Леди-служанка

Лиз Карлайл

Леди-служанка

Роман

Любимому мужу

Liz Carlyle

A Deal with the Devil

* * *

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers. Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© S.T. Woodhouse, 2004

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

Пролог

Зима на побережье Сомерсета, может, и вызывает у кого-то умиление своеобразной суровой прелестью, но Обри Фаркварсон к таковым не относится.

Крестьяне местных деревень в далеком 873 году, доведенные до разорения, голодные и изможденные, сложили пирамиду из камней на холме над Бристольским заливом, чтобы было откуда наблюдать за врагом, надвигавшимся с севера. Шли годы, угроза не исчезала, и постепенно пирамида превратилась в смотровую башню, которая затем разрослась до замка Кардоу – так называлась скала, на которой он стоял.

Ходили легенды, что камни замка скреплены слезами и кровью множества погибших. Во Вторую датскую войну замок подвергся длительной осаде, и тех, кто удерживал его, викинг Гантрум с приспешниками жестоко истязал. Особенно прославился Мангус Уолрейфен по прозвищу Ворон Смерти, которое он получил за украшавшую его корабль вырезанную из дерева огромную черную птицу с широко распростертыми крыльями – стервятника, готового, казалось, броситься вниз, на ничего не подозревающую жертву.

Захватив замок, Гантрум позволил своим воинам грабить, насиловать и убивать его обитателей. Мангусу приглянулась прелестная наследница Кардоу, белокурая голубоглазая саксонская девушка по имени Эрменгильда, и он взял ее в жены. Замок и деревня были переименованы, и Мангус с комфортом там расположился.

В течение двух лет викинги грабили Уэссекс, Мангус насиловал свою жену, а Эрменгильда покорно терпела. В конце концов король Уэссекса, которого через годы назовут Альфредом Великим, заставил викингов-язычников покориться не только Англии, но и христианству. Потерпев позорное поражение, Гантрум покинул Кардоу, прихватив приверженцев, в том числе и Мангуса. Тот оставил жену на третьем месяце беременности, но поклялся вернуться.

За время его отсутствия замок Кардоу превратился в прекрасно укрепленную твердыню, однако для того, что задумала Эрменгильда, высокие зубчатые стены были не так уж необходимы. Увидев, что корабль мужа входит в залив, она, спрятав острый кухонный нож в складках платья, сбежала вниз ко рву, на подъемном мосту, изобразив радость, обняла Мангуса и вонзила ему нож между лопаток. Так закончился – во всяком случае, по легенде – первый из множества неудачных браков в замке Кардоу.

Эту историю среди других Обри Фаркварсон услышала, пока ехала из Бирмингема. Ее попутчик – военврач, сидевший напротив в почтовом дилижансе, – как истинный бристолец с удовольствием всю дорогу плел небылицы, развлекая пассажиров. Когда прибыли в Майнхед, Обри поблагодарила его и отправилась на поиски гостиницы. Оказалось, что здесь она одна-единственная и настолько убогая, что Обри стало не по себе.

Хозяин гостиницы обрадовал ее сообщением, что та опоздала к экипажу, который был прислан из Кардоу, и часа два назад слуги майора Лоримера отказались дольше ждать. У хозяина гостиницы имелся, конечно, наемный экипаж, но удовольствие было недешевым. Обри вздохнула, но выбора у нее не было, и, достав из кошелька монеты, отправилась навстречу своей судьбе.

Когда экипаж, свернув с мощеной дороги, пересек осыпавшийся ров и медленно пополз к вершине скалы, Обри, придвинувшись ближе к окну, протерла кулачком запотевшее стекло и взглянула вверх. Замок, видневшийся на вершине, производил жуткое впечатление: ни дать ни взять иллюстрация к одному из романов миссис Радклиф, разве что не хватало стаи ворон, взмывающих к черному облаку на свинцовом небе.

И опять ей вспомнилась мрачная легенда об Уолрейфене, и Обри, вздрогнув, отвернулась от окна. Кучер попытался тем временем вписаться в следующий поворот, но плохо пружинивший экипаж, внутри которого стоял кислый запах отсыревшей кожи и гниющего дерева, покачнулся, а его колеса провалились в грязь по самые оси. Обри не горела желанием провести в замке, словно в заточении, следующие десять лет жизни, и, безусловно, не хотела она и везти ребенка в такое мрачное место. С противоположного сиденья на Обри широко раскрытыми глазами смотрел Айан, очень бледный и явно переутомленный. О чем только она думала, пускаясь с пятилетним ребенком бог знает куда? Переутомление, несомненно, только ухудшит его состояние. Конечно, можно было бы оставить его дома, но не было никого, кому она могла бы доверить своего ребенка.

– Мама, а этот человек точно даст тебе работу? – спросил он тихо. – Я не думал, что заболею в Мальборо. Может, сказать этому майору, что виноват я?

Наклонившись вперед, Обри пригладила блестящие черные волосы мальчика, такие же, как у ее отца, да и имя тоже – она не решилась его изменить. Ребенка с легкостью убедили в необходимости взять новую фамилию и забыть, что когда-то у него была другая, не очень сложно было исправить и шероховатости его произношения, убрать провинциальный акцент и выдать просто за одного из уроженцев Джорджии, оставшихся без отца. Но чтобы изменить имя…

Нет, Обри не смогла пойти на это. Кроме того, сегодня его имя, возможно, станет их помощником, хотя она очень надеялась, что до этого не дойдет. Во всяком случае, она сделала все возможное, чтобы у мальчика над головой была крыша, а ищейки потеряли их след. Замок Кардоу, заброшенный и неприступный, подходил для этой цели как нельзя лучше.

Обри обняла сынишку и прошептала:

– Ты ни в чем не виноват, малыш. Все будет хорошо. Я уверена, что майор Лоример даст мне работу, и у тебя будет и дом, и еда.

Айан успокоился и даже закрыл глаза.

Вскоре экипаж загрохотал по булыжной подъездной дорожке. Высоко вверху, в середине арки над въездом, сквозь узкое окно пробивался слабый свет. Их заметили, и массивная металлическая старинная решетка, которая закрывала въезд, поднялась со ржавым скрипом и треском. Обри обняла сынишку и посмотрела вверх, по коже у нее побежали мурашки: что, если эта громадина сорвется прямо им на крышу?

Но нет, обошлось. Кучер-горбун высадил их возле привратницкой, выгрузил их дорожные корзины и забрался на козлы. Обри едва удержалась, чтобы не броситься к нему и попросить не уезжать. Дождь опять полил как из ведра, и кучер торопился поскорее вернуться обратно по опасной дороге, пока ее совсем не развезло. Крепко взяв малыша за руку, Обри подошла к дому и постучала в дверь молотком.

– Мне ничего не сказали о ребенке, – удивленно заметила служанка, впустив их в прихожую. – Дело в том, что Певзнер, дворецкий, вместе с лакеями отправился в «Королевскую гавань» промочить горло, а я прямо не знаю, что делать.

«В такое время? Странно», – подумала Обри, но все же улыбнулась, и мысленно осенив себя крестным знамением, солгала:

– Я, наверное, забыла упомянуть об Айане в своем письме к майору Лоримеру. Но мальчик не доставит никому неприятностей. Могу я спросить, как ваше имя?

– Бетси, мадам.

– Я буду очень вам благодарна, Бетси, если позволите погреться мальчику у очага на кухне, пока я поговорю с майором. Он просто тихонько посидит где-нибудь в уголке.

– Полагаю, это возможно, – не очень уверенно сказала Бетси, разглядывая мальчика. – Проблема в другом: вас ожидали до вечернего чая, а позже майор, как правило, никого не принимает.

– К сожалению, плохие дороги – вот почтовый дилижанс и задержался, – пробормотала Обри, и на сей раз это была истинная правда.

Бетси отдала их мокрые плащи подошедшей служанке и чуть подтолкнула к ней мальчика. Девушка с простодушным лицом улыбнулась и взяла ребенка за руку. Судя по толстому слою пыли, здесь, в Кардоу, мало кого принимали. Обри быстро поцеловала Айана в щеку, и служанка повела его к лестнице в противоположном конце холла.

В соответствии с ее новым общественным положением Обри не получила приглашения в гостиную, и ей предложили подождать на жесткой черной скамье в холле, пока Бетси не доложит хозяину о прибытии гостей. Обри, оставшись одна, постаралась успокоиться и оглядеться.

В просторном сводчатом холле пахло сыростью, гнилью и мышами. Можно представить, сколько грязи скопилось за огромными гобеленами, если на карнизе, поддерживавшем галерею, красовалась паутина величиной с парус. Два огромных камина, похоже, не чистили со времен викингов, а мраморные полки над ними толстым слоем покрывала копоть. Над южным камином висел щит с гербом: черный ворон с распростертыми крыльями на кроваво-красном фоне, который держал двух львов на задних лапах. Что ж, Уолрейфены передали суть своего рода четко и ясно.

И все же кое-какие изменения Кардоу за несколько веков претерпел. Пол из каменных плит покрывали турецкие ковры, пусть и протертые теперь до дыр, а мебель выглядела так, будто была изготовлена еще во времена правления Вильгельма Оранского и Марии Стюарт. Половина стен была завешана гобеленами, а другую половину украшали панели времен короля Якова I, то есть начала XVII века, с замысловатой резьбой по дубу, почерневшей и почти неразличимой.

Отвлекли Обри раздраженные голоса: словно где-то внизу кто-то спорил, а через мгновение по дому разнесся низкий громоподобный мужской голос:

– Скажите ей, что это проклятое место уже занято! Вот так! А теперь пойдите вон и заберите свой поднос. Это месиво даже свиньям не годится!

Послышалось бормотание, стук посуды, а затем тот же голос:

– Что непонятно? Занято, я сказал! Убирайтесь, черт побери! И не смейте возражать!

Опять послышался стук посуды, кто-то что-то тихо проговорил, а в ответ раздалось:

– И ребенка тоже уберите! Уже половина пятого, и, черт побери, если нет нормальной еды, дайте хоть спокойно выпить виски.

Кто-то все же продолжал спорить, но на сей раз хозяин не выдержал и с диким воплем что-то швырнул в собеседника: раздался звук разбившегося стекла.

Не раздумывая, Обри вскочила со скамьи и бросилась по лестнице вверх. Широкая, но неосвещенная галерея упиралась в коридор, в глубоких полукруглых каменных нишах которого располагались двери, и под одной из них виднелась полоска света. Туда без колебаний и ворвалась Обри.

Возле самой двери Бетси, присев, собирала осколки фарфора и складывала в фартук. Комнату освещал лишь слабый огонь камина, и, всмотревшись в темноту, Обри поняла, что это библиотека, а потом повернулась к девушке:

– С вами все в порядке? Вам помочь?

– А вы кто такая, черт побери, чтобы вот так врываться сюда? – окликнули ее из темноты.

– Майор Лоример?

Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела в дальнем и самом темном углу комнаты кресло, а в нем – фигуру мужчины. Но вот он медленно поднялся, взял то ли палку, то ли трость и, сильно хромая, двинулся к ней.

Служанка съежилась, но продолжила выбирать из ковра застрявшие осколки фарфора. Остановившись в нескольких шагах от Обри, мужчина с ног до головы окинул ее единственным глазом: другой был просто сморщенным комком плоти, провалившимся в глазницу, и походил на большой грязный пупок. Левая рука майора была неподвижна, и половину ноги заменяла деревянная культя. Он был старше, чем ожидала Обри, к тому же основательно пьян.

– Проклятье! Кто вы? – уставился он на незваную гостью.

– Добрый вечер, майор Лоример, – ровным голосом поздоровалась Обри, смело глядя в его единственный глаз. – Я миссис Монтфорд, новая экономка Кардоу.

– Что? – буркнул он, наклонившись к ней. – Дайте-ка мне вашу руку.

Обри неуверенно протянула руку, и майор, взяв ладонь большим и указательным пальцами, словно это был кусок дерева, фыркнул:

– Ха! Если вы чертова экономка, то я архиепископ Кентерберийский.

– Да нет, не чертова, а самая обычная экономка, – огрызнулась Обри, не желая больше слушать, как он чертыхается. – Неужели, сэр, в вашем лексиконе нет других выражений?

Мгновение майор, опешив, просто стоял истуканом и смотрел на нее единственным глазом, потом закричал на Бетси:

– Вон! Пошла вон, тупая корова!

Каждое слово он сопровождал ударом своей палки.

– Сейчас же прекратите! – воскликнула Обри, вырвав у него палку, и Бетси торопливо покинула комнату, позвякивая осколками разбитой посуды в фартуке.

– А теперь послушайте, мисс… миссис… как, черт побери, ваше имя? – Майор выхватил палку из ее рук и тяжело оперся на нее.

– Монтфорд, – отчетливо повторила Обри.

– Для начала, миссис Монтфорд, сколько вам лет, черт побери, и что это за мальчик, которого вы притащили с собой, чей он? Вашего последнего работодателя?

– Нет, моего покойного мужа. – Эта ложь далась ей с трудом, и краска стыда залила лицо. Зато со второй было проще. – Мне двадцать восемь.

Майор, словно почувствовав ее неуверенность, взял ее вторую руку, и в свете огня блеснуло обручальное кольцо.

– Он работал на шахте, мы из Нортамберленда, – пояснила Обри.

Майор выпустил ее руку и заметил:

– Вы сильно смахиваете на шотландку.

– Я… да, возможно: моя бабушка была из Стерлинга.

– Впрочем, все уже не важно: место занято.

– Вы же обещали это место мне, майор Лоример! – Упрямо тряхнув головой, Обри полезла в карман и достала фальшивую рекомендацию. – Вы потребовали, чтобы я привезла письмо от моего последнего работодателя, и, если оно вас устроит, обещали сохранить место за мной.

– Ну и бог с ним, с письмом: все равно оно меня не устроит, – оборвал ее майор.

– Но вы не соизволили даже взглянуть на него! – возмутилась Обри, ткнув конверт ему в лицо. – Я проделала огромный путь из Бирмингема, чтобы работать на вас.

– Не на меня! – рявкнул Лоример и, выхватив из ее рук послание, захромал к письменному столу у окна. – На этого окаянного… я хочу сказать, на моего племянника, на Джайлза. Это его замок, не мой.

Лоример швырнул конверт на стол, а Обри заметила:

– Всем известно, что хозяин здесь граф Уолрейфен, но мне говорили, что его сиятельство редко посещает Кардоу. А теперь вы, может, объясните мне, как вам удалось взять кого-то на место, которое было предложено мне не более чем три дня назад?

– У вас острый язычок, миссис Монтфорд, – усмехнулся майор.

– Мне не нравятся ваши шутки, майор Лоример, вот и все! – твердо заявила Обри. – Кроме того, совершенно очевидно, что замку необходима экономка. Имеет ли представление его сиятельство о том, в каком состоянии сейчас его родовое гнездо?

– Даже если бы и знал, это ничего бы не изменило, – разразился смехом майор. – Джайлзу нет дела до этих развалин. А теперь, деточка, ступайте. На сегодняшнюю ночь Бетси найдет место для вас и ребенка, а завтра отправляйтесь восвояси. Здесь и слуги-то, которые пьют мое виски и вмешиваются в мои дела, не нужны, не то что экономка.

Обри поняла, что майор на сей раз говорит серьезно. Лоример был старше ее отца, но у него еще осталась военная выправка, и, хотя вид производил отталкивающее впечатление: весь пропитан стойким запахом спиртного, шейный платок съехал набок, лицо заросло щетиной, – в нем еще сохранилось понятие о чести и ощущалась властность.

Ничего другого не оставалось, и она, глубоко вздохнув, открыла сумочку и достала последний козырь – письмо, края которого завернулись от времени.

– Что это? – Удивленно посмотрел на нее Лоример, когда она протянула послание. – Хм… А это от кого?

– От вас, сэр, – свидетельство слова чести как офицера и джентльмена. Вы написали это моей матери, когда она осталась вдовой, и предложили свою помощь, если мы будем в ней нуждаться.

С непроницаемым видом майор сел в кресло у стола и, развернув письмо, повернулся к свету камина.

– Ах ты, боже мой, бедная Дженет! – прошептал Лоример после долгого молчания. – Значит, она умерла?

– Да, сэр.

Обри подошла к нему, и, вложив письма одно в другое, бросил оба в ящик стола.

– А старшая девочка? Она не может вам помочь?

– Мюриел всегда была болезненной и умерла вскоре после мамы, – ответила Обри.

– О боже! – тихо сказал майор, прижав руку ко лбу. – Я же сказал, что вы похожи на шотландку: такие же глаза и волосы, как у вашей матери.

– Да, – кивнула Обри.

– Стало быть, у вас неприятности, – пробубнил майор, – и вы ожидаете, что я сумею вам помочь… К сожалению, вы явились не по адресу. Времена изменились: я всего лишь сломленный жизнью старый калека, которому едва хватает денег на виски и проституток.

– Сэр, мне нужна только работа, только возможность прокормить себя и ребенка, – взмолилась Обри.

– Знаете, – с усмешкой проговорил майор, уставившись в темноту, – это из-за Айана я приобрел эту отвратительную привычку: не проститутки, нет, – виски. Он называл его золотом Глазго.

– Да, отец ценил хорошее виски.

– Это несложно при наличии денег, детка. – Прищурив единственный глаз, майор с подозрением посмотрел на Обри. – Зачем вам работа?

– Так вышло, – ответила она не сразу. – Пожалуйста, не спрашивайте меня больше ни о чем и, прошу вас, не говорите никому, что знаете меня.

– Господи, да я вовсе вас не знаю!

– Конечно! – обрадовалась Обри. – Я просто миссис Монтфорд, новая экономка.

Лоример нагнулся, извлек откуда-то полупустую бутылку и медленно наполнил грязный стакан.

– Светлая память вашему отцу. Думаю, зря он тратил свою жизнь на меня.

– Сэр, ну зачем вы так?

– Да что вы знаете! – воскликнул майор. – Дайте же подумать, черт побери! У меня в голове какая-то мешанина.

– Сэр… – попыталась успокоить его Обри, тяжело вздохнув.

Но он продолжил, запустив пятерню в волосы:

– Прошлой весной газеты писали о каком-то скандале… Или это было год назад? «Знакомое имя», – помню, подумал я. Ведь не такой же я пропойца, чтобы это забыть. Значит, миссис Монтфорд? Могу поставить десять гиней, что это тоже ложь.

– Прошу вас, сэр, не спрашивайте меня больше ни о чем!

– О, не буду! – успокоил ее майор. – Ничего не хочу знать ни о вас, ни о тех обстоятельствах, которые привели вас сюда: просто выполню свой долг перед вашим отцом. Вы меня поняли?

– Да, сэр.

– Девушке вашего происхождения не подобает быть служанкой, – глядя на огонь, заметил майор.

– Но почему? Работа как работа. К тому же у меня есть опыт управления большим хозяйством.

– Меня ничуть не волнует, умеете ли вы отличить каток для белья от бутылки! – фыркнул майор. – Я бы уволил почти всех слуг, если бы Джайлз позволил. Зачем столько бездельников? А теперь мне придется возиться еще и с вами!

Обри промолчала, и майор, тихо выругавшись, неуклюже поставил бутылку, вытер рот рукавом рубашки и заявил:

– Ладно, теперь, детка, давайте договоримся. Я хочу, чтобы мое виски было всегда холодным, а вода в ванне горячей, чтобы чай мне подавали в четыре часа, а обед – в шесть. Здесь. На подносе.

– Да, сэр, – с облегчением выдохнула Обри.

– И я не желаю ни видеть, ни слышать ни вас, ни кого бы то ни было, если только того не требуют срочные дела или французы не входят в залив. Не спрашивайте у меня, как управлять этим домом, а также имением в целом: я не имею ни малейшего представления об этом.

– Да, сэр, – кивнула Обри.

– Я не завтракаю, – глубоко вздохнув, продолжил Лоример, – и не принимаю посетителей. Почту вскрывайте сами, и если это счет, оплатите его; если речь идет о делах имения, обсудите их с Джайлзом; если это что-то еще – сожгите. Если я возвращаюсь из деревни с проституткой – это мое дело, если напьюсь до бесчувствия и обгажусь – тоже, если захочу раздеться донага и с голой задницей бегать по парапету – никто не смеет мне препятствовать. Что это будет, миссис Монтфорд?

– В-ваше дело, сэр?

– Вы чертовски сметливы. А если это кому-то не нравится, то что? Он может отправляться ко всем чертям. Вы все поняли, миссис Монтфорд? И все еще хотите работать здесь?

– Да, сэр.

– И еще одно, миссис Монтфорд, – саркастически усмехнулся Лоример. – Я ненавижу детей, так что этот ваш сопливый щенок не должен попадаться мне на глаза, поняли? Если мальчишка приблизится ко мне, то, клянусь богом, научу его самым гадким ругательствам.

– Да, сэр, – пролепетала в очередной раз Обри, чувствуя, что ноги отказываются ей служить. – Обещаю, что буду держать его в стороне от вас. Что-нибудь еще?

– Да! – хрипло расхохотался майор. – Вы должны знать, что через два дня вся проклятая деревня будет шептаться, что вы очередной мой лакомый кусочек из Лондона. Так говорят всякий раз, когда сюда нанимается хорошенькая женщина.

Обри почувствовала приступ тошноты, а Лоример прогремел, опрокидывая в себя полный стакан виски:

– Вот так! Теперь у вас есть великолепная работа, миссис Монтфорд, которая наверняка доставит вам много радости.

– Б-благодарю вас, сэр.

Майор Лоример икнул, и Обри, неловко присев в реверансе, поспешила уйти.

Глава 1

Сентябрь 1829 года

Стоял чудесный осенний день, и все окна магазинов и домов Мейфэра были распахнуты настежь. Служанки по всей Хилл-стрит, пользуясь случаем, мели и чистили парадные лестницы, пока еще пригревало солнце; кучера проезжавших экипажей охотно снимали шляпы, а вдоль тротуаров выстроилось с полдюжины лакеев, вышедших подышать свежим воздухом, пока не было никаких поручений.

Библиотека графа Уолрейфена, расположенная в углу здания на третьем этаже, великолепно подходила для того, чтобы наслаждаться погожим днем. Все четыре оконные рамы были подняты, за спиной графа раздавалось воркование голубей, чистивших перышки, но, в отличие от прислуги, Уолрейфен не испытывал никакого удовольствия – он вообще редко бывал доволен, – и поэтому, бросив письмо, которое читал, на стол, сердито взглянул через комнату на своего секретаря и приказал:

– Огилви! Да прогоните же наконец голубей с этого подоконника!

Секретарь побледнел, но все же быстро поднялся из-за письменного стола с линейкой в руке, бросился к окну и принялся махать руками, причитая:

– Кыш, кыш! Пошли отсюда, чертенята!

Коротко поклонившись, он снова занялся своей работой, а Уолрейфен, почувствовав вдруг себя идиотом, тихо кашлянул. Возможно, молодой Огилви еще и не был опытным служащим, но разве обязан он гонять голубей? Уолрейфен уже собрался было извиниться, но в этот момент порывом ветра распахнуло папку у него на столе, и корреспонденция за последние два года разлетелась по комнате – этакое торнадо из листов писчей бумаги. Граф громко выругался, и пока они вдвоем собирали бумаги, проворчал:

– Огилви, разве недостаточно того, что эта женщина досаждает каждую неделю своими разглагольствованиями мне? Похоже, теперь, послания миссис Монтфорд читает еще и дьявол.

Но, слава богу, ветер утих, и Огилви, постучав стопкой бумаг о стол, чтобы выровнять ее, протянул папку Уолрейфену:

– Ничего не пропало, сэр. Все здесь.

– Этого я и боялся, – криво усмехнулся граф.

Секретарь с улыбкой вернулся к своей работе, а Уолрейфен открыл папку и стал перечитывать лежавшее сверху письмо.

«Замок Кардоу,

21 сентября

Милорд, как я объясняла в своих четырех последних письмах, необходимо срочно принять решение относительно западной башни. Не получив от Вас ответа, я взяла на себя смелость послать в Бристоль за архитектором. Эксперты из компании „Симпсон и Верней“ сообщили, что по внешней стене проходит глубокая трещина и основание сильно смещено. Прошу вас, сэр, ответьте: снести ее или укрепить? Уверяю Вас, я понимаю, что это не мое дело, но решение должно быть принято незамедлительно, пока она не обрушилась и кого-нибудь не придавила.

Миссис Монтфорд,экономка имения Вашей светлости».

Господи, неужели это уже пятое ее письмо по поводу этой рухляди? Она что, помешалась на этой проклятой башне? У Уолрейфена не было ни малейшего желания размышлять над этим. Правда, она наняла архитекторов. Да, при такой экономке вполне можно было вообще ничего не предпринимать и просто забыть, как ему и хотелось, о Кардоу и обо всем, что с ним связано. Это было бы великолепно!

Так. Идем дальше. А это что? Ее очередная жалоба – на сей раз по поводу дяди Элиаса. Бедный старик, вероятно, не знает ни минуты покоя.

«Милорд, Вашему дядюшке становится все хуже: похоже, что он страдает от разлития желчи. Он никого к себе не подпускает, а на прошлой неделе запустил в доктора пустую бутылку, когда тот усаживался в экипаж. Но поскольку с его зрением происходит то же самое, что и с печенью, бутылка, слава богу, не попала в цель. И все же я умоляю Вас обратить на него внимание и убедить его…»

– Мадам, – пробормотал Уолрейфен, обращаясь к листу бумаги, – уж если вы со своей дотошностью не сумели его ни в чем убедить, то где уж мне.

– Прошу прощения, милорд? – Оторвавшись от работы, взглянул на него Огилви.