Отравленное золото. Первые звоночки

Татьяна Качура

Отравленное золото. Первые звоночки

Призраки (Часть 1)

I

Запах кофе и фастфуда начал отвлекать от работы – Злата почти перестала слышать ароматы парфюма.

– Пора обедать, – машинально отметила она, и пустой желудок одобрительно заурчал.

В воскресенье в торговом центре всегда было людно. И хотя для клиентов бутика селективной парфюмерии день недели значения не имел, по выходным в магазинчик, где теперь работала Злата, заходило куда больше праздных зевак, чем в будни. Продаж это, по понятным причинам, не добавляло, зато порядком ее изматывало.

Проводив очередную несостоявшуюся клиентку, Злата, не мешкая, закрыла отдел, пока еще какие-нибудь гуляющие не заглянули из любопытства, – желудок уже так подвело от голода, что ради кофе и еды она могла бы сейчас убить любого вошедшего.

Злата спешила за едой, когда что-то, будто ржавым гвоздем, царапнуло ее подсознание. Она остановилась и настороженно обвела глазами просторный фуд-корт. Ничего необычного: от магазина к магазину лениво бродят люди, кое-кто сидит в открытой кофейне, дети едят мороженое и бургеры, мамы попивают смузи и латте, сквозь стеклянный купол крыши мягко светит летнее солнце. Все как всегда…

Вдруг она зацепилась взглядом за один из столиков – там сидел молодой мужчина и что-то печатал на ноутбуке.

«Как он меня нашел?!»

Пустой желудок сжался в колючем спазме, вязкая тревожная дурнота медленно поползла вверх, к самому горлу; грудная клетка, казалось, сжалась до микроскопических размеров, легким в ней больше не хватало места – так тело откликнулось на воспоминания об их последней встрече. И если бы Злату попросили описать ее одним словом, она бы выбрала «беспощадность».

Из-под округлых стекол стильных очков за монитором напряженно следили фисташковые глаза, между бровями пролегла вертикальная складка. Конечно, издалека таких подробностей было не разглядеть, но Злата в этом и не нуждалась – она слишком хорошо знала его лицо.

Перед мужчиной стоял ноутбук и кофейная чашка. Пальцы его быстро летали по клавиатуре, время от времени останавливались – тогда он задумчиво почесывал многодневную щетину или ерошил темные волосы, затем протискивал указательный палец в крошечную петельку чашки и делал глоток.

«Не видит меня… Это хорошо».

В этот момент мужчина вдруг поднял голову и посмотрел прямо на Злату. В первую секунду лицо его ничего не выражало, но стоило им встретиться взглядами, как мужчина неловко дернулся и озадаченно замер. Злата тоже боялась боялась пошевелиться, но уже спустя мгновение бежала к лестнице.

«Дура! Дура! На что ты надеялась? Это ведь его город!»

Мужчина удивленно вскинул брови, захлопнул ноут и рванулся следом.

– Эй! Подожди! – он старался не упустить беглянку из виду – она не может сейчас просто так сбежать.

Злата едва успела спуститься на этаж ниже, когда преследователь настиг ее и поймал за локоть. Знакомая стальная хватка обожгла ей руку. Почувствовав эти тиски, она резко обернулась и прошипела дрожащими губами.

– Не смей.

Прошлое напряженно смотрело на него серыми, холодными, как горные воды, глазами – он даже зябко поежился.

– Что не сметь?

– Ты прекрасно знаешь.

Он чуть прищурился и наклонил голову.

– Я бы послушал твою версию.

Но Злата не собиралась передаваться воспоминаниям. Она вырвала руку и устремилась прочь, обдав его напоследок немыслимой какофонией ароматов.

Когда она исчезла из виду, мужчина болезненно зажмурил глаза и потер переносицу под очками.

– Н-ну надо же… – растерянно пробормотал он вполголоса

II

Проскользнув между торговыми островками и павильонами, спустившись по боковой лестнице, Злата, оглядываясь, как воровка, добралась до своего отдела. Нащупав в кармане ключ от рольставней, она попыталась вставить его в замок. Рука дрогнула, ключ брякнулся на пол. Злата подхватила его и снова прицелилась в скважину – получилось!

Вбежав внутрь, она закрыла вход в павильон, тенью пронеслась мимо кассы, втиснулась в узкий просвет приоткрытой двери и, оказавшись в тесной служебной комнатке, тоже закрылась.

«Сколько миллионов человек живет в Москве? Сколько здесь торговых центров – сотни? Тысячи? Как он сумел?»

Она все сделала правильно, она соблюдала все меры предосторожности и все равно…

Бесцельно блуждая взглядом по комнатенке, Злата наткнулась на стопку свеженьких рекламных листовок – она сама разрабатывала дизайн и писала текст. Она даже сумела убедить владелицу внести некоторые изменения в работу бутика, и это заметно повысило продажи. У Златы появился шанс занять другую должность – хозяйка не была дурой и выгоду свою хорошо понимала… Но что будет теперь, когда он здесь? Когда он ее нашел?

Злата крепко зажмурилась и с силой прижала к лицу ладони. Стало темно, но темнота не спасала. Размокшая тушь попала в глаза, и горячий соленый поток было уже не сдержать. Она тихо всхлипнула. Не удержавшись, всхлипнула снова, потом – еще, и еще… и, наконец, разразилась громкими конвульсивными рыданиями.

В какой момент она умудрилась полностью утратить контроль над собственной жизнью? Когда все покатилось к черту? Как можно было быть такой слепой и бесхребетной? И сколько ей еще расхлебывать последствия?

Лестница в небо

I

Злата считала, что в ее «почти тридцать» уже пора бы достигнуть серьезных результатов. И хотя до гнетущих «уже тридцать» время еще оставалось, она была уверена, что ей нужно срочно что-то менять.

Словно во исполнение ее желаний, первым делом вдруг развалилась личная жизнь. Нет, не так… Правильней будет сказать, что как только она захотела что-то изменить, с ее пути вдруг исчезло главное препятствие: она уже почти год не могла решиться переехать из родного Выборга в Питер, а теперь схлопнулась самая серьезная причина этого не делать.

С Никитой они прожили почти четыре года. Все было как у всех, но пора было двигаться дальше, вот только Злата все острее ощущала, что это самое «дальше» у них с Никитой лежит в разных плоскостях и на разных направлениях. Они, как рак и лебедь, стремились к противоположным целям – она рвалась ввысь, а он хотел жить как можно тише и спокойнее, не нарушая привычного ритма, «не поднимая муть со дна». Самое обидное, что он нисколько не пытался сделать их общее «завтра» хоть чуточку лучше, чем «вчера» и совсем не понимал зачем «менять шило на мыло».

– Злата, – говорил он ей, – к чему все эти танцы с бубном? Мы и так живем в ста кэмэ от Питера. Ну куда и зачем тебя несет? Давай купим тебе питерскую прописку, будешь всем показывать, – бубнил он флегматично, не отрывая взгляд от монитора и монотонно клацая мышью. Каждый его «клац» в такие моменты бил кувалдой по оголенным Златиным нервам.

Никита не хотел переезжать, не хотел ничего менять.

Их расставание не было драматичным, скорее, они поставили точку в неоправданно затянутом рассказе. Эту историю давно пора было закончить – ради уставших читателей и самих персонажей.

Сначала даже не верилось, что эта часть ее жизни внезапно станет прошлым, что Никиты больше не будет рядом, что ужинать ей придется одной. Однако совсем скоро Злата увидела, что те совместные молчаливые ужины с неизменными телефонами в руках, в общем-то, не стоили того, чтобы перечеркивать ими такое светлое, такое манящее будущее. Она не стала тащить за собой упирающегося Никиту и приняла решение за двоих. Это потом она узнала, что в их неловкий разваливающийся тандем некоторое время назад уже затесалась какая-то «щука», но Злате не было ни больно, ни горько от раскрывшейся измены. Ей даже не было интересно – а случилась ли собственно измена? Или Никита хотел соблюсти приличия и долго оттягивал постельные сцены? А может, ему было просто лень? Это как раз в его стиле.

Но так было даже лучше: поначалу Злата считала себя предателем, ведь разговор о расставании первой завела она и, если честно, очень удивилась, когда Никита его поддержал, но «вновь открывшиеся обстоятельства» расставили все по своим местам. Злата перевернула эту страницу с некоторой ностальгической грустью, однако безо всякого желания отыграть назад.

Квартиру, которую они снимали, тоже пришлось вернуть хозяевам – их сын как раз закончил университет и вполне закономерно пожелал жить один. Так Злата вернулась в полный заботы и внимания родительский дом, однако надолго там задерживаться не собиралась.

Когда она пришла к родителям с вещами, мама с надеждой в голосе спросила:

– Может, еще помиритесь?

– Мама. Мы не ссорились, – не в первый раз пояснила Злата. – Мы просто идем разными дорогами. Точнее, я иду, а он сидит.

– Ну тогда хотя бы мужа себе нормального привези из Питера, – потребовала родительница.

– Сделаю все, что смогу, – скорчила Злата ехидную гримасу.

Она давно мечтала взять новую высоту, и о своих планах переехать в Питер не раз говорила родителям. И хотя мама с Никитой твердили в голос, что с переездом в «соседний город» ничего не изменится, Злата была непреклонна

Папа спросил, точно ли она решила, ведь и в Выборге прекрасно можно делать все то же самое, но поняв, что Злата настроена серьезно, только сказал:

– Будут бить – беги домой.

Мама не понимала, к чему такое рвение – в ее представлении женщине достаточно быть красивой и хозяйственной. Сама она всю жизнь во главу угла ставила семейный очаг, никогда не работала и искренне недоумевала, каким непостижимым образом ее дочь выросла «амбициозной трудоголичкой». Время от времени она озвучивала свои мысли Злате в попытках наставить ее «на путь истинный». Так было и в этот раз.

– Нехорошо женщине иметь такие амбиции – однажды жизнь отвесит оплеуху, – сказала она Злате вместо напутствия.

– Ну мам… Сто раз уже это обсуждали.

Светлана Сергеевна окинула дочь страдальческим взглядом, в котором явно читался вопрос: куда делось то милое златокудрое создание, которое бегало по квартире каких-то двадцать лет назад? Хотя как раз кудри-то оставались. Мама не раз признавалась, что ей будет очень жаль, если однажды Злата отрежет свои золотистые локоны, и связь с той девочкой исчезнет навсегда. Но время шло, кудри Злата не отрезала, напротив – отрастила их ниже талии, и, к большой маминой радости, все еще напоминала ее «маленькую Златушку».

А между тем, для Златы давно было ясно, что детство кончилось, пора уезжать в «большую жизнь». Рекламная фирма, в которой она работала в Выборге, давно исчерпала свой потенциал – компания занималась печатной продукцией, однако даже местный рекламный монополист уже не мог утолить амбиции Златы. Деньги были неплохие, но возможности – не ахти. Да и скучно. Ей казалось, время нещадно утекает сквозь пальцы, и оставаться на одном и том же месте, не двигаясь, не меняясь, ей было невыносимо.

– Как пчела в янтаре, – тоскливо вздыхала она временами.

Вскоре после расставания с Никитой Злата положила директору на стол заявление об уходе по собственному желанию. Через две недели она упаковала чемоданы, купленные когда-то для моря, и, обняв в прихожей родителей, отправилась в Питер. Первое время пожила у маминой двоюродной сестры, потом подыскала небольшую квартирку и съехала.

II

Мечты сбывались не сразу.

Карьера Злате никогда не давалась просто – невысокая девушка с точеным личиком и кудрявым ворохом светлых волос не вызывала доверия как специалист. Ей с утроенными усилиями приходилось доказывать свою состоятельность. Злата злилась, переживала, но верила, что со временем сумеет перекрыть этот кукольный ореол талантливой работой. Ей казалось, опыт и ум однажды победят в этой дурацкой и бессмысленной схватке с внешностью. Она маниакально училась, оттачивала квалификацию, отбивала самые сложные проекты, принимая как вызов любую претензию к ее профпригодности.

В Питере Злате удалось устроиться в компанию средней руки, очень похожую на ту, в которой она работала в своем городе, на должность с такими же обязанностями. Не восторг, но зарплата была повыше, чем там, дома. Однако такая работа ей давно наскучила – она оставила родной город не для того, чтобы ходить по кругу.

Через год удалось найти довольно интересную по ее меркам работу – компания занималась проектированием умных домов. Конечно, делать рекламу такого продукта было куда занятнее, чем изобретать креативы для очередной доставки еды.

Злата не жалела времени и сил, чтобы освоить новое поле деятельности. Она с удовольствием изучала индустрию, посещала конференции и семинары, разбиралась в марках нишевой бытовой техники и особенностях электронной начинки помещений. Она разрабатывала идеи, готовила рекламные кампании и, в целом, была довольна собой, работой и жизнью. Руководство было к ней благосклонно, директор редко делал ей замечания, и хотя коллектив был преимущественно мужской, ей в этой компании нравилось.

Она понимала, что выше своей должности здесь ей расти некуда, однако планировала задержаться подольше в этом технологическом раю, но однажды, проходя мимо офисной кухни, где обедали два проектировщика, она ненароком услышала их разговор и уже никак не могла перестать слушать. Мужчины говорили о ней, говорили обидное:

– …Да и вообще, какая-то она несерьезная. Я вот на нее смотрю и вижу только глазищи ее серые, губы эти вишенкой да волосы, как у Барби, – Станислав Сергеевич, тучный начальник отдела проектирования, пережевывал внешность Златы вместе с огромным бутербродом.

– Барби – платиновая блондинка, а Злата – пшеничная. Да еще и кудри у нее пушистые: у Барби таких не делают, – ответил его молодой подчиненный Андрей.

– А ты что ли знаток? – посмотрел исподлобья начальник.

– Да нет, конечно… – смешался Андрей. – Просто у меня сестра все сорта блонда на себе испробовала, а я в детстве столько голов этим ее Барбям пооткрутил… – он описал глазами внушительную дугу.

Внутренний голос уже почти уговорил Злату покинуть шпионское укрытие и пойти по своим делам, а с этими двоими выяснить отношения при случае, как вдруг Станислав Сергеевич с презрением бросил:

– Да какая разница – платиновая или пшеничная? Кукла она и есть кукла. Лахудра пустоголовая. Кудри эти ее… Губки, глазки… Ей только по койкам братьев Кеннеди[1] скакать, а не в высокотехнологичные компании лезть.

– Чьим койкам?

Начальник только махнул рукой. В отличие от Андрея, Злата намек Станислава Сергеевича поняла прекрасно.

– Не могу я таких девок в серьезных компаниях видеть. Мне, когда с ней рабочие вопросы решать приходится, так и хочется дать ей конфетку, всучить ее сумочку и вытолкать из кабинета вон, а не «в две умных головы» работать, как начальник говорит. Не пойму я – спит она с ним что ли?

– Да может и спит… – пожал плечами Андрей, – смотрит он на нее плотоядно, так что если еще не спит, то скоро будет. Он, вроде, снова на конференцию засобирался, а он обычно один не ездит. Помните Светочку?

– А то!

– Ну вот. И эта, глядишь, скоро премию на шубу получит.

Хамство было настолько подлым и незаслуженным, что у Златы от возмущения перехватило дух. Она почувствовала, как к лицу приливает кровь. Первым порывом было ворваться в столовую и…

И – что?

Устроить скандал? Отчитать? Нахамить в ответ?

Секунды шли, но Злата не двигалась с места. Она знала, как это бывает – если человек сложил о тебе свое мнение, то изменить его почти невозможно. Это как татуировка на лбу, которую видит только тот, кто тебе ее набил. Дополненная реальность в действии.

Не желая быть пойманной за подслушиванием, Злата заставила себя отойти от двери и тихо побрела в свой кабинет.

Она никак не могла взять в толк: ну почему нельзя быть и умной, и красивой? Почему обязательно найдется тот, кто выскажет свое презрительное «фи»? Почему нужно стесняться своих достоинств? Как будто ей мало ее недостатков! Ей хватало того, что она всю жизнь вынуждена стоять на цыпочках и вытягивать шею. Да и вообще… Она, например, поет отвратительно! Нет, серьезно, у нее были и другие проблемы!

Быть хорошенькой девочкой в детстве очень приятно – взрослые тобой любуются, незнакомые дяди и тети часто угощают вкусными конфетами и называют умницей за любое, даже самое дурацкое достижение. Но никто не предупреждал ее, что быть хорошенькой женщиной – это совсем не то же самое. Теперь дяди не хвалят тебя даже за серьезные проекты, правда, некоторые любуются и дарят конфеты, но при этом тонут в твоем декольте. А вот тети почему-то совсем перестали восхищаться твоими пышными кудряшками и губками бантиком, зато все крепче стискивают руки своих дядей в твоем присутствии.

И да – теперь за достижения, вместо похвалы, тебе обычно перемывают кости.

Она так глубоко задумалась, что чуть не врезалась в шефа.

– Зла-а-ата Влади-и-имировна! – расплылся тот в квадратной желтозубой улыбке. – А у меня к вам как раз важный, но приятный разговор есть! Зайдите ко мне ближе к вечеру.

Она ничего не ответила, только кивнула.

Его звали Михаил Сергеевич Вольф. Он гордился своими немецкими корнями и фамилией – «вольф» означает «волк». На самом деле, ничего общего у Михаила Сергеевича с волком не было, хотя вполне угадывались арийские гены: директор был светловолосым с почти прозрачными голубыми глазками и белесыми бровями. Комплекцию он имел, как у завсегдатая знаменитого немецкого фестиваля колбасок и пива – живот угрожающе нависал над брючным ремнем, второй подбородок занимал половину шеи.

Рабочий день заканчивался, и Злата направилась в кабинет шефа. Услышанное днем не отпускало. Войдя к Вольфу, она нервно чиркнула взглядом по комнате, твердым шагом прошла к директорскому столу и села напротив шефа, держа спину неестественно прямо.

Поначалу все шло как обычно: он попросил показать график продаж, спросил, как она видит стратегию продвижения новой линейки бытовой техники. Злата рассказывала, а Вольф прохаживался по кабинету, слушал и кивал. Несколько минут Злата крутила за ним головой, но потом бросила это дело и уставилась в свой планшет.

Вдруг Вольф оборвал ее на полуслове:

– Злата, хотите вина? Что-то я устал – неделя, знаете ли, была тяжелая. У меня тут припасено… Кхм, – откашлялся потомственный ариец, – французское, хорошее… дорогое.

Злата, без отчества, – такое обращение резануло ей слух, раньше он себе этого не позволял.

– Н-нет, спасибо, – Злата стиснула колени и застыла на стуле. – Если мы закончили, я пойду?

– Подожди. Уйти всегда успеешь, – он сам не заметил, как перешел на «ты», зато заметила Злата.

Вольф подошел и присел на краешек стола почти напротив нее.

– Сколько ты у нас работаешь?

– Семь месяцев.

– Я давно за тобой наблюдаю. Ты, вроде, умная.

– Спасибо, – Злата не понимала, к чему он клонит.

– Я тут собираюсь на месяц в Италию – в рабочую поездку и отдохнуть. Мне нужна будет… кхм… помощница. Работа не пыльная, а бонусы шикарные – ну там солнце, шмотки, все дела… Отель хороший, дорогой.

Злата молчала, пытаясь понять, что именно сейчас происходит. Вольф, не увидев никакой реакции, продолжил:

– Я заплачу хорошие командировочные, останешься довольна. Я своих… кхм… помощниц никогда не обижаю.

Злата по-прежнему молчала, пытаясь подобрать корректную формулировку для отказа. Вдруг Вольф протянул руку и медленно потер между пальцами краешек ее платья:

– Миленькое платьице. И ткань такая… нежная. Ты в нем, как куколка, – на этих словах он выпустил подол и осторожно положил ладонь на ее колено.

В этот момент Злата поняла, что ей больше необязательно быть вежливой. Она вздернула острый подбородок и твердо произнесла:

– Заманчивое предложение, но для кого-то другого. Я, когда отмечала в анкете готовность к командировкам, имела в виду совсем не это.

Он привстал со стола и навис над ней:

– Все когда-нибудь меняется.

Водянистые глаза жадно смотрели в глаза Златы, рука сжала колено.

Злата вскочила, опрокинув стул. Она метнулась из кабинета, нисколько не заботясь о мнении директора.

Значит, пришло время.

Разговор в отделе кадров был коротким: «Да, я увольняюсь. Нет, дело не в компании – просто пора двигаться дальше».

Когда Вольфу утром принесли ее заявление, он только крякнул «ну и дура» и поставил на документе размашистую подпись.

В тот день после работы Злата купила бутылку красного сухого и стейк с кровью навынос в небольшом ресторанчике недалеко от дома. Она была совсем не в восторге от того, какое решение ей пришлось принять, но и терпеть это непотребство у нее не было желания, а победить мужской коллектив – не было возможности.

На душе было гадко, будто Вольф сальными пальцами облапал и ее.

Злата злилась, но понимала, что лучше сейчас перевернуть страницу и создать себе в новой компании новый имидж, чем продолжать биться головой о бетонную стену, доказывая, что ты чего-то стоишь. Нужно было осмыслить произошедшее и подумать, что делать дальше, но сначала… Сначала надо позвонить Лиле.

Лиля – подруга детства. Вместе в школу, вместе из школы; первые влюбленности и первые слезы. Сейчас они со смехом вспоминают мальчишек, когда-то разбивших им сердца, но ведь тогда это было настоящее, вселенское горе! Да, даже хорошенькой Злате на любовном фронте приходилось несладко, даже горше, чем другим девчонкам. Все по классике – те, кому нравилась она, не нравились ей, а те, кто нравился ей, считали ее зазнайкой и попросту боялись подходить. Злата переживала, потому что никак не могла понять, что с ней не так. Только став значительно старше, она поняла всю горькую иронию. На школьной дискотеке во время медленных танцев она почти всегда стояла одна, провожая взглядом умчавшуюся с очередным кавалером Лильку, хохочущую и кривляющуюся в шутливых танцевальных пассажах.

Легкая на подъем, веселая, горящая, Лиля была светло-рыженькой девчонкой с россыпью редких веснушек на бледной коже и яркими, почти синими глазами. Долгое время она казалась невзрачной простушкой, с которой можно было легко завести непринужденный разговор, поэтому знакомых парней у Лили было немало. Но, познакомившись с ней поближе, многие из них переходили в разряд воздыхателей. У Лили было отличное чувство юмора и острый язык. Иногда она затевала мелкие хулиганские выходки в школе, чем окончательно закрепила свою популярность. Вкупе с миловидной, хоть и посредственной внешностью, все это действовало на парней безотказно.

Шли годы, Лиля подросла, и к выпускному классу покрасила свои не слишком густые прямые волосы в более сочный рыжий оттенок, остригла их в стильное каре и научилась подчеркивать макияжем красоту своих чудесных глаз. Все теперь называли ее «Лили», и в школе стало на одну красавицу больше.

За десять послешкольных лет Лиля почти не изменилась. Злата тоже не стремилась к кардинальным переменам – ей нравилось, как она выглядит, и проводить эксперименты с внешностью совсем не хотелось.

Решившись уехать в Питер, Злата сначала получила шутливый нагоняй от подруги за то, что покидает ее одну. На самом деле Лиля не возражала, напротив – похвалила ее за смелость и обещала в скором будущем присоединиться к Злате в «покорении города хипстеров, уличных музыкантов и интеллигентных бомжей». Но она так и не переехала – встретила отличного парня, Матвея. До ЗАГСа он ее пока не дотащил, но жить у себя сумел уговорить. Лиля пригрелась, прижилась и про Питер больше не заговаривала, но в век цифровизации и интернета между подругами всегда оставалась прочная связь. По дороге домой Злата успела набросать ей короткое сообщение: «Скоро позвоню, готовь бокал, есть новости».

III

Дома Злата, расположившись в любимом кресле с вином и стейком, набрала знакомый номер по видеосвязи. Лиля не подвела – она появилась в кадре тоже с бокалом вина и хаотично разломанной плиткой черного шоколада.

– Ну, я надеюсь, ты, наконец-то, нашла мужика! – вместо приветствия радостно вывалила с экрана Лиля.

– Нет – потеряла работу, – Злата отвела глаза в сторону и отпила вина.

– Мать, ты чего? Тебе же там так нравилось – новые технологии и все такое…

– Технологии – новые, а предрассудки – старые, – мрачно огрызнулась Злата и рассказала подруге, как по-дурацки оборвалась ее карьера в «Смарт-хаусе».

Иногда она прерывала рассказ, рвала зубами мясо, проглатывала его большими, плохо прожеванными кусками и запивала красным вином. Ноздри аккуратного носика Златы энергично раздувались. Она подолгу смотрела вдаль, играя желваками и пытаясь совладать с эмоциями. Вдруг она посмотрела в камеру и выпалила:

– Лиль, а помнишь нашу школьную англичанку?

– Да кто же ее забудет! – хохотнула подружка.

– Однажды, классе в восьмом, Светка Нечаева, с которой я сидела за одной партой, пришла в школу, накрашенная ну совершенно божественной помадой – полупрозрачной, темно-розовой, цвета пиона и с едва уловимыми сиреневыми отблесками… Мне она ужасно понравилась. Я попросила накрасить губы, Светка поделилась. И вот мы сидим за одной партой с совершенно одинаковыми накрашенными губами, но разнос англичанка устроила только мне. Только меня она громогласно и безжалостно отправила умываться. И так всегда, понимаешь? – голос Златы звенел. – Всю жизнь я из кожи вон лезу, чтобы доказать, что я не просто пустышка кучерявая, и всю жизнь во мне замечают только помаду и прическу! Мне даже красный диплом не помог!