Роза в цвету

– Ты нынче чудаковатее обычного. Но мне нравится твоя целеустремленность, и я надеюсь, что все у тебя получится. Но ведь определиться нужно в ближайшее время, верно? Я думала, ты будешь изучать медицину под руководством дядюшки, – ты же помнишь, был у нас такой план.

– Да, буду, по крайней мере пока, потому что совершенно с тобой согласен: у человека должен быть якорь, негоже ему скитаться по морю воображения без надежного балласта. Мы с дядей вкратце это обсудили вчера вечером, я намерен как можно скорее приступить к занятиям – довольно уже пустых грез.

Мак встряхнулся и бросил милый букетик на землю, прибавив почти про себя:

Не брани меня, мой свет,Что принес тебе цветы:Астры сложены в букет,Как в грядущий день – мечты[5].

Роза расслышала и улыбнулась, одновременно подумав про себя: «Ага, он, кажется, дорос до сентиментального возраста, да и тетя Джейн его, видимо, наставляла. Ах господи, какие же мы уже большие!»

– Вот только вид у тебя такой, будто эта перспектива тебе не очень по душе, – сказала она вслух, потому что Мак засунул томик Шелли в карман, а выражение восторга исчезло с его лица без следа – Роза даже подумала, что не было за дымкой никаких горных вершин.

– Ну да, действительно, я всегда считал эту профессию чрезвычайно благородной, да и где найдешь лучшего учителя, чем дядя? Я в последнее время что-то разленился, давно пора заняться чем-то полезным, вот пойду и займусь. – И Мак исчез за дверями кабинета, Роза же отправилась в комнату бабушки Изобилии, где ее ждала Фиби.

Славная старая дама только что выбрала – после долгих и пылких обсуждений, – какой из шести любимых ее пудингов подать к ужину, так что теперь могла потратить несколько минут на сентиментальность; поэтому, когда Роза вошла, бабушка раскрыла ей объятия и ласково произнесла:

– Не привыкнуть мне к мысли, что деточка моя вернулась, пока я не подержу ее на коленях. Нет-нет, вовсе ты не тяжелая, ревматизм меня начнет мучить только с ноября, так что присядь, золотце мое, и обхвати меня руками за шею.

Роза послушалась, и они помолчали немного – старая женщина прижимала молодую к себе, утоляя двухлетний голод своего нежного сердца ласками, которыми представительницы слабого пола одаривают только тех, кто им особенно дорог. Но потом она прервала поцелуй на середине и, вытянув руку, перехватила Фиби – та пыталась незаметно выскользнуть из комнаты.

– Не уходи, душенька, любви моей хватит на вас обеих, – правда, места на коленях нет. Как же я счастлива, что родные мои девочки благополучно вернулись домой, я от этого прямо сама не своя, – заворковала бабушка Изобилия и обняла Фиби так сердечно, что та почувствовала: ее не бросили одну на холоде; она стояла рядом, и в ее черных глазах сверкали слезы несказанного счастья.

– Ну-ну, пообнимались вдоволь – у меня на душе опять хорошо стало. Роза, привела бы ты в порядок этот капор: я вчера ложилась спать в такой спешке, что вытянула из него ленту, да так и бросила кое-как. Фиби, милочка, а ты бы вытерла пыль тут и там, вот как раньше, – после твоего отъезда некому это сделать так, как мне нравится, а еще очень мне будет любо, если ты расставишь мои безделушки поаккуратнее, как ты это умеешь, – попросила пожилая дама и встала – ее румяное морщинистое лицо сильно посвежело.

– И здесь вытереть пыль? – осведомилась Фиби, бросая взгляд в сторону внутренней комнаты, где раньше тоже отвечала за порядок.

– Нет, душенька, здесь я лучше сама. Можете, если хотите, зайти, там ничего не изменилось. А мне надобно доглядеть за пудингом. – И бабушка Изобилия засеменила прочь, причем голос ее дрогнул от избытка чувств, так что последние слова прозвучали совсем жалобно.

Девочки помедлили на пороге, как будто входили в святилище, и глаза их тут же заволокло слезами, ибо впечатление было такое, будто славная обитательница комнаты покинула ее лишь на миг. Солнечный свет падал на старые герани у окна; мягкое кресло стояло на обычном месте, на спинке висела белая накидка, рядом лежали выцветшие домашние туфли. Книги и рабочая корзинка, вязанье и очки остались на своих местах, а дивный покой, который всегда наполнял эту комнату, казался столь естественным, что обе невольно повернули голову к кровати, с которой бабушка Мира некогда приветствовала их улыбкой. Но не оказалось на подушке ласкового морщинистого лица, и по цветущим щекам девушек покатились слезы – причем плакали они не по ушедшей, а по оставшейся, потому что взорам их предстало нечто, красноречиво свидетельствовавшее о любви, которая способна пережить смерть и придать красоту и святость самым обыденным вещам.

Рядом с кроватью стояла низенькая скамеечка, а на пышной белизне покинутой постели образовалась вмятина – сюда бабушка Изобилия ежевечерне опускала свою седую голову и произносила молитвы, которым семьдесят лет назад ее научила мать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Притч. 19: 17. –Здесь и далее примеч. перев.

2

Джеймс Генри Ли Хант (1784–1859) – английский литератор и критик.

3

Желтый флаг на морских судах означает «на борту карантин».

4

Аталанта – героиня древнегреческой мифологии, прославившаяся своей красотой и быстротой в беге.

5

Строки из стихотворения американского эссеиста, философа и поэта Ральфа Уолдо Эмерсона (1803–1882) «Оправдание» («The Apology»).