Пришедшая с туманом

– Стой, где стоишь, и тебе ничего не будет. Мы пришли за ведьмой.

Это была плохая новость, потому что я уже уяснила: ведьмой тут считали меня.

Второй мужчина направился ко мне, двое других остались у дверей. Я торопливо поднялась на ноги и даже непроизвольно попятилась, хотя умом понимала, что отступать мне некуда. Мужчина схватил меня за плечо, потом подумал и стащил куртку Охотника, бросил ее на пол. Замер и уставился на меня, его взгляд скользнул вниз, на губах появилась плотоядная улыбка.

– А ты ничего такая, – хмыкнул он, внезапно привлек к себе, положил руку мне на грудь и резко больно сжал.

Я испуганно вздрогнула, но он крепко схватил меня. Обернулся через плечо к своим товарищам, которые хоть и наблюдали за ним без одобрения, но не вмешивались.

– Что, время еще есть, может, ублажим даму напоследок?

Похоже, он меня ребенком не считал. Или детьми очень даже интересовался. Мне вдруг стало очень страшно, гораздо страшнее, чем было накануне в тумане рядом с чудовищами. Тогда я была слишком дезориентирована, чтобы всерьез бояться, а сейчас немного отошла и начала воспринимать чудовищную реальность как реальность, а не как кошмарный сон. В предложении мужчины меня одинаково сильно напугали слова «ублажим» и «напоследок».

Он снова повернулся ко мне, его рука скользнула ниже, но не успела добраться до бедра, когда Охотник неожиданно оказался рядом. Мужчины у дверей даже еще не дернулись, а его кулак уже стремительно влетел в физиономию того, кто меня держал. Рука, сжимающая мое плечо, ослабла, и я торопливо отскочила подальше.

Охотник ударил моего обидчика кулаком в живот и коленом в пах, из-за чего тот сложился пополам и рухнул на землю, поскуливая. Его очнувшиеся друзья подлетели к Охотнику, один огрел его дубинкой по спине, но он выстоял, повернулся и заехал кулаком. И тут же получил еще один удар от другого мужчины. Это было слишком даже для него: он упал на колени, а двое местных, кажется, решили его добить.

Я не могла этого допустить, но что я могла сделать против троих мужчин с дубинками (тот, кто все начал, как раз тоже поднялся на ноги, держась рукой за ушибленное место), если даже могучий Охотник с ними не справился?

– Оставьте его в покое, а не то прокляну! – истерично выкрикнула я единственное, что пришло в голову.

Как ни странно, это подействовало. Мужчины тут же испуганно попятились. Кстати, Охотник так и стоял на коленях, они не смогли повалить его на землю полностью. Я подбежала к нему, порывисто обнимая за плечи и пытаясь заглянуть в лицо. Его взгляд был немного расфокусирован, но серьезных повреждений я не заметила.

– Ладно, Мрок, оставь ее, – пробормотал один из мужчин. – А то и правда проклянет – и отсохнет у тебя что-нибудь нужное. Не настолько она хороша, чтобы рисковать. Надо сжечь ее поскорее.

Я даже не успела обидеться на заявление, что недостаточно хороша, и в ужасе посмотрела на мужчин.

Что-что? Сжечь?!

* * *

По наивности своей я подумала, что раз меня собрались сжечь, то решили убить. Охотник же сказал, что в этих краях тела мертвых предают огню. И только когда нас выволокли из сарая (обоих, а не только меня, как собирались изначально), заподозрила неладное.

Нас потащили к достаточно просторной площадке между домами. Раньше я ее не заметила, а сейчас тут был сколочен небольшой помост, посреди которого возвышался толстый деревянный столб. Помост заботливо обложили хворостом. Большим количеством хвороста.

Мужчина с суровым лицом, который разговаривал со мной накануне, стоял у помоста. Сегодня он выглядел даже мрачнее, чем вчера, хотя под большой широкополой шляпой лицо было видно не так хорошо. Но в том, как он заметно сутулился и скрещивал руки на груди, мне чудилось неприятие происходящего.

Он удивленно посмотрел на Охотника, перевел вопросительный взгляд на тех, кто нас волок. Тот из мужчин, кто остановил Мрока и больше других испугался моего проклятия, подошел к нему и что-то быстро заговорил. Говорил он долго и эмоционально, и к концу речи на суровом лице его собеседника появилось обреченное согласие. Он коротко кивнул в сторону столба, и нас потащили на помост.

– Что они… Они нас живьем сожгут, что ли? – в панике спросила я у Охотника.

– А ты как думала? – усмехнулся он, упираясь без особого успеха: его к помосту тащили уже четверо. – Ты же ведьма, тебя надо очистить огнем.

– А тебя-то зачем?

– Зачем-зачем… За компанию!

Нас поставили к столбу спиной к спине и принялись привязывать веревками. Я честно дергалась и вырывалась, но если уж они все-таки скрутили Охотника, то мое сопротивление им и вовсе казалось игрушечным.

– Знаешь, если ты действительно ведьма, то сейчас самое время колдануть, – заметил Охотник, когда веревки опутали нас так, что стало не пошевелиться. – Хорошо бы повторить тот фокус с молниями, но и обычный проливной дождь будет кстати.

– Да никакая я не ведьма! Не умею я колдовать!

Паника все еще владела мной, я не могла внятно соображать, только понимала, что уже вот-вот хворост под нашими ногами подожгут – и все, прощайте Незнакомка и Охотник, кем бы вы ни были. Пугала даже не сама перспектива смерти. Пугало то, что она будет медленной и мучительной. Какому психу вообще могла прийти в голову такая больная мысль: сжигать людей живьем?! Каким надо быть моральным уродом…

– Откуда ты знаешь? Ты же ничего не помнишь?

Вопрос Охотника сбил меня с мысли и заставил задуматься. Действительно, я ведь не помню, кто я. Если все так уверены, что я ведьма, то могу быть и ею. Вот только это ничем не могло мне помочь: даже если я действительно ведьма, то совершенно не помню, как колдовать.

– Но ты же помнишь, как ходить и разговаривать, – возразил Охотник, когда я поделилась с ним этим осознанием. – Это навыки, а не память. Попробуй сделать это, не задумываясь. В тебе ведь определенно что-то такое есть. Я видел: ты и правда заставила туманников уйти.

Я едва не зарычала от раздражения. Ну да, сделай то – не знаю что. Рациональное зерно тут определенно было: я разговаривала, не задумываясь, помнила все слова и их значения, то есть меня нельзя было назвать совсем уж чистым листом. Но как я ни пыталась «не задумываться», никакого чуда не происходило.

Вокруг тем временем начали собираться люди. Мужчины и женщины всех возрастов, даже дети. Они обступали помост с разных сторон, собираясь посмотреть на то, как нас сожгут. Похоже, с развлечениями в этой деревеньке дела обстоят очень скверно. Я бы ни за что не пошла смотреть на такое.

Я крутила головой, отчаянно пытаясь найти в толпе хоть один сочувствующий взгляд. Куда там! Наименее довольным грядущим костром выглядел тот самый суровый мужчина, но, наверное, он был вынужден пойти на поводу у толпы. А толпа жаждала наказать кого-то за случившееся с деревней несчастье. Неужели наша мучительная смерть действительно принесет им облегчение?

Взгляд остановился на уже хорошо знакомом мне Мроке: он держал в руках факел, который поджигал другой мужчина. На лице моего несостоявшегося насильника застыло особенно торжествующее выражение: он собирался не только сжечь ведьму, но и поквитаться за ушибленное мужское достоинство.

Факел полыхнул, Мрок сделал несколько шагов к нам, глядя на меня с кривой усмешкой и предвкушением, но поджечь хворост так и не успел.

– Стой! – внезапно окликнул его мужчина с суровым лицом.

«Ну слава богам! – промелькнуло у меня в голове. – Одумались наконец-то».

Только когда Мрок вместе с факелом оглянулся и снова отошел назад, я услышала топот копыт. Теперь его услышали и остальные. Из-за домов появился конный отряд. Человек шесть. Все были одеты на удивление похоже, что, скорее всего, означало общую форму. Возможно, военную. Эту догадку подтверждали и шепотки в толпе, из которых я смогла разобрать всего два слова: «Нергардская стража».

Толпа, кстати, попятилась назад, многие даже попытались принять вид случайно прогуливавшихся мимо. Мол, понятия не имеем, что это за столб и почему к нему привязаны люди, зачем у их ног хворост. А несколько человек из задних рядов (с моей высоты всех было видно, как на ладони) и вовсе поторопились уйти прочь.

Кажется, не имеют они права нас сжигать. И появление этой стражи не входило в местные планы, а нести ответственность за происходящий беспредел никто не горел желанием.

Всадники тем временем замедлили ход и подошли ближе, окидывая любопытными взглядами и нас с Охотником, и стремительно редеющую толпу. Впрочем, народу оставалось еще достаточно.

Во всаднике, ехавшем чуть впереди, как будто он тут главный, я с удивлением рассмотрела женщину. Одета она была в мужской костюм, волосы прятались под широкополой шляпой, но брюки и куртка облегали ее достаточно, чтобы подчеркнуть явно женскую фигуру. Голос, когда она заговорила, тоже оказался женским, хоть и достаточно низким:

– Кто здесь староста?

Вопрос прозвучал строго, но спокойно. Как я и ожидала, к всаднице подошел тот самый суровый мужчина, кого я и посчитала главным.

– Я, госпожа Соланж. Сван Авен, к вашим услугам.

Он слегка поклонился, с достоинством так, мне понравилось. Сейчас все мои надежды на чудесное спасение были связаны с этим старостой и той, кого он назвал госпожой Соланж, поэтому они оба мне нравились.

– Вы меня знаете? – удивилась всадница.

– Нергардскую стражу в наших местах все знают. Как и ее капитана.

Губы Соланж дрогнули в едва заметной улыбке, но лицо тут же снова стало серьезным.

– Хорошо, объясните мне, господин Авен, что здесь происходит. Со стороны выглядит как богомерзкий самосуд. Уверена, в ваших краях известна не только стража лорда Нергарда, но и законы королевства, за исполнением которых мы следим.

Староста кивнул, чуть склонив голову. Виновато, но без подобострастия.

– Конечно, нам это известно, госпожа Соланж. Не знаю, известно ли вам, но вчера на нас сошел туман. В нашем местечке такого еще не случалось, мы оказались не готовы. Погибло много людей, особенно женщин и детей… – на этих словах его голос сорвался, и он ненадолго замолчал.

Соланж его не торопила, лишь снова посмотрела на нас с Охотником, потом перевела взгляд на мнущуюся толпу.

– Эта женщина пришла с туманом, – наконец выговорил староста. – Мы считаем, что она его и привела, как приводит Белая Ведьма. Они одной кладки яйца.

Соланж снова посмотрела на меня и переменилась в лице: кожа побледнела, взгляд потемнел, губы сжались в тонкую полоску. Я смотрела на нее с мольбой, всем своим видом пытаясь показать, что никакая не ведьма.

– Пришла с туманом, говорите, – пробормотала Соланж.

Староста кивнул, и на долгое время над площадкой повисла тишина. Такая тревожная, что у меня от нее кожу покалывало. Соланж молчала, стража за ее спиной замерла. Застыли в немом напряженном ожидании люди. Мы с Охотником и так пошевелиться не могли, поэтому, чтобы соответствовать моменту, затаили дыхание.

– Продолжайте казнь, – наконец выдохнула Соланж уверенно.

У меня сердце провалилось в живот, за мной громко фыркнул Охотник, а люди вокруг одобрительно загудели.

– Да вы издеваетесь? Вы же нергардская стража! Вы не имеете права нарушать закон! – крикнул Охотник.

Взгляд Соланж метнулся к нему, она прищурилась и как будто хотела что-то спросить, но то ли передумала, то ли сама поняла ответ на свой вопрос.

– Но, капитан, – осторожно попытался возразить ей один из стражников, – лорд Нергард…

– Если лорд потребует ответа, я отвечу перед ним сама, – резко перебила его Соланж и снова повернулась к старосте: – Продолжайте.

Тот снова поклонился, но мне показалось, что он остался разочарован таким решением. Тем не менее Авен кивнул Мроку, который все это время стоял в сторонке с подожженным факелом. Теперь тот уже не стал довольно улыбаться, а подошел и запалил хворост у наших ног с серьезным и торжественным видом.

Огонь занялся быстро и принялся расползаться в разные стороны, а Мрок обошел помост и коснулся хвороста факелом в другом месте. Потом в третьем.

Сердце в моей груди забилось как сумасшедшее, мне отчаянно захотелось, чтобы оно уже перетрудилось и остановилось. На глаза навернулись слезы. То ли от страха и жалости к самой себе, то ли от повалившего дыма.

Подул ветер, помогая огню разгореться. Я больно прикусила нижнюю губу, опомнившись только тогда, когда почувствовала во рту металлический привкус. Теперь нас уже ничто не могло спасти.

Однако огонь, занявшийся так весело и легко, внезапно осел и вскоре вовсе умер, превратившись сначала в унылое тление, а потом исчезнув окончательно.

Толпа снова заволновалась, послышались шепотки, среди которых я теперь разбирала только слово: «Ведьма». Староста беспомощно посмотрел на Соланж, а та стиснула зубы.

Я старательно смаргивала с глаз слезы, не зная, действительно ли мне удалось погасить огонь или это произошло по каким-то другим причинам. И если это все-таки сделала я, то смогу ли повторить?

Проверить не удалось: послышался новый топот копыт, на этот раз более внушительный и грозный. В деревню на полном скаку ворвались новые всадники. Этих было значительно больше: как минимум десятка два. Лошади их тоже выглядели крупнее, военная форма – строже.

– Какая популярная деревенька, – пробормотал Охотник тихо, но я услышала. – Теперь и королевская гвардия сюда пожаловала. Интересно, этим тоже наплевать на закон?

Надежда снова встрепенулась, когда я поняла, что новоприбывшие – главнее всех остальных собравшихся. Внушала оптимизм и резко побледневшая капитан Соланж. Я почти вывернула шею, пытаясь рассмотреть королевских гвардейцев. У них во главе отряда был мужчина, от остальных гвардейцев его отличала более замысловатая черная форма с большим количеством нашивок.

Но мое внимание привлек не капитан (или какое у него там было звание?) гвардейцев, а человек, которого эти самые гвардейцы окружали, защищая. Его фигуру полностью прятал серый балахон, из-под которого торчали только сапоги из красноватой кожи. Капюшон был надвинут так сильно, что лицо скрывала темнота. Или темнота у этого человека была вместо лица? Я даже не могла определить, мужчина это или женщина.

После короткого и совершенно неслышного общения человека в сером балахоне с главным гвардейцем последний выехал вперед и, ничего не спрашивая и ни с кем не разговаривая, громогласно приказал:

– Освободите этих людей, они поедут с нами. Капитан Соланж, вы тоже. Именем короля, вы арестованы.

Глава 3

Честно говоря, услышав команду главного гвардейца, я испытала мстительное удовлетворение. Так-то, госпожа Соланж, нечего законы нарушать.

Однако эйфория от чудесного спасения быстро прошла. Когда нас с Охотником и капитаншей усадили в одну повозку, подъехавшую чуть позже конного отряда, и заперли там, я поняла, что мы все еще можем попасть на костер. Только теперь уже по решению какого-нибудь королевского суда.

Внутри повозки были только две скамьи. Соланж сразу села в угол, не глядя на нас. Мы с Охотником, не сговариваясь, выбрали вторую скамью и противоположный угол. Так и поехали. Через окошко в задней двери я видела лица людей, собиравшихся нас сжечь. В основном на них отражалась досада, и только староста смотрел нам вслед с облегчением. Похоже, все-таки не хотелось ему брать грех на душу. Или совершать преступление.

Интересно, почему гвардейцы арестовали только Соланж? Не старосту, не остальную нергардскую стражу?

Ответов на эти вопросы я не знала, а спрашивать у Охотника в присутствии самой Соланж не хотелось. Лучше поговорю с ним об этом позже, когда доберемся. Если будет возможность.

Ехали мы долго: за окошком повозки успело стемнеть. Снова стало холодно, ноги и руки у меня закоченели, и на этот раз даже Охотник ничем не мог мне помочь: его куртка и прочие вещи остались в деревне. Даже меч.

Вскоре за окошком появились огни домов, куда более высоких и роскошных, чем в той деревне, и я поняла, что мы прибыли в какой-то город. Еще некоторое время ехали по нему, потом попали на огороженную территорию: за нами остались очень красивые кованые ворота и высокий забор.

Я была уверена, что нас везут в тюрьму, но когда повозка наконец остановилась, то дверь открылась и нам велели вылезти, оказались мы не у какого-нибудь мрачного замка, вид которого навевал бы тоску, а у великолепного дворца, подсвеченного разноцветными огнями. Конечно, наша повозка стояла не у центрального входа, а у черного, но почему – дворец? Или здесь такие тюрьмы?

Мужчины в сером балахоне нигде поблизости видно не было, как и главного гвардейца, с нами были только рядовые. Видимо, начальники уже распорядились, как с нами поступить, и удалились по своим делам.

Гвардейцы вели себя исключительно вежливо. Возможно, потому что мы не сопротивлялись. А какой смысл сопротивляться вооруженным до зубов людям? У них на поясах я приметила не только мечи, но и пистолеты. Они показались мне странными, но я не смогла бы объяснить почему.

Нас провели внутрь, заставили подняться на второй этаж, и вот тут-то случилось самое для меня страшное: нас разделили. Соланж повели в одну сторону, Охотника в другую, а меня в третью, на этаж выше.

Я думала, что после всего произошедшего уже не смогу сильнее испугаться, но в тот момент практически впала в ступор, гвардейцам впервые пришлось коснуться меня, чтобы подтолкнуть вперед. Я почти не знала Охотника, но он единственный меня защищал. Остаться одной, не помня себя, казалось сейчас хуже смерти. Ведь если кто-то захочет обидеть меня теперь, даже вступиться будет некому.

Но одно дело ввязаться в неравную драку с деревенскими мужиками, а другое – с королевскими гвардейцами. Потому ни я, ни он даже пикнуть не посмели, когда нас разделили. Соланж и вовсе отнеслась к происходящему спокойно.

От вновь охватившего ужаса я не обращала внимания на обстановку и на то, куда меня вели и как долго. Очнулась только у дверей комнаты, когда их распахнули передо мной и жестом предложили войти. Сами гвардейцы – двое высоких молодых крепких ребят, похожих друг на друга как братья – за мной не последовали, остались стоять в коридоре. Скорее всего, и после того, как двери за моей спиной закрылись.

Я огляделась. Просторная комната, высокие потолки, на стенах – гобелены и позолота, на потолке – искусная лепнина и фрески, на полу – светлый ковер с длинным мягким ворсом. Мебели немного: комод, шкаф, туалетный столик и огромная кровать с балдахином, но выглядела она добротно. В дальнем углу комнаты – еще одна небольшая дверь (которую я не заметила, пока та не распахнулась).

Из нее вышла девушка в простом длинном темном платье со слегка расклешенной юбкой до середины икры и белом чепце. В руках она держала сложенную стопкой одежду. Девушка резко остановилась и окинула меня удивленным взглядом. Еще бы, мои грязные ноги, ночная сорочка и общий потрепанный вид резко контрастировали с убранством комнаты. Однако девушка (горничная, как я предположила) быстро опомнилась, торопливо присела в глубоком книксене и, выпрямившись, заговорила:

– Добрый вечер, госпожа. Я приготовила вам ванну, но платье принести не успели. Пока вы будете мыться, его обязательно доставят.

И она сделала приглашающий жест в сторону двери, из которой вышла.

А у меня голова шла кругом от подобного поворота событий. Да что тут происходит? Ванна? Платье? Я-то думала, меня будут судить за ведьмовство. Или тут так принято готовить к суду? Ну да, мой вид может показаться какому-нибудь королевскому судье оскорбительным.

Может быть, меня с кем-то перепутали? Или, наоборот, во мне кого-то узнали? И так должно быть?

Впрочем, сейчас это почти не имело значения. Мне предлагали ванну, в которой можно смыть с себя грязь последних двух дней и, как я надеялась, согреться. Даже если после нее меня снова потащат на костер, я хотя бы буду прилично выглядеть и хорошо себя чувствовать.

Ничего не говоря приветливой служанке, я прошла в ванную комнату. И едва успела раздеться, прежде чем она присоединилась ко мне. Мне это показалось очень неловким, но я не стала возражать. Я вообще собиралась вести себя как можно тише, пока не происходило ничего по-настоящему плохого.

Служанка помогла мне вымыться. Долго оттирала ноги жесткой мочалкой, несколько раз наносила на волосы какие-то составы, поливала из кувшина чистой горячей водой. Потом помогла обтереться большим пушистым полотенцем, обмазала душистым маслом, которое, к счастью, быстро впиталось в кожу, и накинула на плечи тонкий, гладкий, невероятно приятный на ощупь халат.

В голову вновь забрались неприятные мысли. Показалось, что готовят меня не к суду, а к чему-то совсем другому. Одно дело помыть, причесать и одеть, но зачем гипотетическому судье моя мягкая кожа и приятный аромат? Это настораживало.

Когда мы вернулись в спальню, на кровати уже лежали темно-зеленое платье, чулки, нижнее белье. На полу стояли туфли на небольшом каблуке. Горничная помогла мне одеться, ненавязчиво и деликатно, после чего пригласила за туалетный столик и занялась волосами.

А я наконец получила возможность рассмотреть себя в зеркале.

Это было очень странное ощущение: я смотрела на себя как на чужого человека. Лицо девушки в отражении было бледным, уставшим и испуганным, но довольно симпатичным. Не детским, так что Охотник или покривил душой, или ему самому уже немало лет. Я вглядывалась в собственные серые глаза в отражении, отчаянно надеясь, что если буду долго смотреть в них, то что-нибудь вспомню. Бесполезно. Пустота.

С прической горничная возилась довольно долго: сначала старательно просушивала густые темные волосы, потом долго подвивала их щипцами, превращая в аккуратные локоны, лежащие как будто совершенно естественно. В конце она заколола несколько прядей так, чтобы они не падали на лицо. Остальные остались спокойно струиться по спине, доходя почти до лопаток.

Мне припудрили лицо и предложили придать губам немного цвета, подсунув под нос какую-то баночку, но я отказалась. И так с каждой минутой все сильнее нервировал тот факт, что меня одевают и прихорашивают как куклу. Не стать бы чьей-нибудь игрушкой в этом дворце.

Впрочем, я сомневалась, что меня спасли от казни ради сомнительного счастья затащить в постель. Все-таки тот мужчина в сарае верно заметил: не настолько я хороша.

– Чудесно выглядите, госпожа, – улыбнулась горничная, встретившись со мной взглядом в зеркальном отражении. – Теперь позвольте вас проводить.

– Куда? – это было первое произнесенное мною слово с тех пор, как я оказалась во дворце.

– Вас хотят видеть, – обтекаемо ответила девушка, отходя к двери и терпеливо дожидаясь, когда я последую за ней.

Отпираться не было смысла, поэтому я не заставила ее долго ждать. За дверями комнаты действительно были все те же два гвардейца. Они последовали за нами по коридорам, держась на почтительном расстоянии позади, но не отходя слишком далеко.

Мы пересекли весь третий этаж, перейдя, как я поняла, в другое крыло. Здесь горничная остановилась у одной из дверей, потянула ее за ручку и, как гвардейцы ранее, сделала приглашающий жест, явно не собираясь ни докладывать, ни сопровождать. Мне оставалось только самой переступить порог и постараться не закричать от бессилия, когда дверь за мной закрылась.

Морально я все-таки была почти готова снова оказаться в какой-нибудь спальне, но очутилась в просторном кабинете, из общего строгого вида которого выбивался только круглый, сервированный на двоих столик. Он первым привлек мое внимание, только потом я заметила мужчину. Он находился в противоположной от двери стороне.

Высокий и до неприятного худощавый, он стоял у небольшого постамента в половину его собственного роста, на котором на маленькой подставке лежал прозрачный шар. Внутри него переливалось что-то светящееся, разноцветное и бесформенное. Разглядеть толком я не успела, потому что мужчина поспешно накрыл шар черным колпаком, скрывая от моих глаз. Потом вышел из-за постамента и приблизился, сдержанно улыбаясь.

– Добро пожаловать в Ферно, госпожа?..

Его тон подразумевал, что я должна назвать свое имя, но я не смогла бы этого сделать, даже если бы помнила его. Оглядев мужчину с головы до пят, я вдруг поняла, что это тот самый человек, который скрывался под серым балахоном и управлял гвардейцами. И от этого почему-то стало так страшно, что голос у меня на какое-то время снова отнялся.

Чего он от меня хочет?

* * *

Мужчина сделал еще один медленный – и как мне показалось, угрожающий – шаг ко мне. Я инстинктивно отшатнулась назад и тут же уперлась спиной в дверь. Да, бежать-то некуда.

– Вы меня боитесь? – мужчина улыбнулся шире и более дружелюбно (как он наверняка считал). – Не стоит. Я всего лишь хочу узнать, кто вы.

– Вам должно быть виднее, – настороженно ответила я.

Он искренне удивился.

– Почему?

– Потому что иначе непонятно, зачем вы меня спасли.