Маска призрака

И Рису вдобавок было совершенно ясно, чего ждет от него Евангелина: признания, что он отправился в усыпальницу для встречи с заговорщиками-либертарианцами. Рис едва не спросил вслух, кто, по ее мнению, были эти заговорщики, неужели той ночью пропал еще кто-то из магов? Быть может, Евангелина решила, что он заодно с храмовниками? При этой мысли Рис похолодел. Если бы только он в силах был сочинить ложь, которая ее устроит!

В конце концов храмовница с отвращением покачала головой и ушла. Рис едва не взмолился ей вслед, чтобы принесли воды, но что в том проку? Умереть от жажды было бы, скорее всего, благом по сравнению с тем, что для него уготовили.

А значит, ничего не оставалось, как только ждать неизбежного. Время в темноте тянулось медленно. Боль в голове постепенно утихла, зато заныл живот. Рис проклинал скованные руки и ерзал, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее на холодном каменном полу. Иногда ему случалось поспать, правда без сновидений. Все прочее время он просто лежал наедине со своими мрачными мыслями.

Придет ли по его душу Коул? Вот он, Рис, способный его увидеть, со скованными руками и совершенно беззащитный. Храмовники решат, что его смерть – дело рук заговорщиков-магов, которые таким образом стремились заткнуть ему рот. Поймет ли Коул, что со скованными руками Рис не в силах сотворить приличного заклинания? Положим, он сумел бы призвать какого-нибудь духа; возможно, даже смог бы открыть дверь камеры. И что дальше? Единственный выход отсюда – коридор, где стоит стража да еще полным-полно древних ловушек, которые в один миг превратят его в жаркое.

Всякий раз, когда Рис открывал глаза, он ожидал увидеть Коула, который сидит на корточках напротив и сверлит его печальным и испуганным взглядом. Иногда Рис был твердо уверен, что в такую минуту задохнется от безмерного ужаса, а порой испытывал только гнев и неуемное желание осыпать мальчишку проклятиями за то, что втянул его в этакую передрягу, выкрикнуть в лицо: «И зачем только я тебя увидел?» Однако в самые тягостные минуты заточения, лежа на голом полу, мучаясь от голода и жажды, Рис подумывал о том, что, пожалуй, был бы рад узреть Коула. Знакомое, близкое лицо того, кто пришел избавить его от участи хуже смерти.

И тогда он плакал в темноте, всеми силами стараясь изгнать из головы подобные мысли.

Надо было ему, когда Коул отказался идти с ним к храмовникам, попросту повернуться и уйти. Подняться по лестнице к себе и молча надеяться, что все обойдется. Но что, если бы Коул совершил новое убийство? Храмовники увидели бы, что их опасения подтверждаются, и за преступление одного заплатили бы с лихвой все маги башни.

Впрочем, не исключено, что так и будет. Это вопрос времени. Что бы храмовники ни сделали с ним, Рисом, рано или поздно они возьмутся за Адриан… равно как и за любого мага, который вызовет у них подозрение. Может, все-таки стоит сказать им правду? Если его так или иначе убьют – что он теряет?

А может быть, его и не убьют. Сделают Усмиренным. Каково это – прожить остаток жизни, никогда и ни о чем не беспокоясь? Быть довольным и покорным, сознавать, что с тобой сотворили, но ничуть не беспокоиться об этом? Расскажет ли он тогда храмовникам про Коула? Выложит ли всю правду, не заботясь о том, к чему это приведет?

Нет, они не посмеют. У них нет никаких улик. И суда над ним не было. Все, что есть у храмовников, – смутные подозрения да то, что Рис оказался в неположенном месте в неположенное время. И одного этого хватит, чтобы вычеркнуть его из жизни? Всего лишь потому, что храмовники опасаются, как бы он чего не натворил?

Вспышка гнева отчасти согрела похолодевшее сердце Риса – здесь, в холодной камере, это ощущение было даже приятным. Пусть приходят. Пускай придет Коул. Он использует все заклинания, какие только сумеет применить, он будет драться – и плевать на последствия.

К моменту, когда дверь камеры вновь открылась, Рис уже был готов к такому исходу. Он лежал, затаившись, и зернышко магии, заботливо взлелеянное в груди, ждало возможности расцвести смертоносным взрывом.

– Чародей Рис. – Храмовник остановился на пороге. Голос его прозвучал обыденно, и миг спустя он бросил на пол стопку сложенной одежды. – Облачайся. Я проведу тебя в купальню.

– В ку… купальню? – Рис не знал, что и думать.

– Тебя освободили.

– Долго я здесь пробыл?

– В камере? Четыре дня. А теперь поторопись.

С этими словами стражник развернулся и вышел, оставив дверь открытой. Рис поморгал, с трудом веря услышанному. Четыре дня? Ему-то показалось, что прошла неделя, не меньше. Впрочем, без воды и питья он бы через неделю наверняка уже испустил дух. Рис попытался удержать накопленную ярость, но та протекла сквозь пальцы как песок. Не важно почему, но все-таки его освободили.

Он снял измазанную засохшей грязью мантию, оделся в чистое и осторожно выглянул в коридор. Из кордегардии доносились мужские голоса и даже смех, а потому Рис двинулся туда. То была, вне сомнения, самая невероятная прогулка в его жизни. В кордегардии обнаружились трое храмовников. Они попивали вино и на Риса глянули как ни в чем не бывало.

– Вода на столе, – сказал стражник, выпустивший его из камеры. – Еда тоже.

Рис проследил за его жестом и увидел оловянную кружку, возле которой стояла миска похлебки. Запах мяса притянул его как магнит, и не успел он глазом моргнуть, как уже вовсю пожирал угощение. Похлебка давно остыла и даже подернулась жирком, но Рису на это было наплевать. Он так поспешно набивал рот едой, что едва не подавился, но все равно – никогда у него не было такой восхитительной трапезы. Вода омывала его пересохшее горло, как божественный нектар.

А потом Рис повалился на пол, скрючившись от невыносимой боли в желудке. Он стоял на коленях, обхватив руками живот, а стражники, глядя на него, от души хохотали. Наконец боль утихла, и все тот же храмовник, ухватив Риса за плечо, рывком поднял его на ноги.

– Пошли уж, – не без сочувствия хмыкнул он.

Очень скоро Рис оказался в совершенно другом месте башни – комнатке, где в окно струился солнечный свет. Глаза тут же заслезились от боли, и Рис бессильно зажмурился, гадая, зачем его привели сюда. Из-за двери доносился плеск воды, лившейся в ванну, пахло ароматными солями. Риса охватило дурное предчувствие. Он ощутил себя агнцем, которого готовят к жертвенному закланию.

Минуту спустя в комнату вошла молодая эльфийка. На ней была серая неброская мантия, а на лбу – Рис мгновенно разглядел это – блеклый знак священного солнца. Метка Усмирения.

– Ванна готова, – монотонно проговорила она. – Можешь мыться.

С этими словами эльфийка протянула руку, но Рис этого будто не заметил.

– Это… больно? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Вода не причинит тебе боли.

– Нет, я про… – Рис указал на метку.

И подумал было, что вопрос бестактный, но тут же напомнил себе, что Усмиренного оскорбить невозможно. Впрочем, слабое оправдание. В башне Рис постоянно сталкивался с Усмиренными. Они занимались всякими хозяйственными делами, так что, казалось, он должен был свыкнуться с их присутствием, но все равно ему становилось не по себе, и он знал, что большинство магов испытывали те же чувства. Чаще всего маги пытались сделать вид, будто Усмиренные – лишь часть окружающей обстановки и никогда прежде не были такими же, как они.

Эльфийка моргнула и наклонила голову. Этот жест мог обозначать смятение, но Рис не поручился бы, что не ошибся.

– Ритуал Усмирения, – ровно уточнила она. – Мне не позволено говорить о нем. Тебе это известно.

– Если меня собираются сделать таким, как ты, я хочу это знать.

– Я не готовлю тебя к ритуалу. Тебе надлежит предстать перед собранием магов в парадном зале.

Женщина повернулась и плавным шагом направилась в соседнюю комнату. Рис молча последовал за ней.

– Лорд-Искатель велел привести тебя в порядок, и меня прислали помочь тебе при купании.

И действительно: в соседней комнате обнаружилось несколько бронзовых ванн, а одна была почти до краев наполнена горячей водой. Рис никогда прежде здесь не бывал, так что эта купальня, скорее всего, находилась в казармах храмовников. Странно. Недоумевая, он повернулся к эльфийке:

– Стало быть, я свободен? Меня просто освободили, и все?

– Мне об этом ничего не известно.

Рис колебался долю секунды, а затем решительно сбросил мантию и забрался в ванну. Стеснительность тоже относилась к тем качествам, которых Усмиренные лишались раз и навсегда. Женщина проследила за ним ничего не выражающими глазами и, когда он погрузился в воду, подала ему полотенце. Рис, стараясь не глазеть на ее лоб, невнятно пробормотал слова благодарности, и эльфийка направилась к выходу.

На пороге она остановилась и обернулась к Рису.

– Если я и испытывала боль, – негромко проговорила она, – теперь это не имеет ровным счетом никакого значения. Когда-то мне был ведом только страх, теперь – одно лишь чувство долга. Какова бы ни была та боль, обмен, я полагаю, равноценный.

И Усмиренная ушла. Рис сидел по горло в почти кипящей воде, и все же по спине его пробежал явственный холодок.

Через час он уже был в парадном зале. Это громадное помещение находилось не внутри самой башни, а примыкало к ее нижнему наземному ярусу. Оно служило главным входом в башню; по нему в давние времена шествовали в окружении свиты бесчисленные короли и королевы, а затем и первый император Орлея. Трон, само собой, давно убрали, но роскошные арочные своды и витражные окна зала до сих пор выдавали былое величие. Теперь парадный зал стал свидетельством мощи ордена храмовников, и его великолепие неизбежно напоминало об этом магам в тех редких случаях, когда им бывало дозволено здесь собраться.

Парадный зал был изрядной длины, пол выложен шахматным узором из черных и серых плиток. Вдоль стен с двух сторон тянулись рядами кресла, однако сейчас они пустовали. Все прибывшие толпились посреди зала, то и дело сбиваясь в группки и возбужденно переговариваясь. Насколько Рис сумел определить на глаз, здесь было свыше нескольких сотен магов, даже самые молодые ученики – словом, весь Круг в полном составе.

Он стоял на входе, изумленно взирая на это зрелище. До очередного традиционного собрания магов оставался самое меньшее месяц, а если вспомнить о покушении на жизнь Верховной Жрицы, то Рис мог бы побиться об заклад, что храмовники запретят даже это мероприятие.

И тут перед взором Риса промелькнули знакомые буйно-рыжие кудри – это Адриан, вынырнув из толпы, направлялась прямиком к нему.

– Тебя выпустили из темницы? – воскликнула она, подойдя ближе. – Вот это неожиданность!

Рис приветственно ухмыльнулся ей:

– Храмовники не устояли перед моим непобедимым обаянием.

– Меня это ничуть не удивляет.

Рис указал жестом на толпу магов, многие из которых украдкой поглядывали в его сторону:

– Какое занятное зрелище. Не скажешь ли, зачем здесь собрался весь Круг?

– Хм, я как раз собиралась спросить об этом у тебя. Никто не знает. Тайна.

– Обожаю тайны! Может, сделают какое-то важное объявление?

– Да, я тоже об этом думала. Возможно, Лорд-Искатель желает обратиться к нам с речью? – Адриан усмехнулась. – Или же собрать всех магов в одном месте, чтобы храмовникам проще было нас перебить.

– Признай, в расторопности им не откажешь.

Женщина невесело хмыкнула и, взяв Риса под руку, повела его в зал. Шаги их по мраморному полу отдавались гулким эхом, привлекая любопытные взгляды присутствующих. Адриан этого словно не замечала, но Рису все-таки становилось не по себе. Считают ли эти люди, что именно он виноват в том, что сейчас происходило в башне? Много ли им рассказали? Словно прочтя его мысли, Адриан на ходу подалась к нему:

– В башне только и разговоров было, что о тебе. Первый Чародей сообщил, что ты пропал, но и только. Храмовники и вовсе не пожелали говорить.

– Откуда же ты узнала, что я был в темнице?

– Мы, само собой, подняли шум, и я была в первых рядах. Целая толпа явилась требовать ответа у храмовников. Те схватились за мечи – словом, все как обычно. Ты пропустил недурную потеху.

– И все это из-за меня? Как трогательно.

– Не могла же я допустить, чтобы ты просто исчез, а пару недель спустя появился в башне уже Усмиренным. Да еще без малейших доказательств хоть какой-то вины. – Адриан насупилась, как бывало всякий раз, когда она нехотя воздавала собеседнику должное. – Первый Чародей поддержал нас. Он тоже был там, и с ним все старшие чародеи, и он потребовал встречи с Лордом-Ис-кателем.

Рис ограничился кивком, потому что на миг лишился дара речи. Он способен был высмеять любой порыв, но сама мысль, что прочие маги встали на его защиту, рискуя даже собственной шкурой, его совершенно обескуражила. Поступил бы он так же на их месте? Хотелось думать, что да.

– И чем же все закончилось? – наконец спросил он.

– Явилась сер Евангелина. – Адриан, произнеся это имя, выразительно закатила глаза. Она никогда не скрывала своего мнения об окружающих, и меньше всего – о храмовниках. – Она велела своим людям отступить, а нам сообщила, что ты посреди ночи тайком выскользнул из своей спальни. Отправился в Яму и даже вроде бы там с кем-то дрался.

На этих словах они дошли до середины зала, и Адриан помолчала, глядя на Риса с настороженным любопытством, после чего осведомилась:

– Скажи… ведь этого не было?

Вот оно, началось. Рис заметил, как несколько магов, торчавших поблизости, прервали разговоры и старательно притворились, что не прислушиваются к каждому его слову. Адриан так и распирало от желания узнать правду. И не только Адриан.

– Было, – неохотно признал он.

– Что именно было?

– Я спустился в Яму, – начал Рис, осторожно подбирая слова. – Мне нужно было кое-кого отыскать. Меня поймали, и на этом все кончилось.

– Тебе нужно было отыскать кое-кого?

– Да.

Глаза Адриан гневно сверкнули.

– Что ж, прекрасно. Можешь не говорить.

И она вновь увлекла Риса через зал, теперь уже погрузившись в угрюмое молчание. Ничего не поделаешь, у Адриан были все основания на него рассердиться. Уж если кто-то и мог поверить его рассказу о Коуле, так это именно Адриан… вот только что дальше? Она сразу воспылает желанием сделать хоть что-нибудь, даже если не будет знать, что именно. Втянуть в эту историю Адриан означало бы только ухудшить положение – и ее самой, и всех магов башни.

Рис огляделся, надеясь заметить в толпе Первого Чародея. Ему, наверное, следует поблагодарить старика… или хотя бы извиниться за то, что причинил столько хлопот. В конце концов, Рис отправился искать Коула, чтобы избавить Круг от неприятностей, а не с целью навлечь на него новые беды. Увы, Первого Чародея нигде видно не было.

Наконец Адриан остановилась там, куда направлялась, – возле группы старших чародеев. Знакомые все лица: члены местного братства либертарианцев… вот только Жанно среди них, естественно, не было. Один из чародеев – эльф с длинными черными волосами и раскосыми, как у всех эльфов, глазами – приветствовал Адриан и Риса угрюмым кивком. Гарис был негласным предводителем братства до того, как его успешно вытеснила с этого места Адриан. Не интригами, конечно, а тем фактом, что ей и не требовалось кем-то руководить, чтобы настоять на своем.

А потому Гарис не питал ни малейшей симпатии к ним обоим. Рис платил ему тем же: Гарис был одной из причин, по которым он чурался тесных связей с местными либертарианцами и общался с ними разве что через Адриан.

– С возвращением, – поздравил Риса эльф. В его голосе не прозвучало ни намека на искреннюю радость.

– Откровенно говоря, я собирался пробыть в камере подольше, но разве можно было пропустить такое событие? Что это – неужели общее собрание? Потрясающе!

И Рис мысленно усмехнулся, заметив, как собеседник стиснул зубы в крайнем раздражении.

Адриан, сурово нахмурясь, скрестила руки на груди:

– Похоже, сер Евангелина сказала нам правду. Он действительно улизнул той ночью из своих покоев.

Гарис выразительно вскинул брови:

– Что ж, тем бóльшими глупцами мы оказались, когда заступались за тебя. Почему ты пошел на такое безумие, Рис? И почему храмовники тебя все-таки выпустили? – Глаза эльфа подозрительно сузились. – Что ты им рассказал?

– Ничего он им не рассказывал! – отрезала Адриан. Затем глянула на Риса, и по лицу ее вдруг промелькнула тень сомнения. – Ведь это так? Ты ничего не сказал храмовникам?

– Я ничего и не знаю.

– Это не помешало бы тебе состряпать какую-нибудь чушь, – проворчал эльф.

Рис пожал плечами:

– Я не дал храмовникам повода в чем-то обвинить либертарианцев, если ты намекаешь именно на это.

Гариса его ответ явно не убедил, но Адриан лишь отмахнулась от подозрений эльфа:

– Не важно. Мы снова в полном составе, и пора обсудить, каков будет наш следующий шаг. Если станем сидеть сложа руки, кончится тем, что храмовники припишут нам покушение на жизнь Верховной Жрицы. Сами знаете, что так и произойдет.

– Поглядим, – буркнул Гарис и повернулся к Рису. – Либертарианцы выступили в твою защиту, и, возможно, благодаря этому ты был освобожден. Скажи, ответишь ли ты нам услугой на услугу? Знаю, ты никогда душой не был с нами… но теперь-то будешь?

Какие-то нотки в голосе эльфа помешали Рису ответить сразу. Украдкой оглянувшись, он отметил, что их окружают одни только либертарианцы. Братство что-то задумало – и, вполне возможно, нечто серьезное. То ли им нужна помощь Риса, то ли они хотят его испытать. В любом случае разговор принимал опасное направление – особенно здесь, посреди многолюдного зала.

Этот вывод натолкнул Риса на еще одну мысль. Что, если либертарианцы и впрямь замешаны в покушении на Верховную Жрицу, а ему об этом никто не сообщил? И Адриан тоже в числе заговорщиков? Это вряд ли, она никогда не умела хранить секреты, но все же…

Адриан, как и все прочие маги, выжидающе смотрела на него.

– Ну так что же? – наконец спросила она.

Счастливый случай избавил Риса от необходимости отвечать. Разговоры в зале внезапно стихли. Маги вразнобой двинулись к расставленным вдоль стен креслам, и шаги их отдавались в зале таким звучным эхом, что беседовать стало невозможно. Рис заметил, что меж людей, еще толпившихся посреди зала, снует Усмиренный, вполголоса просящий их разойтись.

– Похоже, наше время истекло, – пробормотал Гарис.

– Поговорим позже, – отозвалась Адриан. – Если только Лорд-Искатель не собирается нам таким образом сообщить, каких еще привилегий мы лишимся. И если нас всех не запрут по комнатам.

С этими словами она торопливо зашагала к двум свободным креслам – в первом ряду, само собой, – и жестом призвала Риса последовать ее примеру. Он так и сделал, предоставив Гарису корчить мрачные рожи в компании прочих либертарианцев.

Очень скоро по залу пронесся приглушенный шепот. Вошел Первый Чародей Эдмонд. Он был облачен в парадные одежды – черную парчовую мантию с золотой каймой и белый меховой плащ, который, казалось, своей тяжестью пригибал старика к полу. Первый Чародей опирался на посох, и каждый шаг его по мраморному полу сопровождался отчетливым стуком. Едва маги притихли, этот стук остался единственным, что нарушало воцарившуюся тишину. К тому времени, когда Первый Чародей дошел до середины зала, взоры всех собравшихся уже были устремлены только на него.

Эдмонд огляделся, поначалу не говоря ни слова. Вид у него был такой же изнуренный, как во время разговора в кабинете рыцаря-командора.

– Я рад, – начал он едва слышным голосом, – что вы пришли на это собрание и что все живы и благополучны. Времена нынче недобрые, друзья мои, и я не хочу, чтобы кто-то из нас усложнял и без того напряженное положение. Наш дар способен принести немалое благо, если только мы…

Он замолк, оборвав фразу на полуслове, и прикрыл глаза. Никто из собравшихся не посмел подать голоса, и в зале было слышно лишь неловкое покашливание. Вновь открыв глаза, старик поднял руку и кивнул:

– Знаю, знаю. Я стар, и хотя считаюсь вашим главой, дело оборачивается так, что мне нечего вам сказать. Знали бы вы, как я сожалею об этом! – Он повернулся к дверям. – Впрочем, сейчас перед вами предстанет тот, кто, возможно, сумеет сказать вам больше, нежели дано мне.

Все головы разом повернулись к входу. В зал вошла женщина – немолодая, но, в отличие от Первого Чародея, несшая бремя лет с горделивым достоинством. На ней была мантия из голубого шелка, царственно-белый плащ ниспадал складками на мраморные плитки. Седые волосы женщины были стянуты на затылке в строгий узел, но от глаз не укрывалось, что когда-то она отличалась редкой красотой. Теперь она стала разве что привлекательной, и на лице ее лежала печать отягченной заботами зрелости, часто свойственной людям, которые облечены властью.

Эта гостья не нуждалась в представлении, потому что все маги тотчас узнали ее: то была Винн, носившая титул архимага и девять лет назад геройски сражавшаяся с Мором в Ферелдене. Несмотря на это, ее ждал совсем не тот прием, какой обычно устраивают героям. Тут и там послышались вежливые хлопки, однако большинство магов хранили потрясенное молчание. В конце концов, именно Винн способствовала тому, что Коллегия чародеев, перед тем как Верховная Жрица объявила о ее роспуске, проголосовала против независимости магов. Очень многие в этом зале считали сей поступок предательством.

Рис внутренне застонал. Меньше всего он ожидал увидеть в зале именно Винн. Уж лучше бы это был Лорд-Искатель. Кто угодно, только не она.

– Глазам своим не верю! – прошипела на ухо ему Адриан.

– Да и я тоже.

Словно не замечая недоброго напряжения, Винн вежливо кивнула Первому Чародею, покидавшему зал. И обвела холодным взглядом собравшихся, то ли прикидывая их количество, то ли подзадоривая высказаться тех, кого возмущало ее появление. Желающих не нашлось. Рису почудилось, будто на нем этот взгляд задержался чуть дольше, и он как можно старательнее отвел глаза. Затем Винн вскинула над головой белый посох. Ослепительная вспышка – и молния, вырвавшись из его навершия, ударила в сводчатый потолок. Миг спустя весь зал сотрясли раскаты грома, и витражные окна отозвались жалобным дребезжанием.

Послышались испуганные вскрики, многие маги обхватили руками головы, ожидая, что на них сейчас обрушится свод. Этого не произошло. Винн опустила посох и снова обвела взглядом рассевшихся по креслам магов. Лицо ее посуровело.

– Таково наше могущество, – ровным голосом проговорила она. – Мы можем выпустить на волю страшную разрушительную силу – или же обуздать ее. Вот выбор, стоящий перед нами, и делать его надлежит мудро, поскольку эта мощь способна принести миру немалые беды.

Винн умолкла и подняла другую руку. Пальцы ее задвигались, выплетая сложный узор заклинания, и вскоре медленно соткался дух. Облик его лишь отдаленно можно было назвать человеческим, – казалось, что этот смутный силуэт образован тончайшими паутинками света. Дух смятенно парил перед Винн, и она протянула к нему руку. Пальцы ее насквозь пронизали зыбкий облик, от них разбежалась призрачная рябь. Лицо женщины озарилось почти материнской нежностью.

– А еще случаются времена, когда нам не оставляют выбора. – Винн взмахнула рукой, и дух растворился в воздухе. – Не все духи такие кроткие, и если завладеют разумом мага, маг превратится в чудовищное творение хаоса. – Винн шагнула к ученикам, в упор глядя на мальчугана, которому исполнилось двенадцать. Тот неловко отвел глаза. – Даже самый безобидный из нас может стать воплощением ужаса, и кого это постигнет, нам заранее знать не дано.

Тень печали мелькнула по лицу Винн, и она отвернулась. Теперь она снова обращалась к собравшимся в зале магам, и голос ее заметно смягчился.

– Если я сообщаю всем известные вещи, то лишь по одной причине: мы забываем, насколько мы исключительны. Не помним, почему другие люди боятся нас и что для этого страха есть веские основания. Мы видим только жесткие ограничения, наложенные на нас, которые кажутся нам воистину несправедливыми.

По ближайшим к Рису рядам пробежал озлобленный шепоток. Адриан, сидевшая бок о бок, побледнела от злости. Рис явственно ощущал, как она стискивает зубы, силясь удержаться от вспышки. Он и сам потихоньку закипал и, подобно ей, старался подавить гнев.

– Есть ли у нас другой выход? – продолжала Винн. И сделала паузу, дожидаясь отклика, но не дождалась. – Может быть, попросим разрешения самим, без помощи Церкви, надзирать за собой? Убедим народы Тедаса поверить, что мы не повторим ошибки тевинтерских магистров – промахи, которые уже не раз приводили мир на край гибели?

Теперь Винн держала посох перед собой, и его навершие окутала аура яростного огня.

– Или ринемся в бой? – Пламя запылало так ярко, что Рис вынужден был отвести глаза. И не только он. – Восстанем против наших притеснителей и докажем, как они ошибаются, недооценивая нас! – Слепящее пламя вдруг угасло, и в зале наступила мертвая тишина. – И что дальше? – прошептала Винн. – Даже если мы перебьем их всех, это ничего не изменит. Как и год назад, на Коллегии чародеев, я советую вам проявить терпение. Да, нынешний порядок вещей должен быть изменен… но если мы не покажем готовности идти на уступки, как нам ожидать того же от тех, кто нас и без того боится?