Знак бесконечности

Виталий Бубенин

Знак бесконечности

Глава 1

– Никто не знает, когда был построен этот замок. В этой местности их вообще никогда не строили. Не для кого было, да и незачем. Места здесь глухие, топи да болота. Гиблые, в общем, места! С весны до осени от гнуса, мух и прочих насекомых жизни нет, – Леха перекинул тяжелую сумку на другое плечо, – это ж сколько нужно было сетки противомоскитной или марли?! А интересно, была у них в то время марля?

– Да в какое в то время, Леха? – Сергей присел на поваленное возле тропы дерево, снял с головы потрепанную бейсболку, отер ладонью пот с лица.

– Про какое время ты речь ведешь? Никто ж не знает, сам только что сказал. Может, была марля, а может, и не было. И вообще, на кой им эта марля нужна была? У них слуги были, они мух и отгоняли, опахалами всякими или мухобойками. Представляешь: «Сэр, на вас муха! Прибить или прогнать?

Прогони ее, голубчик, прогони. Она мне всю грудь истоптала», – Сергей изобразил изнеженного аристократа.

– Нам эта марля до одного места, главное, чтоб чего посущественнее от них осталось. На сундук с золотом я, конечно, не надеюсь, но, может, чего куда закатилось. За столько лет могло ведь закатиться, да просто не имело права не закатиться, что-нибудь ценное.

– А почему собственно «закатиться»? – продолжил размышления брата Леха, – может «рассыпаться», «завалиться» или еще как-нибудь. Не обязательно же монеты должны быть, может перстенек какой с бриликом, или брошка, или…

– Ладно, Леха, не трави душу! – Сергей, молитвенно, приложил руку к груди, – вон уже солнце садится, скоро стемнеет, а мы твоего замка даже на горизонте не видим. Где спать будем, брат? Ты – старший, отец сказал, а значит должен обеспечить экспедицию всем необходимым и место для ночевки выбрать подходящее.

– А отец еще говорит, что дедовщину в армии никто не отменял, так что давай, салага, сам ищи, а я проконтролирую.

– Ну, ты даешь, – обиделся Сергей, – ничего, вот вернемся домой, я отцу расскажу, как ты тут командовал и меня, молодого, даже юного, – Сергею было шестнадцать, – в лесу, на болоте, посреди нечисти всякой, на съедение комарам, почти одного, бросил, пить, есть не давал и салагой называл.

– Чего это я бросил? – Продолжал издеваться Леха, – ничего я не бросил. Я ж с тобой, дите! А отцу скажешь, я тебе зуб мизинцем расшатаю.

Леха был старше Сергея на шесть лет. Эти первые шесть лет своей жизни он жил как сыр в масле. Лешенька то, Лешенька се… Но потом родители решили, что ребенку одному скучно и «сообразили» ему брата. Мама хотела девочку, такую всю розовенькую, в кружевах и рюшечках, чтоб с волосиками русыми, длинными, чтоб с глазками голубыми, губками бантиком и чтоб, и чтоб… В общем со всеми их девчачьими прибамбасами. А отец, офицер – только сына, чтоб больше Родине бойцов, значит, чтоб оборону крепить сынами своими и чтоб, и чтоб… В общем со всеми своими мужскими наворотами. А природа думала, думала, да и пошла навстречу мужской половине. Ей, видно, за Родину тоже обидно стало, а может – назло, она ж тоже женского рода, а они, женщины, такими противоречивыми иногда бывают.

В общем, как раз ко Дню пограничника, вернее за день до того, как бы в подарок отцу-пограничнику, и появилось на свет это маленькое, орущее, голубоглазое, все в ямочках, существо. И чем не девочка? Ан нет, одна небольшая, но очень существенная деталька, это существо от девочки в корне отличала. И чем больше это существо становилось, тем отличие увеличивалось, пока, в конце концов, не стало очевидным. Мальчик подрос и стал таким наивным, милым хулиганчиком, как, впрочем, и абсолютное большинство его собратьев в этом возрасте.

Про Леху, естественно, стали забывать. Но он не отчаивался и непреклонно качал свои права, что иногда приводило к недоразумениям.

– Алеша, ну зачем тебе такая игрушка? – Спрашивала мама. – Ведь ты уже большой, тебе это не интересно.

– А ему купили, и я хочу, – упрямился Алексей.

Чем больше братья подрастали, тем сильнее становилось противостояние между ними. Их девизом был: «Лучше пусть пропадет, но брату не достанется». Они долго и шумно делили, купленные на праздник родителями, сладости и фрукты, что зачастую приводило к драке, и тогда приходилось их разнимать. Но несмотря ни на что, братья друг друга любили, и жить один без другого не могли.

Прошло время, мальчики подросли. Леша заканчивал учебу в университете, а Сергей учился в выпускном классе и готовился тоже поступать в институт, чтобы в последствии стать палеонтологом.

Страсть к кладоискательству возникла у братьев давно, только тогда она была не осознанной и ничего общего с этим хобби, в те времена, не имела.

Отец несмотря, а может и вопреки тому, что был военным, любил книги, особенно по истории, археологии, философии. Глубокими знаниями он не обладал, но и «чайником» тоже не был. Он мог часами рассказывать детям о древнем Египте и Месопотамии, размышлять на библейские темы. Не сторонился он и других, так сказать, нетрадиционных знаний, читал оккультную литературу и вообще читал все, что было хоть как-то связано с историей, или просто было интересно и необычно. Мама мало что в этом понимала, и относилась к отцу с сочувствием, думая, видимо, так: «Чем бы дитя ни тешилось…» Женщины – существа приземленные, в облаках витают редко, а если и витают, то с определенной житейской целью.

Собственно, с отца все и началось. Любитель истории, он скрупулезно собирал все документы, касающиеся своего рода. Альбом с фотографиями начала прошлого века, на которых его прадед, молодой царский офицер-артиллерист, запечатлен в различных походных и боевых условиях. Старые вещи, дневники, награды, оружие, в общем, все, что можно было собрать, хранилось как семейная реликвия.

Подшивка журнала «Нива» за 1899 год, сколько там было интересного, загадочного. Впервые публикуется роман Льва Толстого «Воскресение», сводки из районов боевых действий англо-бурской войны, столетие со дня рождения Пушкина, а вот царская семья в полном составе, и все это глазами современника, сто лет назад! Мальчишки часами любили рассматривать эти вещи. Они относились к ним с таким же благоговением, как и отец. Эта пыль истории, отношение к этому отца, видимо и стали первопричиной к искательству чего-то интересного, старого, лучше конечно древнего, таинственного, неразгаданного.

Начали они со старых, заброшенных хуторов, которые и хуторами, в полном смысле слова, назвать было нельзя. Просто среди поля или на опушке леса росла рощица, состоящая из старых яблонь, груш, черемухи, лип, под которыми иногда проглядывали из земли, поросшие мхом валуны, служившие, когда-то фундаментом какого-нибудь строения.

Первые раскопки принесли разочарование. Кроме осколков глиняной посуды и разных ржавых железок, служивших, видимо, дверными петлями или засовами, ничего не попадалось. Но страсть их, тем не менее, становилась еще сильнее. Однажды они откопали монету, достоинством три немецких марки 1903 года, сколько же было радости! Они возвращались домой как герои, которым посчастливилось найти несметные сокровища царя Приама, как Генрих Шлиман, нашедший Трою, как Говард Картер, раскопавший гробницу Тутанхамона. И пошло, и поехало. Много всякой всячины они еще откопали. Все найденное хранилось втайне от всех, в довольно хорошо сохранившемся подвале одного из заброшенных хуторов. Забравшись туда, при свете керосиновой лампы, мальчишки с благоговением перебирали свои находки, представляя, кто, когда и как этими вещами мог пользоваться.

Но пришло время расставаться. Алексею нужно было поступать в институт. Он уехал в Минск, успешно сдал вступительные экзамены, закрутился в учебе, с новыми друзьями. Виделись братья редко, на каникулах, да и то, как-то, мельком.

Казалось все уже в прошлом. Но вот однажды, Алексей в очередной раз приехал домой на каникулы. Мужчины попарились в баньке, торжественно отужинали и готовились отойти ко сну. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, Леха щелкнул Сергея двумя пальцами по уху, с видом заговорщика подмигнул брату. Срежка хотел было в ответ садануть старшему между глаз, но, увидев таинственный блеск в его глазах, опустил руку и одним взглядом спросил, чего ты, мол? Леха кивнул на дверь отцовского кабинета. Отец уже давно спал в своей спальне, и помешать им никак не мог. Братья неслышно прокрались в кабинет и заперлись изнутри. Уютно вспыхнула настольная лампа, на стены упали тени от развешанных по ним рогов оленей и лосей, тускло заблестели клинки, собранной отцом коллекции холодного оружия. В открытое окно уже заглядывала полная луна, в комнату вплывала ночная прохлада. На дворе громко пели цикады, было слышно, как в вольере собака скребет по земле миской, доедая свой собачий ужин.

– Леха, ты чего, по шарам захотел? – Начал было нервничать Сергей.

За то время, пока Алексей учился в институте, Сергей изучил русский стиль рукопашного боя, играючи, получил высокий дан по каратэ, кое-чего добился в айкидо и сам черт ему был не брат. Леха же играл только в баскетбол, а к единоборствам был равнодушен.

– Да погоди ты, малый, не бухти, – успокоил брата Леха, – ты лучше погляди, что у меня есть.

Из заднего кармана брюк Алеша достал, сложенный вчетверо, целлофановый слайд, развернул его на столе, и взору юношей предстала какой-то явно древний документ.

– Ну, ни фига себе, Леха! – Изумленно воскликнул Сережа, – где ты это откопал? Это что карта? Так, я все понял, выходим на рассвете, где моя лопата, пойду в подвал за салом и бульбой… – Сергей начал хаотично носиться по комнате, натыкаясь на мебель и поднимая шум.

– Чего ты ломишься как лось по кукурузе? – Шикнул на него Алексей.

– Сейчас весь дом на ноги поднимешь, обезьяна. – Сергей принял выжидательную позу.

Леха торжественно поднял руку, – посвящаю тебя в эту жуткую тайну, только беря во внимание твои былые заслуги и еще потому, что я питаю к тебе некоторую симпатию, как к близкому родственнику. Хотя, памятуя о том, что когда-то, в детстве, ты спер из моего новогоднего подарка два апельсина, а потом оправдывался тем, что Дед-мороз к тебе больше благосклонен, я мог бы тебя и не посвящать.

Сергей, сжав кулаки и несколько наклонив вперед голову, двинулся на брата, с явно нехорошими намерениями.

– Леха, я тебя пока по-хорошему предупреждаю, кончай выпендриваться или сейчас будет море крови.

– Да ладно, – наигранно оправдывался Леха, – что я такого сказал-то? Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Так я тебе его щас и выставлю! – Прошипел Сергей, подходя вплотную.

Леха сделал ловкий баскетбольный финт и, оказавшись у Сергея за спиной, обхватил его руками, сжал и произнес: – а как тебе такой вариант?

Неизвестно чем бы это закончилось, если бы в этот момент в холле не зазвонил телефон. Отец, шаркающей, спросонья походкой, прошел мимо кабинета к телефону. Он снял трубку, послышался его недовольный голос: «Да. Кого? Милая, который час? Время детское? Так и звоните тогда в детский сад, а у нас все взрослые мужики спят давно. И Алеша ваш тоже спит. Звоните утром, – и, подумав, добавил, – примерно в обед». Потом он положил трубку и пошел назад в спальню, ворча по дороге: «приехал сынок на каникулы, теперь от его поклонниц ни днем, ни ночью покоя не будет. Отключу телефон к чертовой матери, и подумав, добавил – потом». Бормотание отца затихло за закрывшейся дверью спальни и через мгновение оттуда уже доносился его богатырский храп. Но этим дело не кончилось. Чрез некоторое время послышалось слабое посвистывание и причмокивание – это мама таким способом пыталась уменьшить звук отцовского храпа, но, видимо в конец отчаявшись, ткнула его в бок локтем, отчего тот крякнул, ругнулся, перевернулся на бок и, наконец, все стихло.

– Как два пальца об асфальт! – освобождаясь от захвата, и беря противника на болевой прием, прошипел Сергей.

– Ладно, ладно, – стуча свободной рукой по груди, как по борцовскому ковру, сдался Алексей, – все, теперь без шуток. Эту карту я раздобыл, когда осенью ездил на картошку. Там, в деревне, музей был, типа краеведческий. Ну, музей так себе, чепуха всякая: ведра, коромысла, прялки и прочий секонд хенд. Но были там две интересные книженции. Одна, видно, религиозного содержания, я ее полистал и назад положил. А вот другая, оказалась более интересной, только там вообще не понятно на каком она языке написана, да и картинок нет никаких. Многих страниц не хватает, а те, что есть – затерты до безобразия, ничего не разглядишь. Но вижу, что книга очень старая, даже, похоже, древняя. Смотрит за этим музеем учитель истории из местной школы. Я у него спросил о книге, а он мне сказал, что ни он и никто другой не знает, что это за «оно», и откуда взялось. Только книга эта очень старая. Когда собирали экспонаты для музея, то со всей округи приносили люди всякую всячину, кто в сумках, кто в мешках, кто в чемоданах. В одном из таких мешков она и лежала, а кто принес – неизвестно. К истории края она, вроде, отношения не имела, но выбрасывать не стали. Был по началу в музее и сторож. Он эту книгу под самокрутки приспособил. Страницы вырывал, и цигарки из них крутил. А потом он, ни с того ни с сего вдруг занемог и, в скорости, помер. Книгу потом положили как экспонат, да по большей части, в память о том деде. Хороший, говорят, дед был.

Я эту книженцию листал, крутил и так, и эдак – ничего, конечно, не прочитал, только смотрю, а обложка у нее – одна толще, другая тоньше. Я ту, что потолще, аккуратненько ножичком, вдоль и подрезал. Смотрю, а там бумага какая-то. Я бумагу ту в карман сунул, а книгу на место положил. Потом рассмотрел повнимательнее эту бумагу, вроде карта какая-то или план, или схема, ну, в общем, что-то типа этого. Разобрать что на нем, и для чего он, я не смог, не понятно. И тут меня одна интересная мысль посетила. Пришла в голову, чтобы, как обычно, умереть, но выжила. Стал я местных старожилов, аккуратненько так, расспрашивать о старом житье-бытье. Много всякого наслушался, но ценного ничего не узнал. А потом один дед, древний как мамонт, лет ему, наверное, сто, меня по полной программе загрузил информацией. И вот что он мне поведал. В какие-то стародавние времена был в той округе замок, только где он был, никто не знает, говорят только, что где-то не далеко, на болоте. И что там какая-то сила несметная затаилась. Да еще что-то про нечистого, с этой историей связанного, и прочая некультурная и неграмотная ерунда. Ну, я про все эти предрассудки сразу же позабыл, а вот про замок – нет. Я предполагаю, что эти книга и схема к этому замку имеют непосредственное отношение. К сожалению, точнее узнать больше ничего не удалось. Вот такая история, брат.

Молодые люди склонились над столом.

– А почему ты думаешь, что это план замка, и что это вообще план? – усомнился Сергей. – Тут толком не разобрать ничего. Линии какие-то, может это лабиринт? А тут похоже текст, но на каком языке? Руны что ли?

– В центре листа изображен ромб, поделенный пополам, или треугольник в зеркальном отображении, а на самой разделительной линии что-то тоже изображено, только этот знак не похож ни на какой другой, что он означает, интересно? – Леха задумчиво водил пальцем по изображению.

– Вот смотри, ромб изображен, поверх другого изображения, которое, состоя из переплетающихся вытянутых восьмерок, образует круг и ромб расположен в центре этого круга. План это, точно тебе говорю.

– Если это план, – не унимался Сергей, – то план чего? Должны какие-то подсказки быть, описание, привязка. А тут я ничего похожего не наблюдаю. Мне кажется, что это какой-то чертеж, схема, или… – его вдруг осенила догадка, – или это вообще к чертежам не относится, это может быть что-то теологическое или даже каббалистическое, оккультное, астрологическое, ну, и так далее.

– С этим можно согласиться, – сказал Алеша, – но все равно, откуда-то это взялось. И зачем нужно было кому-то эту бумагу так прятать? Опять же, сторож от тех цигарок помер. Ох, не спроста это, брат, ох, не спроста. Я уверен, что за всем этим кроется какая-то тайна, и я эту тайну попытаюсь разгадать. Ты со мной, или как?

– Ты, Леха, ерунды американской в своем Минске насмотрелся, вот тебе и мерещится всякое непотребное. Неспроста-а-а… – саркастически передразнил его Сергей. – Но мы с тобой старые копатели, куда ты, туда и я. Раз говоришь замок искать, значит, будем искать. Значит, тогда я пошел за салом и за лопатами?

– Э-э, тарапицца ни нада, – с кавказским акцентом возразил брату Леха, – надо еще предкам лапши на уши набросать, чтоб тебя со мной отпустили, да что там тебя, что бы меня отпустили. Это ж я, считай, еще толком приехать не успел, а ты уже хочешь, чтобы нас так просто, в щечку чмокнув, благословили. Да не просто благословили, а так, чтобы это благословение было подкреплено материально, вкуриваешь, о чем я?

– Вкуриваю, – задумчиво ответил Сергей.

– Ну, курилка, а можешь ты мне сейчас назвать хотя бы одну, мало-мальски вескую причину, по которой нам товарищ полковник командировку выпишет?

– Нет, сейчас не могу, но мы ведь придумаем что-нибудь, правда? – Сергей с надеждой посмотрел на брата.

– Ясен перец, – в голосе Лехи звучала твердая уверенность, – только завтра, а сегодня чего-то спать очень хочется.

Сергею хотелось еще поболтать, его уже переполняли различные идеи, фантастические планы, но старший брат наотрез отказался что-либо обсуждать. Пришлось идти спать. Потушив свет в кабинете, юноши прошмыгнули в свою спальню, разделись и не успели их буйные головы коснуться подушек, как крепкий молодой сон сомкнул уже усталые их веки до утра, а вернее до обеда, как отец и предполагал.

Глава 2

Переполненная субстанция больше не могла сдерживать в себе накопившуюся энергию. Простой выброс был невозможен. Необходимо было преобразование. Она была бессознательной и подчинялась только Закону, Закону бессознательного, Хаосу, который существовал, благодаря стечению случайностей и не было ни одной разумной сущности, которая могла бы, проследив течение событий, вывести хоть какую-то закономерность. Итак, преобразование! То, что вечно было ничем, становилось чем-то, но чем, а главное – зачем? Не было ответа. Не было никого, кто мог бы спросить, не было никого, кто мог бы ответить. Так сложилось. Таков Закон. Закон, который не был придуман, он просто был всегда. Преобразование, а иначе – творение. Происходило то, что, возможно, уже происходило бесконечное количество раз, но кто считал? А может это впервые? Конечно впервые! Ничто не повторяется и ничто, однажды возникнув, не существует вечно. Приходит из ниоткуда, воплощением ничего и уходит в никуда, становясь ничем. Но что же происходит между приходом и уходом?

Его первым ощущением был холод. Глаза были еще закрыты, но он чувствовал, он уже чувствовал, не понимая, что это значит, не зная, как это назвать, но ему было интересно. Он не знал кто он, не понимал откуда он и что ему вообще нужно делать. Он лежал, раскинув руки, в высокой траве, с закрытыми глазами и прислушивался к себе. Это было очень интересно – чувствовать.

Ною было холодно. Он не знал, что это – холод, но ему было неприятно. Он открыл глаза – темно. В черном небе молчаливо сверкали звезды. И это тоже было интересно. Ной не знал, откуда, но он точно знал, что это звезды. Он знал все, он все умел. Страха не было, было любопытство, и еще было холодно. Но самое страшное заключалось в том, что он не помнил, откуда он это знает. Помнить, почему-то, ему дано не было. Трава покалывала, щекотала тело, и это ему не нравилось. Он сел, понимая, что надо встать и зная, как это делается, тем не менее, делать это впервые, было немного страшно. Он встал на ноги, пошатнулся, но не упал. Он втянул всей грудью напоенный запахами воздух, – это было хорошо. Он пошевелил губами, сглотнул. Появилось желание, – хотелось есть. Он знал, как его утолить, но было темно. Он подумал, что нужно дождаться рассвета. Откуда он знал, что рассвет настанет!? Странно, но он знал. И тогда будет все в порядке. Очень холодно, хотелось согреться. Он сделал шаг, потом другой, трава под ногами зашелестела. Он слышал, и это тоже было интересно. Звезды над головой стали почему-то исчезать одна за другой. Казалось, стало еще темнее, темнота стала плотной, ощутимой. Ной смотрел в темноту с тревогой ожидая чего-то. Вдруг что-то сверкнуло, он зажмурился ослепленный, а следом раздался ужасный грохот. Земля под ногами содрогнулась. Ему стало страшно. Откуда-то сверху упали крупные капли воды. Он вздрогнул, это было неприятно. Затем с неба хлынули потоки ливня, это было ужасно. Молния сверкала еще и еще, гром гремел почти не переставая. Он упал на землю, сжался в комок и закрыл глаза. «Зачем!?» – возник первый вопрос. На него не было ответа. Он не знал, зачем. Видимо, так было надо, так случилось. Он лежал в траве замерзший, мокрый и ждал, что кончится дождь, и что настанет утро. Дождь кончился, утро настало, небо очистилось от туч. Звезды, одна за другой, погасли. Огромный красный шар поднимался над горизонтом все выше и выше.

Он встал. Бездонное голубое небо над головой, изумрудная трава под ногами, простиравшаяся во все стороны до горизонта, ласковый свежий ветер, теплые лучи солнца – это было потрясающе! Ему показалось, что он понял зачем? Стало тепло, даже жарко. Он расправил плечи, набрал полные легкие воздуха и закричал. Он впервые слышал свой голос, он дышал, он жил! Вот зачем! Теперь этот вопрос был уже не нужен. Он знал!

Он сделал шаг, другой, третий, быстрее, еще быстрее и побежал. Он несся над землей, едва касаясь ее ногами. Сердце бешено колотилось в груди, дышать стало тяжелее, но он бежал. Ной не знал, куда он бежит и зачем, просто хотелось бежать, дышать, чувствовать, хотелось познавать. Он понял, что знает не все, он не знал, что значит жить.

Бежал он долго. Солнце клонилось к закату, а он все бежал и бежал. Он бежал к солнцу, подсознательно понимая, что никогда до него не добежит, но шальная мысль сверлила мозг: «А вдруг?» Пот уже струился по его лицу, спине, груди, а он все бежал. Наконец совсем выбившись из сил, он, уже готовый упасть от усталости, вдруг увидел впереди нечто непонятное. Что-то, разрезая равнину, широкой серебристой полосой, величественно изгибаясь, переливалось в солнечных лучах, искрилось и манило к себе. Ной остановился, оцепенев одновременно и от неожиданности, и от поражавшей своим величием красоты. Собрав остатки сил, он снова побежал. Бежать пришлось еще довольно долго, хотя ему показалось, что, то, что он увидел, было рядом. Он твердо решил увидеть это, и не чувствовал усталости. Опускались вечерние сумерки, солнце закатилось за горизонт, окрасив небо фантастическими красками заката. Ной стоял потрясенный, очарованный, заворожено глядя на простиравшуюся перед ним, чуть не до самого горизонта, реку. От воды веяло прохладой, она манила его. Он, не устояв перед искушением, вошел в воду по колено, затем встал на четвереньки, припал губами к воде и начал жадно пить. Процесс утоления жажды ему очень понравился. Он пытался пить еще, но уже не хотелось. Тогда он перевернулся на спину и, блаженно раскинув руки, окунулся в теплую и, казалось, ласковую воду. Он окунулся с головой. Он хотел опять набрать полные легкие воздуха и, как раньше, закричать от радости и удовольствия. Он попытался сделать это… Вода ворвалась в легкие, но это было совсем не то, чего ожидал Ной. Он понял, что сделал что-то не то. Он резко сел, пытаясь выдохнуть, но вместо этого его грудь разорвал кашель. Он едва не задохнулся и чуть живой выполз на берег, отдышался. Ему почему-то стало смешно. Он лежал на берегу весь мокрый, в песке и тине, и смеялся, ему опять было хорошо. Вдруг он увидел, как что-то огромное поднимается из воды. Он не знал, что это, но ему почему-то стало страшно. Это что-то двигалось прямо на него, беззвучно и не очень быстро, но от этого становилось еще страшней и, наконец, ужас, холодный и липкий, на мгновение парализовал его, но уже в следующее мгновение он вскочил на ноги, и без оглядки бросился бежать, а за спиной с жутким щелчком сомкнулись челюсти огромной рептилии. Бежал он так быстро, как только мог. Ной не оглядывался, он просто бежал, не видя, что за ним уже никто не гонится, он знал, что надо просто бежать. Окончательно выбившись из сил, он упал в траву и заплакал. Это было странно. Из глаз текла вода, тело содрогалось от рыданий, а в мозгу вновь возник этот странный вопрос, а вернее чувство, которое могло бы вполне быть вопросом: «Зачем?» Ответа не было.

Стало совсем темно. Ной перестал плакать. Он лежал и думал. Наконец он уснул.

Глава 3

Шума было конечно много, но, в конце концов, сопротивление родителей было сломлено убедительными доводами братьев. Лагерь для обучения английскому языку, на берегу Минского моря, с настоящими англичанами, месяц ни слова по-русски и так далее, и тому подобное, и всего-то за двести пятьдесят условных единиц. Скрепя сердце, родители дали денег и через два дня, ранним утром, юноши сели в автобус, следовавший прямехонько в столицу. Автовокзал «Центральный» встретил их полуденным зноем, суетой и целым букетом запахов, присущих большинству мест такого рода. Первым делом ребята купили билеты на автобус, затем сходили в столовую, что напротив, и плотно подкрепились. До отправления оставалось еще два часа. Они коротали время с «Колой» и чипсами, мечтая о том, как будут производить свои захватывающие поиски. Экипированы они были, если не по последнему слову, то по предпоследнему уж точно, даже запас продуктов имелся на трое суток. Когда-то в юности отец занимался альпинизмом, был на всю жизнь влюблен в горы и в память о том времени, благоговейно хранил дома моток крепкой альпинистской веревки, ледоруб, поясную и грудную обвязки – так называемую «беседку», рюкзак, палатку и еще много всякой всячины. Никто ими давно уже не пользовался, поэтому все снаряжение было вполне пригодно к применению. Пользоваться ребята этим научились еще когда ходили в школьные походы.