Чаща

Было уже довольно холодно, но корок льда на мелких лужах не было видно, только легкий снежный налет на лесных тропинках. Трудно было сказать, какой нынче месяц. Листья на некоторых деревьях еще упрямо держались, но вместе с тем животные меняли окрас, а ночи становились с каждым днем все холоднее. И страх не добраться до границы опоясывал грудь все сильнее.

За лето я могла бы давно пройти лес, если бы не встреча с мародерами и необходимость долго выжидать после начала восстания. Не раз за прошедшее время я вспоминала, как люди без разбора начали избивать друг друга до смерти, как летели зажигательные смеси и гранаты, как из рупоров звучали холодные призывы к действию обезумевшей толпы. Нет ничего проще, чем заставить разъяренную массу идти за голосом выдуманного лидера, преследующего утопическую и неконкретную идею простого разоблачения. Но люди шли. Они яростно сражались и даже не задумывались, за что они сражаются, – не во имя, а против. Из-за этого они охотно шли за любым человеком, готовым стать символом переворота и лицом противостояния, без конкретных идей и предложений. Так и получилось, что одна вечная власть, нагнетающая удушающий тоталитарный режим под видом мягкого либерализма, сменилась абсолютной безыдейностью и еще больше возросшей преступностью. Соседние страны первыми прибежали на помощь. Прибежали так быстро, будто давно готовились к тому, что от них потребуется большая гуманитарная миссия. Они забрали детей дошкольного и младшего школьного возраста, а всем оставшимся выдали пайки и пожелали удачи в борьбе за восстановление справедливости. Конечно, за пайки быстро началась драка. Принцип «выживает сильнейший» заработал в полную силу. Я добровольно отдала детей за границу, потому что понимала, что здесь им точно делать нечего, а сама укрылась в лесу, забрав из дома все, что только может понадобиться. В лес, как я, почти никто не пошел. По крайней мере, я видела следы пребывания человека всего два или три раза. Зато при приближении к деревням или городам количество трупов возрастало. Растерзанные голые тела лежали в грязи. Никаких личных вещей рядом не было. Разве что иногда валялось что-то из документов или дырявая сумка, словом, то, что бандитам и мародерам незачем было оставлять при себе. В самом начале я еще пыталась кого-то хоронить из жалости, прикрывать листьями, но потом заметила, что на тела слетаются птицы и приходят животные, а зарытых неглубоко они все равно разрывают, и оставила свои благородные затеи. Иногда я вовсе не совалась в дома, располагавшиеся на территории поселений, возле которых находила тела. В конце концов я просто начала проходить мимо, лишь изредка закрывая глаза тем, кто продолжал с надеждой смотреть в небо, даже после смерти отчаянно цепляясь за жизнь. Так проходили первые несколько недель моего странствия по лесам. Я смутно представляла, куда мне идти: вперед и левее, чтобы пересечь границу в нужном месте. Мне казалось, если постоянно идти, то хватило бы пары месяцев, но без карты, только по памяти, и убегая от мародеров, мой путь увеличился в несколько раз.

Воспоминания о прошлом в моменты монотонной работы все еще имели сильную власть над моим сознанием. Изгонять болезненные воспоминания не так просто, как кажется. Отмахиваясь от неожиданно ярко возникших картин перед глазами, я оглядела свой новый дом: у меня получилось создать довольно крепкие, на первый взгляд, стены и крышу, фасадную стенку с узким проходом внутрь, приятный настил внутри. По сравнению с пространством за стенами шалаша внутри было гораздо теплее, особенно с теплым еловым настилом. Только жилищу, несмотря на настил, все-таки не хватало двери, которая позволила бы сделать шалаш более защищенным от осадков и ветра. Сил у меня почти не осталось. Все эти приготовления выжали меня до последней капли так, что веки готовы были сомкнуться на многие часы вперед, не оставляя шанса продолжать работу. Только дверь или ее подобие совершенно необходима хотя бы для защиты от голодных животных. Не знаю, может ли шалаш удержать медведя или волка, но по крайней мере, мне будет спокойнее, что вокруг меня стены и я не проснусь среди ночи от того, что кто-то пытается мной отужинать. Вобрав побольше холодного воздуха в легкие, я отправилась на поиски новых стройматериалов.

* * *

Впереди сквозь деревья показалось пустое шоссе. Вокруг ни звука, только холодный ветерок обдувал опавшие листья и заросли высокой травы, виднеющейся вдали. Я осторожно направилась в сторону дороги, прислушиваясь к шуму шин, – ничего.

Свежий запах леса постепенно сменился на другой, знакомый, немного солоноватый. Запах доносился из-за высокой травы, виднеющейся за деревьями, откуда по мере приближения за бархатным шуршанием послышался ропот мелких волн. Я направилась вперед, в сторону шума воды, попутно воскрешая в памяти карту, чтобы понять, где я оказалась. Обычно вода помогает мне сориентироваться: это понятная и совершенно конкретная точка на карте в отличие от сплошного лесного массива. За дорогой оказался старый съезд со шлагбаумом. На шлагбауме висела выцветшая табличка с угрожающей надписью: «Свалка мусора запрещена. Штраф 5000 руб.». Обхохочешься, особенно если отвести взгляд немного в сторону, а там растерзанный, полуразложившийся от времени пакет и пустые бутылки, с которых дождями смыло былое величие бренда.

Проход закрыт. Я прошмыгнула под шлагбаумом и направилась по старой колее вперед к зарослям. Это оказалась не трава, а высокий камыш, стеной расположившийся на побережье бескрайнего озера. К воде вели глубокие грязевые полосы, на которых отчетливо виднелся рисунок протектора. Здесь были автомобили, крупные вездеходы. Сложно сказать когда: я не умею определять давность следов. Но то, что это место явно привлекло внимание людей, уже настораживало. Если они здесь были, они могли вернуться. На всякий случай я снова оглянулась вокруг – никого, дорога позади все еще была безмолвна. Из шума только шорох камыша да шепот волн неспокойного озера. Осторожными шагами я направилась вдоль зарослей. Под ногами журчал ручей, я видела его, когда шла по лесу к дороге, и возле шлагбаума из канавы торчала труба. Так этот лесной ручей и попадал в озеро. На его берегу я увидела голубую глину и большой след, явно от волчьей лапы. На всякий случай я решила набрать немного глины. Она никогда не помешает. В конце концов, если не пойдет на лечебные цели, так пригодится для укрепления шалаша.

За ручьем я увидела еле приметные вагончики, стоящие в ряд друг за другом. На одном из них с торца виднелась табличка «Народная ул., 46». Ни одного дома поблизости в этих местах видно не было. Откуда взялась табличка с номером дома – непонятно. Разве что приволокли откуда-то и повесили для красоты. Я однажды видела похожий стиль декорирования: табличку, которую вешают обычно на остановках общественного транспорта. Какой-то умник повесил у себя около участка такую, с расписанием движения троллейбуса №10. Удивительно, как совершенно чужие друг другу люди действуют схожим образом. «Иногда мне кажется, что есть не только разделение людей по типу внешности или национальности, но и по типу мышления. Иначе как объяснить, что одним категориям людей присущ один образ мыслей, а другой условной группе – другой», – думала я, осматривая вагончики. Все они были расписаны граффити, окна плотно закрыты железными листами. Уличный туалет стоял неподалеку с приоткрытой дверцей. Тишина. Вокруг никого не было, и вагончики пустовали.

Сердце в груди тревожно застучало, липкий клокочущий ком подкатил к горлу. Любая возможность присутствия людей рядом вызывала ни с чем

не сравнимое ощущение страха. Беспрерывно оглядываясь по сторонам, я аккуратными шагами приблизилась к приставленной лестнице одного из вагончиков. Плохо приколоченная к дверному проему пластиковая мешковина немного отходила, будто специально для того, чтобы удобно было проходить внутрь, особенно не выпуская тепло. Холодный ком больно давил на горло. Потребовалось время, чтобы решиться переступить порог вагончика. Пахнуло сыростью и грязной шерстью. С улицы проводов не было видно, значит, электричества нет и искать кнопку выключателя бесполезно. Я прислушалась – тихо. По-прежнему доносился только звук камыша и журчание маленького ручья рядом. Уже более решительно я шагнула внутрь.

Тонкая полоска света от входа позволяла видеть очертания предметов. В дальнем углу валялась клетка, вся облепленная перьями, внутри нее лежала бесформенная масса, отдаленно напоминающая птичьи останки. «Голубь», – пронеслось в голове. Уже больше ориентируясь наощупь, нежели на зрение, я прошла в глубину вагончика. Вдоль стен стояли запыленные тумбы – от прикосновений к ним на пальцах оставался неприятный шершавый осадок. Я остановилась у большого старого серванта и, превозмогая чувство страха и омерзения стала выдвигать и ворошить внутри ящиков. В глубине, среди беспорядочных полуистлевших бумажек, гаек и винтиков, пальцы наткнулись на ключ и шкатулку. Не в силах больше терпеть затхлый запах вагончика, я прихватила добычу и выскользнула на свежий воздух.

Легкий ветер дышал мне в волосы. Я набрала побольше влажного воздуха в легкие и села прямо на пороге вагончика. Шкатулка была достаточно большая, размером с хорошую настольную книгу. Красивый узор из темного дерева причудливо играл на свету, отчего казалось, будто по шкатулке растеклась соленая карамель. Замочная скважина из меди от времени покрылась зеленоватыми пятнами, придавая моей находке еще большую таинственность. Что там может быть внутри? Конечно, проку от драгоценностей и от денег никакого, если только не сохранить их на случай встречи с мародерами. Тогда можно было бы откупиться от них. Но в таком случае будет толк только от украшений. Деньги давно потеряли свою ценность. Не представляла, что у них в тот момент происходило в больших городах. Порой казалось, что все прошлое было сном и в городе по-прежнему ездят трамваи, электробусы, выпускаются новые и более совершенные устройства для дома, дети ходят в школу. Дети… Что с ними стало? Я потрясла шкатулку, но ничего не произошло. Я примерила ключ. Не было никаких сомнений, что он открывает именно этот замок. Ключ продолжал поблескивать на раскрытой ладони. Надо было заканчивать с этим и посмотреть, что лежит внутри, но я медлила, продолжая разглядывать свою находку. Внутри все трепетало и содрогалось от волнения. Почти забытое чувство, такое же, как когда ты получаешь подарок на Новый год и внутри сражаются два противоположных желания: насладиться этим моментом таинственности как можно дольше или радостно сорвать обертку, чтобы узнать, что под ней скрывается.

Любое промедление могло привести к беде, если бы по дороге кто-то поехал. Я не успела бы спрятаться. Камыши не скрыли бы меня так быстро, как этого требовал бы случай.

– Что ж, поглядим, что ты скрываешь…

Ключ в замочке с громким щелчком повернулся.

Я приподняла крышку и сердце у меня радостно забилось – внутри на алой бархатной подушечке лежал старинный маузер, а рядом с ним стройными рядами утопали в бархате 28 патронов. Там же лежала деревянная кобура. Аккуратно достав пистолет из коробки и повертев его в руках, я обнаружила небольшую золотую табличку с фамилией и инициалами «Макарову С.М. 2017». «Наградной, – подумала я. – Интересно, кто этот человек и что он сделал». Порядочным человеком был Макаров С.М. или очередным подлизой – неизвестно. Возможно, он был простым армейцем или полицейским, хорошо проявившим себя на службе. В последние годы владельцев наградного оружия было так много, что было бы странным удивляться, откуда люди брали оружие для своей бойни. Я знаю, я смотрела статистику: из тринадцати тысяч владельцев наградного оружия, за исключением случаев самоубийства, свои пистолеты просто и безответственно потеряли почти пятьсот человек. Уже одного этого количества в неправильных руках достаточно, чтобы терроризировать несколько районных администраций или захватить законодательное собрание. Что они и сделали в свое время.

Внутри коробки на верхней крышке была прикреплена обойма и аккуратно свернутый ремень, скорее всего патроллер. Значит, пистолетом уже пользовались. Я еще раз пересчитала пули. Действительно, не все ячейки для них были заняты. Еще раз я огляделась – по-прежнему меня окружал только лес, вода, камыш и пустая дорога. Шкатулка мне ни к чему, хотя ее можно было бы пустить на костер, но я рассудила, что и без нее вокруг дров хватает. Нет нужды брать лишнее. Лучше вернуть ее на место. Я аккуратно вытащила патроны. Часть зарядила в пистолет, другую же аккуратно вставила в патроллер и надела себе на пояс. Теперь у меня было оружие. От мысли об этом на душе становилось светлее. Маузер был билетом в безопасность. Я собрала вещи и надежно пристегнула оружие, затем нырнула обратно в вагончик.

Уже на пороге я услышала шум, доносящийся с улицы. Мозг начал судорожно предлагать идеи побега, но все они были бесполезны: передо мной открытая территория, позади шоссе, камыш не укроет, а добежать до леса я уже не успею. Оставалось только спрятаться где-то внутри и надеяться, что удастся остаться незамеченной.

Превозмогая зловонный аромат помещения, я кинулась в самый темный и дальний угол. Туда, где едва заметно в свете дверного проема отсвечивала клетка с голубиными останками. Только я успела зарыться под гору грязного тряпья, как услышала тяжелый шаг переступающего через порог ботинка. Глаза чесались от застарелой пыли потревоженных вещей. Я слышала, как кто-то ходил по вагончику, его выложенный досками пол стонал и скрипел от каждого движения. От меня таких звуков не было, значит, пришелец явно имеет куда больший вес, нежели бродящая месяцами по лесу женщина.

Неизвестная фигура приблизилась к голубиной клетке. По доносившимся до меня звукам создавалось впечатление, что пришел не хозяин жилища, а такой же бродяга, как и я. Нос и глаза невыносимо чесались, но нельзя было себя выдавать ни единым звуком или движением. Только пальцы все крепче обвивались вокруг рукоятки обретенного маузера.

– Кто здесь?! – рявкнул хриплый голос, неприятно растягивая звуки.

От неожиданности я вздрогнула, а шаги незнакомой фигуры стали беспокойными. Кто-то споткнулся и упал. Послышалась брань на разные голоса, пистолетный выстрел. Постепенно звуки стали отдаляться, и я решила, что настало время бежать обратно к шалашу.

* * *

За время блуждания по лесу я неоднократно встречалась с волками и начала проявлять к ним внимание. Насвистывала короткие мелодии, держась по-

одаль, но в пределах видимости, чтобы они привыкли, приняли за свою. Больше всего меня интересовал вожак. Крупный волк с пронзительно-умным взглядом. Он часто посматривал в мою сторону, не подпускал слишком близко, но как будто не видел во мне угрозы и никогда не нападал. Кажется, мы смирились с существованием друг друга. Иногда он приводил стаю к месту моего ночлега и, как преданный пес, ждал, пока я, обильно обливаясь слезами, разделываю добычу. То ли ради поддержания мира, то ли от одиночества, я постепенно начала подкармливать волков, так что теперь это больше походило на совместную охоту, а я – на члена волчьей стаи. Только обманываться насчет сложившегося порядка не стоило: дикие животные есть дикие животные, и в любой момент звери могли передумать. Поэтому каждую ночь, ложась спать, я крепко сжимала под складками плаща сначала нож, а после своего путешествия к зарослям камыша – маузер.

Первые две ночи после посещения грязного вагончика мой и без того беспокойный сон превратился в нечто совершенно бессмысленное и мучительное. Мне снилось прошлое, такое далекое и такое близкое одновременно. Навязчиво на узорах пасмурного неба вырисовывались искры. Они взмывались ввысь от фейерверка-фонтана в руках у одного из митингующих. Это был третий день после того, как правительство всех заперло по домам, продолжая скидывать экономику в пропасть.

В тот момент я находилась посреди улицы, мимо меня бежали люди, словно не замечая, что я стою у них на пути. Мне все казалось, что я что-то кричу и прошу их одуматься, перестать разрушать город, в котором я родилась и который люблю всем сердцем, но люди продолжали бежать с дымовыми шашками, фейерверками, пневматическим оружием, молотками и битами, и никто меня не слушал. Я упала посреди площади, а раскаленный грязный асфальт впился мне в руки. Люди продолжали бежать, некоторые спотыкались о меня, падали и снова бежали, уничтожая все на своем пути. Лица людей были обезображены до неузнаваемости, так было и в тот день, когда я последний раз их видела: ярость, которая покрыла белой пеленой глаза и исказила человеческие рты, из которых вместе с криками и бранью выплескивалась пена. Я не видела таких глаз у животных ни разу за пять месяцев блуждания по лесу, но с того момента, как началась новая революция, и мир, и люди изменились до неузнаваемости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.