каждодневный ритуал матери и дочери.

– Мам? – Не открывая глаз, спросила девочка.

– Чего?

– А Нуреев теперь мой папа?

– Ааа…?! – Ошалело открыла рот Хузина, одевая на ребенка майку. – Какой еще папа?! Он наш друг! Папа у тебя один был и один останется, Аделя. Уф, Алла! Не вздумай в школе так говорить, поняла меня? В меня пальцем показывать начнут, как я жить буду…?

– Хорошо, мамочка. Люблю тебя!

– И я тебя, – облизав губы чмокнула дочь в лоб Хузина. – Садись есть. Нуреев скоро придет, пойдешь телевизор смотреть.

– Что это…? – Поморщилась девочка, присев за стол и увидев на тарелке курник с неизвестным мясом. – Оно же… Живое…

– Прости, Одеяло. С мясом сейчас туго. – Присела напротив Хузина, разламывая свой курник пополам. – Ешь!

– Да что это…?

– Кишки.

– Чьи…? – Удивленно открыла рот девочка.

– Мои, Аделя! – Рявкнула Хузина. – Бери в руки и ешь! Нечего тут выпендриваться!

***

Нуреев приехал минут через тридцать. Как всегда вошел квартиру со вздохом, заполнив ее крепким сигаретным запахом. Неспешно прошел на кухню, взял табурет и уселся напротив Хузиной. В этот момент в комнате остались только они.

– Привет. – Уставилась на него девушка, облизав губы.

– Дверь у тебя почему открыта? – Сходу начал допрос молодой человек.

– Так ты должен был прийти, вот и оставила открытой.

– Угу. – Пригладил светлую шевелюру милиционер и придвинулся поближе. – А ребенка вчера в суде зачем оставила?

– Я… Да ну их, Нуреев! – Воскликнула Хузина и отложила ложку, облизав губы. – Я не оставила, я ушла, чтобы они хотя бы немного протрезвели, ты понимаешь?! Она мне заявляет: «Не надо было рожать!» Нуреев! У меня мама в больнице! Зарплаты толком нет! Пособия по ребенку – нет! Мужа – нет! Но я же не жалуюсь, деньги не прошу! Единственный раз пришла, потому что ну, все, нет больше вариантов, а она мне: «Не надо было рожать!» Ну я и не выдержала. Оставила и ушла. Вернулась, а ее нет. Чуть душа в пятки не ушла. Потом сказали, что ты забрал, в школу отвез… Спасибо… – Она сдержанно улыбнулась.

– Угу…– вздохнул Нуреев. – Мама как?

– Нормально… – Пожала плечами Хузина, облизнувшись. – На лекарства деньги нужны, но это не страшно…

– Найдем деньги, – кивнул парень, почесав нос. – Что-нибудь придумаем. Это… Я рапорт написал. Все. Об увольнении. Сложно мне… Не осталось в милиции честных людей, почти… Не осталось.

– Ну и слава богу! – Погладила его по руке Хузина. – Найдешь себе нормальную, спокойную работу, а не это, уф… – Поморщилась девушка.

– Угу, – опустил глаза парень. – Да, таксовать пойду на крайний случай. А что, машина есть…

– Ага, дотаксовался вон один! Ты что? Не вздумай даже! – Сжала его руку Хузина и посмотрела в глаза. – Тебя мне потерять не хватало! Пойми ты, нам тридцать лет, понимаешь?! Всего тридцать! Да вся жизнь впереди! Не надо так рисковать! Ты мне ничего не должен, и я у тебя ничего не прошу. Не надо убиваться ради меня и рисковать жизнью! Мы что-нибудь придумаем, мы же… чертовски молоды, Нуреев! Мы живем одну жизнь! Одну-единственную. Нужно пить ее до дна.

Да, сейчас тяжелые времена. Темные. Но внутри свет горит. Внутри тебя, внутри меня. И с этим светом можно жить в любое время. А можно так вляпаться, что уже не отмоешься, не выберешься. Сейчас для этого все возможности есть. Не надо так, Нуреев! Надо искать выход. Возможности. Они же рядом, Нуреев! Пускай нет денег! Да разве в них сок жизни? Нет, ну в них тоже, конечно, – рассмеялась девушка, облизнувшись. – В людях счастье, Нуреев! В человеческом отношении. У нас двор вон какой дружный! Как мне помогают с ребенком! А ведь всем тяжело… Поэтому… – вздохнула Хузина. – Любые тяжелые времена проходят. Главное, вместе держаться. А там… – кокетливо улыбнулась она. – Может быть, я замуж за тебя выйду. Смотря как звать будешь! Хо-хо-хо! И будешь ты на нашей даче картошку копать. И денег не надо. И жить там же можно, в вагончике. Правда, только летом. Ну, не страшно. Что-нибудь придумаем…

Нуреев грустно улыбнулся и поднял на нее глаза. Да, он любил ее. Любил всю свою короткую жизнь. С первой встречи, еще тогда, в деревне. Любил этот красивый, глубокий, властный голос. Любил огонь в ее выразительных карих глазах. Нетерпеливый взгляд, нетерпеливое выражение лица. Слегка нахмуренные брови, нагловатую, дерзкую, но заразительную улыбку. Привычку сидеть, сутулясь, приподняв плечи. Привычку постоянно облизывать губы, поправлять русые волосы. Пожимание, подергивание острых плеч. Любил слушать ее рассуждения. Любил жажду жизни. Напористость. Своенравность. Любил в ней все.

Да, так вышло, что один из парней был решительнее. Им оказался его лучший друг, Галеев. Конечно, отбивать невесту Нуреев не стал, и Хузина вышла замуж. Однако денег на содержание семьи в милиции платили мало (если вообще платили), и Галеев занялся частным извозом. В одну ночь он уехал таксовать и пропал, а затем был найден мертвым где-то на окраине города, в своих же бежевых «Жигулях». Банальное ограбление. Убийц, конечно же, не нашли.

Нуреев вздохнул. Она перед ним – любовь всей его жизни. Теперь абсолютно свободная. Возможно, с чувствами к нему. Но разве… Так можно…? Это ведь был его друг… Год всего прошел, Нуреев! А ты сразу заришься на его жену! Что люди-то подумают? Так же нельзя! От одних мыслей стало страшно стыдно. С другой стороны, Галеев, друг всей его жизни, друг детства, явно доверил бы свою семью только ему, Нурееву. Но это же не повод вот так сразу кидаться на его жену! Точнее, вдову…

Или уже можно…? Делать какие-то шаги…

– Нуреев…

– Можно вопрос?

– Конечно, задавай.

– Тогда, на похоронах… Ты не выглядела особо печальной.

– Потому, что мне некогда страдать, Нуреев, у меня…

– Ты его любила?

– А ты почему меня замуж не позвал, а…? – Уперла руки в бока Хузина, облизнувшись. – Чего ждал-то?!

– Хватит облизывать губы! Как я буду их целовать, если они потрескаются?

– Н… Нуреев! – Покраснев, возмутилась Хузина и замахнулась, чтобы схватить его за ухо, но милиционер ловко перехватил руку. Оба застыли в полудвижении. Оба с любовью смотрели друг на друга. Нежно. Глаза в глаза. Оба почувствовали, как чаще стало биться сердце, и в животе появилось что-то вроде бабочек, что-то очень приятное. Она улыбнулась своей нагловатой улыбкой, он улыбнулся сдержанно, глазами.

– Целуйтесь уже! – Прыснула из-за угла Аделя.

– Ах ты! – Ожив, грохнула по столу Хузина. – Ну-ка, фышт отсюда! Я тебе дам сейчас! Быстро сумку собирать! Через десять минут выходим!

– Я пока машину заведу. – Поднялся Нуреев, но Хузина, резко вскочив и схватив его за руку, развернула к себе и чувственно поцеловала в губы, облегченно выдохнув. И долго-долго не отпускала. Справившись с чувствами, она крепко обняла парня, прижав к себе и положив голову на плечо.

– Альберт?

– Гульназ?

– Обещай, что не будешь делать глупостей! Я тебя знаю, ты переживаешь, но все хорошо. Все будет, Альберт, всему свое время. Просто рядом будь, хорошо? Мы вместе. Ты – самый близкий человек для нас. Прекрасно понимаешь, что, да, я стану твоей женой, это неизбежно. И я этого хочу. Очень хочу. Но мне нужно время, дай мне его. Еще немного. Сейчас так легко упасть очень низко, на самое-самое дно. Альберт, но нам этого не нужно. Давай просто жить! Без денег! Плевать! Зато живые. Мы все преодолеем. Пойми, что если мы потеряем еще и тебя – это действительно будет все! Конец! У нас больше никого не останется. Я останусь без главного – без твоей моральной поддержки. Не без денег, у нас их и так никогда не было. – Грустно улыбнулась девушка. – Поэтому давай без твоего повышенного чувства ответственности. Ты нам живой нужен! Мы молодые, Альберт. Мы заработаем. Мы все сможем. Все у нас еще будет. Нужно всего лишь чуточку потерпеть.

Нуреев вздохнул. Это все здорово. Но после смерти друга он действительно чувствовал себя ответственным за его семью. За жену, которую Нуреев любит. И за ребенка. В органах оставаться больше нет сил. Просто быть рядом он не сможет. Совесть съест. Деньги искать придется. Каким способом, легально, в период тотальной безработицы – пока непонятно.