Эклипс_неопределённость_№48

Эклипс_неопределённость_№48

Mister Ghost

© Mister Ghost, 2023

ISBN 978-5-0056-8249-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Текст отформатирован (частично отредактирован) и предназначен для исследования Фонда.

Тихо. Одна лишь тишина в беспросветном мраке. Я падаю Бог знает куда. Всё время. Тело отказывается мне подчиняться. Пальцы на руках и ногах уже давно онемели. Холод всё ближе пробирается к сердцу. Кости трещат, и с каждой минутой, проведённой в этом месте, я слышу, как внутри меня они продолжают раскалываться на десятки или даже сотню частей. Меня словно бы что-то придавливает. Та кровь, что ещё не примёрзла до конца, будто пытается вылезть наружу, бросив меня тут в одиночестве. «Неужели это всё?» – спросите Вы. Но нет. Звон будильника и этот кошмар заканчивался. Так начинался каждый мой день.

Это явление: один и тот же сон, преследовала меня уже пару недель. После первых дней, как это появилось, мы с родителя достаточно продолжительное время ходили к докторам на обследование, но так такового они не выявили. Поэтому они (врачи) пришли к выводу, что наверняка это было связано с возникшим стрессом после переезда. Ведь я был уже не маленьким, и потеря стольких близких друзей, переезд в новую школу, в новые места могло сильно сказаться на моём здоровье. Но всё же кое-какие лекарства они нам выписали (SC-500 или SP-500. Вроде так они назывались). И отчасти врачи были даже очень правы. Ведь до появления моего «падающего сна» практически каждый день мне снились друзья, с которыми я, как по привычке, общался. И на удивление, этот сон доставлял столько радости и положительных эмоций, сколько я не получал при разговоре со своими нынешними сверстниками. Вы даже не представляете, как это печально осознавать, что это всё нереально. И каждый раз, просыпаясь, я мигом брал блокнот в руки и пытался записать то, что было во сне. Но как бы ни старался, больше 9—10 предложений у меня не получалось. Всё забывалось слишком быстро. А нередко мне снились сны, в которых я был совершенно один. Между тем меня окружали знакомые и родные для меня места. Проходя возле них, я вспоминал различные приятные (а порой, и не очень) воспоминания. Но после того как ты начинаешь воспринимать это как нечто вымышленное, оно начинало терять свой первостепенный вид, терять краски и в прямом смысле этого слова – разрушаться. Итак, раз за разом.

Сны. Они становятся всё более странными и жуткими. Друзья, если и стояли возле меня, то больше со мной не общались. Даже не так. Они вообще больше не разговаривали. Их кожа с каждым разом становилось всё бледнее, так же, как и окружающая нас обстановка. Красивые дома или парки, которые мне нравились, появлялись в полуразрушенном или вовсе разрушенном виде. А бывало и так, что их внешний вид оказывался не тронутым, но внутри они были совершенно пусты. В конце концов, в последующих снах появлялись лишь несколько знакомых объектов. То ли могла быть обычная скамья и несколько многоквартирных домов, или же обычная велодорожка в длину не больше 10 метров. А за ними начиналась уже на первый взгляд бескрайняя, унылая степь. Если в ней и встречались кое-какие растения, то они больше походили на декоративные, чем на настоящие. Дотрагиваясь до них, я невольно получал пусть и несерьёзные, но словно прожигающую плоть раны. Забавно, ведь на них не было даже малейших шипов.

С течением времени, даже это степь стала «разрушаться» и некогда необъятное, она с неимоверной скоростью уменьшалась, а на её месте образовывалась тьма, из которой исходила таинственная песня. Завораживая своей мелодией, она невольно тянуло меня к этому мраку. К той холодной тьме, что преследует меня и по сей день. Но до того, как она успела погладить всё вокруг, я старался держаться от неё подальше и когда это было необходимо, закрывал чем-нибудь уши.

09.13 – объекты в сновидениях перестали появляться. Вместо них осталась только голая степь, пожираемая кромешной тьмой. Лишь изредка вместе со мной там могли очутиться какие-нибудь здания, но если они и появлялись, то незнакомые для меня. То же касалось и людей. Из-за этого они были «неполноценными».

Я уже отчётливо и не помню, что со мной тогда происходило. Комар. Этот проклятый зуд. Я нуждался в помощи, которой я, впрочем, вскоре удостоился. Моя бедная мать (да сохрани её Бог) не могла долго смотреть на мои страдания. Мы снова направились к доктору. Обследования, наркоз, краниография, эхо энцефалография, МРТ. Было ли это полезно? Сомневаюсь. Я был разочарован. Возможно, именно с того дня, я больше не выходил из своей комнаты. Я не виню в этом своих близких, никого. Мне просто хотелось тишины. Скорее всего помочь себе я должен был сам. Но как бы то ни было, придя домой, и взяв свой блокнот, я стал внимательно перечитывать каждую запись, пытаясь выяснить, что могло пойти не так. Чёртов зуд.

Со временем, всё склонялось к тому, что после появления «тьмы» в снах, я старался реже и меньше спать. Продолжал как псевдоучёный всё подробнее вести записи. Одновременно с этим выяснял причины образования мрака и способы от неё избавиться. В частности, мне удалось узнать, что на скорость её распространения влияют несколько факторов: частые прерывания сна (поход в уборную, жажда, голод) не закончатся ничем хорошим; эмоциональное состояние (совет: будьте оптимистом). Каждый раз я просыпался под один и тот же будильник с одной и той же мелодией в 7 часов утра. Два раза я специально поставил будильник на 8 вечера, и как не трудно догадаться, в тот день я проснулся именно в это время. И всего лишь раз я заснул, выключив его. Не знаю, что именно произошло, но, гуляя во сне, моя кожа вскоре стала бледнеть, появилась боль во всём теле. Рёбра прорывались наружу. Сон закончился. Открыл глаза я уже в местной поликлинике. По словам матери, я неделю пролежал в больнице. Когда они нашли меня дома, то я находился в печальном состоянии: кожа была очень тонкой и, по их мнению, даже слегка полупрозрачной. Моё тело было истощённым, а кровать насквозь мокрой. Почему родители и врачи бледные?

За дни, проведённые в больнице, я ни разу не видел снов. Пролежав на койке и под строгим контролем врачей, мы всё же вернулись домой. Кто знает, чем они меня пичкали, но с каждым днём становилось только хуже. Когда же я стоял перед зеркалом и осматривал себя со всех сторон, то мог заметить, как часть волос заметно-таки поседела. А возле лба они выпадали и продолжали выпадать, когда я к ним слегка притрагивался. Зубы, ногти стали слишком хрупкими. Трескались, как только я пытался ими пошевелить. Стоя перед своим отражением мне было уже трудно понять, где реальность, а где сон. Но, невзирая на всё это, я помнил, что грустные мысли лишь делают мою ситуацию только хуже. Поэтому я старался смеяться. Смеяться сквозь слёзы. И знайте, у меня это настолько хорошо получалось, что я и не знал, как остановиться. Всё вызывало смех: и моё гниющие тело, и моя комната, и воняющий мусор, валяющиеся у меня над и под кроватью. И да, я, конечно, понимаю, что смех продлевает жизнь, но он также мешает и разумно мыслить. Взяв со стола скальпель, я нанёс себе несколько малозначимых порезов. Оказывается, даже слабая боль может заглушить непрерывный смех! Я так счастлив! Бейкер-стрит – 9 монет, улица Революции – 11 монет, дом на перекрёстке – 17 монет, школа – 86 монет.

Прошло 34 дня. Люди во снах появлялись редко, да и в полудохлом виде. Почти не двигались и просто смирно стояли. Агрессии с их стороны не было. Да и о чём может идти и речь. В отдельных случаях на их лицах можно было увидеть уродливые гримасы, одни смеялись – другие плакали. Тьма. Тьма. Тьма. Она разрушала мой «сонный мир». Полуживые трупы, появившиеся в прошлый раз, не исчезали на сегодняшний. Песня, окруженная тьмой становилось всё громче. Пытаясь её не слушать, я в приступе паники иногда прокалывал себе уши, удивительно как мне на это хватало духу. Спустя ещё 2 дня из осушенных мертвецов стала выходить это злополучная музыка. Я от них избавился. Они были хрупкими, отчего сделать это не составляло большого труда.

Труднее всего было понять, как за всем эти делом смотрел он. Для чего он здесь? Мы встречались с ним лишь единожды. Мы были друзьями. Ведь, мы были друзьями, верно? Я старался с ним поговорить, но он не проронил ни слова. Стоял и смотрел, готовый вынести мне приговор. В следующую ночь, в отличии от тех самых покойников, он исчез. Спустя неделю я оказался и вовсе один. Один в холодной тьме.

Потеряв всякую надежду, я просто смирился со всем этим. И первым делом, проснувшись, впервые спустя много времени открыл окно и проветрил комнату, одновременно в ней и прибравшись. В доме было тихо. Коридор, как и другие помещения, были слабо затемнены. В доме явно не было электричества, а сходя в уборную, убедился, что нет и воды. На календаре была красивая дата – 14 октября. Я хотел кое о чём расспросить отца (в доме был частичный беспорядок, некоторые наши вещи так и не были распакованы), но дверь в их с матерью спальню оказалась запертой. Кое-как найдя в холодильнике немного еды и поев, я стал собираться в школу. На диване в гостиной валялась моя рубашка. Она была малость загрязнена, но не помыть, не погладить я её не мог. Поэтому мне пришлось пойти в школу в ней, да и ещё с отцовскими штанами (своих я так и не смог найти). В моём шкафу было много всякой чужой одежды, наверняка оставшиеся от прошлых хозяев. По моим соображениям, в наше время, да и ещё с часто меняющиеся модой, всем должно было быть всё равно, что на мне надето. И как оказалось, я был прав. Без всяких проблем прошёл школьные ворота, возле которых меня встретил охранник с ошарашенными глазами, явно от моего внешнего вида. Найти свой кабинет не составляло труда, ведь благодаря своей замечательной памяти я точно помнил, что он находился на третьем этаже здания, приблизительно в 3—14 кабинете. То ли был кабинет химии, то ли биологии. Одноклассники встретили меня достаточно дружелюбно, с кривыми улыбками на лицах. Что не касается классного руководителя. По её грозному виду и так было ясно, что видать меня в таком виде, да и тем более после столько пропущенных уроков, она была не рада. Она без умолка задавала мне различные вопросы, из которых я кое-как выкрутился. Моя парта была довольно цельной, но меня не устраивало, что на них были приклеены различные девичьи наклейки, да и в целом позднее мне показалось, что она и вовсе является «не мужской». Многие в классе обращались ко мне на имя Эмили, и Вы даже не представляете, как это меня бесило. Неужели этим лицемерам было так трудно выучить моё имя? В любом случае, лишь позднее они стали называть меня так, как надо.