Ещё не вечер, господа!

– Когда тебя распирает молодецкая удаль, повторяй фразу «я не в кавалерии». В нашем деле нужна осмотрительность и видение конкретного результата. По-твоему, что у нас главное?

– Главное у нас – амбар тот, который купил себе Гизингер накануне своей гибели. Моравецкий убил Гизингера из-за амбара.

– Дальше ты скажешь, что задержим Моравецкого, допросим и все узнаем.

– У нас есть чем прижать Моравецкого, – горячился Очкасов.

– Наша прижималка слабовата. Надо еще собирать, хотя бы по крупицам то, что можем собрать, или ты его пытать собираешься.

– Скажите тоже, – воспротивился Очкасов.

– Давай работать без горячки, пока обстановка здесь и в самой стране позволяет.

Поручик уговорил Аганину проводить его к амбару. Проехали на коляске мимо строения и вернулись назад. Зинаида пошла в больницу, Очкасов в свою контору. В это же время Неустроев наблюдал за дворником и сильно озадаченным вернулся на службу. Поручик, вооружившись картоном и цветными карандашами, работал над чертежом расположения амбара. Увидев, что его подопечный занят работой, Кронид Нифонтович погрузился в свои мысли. Ошибиться он не мог. Дворник – никто иной, как его бывший однокашник по Московскому пехотному юнкерскому училищу Валериан Таранов по кличке Таран. Сомнений никаких, несмотря на бороду, усы и прожитые годы. Куда денешь руки почти до самых колен, кривые ноги с повернутой левой ступней вовнутрь и, походку с подпрыгиванием, да так, что идущий вот-вот упадет ничком.

– Поеду к Мануйлову, спрошу, что нового по Аганиной, – сказал майор.

– Может вместе смотаемся? Мне тоже интересно, – поднял голову Очкасов.

– Езжай к амбару теперь один, без Аганиной, покидай, где лучше людей выставлять.

Мануйлов поведал, что за время наблюдения к дворнику занесли всего четыре мешка, весьма тяжелых.

– Теперь скажи, Андрей Каримович, как поживает твой мастер перевоплощений?

– Сегодня должен быть на своем месте. Позвать?

– Зови!

Мастер перевоплощений назвался Онуфрием, и уже первые минуты общения с ним заставили поверить в непревзойденные актерские способности. Он пересказал прощание Екатерины Громан с Зинаидой на вокзале да так, что каждую изобразил в манере говорить и жестикулировать.

– Тебе, как сотруднику полиции, нужно подойти к дворнику дома Аганиной и предъявить фотографию Очкасова. Спросить, не появлялся ли сей господин возле вверенного ему дома?

– В чем смысл затеи? – спросил ничего не понимающий Мануйлов.

– Смысл в том, чтобы попасть к дворнику в каморку и глянуть на месте мешки или нет.

– Куда они могут деться? – снова удивился Мануйлов.

– Коли окажутся на месте, значит я ошибся.

– Вдруг дворник не захочет приглашать меня к себе. С какого такого угара он вообще должен меня в гости тащить? – заговорил Онуфрий.

– Всех наших к себе водил, – уточнил Мануйлов.

– Если заартачится, уже будет подозрительно, тогда точно мешки на месте, – заключил Неустроев.

– А что, хорошая задумка, – оценил Мануйлов.

– Еще не все, – продолжил Неустроев, – коли позовет, еще одна забота будет.

– Само собой, – оживился Онуфрий.

– Может предложить чай, а может чего и покрепче. На выпивку соглашайся, да прояви тягу к сему. Нальет хорошо, так и пьяненьким притворись. Но лишнего не болтай, на судьбу свою пожалуйся и более ничего. Если верно думаю, то дворник – бестия хитрая. После твоего ухода станет все прокручивать и оценивать, как ты себя вел, нет ли фальши.

– Коли предложит знакомство продолжить, позовет приходить на другой день или еще чего? – предположил Онуфрий.

– Не соглашайся, покажи лишь одно – тягу к выпивке.

– Когда идти? – азарт горел в глазах парня.

– Прямо сейчас и двигай. Вот тебе на извозчика. Жетон департамента у тебя с собой?

– С собой. Разрешите выполнять?

– Иди с Богом, мы с Андреем Каримовичем тебя дождемся.

Онуфрий выскочил из пролетки и с сосредоточенным видом подошел к дворнику, велел тому сделать перерыв в работе.

– Ты кто таков, чтобы мне указания давать? Не часто слышу подобное. В основном с меня работу требуют.

– Департамент полиции, – шепотом сказал Онуфрий и предъявил жетон, за ним достал фотографию:

– Вот, любезный, взгляни. Гляди внимательно. Появлялся этот тип в твоих владениях? Сказывай, как на духу и не вздумай лукавить!

– Был, голубчик мой ненаглядный, был. Даже не был, а бывает! Скажу так, посещает нашу жительницу госпожу Аганину, фельдшерицу из городской больницы.

– Он ей родственник или полюбовник? С кем живет Аганина? Одна, с мужем, родителями, с детьми?

– Ты меня засыпал вопросами. Пойдем вначале ко мне, чайку попьем. Не для улицы разговор, дома тебе все и поведаю.

– Времени у меня мало, сам понимаешь, служба. Но коли разговор важный, пойдем.

От двери три ступени вниз, дворник предупредил загодя. Одно окно под самым потолком, помещеньице маленькое, сажень на сажень. Кушетка в одно место, столик или тумбочка похоже и то и другой одновременно. Один табурет и сундук в углу. Вдвоем не разминуться. Под потолком лампочка, у двери выключатель.

– Меньше, чем тюремная камера, – заметил Онуфрий и сел на единственный табурет.

Блокнот и карандаш выложил на стол.

– Давай, старый, колись, – начал Онуфрий, – как тебя величать?

– Зови Егорыч, а к тебе как обращаться?

– Онуфрий. Сказывай, что ведомо, важна каждая мелочь.

– Начну с той, коею он посещает. Зинку Аганину в дом привел ее муж – инженер немецкого происхождения, Гизингер фамилия, звали Альфред.

– И куда он делся?

– Убили. Поехал в столицу и не вернулся.

– За что убили?

– Никто не знает. Зинку вызвали в полицию. Она привезла тело, похоронила мужа на городском кладбище.

– Может наш тип постарался? Поди быстро появился после гибели немца?

– Врать не буду, ибо так сказать не могу. Не ночует. Сперва думал, что из ваших. Видишь, выходит ошибся. Тогда он из благородных воров, из тех, кто убивает с большими извинениями. Вы-то в чем его подозреваете?

– Мы таких зовем брачный делец. Такие пудрят богатым вдовам мозги, потом обдирают до липки.

– Может водочки? Чай кипятить надобно, время у тебя в обрез. А тут наливай и пей.

– Ежели по чуть-чуть, то можно. Водка хоть хорошая?

– Попробуешь, еще попросишь.

Егорыч достал начатую бутылку и две вместительные стопки, положил нарезанный ржаной хлеб и ломтики соленого сала. После третьей стопки Онуфрий прибавил словоохотливости. Начал жаловаться на свою судьбу.

– Я на заводе зарабатывал по сто рублей и больше. А тут оклад шестьдесят пять в зубы и больше взять негде. Мне бы жену найти, детишек завести, а я с утра до ночи на службе.

– Чем же ты так занят?

– Ты, Егорыч, много хочешь знать. А сказывать лишнего права не имею. Ладно, спасибо тебе за сведения и за угощения.

– Ты заходи, надобность возникнет, еще потолкуем.

– Налей-ка еще одну на дорожку.

Онуфрий выпил, махнул рукой и пошел по ступеням вверх.

Неустроев одобрил исполнение задания и крепко пожал Онуфрию руку, выразил уверенность, что к Егорычу они еще вернутся. Оставшись вдвоем с Мануйловым, спросил:

– Говоришь, мешки не выносили? И куда же они делись?

– Куда-куда! Прозевали слепцы мои.

– Думаю, ничего они не прозевали, думаю из каморки Егорыча имеется выход в подвал дома.

– Будешь обыск проводить? – выдохнул Мануйлов.

– А-ну как раскрою все мои подозрения и ничего не найду. Попробую по-другому.

У себя в кабинете Неустроев осмыслил еще раз визит Онуфрия, и еще раз уверился, что из тесной каморки должен быть выход в подвал. У любого дворника много приспособления для чистки снега, колки льда, уборки мусора и прочего. Инструментарий нужно где-то хранить. Надо так, чтобы дворник ни о чем не догадался, но исчез со своего поста на пару деньков.

Неустроев взял сводки наблюдения за домом и вывел для себя один важный момент: Егорыч через день ходил в пекарню, что неподалеку, и покупал горячие бублики, каждый раз по три штуки.

– И то верно, – подумал Неустроев, – бублики хороши горячие.

Недолго думая, Неустроев поспешил в адрес. Пекарню нашел по запаху. Смерил взглядом, шагов триста от дворницкой. Какую каверзу тут придумаешь? Расстояние в самый притык. Неустроев еще раз обвел взглядом окружающие строения и невольно остановился на выступающем карнизе из лепнины между вторым и третьим этажами дома, где пекарня. Обратил внимание, что кусочки лепнины уже отвалились. В голову втемяшилась греховная мысль. Ломакин идею поддержал и взялся изготовить кусок отвалившейся лепнины.

– Форма нам, Кронид Нифонтович, не особо и важна. Она при падении разлетится на мелкие части. Нам главное, чтобы самого вырубила, и в таком состоянии он полежал бы минут десять, пока до больницы довезем.

– Тут главное, на себя грех не взвалить. Вдруг убьем мужика!

– Не боись, до смерти точно не дойдет. Мало тоже нельзя, а то встанет и пойдет, как ни в чем не бывало.

– Может испытаем? – пробубнил Неустроев.

– Если только на вашем молодом даровании – Сергее Иннокентьевиче, – засмеялся Ломакин, но тут же утих, понимая, что сморозил глупость.

– Сегодня у дворника гость был. Бубликов не видел, значит завтра-послезавтра пойдет в пекарню. Успеем за вечер гипсовку отлить?

– Отлить недолго, еще думаю пару камушков туда добавить.

– Делай, завтра с утра выходим. Ты бросаешь с крыши, я везу в больницу. Разошлись?

– Думаю, тебе понадобится склянка с кровью. Одежду болезному польешь, убедительнее станется.

– Больно ты весел нынче.

– Так ведь дело стоящее приспело!

Очкасов появился уже совсем по вечеру. Вернулся грязный, в опилках и сообщил, что чуть выше на взгорке амбар заложили. Сам купец Лоскутов Юрий Николаевич землю купил. Сказывают, знаменит на всю округу.

– Чем же знаменит? – Неустроев знал, что многие купцы для куража слухи о себе всякие распускают.

– Будто веревки и канаты делает. Не хуже корабельных получаются, да еще полотно и парусину.

– Все это вчерашний день, – заявил майор.

– Какой же вчерашний, когда заказы идут к нему из Европы?

– Ну ладно, и что?

– С площадки, где амбар заложили, наш виден, как на ладони.

– Днем, а ночью, как быть?

– Кто придет в амбар, впотьмах сидеть не станет, все одно станут освещать, а мы рядом.

– Ладно, готовь чертежи, завтра решим. Только с утра буду на выезде, дождись и ничего не предпринимай. Давно хочу тебе сказать, господин поручик, береги свое везение, удача переменчива. Не всегда будет фарт, что через любовницу Парвуса вышли на Аганину и понеслось. Тут тебе и убийство Гизингера, и боевик Моравецкий, от него к амбару, от амбара к Клеточникову в рядах сыскарей. С неба свалился дворник с мешками-невидимками. Помнишь, как Зевс на людей обиделся и с помощью Гермеса, Афродиты и Гефеста создал женщину-Пандору. Аганина – твое детище, Очкасов. Теперь ищи ее «ящик».

Егорыч в хорошем настроении вышел с тремя бубликами из пекарни и сделал первый шаг. Вдруг в глазах потемнело и тело стало как бы не его. Очнулся на мостовой, вокруг слышны стуки каблуков и среди гула различимы слова «помощь», «больница». Его подняли сильные руки, положили на мягкое сиденье и колеса загрохотали. Показалось, что он падает в пропасть, потом снова поднимается и опять забытье. Пришел в себя на койке в больничной палате. На голове повязка, слева и справа другие больные.

– Кто меня так? – первое, о чем спросил Егорыч у медсестры.

– У карниза отвалился кусок облицовки и упал прямо вам по голове. Врач говорит, что придется полежать несколько дней под нашим наблюдением. Боится, что могут быть осложнения.

– Мне нельзя тут разлеживаться, мне домой надобно, там работа стоит.

– Хотите по дороге помереть, или хуже того стать дурачком?

– Ты мне доктора приведи.

– Будет только завтра утром. Докторам тоже отдых требуется.

– Тогда я уйду так, – дворник свесил ноги с кровати.

– Санитары! – закричала сестра и два здоровенных мужика уложили Егорыча на место.

Один из них сжал плечо дворнику до хруста и прошептал:

– Двинешься с места, добавлю. Хочешь, чтобы нашу сестру уволили? Мы не допустим.

Мануйлов лично следил за порядком в третьем корпусе горбольницы, а Неустроев в это время обследовал каморку дворника. Поначалу показалось все просто, и Неустроев начал терять интерес. Ломакин поковырялся в висящем замке сундука и, когда открыли крышку, выбросили тряпичный хлам, то взору открылся вход в подвал. Сперва площадка, за ней ступени. Неустроев спустился в полной уверенности, что обнаружит четыре мешка, набитых ворованным скарбом. Но он ошибся. Фонарь высветил стены благоустроенной комнаты с хорошей мебелью, библиотекой и гардеробом, полного дорогой одежды на любой сезон. На столе лежал фотоальбом, который окунул Неустроева в жизнь бывшего офицера русской армии капитана Таранова Валериана Вениаминовича. Почему он променял армейскую жизнь на дворовые радости, оставалось загадкой.

– А где же мешки? – над ухом Неустроева висел вахмистр.

– Может из комнаты есть выход дальше в подвал? – предположил Неустроев.

Ломакин в одном месте начал стучать сапогом по половой доске.

– Здесь и люк имеется, Кронид Нифонтович. Посветите мне, а то не с руки.

Оказалось, что под полом комнаты еще ниже оборудовано другое помещение. Точнее колодец без воды с выложенными каменными стенами. Посередине стоял печатный станок, а на столе по ящичкам разложены литеры, набирай текст и печатай.

Все оставили в первозданном виде, огляделись и поехали в контору. Там начали обсуждать результаты негласного обыска и к теме допустили Очкасова. Когда тот понял в чем дело, чуть не заплакал.

– Значит меня, как полудурка, заставили лазить по оврагам, а сами делали настоящую работу? Всякой Пандорой мозги законопатили.

– Сергей, не кипятись. Ты первым заподозрил дворника. Помнишь, как ты меня убеждал, что дворник вовсе не дворник, а нечто большее. Я тебя услышал.

– Амбар чертов сегодня ночью подожгу! – завопил поручик.

– И помешаешь полной отгадке ситуации.

– Хочешь сказать, что Моравецкий и дворник связаны между собой?

– Знаешь, что я обнаружил в нижней комнате? Связку ключей на толстой блестящей проволоке. Один ключ большой и старинный, а два других современные малых размеров.

– Вы их оставили на месте? – спросил Очкасов.

– А что? Надо было забрать с собой?

– Ни в коем случае! – наконец улыбнулся поручик.

Глава девятая

– Предлагаю, господин майор, воспользоваться нахождением дворника в больнице и арестовать его прямо в палате, – начал день таким предложением Очкасов, – положим, я надеваю белый халат, маску и колпак. В таком виде он меня точно не узнает, захожу в палату и…

– Разве я тебе не говорил? – перебил его Неустроев, – дворник, он же Таранов, закончил Московское пехотное юнкерское училище.

– Откуда известно? – удивился Сергей.

– Учился я с ним на одном курсе. Думаю, более тебе ничего доказывать не нужно. Таран может оказаться нашим разведчиком.

– Это меняет дело, – молвил Очкасов, – как же нам внести ясность?

– Запросить военное ведомство. Пойду на прием к нашему непосредственному начальнику полковнику Рыкунову. Он лицо официальное, носит военную форму и занимает половину этажа в штабе армии. Надеюсь, убедить его обойтись без письменного запроса, иначе потеряем месяц и более. Рыкунов, мужик понятливый, может согласится позвонить в военное ведомство. Тогда ответ получим быстро.

– А мне что делать?

– Езжай к Мануйлову, справляйся о новостях у наблюдателей за адресом Аганиной. Заодно попроси его позвонить в больницу, у него главврач в зкакомцах состоит. Пусть поинтересуется временем выписки Таранова.

Мануйлов до главврача не дозвонился из-за неполадок со связью. Подоспел посыльный от наблюдателей и сообщил, что дворник час назад вернулся домой.

– Получается выписали нашего страдальца? Стало быть сегодня, край завтра, к нему пойдут ходоки. Брать их под наблюдение или не брать? – Андрей Каримович вопросительно посмотрел на Очкасова.

Тот со знанием дела, никак не смущаясь, ответил:

– Если ходоков окажется много, то за всеми работать смысла нет. Рассчитайте силы для наблюдения за двумя. Кого, пусть сами наблюдатели определят. Работайте осторожно и при первой угрозе расшифровки бросайте их.

Неустроев объявился во второй половине дня. Тяжело опустился на стул и уставился в угол.

– Не удалось? – всполошился Очкасов.

– Наполовину. Запрос полковник сделал по телефону, но ответ, сказали, пришлют с нарочным.

– Что значит? – не удержался Сергей.

– Значит не все просто в биографии Таранова. Ладно, другие дела тоже не ждут. Слышал, Таранова из больницы выписали. Давно ты, Сергей, своего Огуречника не видел.

– Так дела, вы же знаете.

– Про своих людей забывать никак нельзя. Они тебя быстрее забудут. Бери фотографию Моравецкого и иди к Огуречнику с инструктажем. И за жизнь поговори.

– Понял! Исполняю!

Вернулся Очкасов под самый вечер. Неустроев поднял голову и недовольно глянул на подопечного.

– Огурцы солили или мешки пересчитывали?

– Не поверите, Кронид Нифонтович, с Огуречником пообщался достойно. Он поведал мне про зазнобу старшего брата, про то, как родители не довольны его выбором.

– А дальше ты задремал и очнулся уже под вечер, – Неустроев оставался недовольным.

– Не поверите…

– Ты уже говорил. Слушаю про то, во что трудно поверить.

– Двигаюсь в сторону нашей Великолукской улицы и вдруг из парадной дома выходит девочка и просит у меня две копейки на хлебушек. Мне стало жаль ребенка, и я решил спросить о ее родителях. Кабы она не глянула за мою спину глазами полными страха, я бы точно удар пропустил. Резко развернулся и вижу, летит мне на голову дубина. Моментально ушел в сторону, и она просвистела мимо, только задев плечо. Гляжу, а дубину в руках держит мужик вполне себе здоровый, в глазах ненависть. Достал его ногой в живот, а он будто не почувствовал. Снова на меня стал замахиваться. Пришлось нырнуть под его руку и запрыгнуть ему на спину. Ударил руками по ушам и ребром ладони врезал по сонной артерии. Он брык и упал. Глядь, а девка сбежала. Пошевелил его дубиной, он в полном отрубе. Начал его обыскивать, и вот смотрите, что обнаружил, – Очкасов начал выкладывать на стол золотые изделия: цепочки, броши, кулоны, подвески…

Удивлению Неустроева не было конца.

– Насколько разбираюсь, весь металл – настоящее золото, а каменья, вообще самоцветы.

– Зачем девке понадобились две копейки? Короче, я связал мужика и потащил в участок. Он стал приходить в себя и совсем не сопротивлялся. Я шел и глядел по сторонам, надеялся, где-нибудь девка покажется.

– И что в участке?

– Там я представляться не стал, предъявил свою паспортную книжку и подписал неразборчиво протокол. Но что интересно, мужик не артачился, признал, что напал на меня с дубиной и ни слова про девку, золото и камни. Я тоже ничего не стал говорить. Расписался и пошел к дверям на выход. А бандит говорит дознавателю – срочно доложи обо мне Епанче.

– Кому-кому?

– Е-пан-ча. Я четко слышал. Именно так он сказал. Вышел я из околотка, отошел на расстояние и притулился на скамейке за деревом. Сидел больше часа, чуйка не давала мне уйти. Народ туда-сюда снует, на меня внимание никто не обращает. Вдруг гляжу, как ни в чем не бывало вышел мой обидчик, сунул руки в карманы и пошел, посвистывая, прочь.

– Ты специально задачки мне изобретаешь? На сегодня достаточно, пошли по домам. Устал я от работы, а от тебя, Очкасов, еще больше.

Но утром задачку задал Мануйлов. Накануне вечером, еще по светлому времени, к вернувшемуся из больницы дворнику пожаловали два типа. И тот, и другой в котелке, дорогом пальто и в комбинированных лакированных штиблетах. Подошли к дверям дворницкой и встали в ожидании. Сложилось мнение, что посетители просто проверялись. В дворницкой пробыли больше часа, стали расходиться. У Мануйлова были подготовлены две группы для наружного наблюдения.

– Скажу тебе так, Кронид Нифонтович, в моей практике такого еще ни разу не было, – Мануйлов сделал глоток из чашки и продолжил, – дошли эти два стручка до трактира, там неподалеку, вывезли два велосипеда и разъехались в разные стороны. Что прикажешь делать? Пешком за ними бежать? Так у меня люди, не кони. Экипаж запускать, а он быстрее скачет. Потом они в любую калитку проедут, и по любому конец моей конспирации.

– Коли все враги на велосипеды сядут, тебя службы лишат, – засмеялся Неустроев.

– Ты не смейся, лучше скажи, что делать в таких случаях.

– Проблема. Андрей Каримович, ты на мой смех внимания не обращай. Не исключаю, что сам к дворнику скоро в гости пожалую.

– Один? – почти воскликнул Очкасов.

– Поглядим, – ответил Неустроев и снова обратился к Мануйлову, – спроси у своих ребят, девочка почти ребенок, никому глаза не мозолила. Может своим поведением внимание обращала.

– За детьми еще не приходилось работать.

– Задачку мне задал наш молодой поручик, – Неустроев кивнул в сторону Очкасова.

Вытаскивать на экстренную встречу Караулова майор не стал. Лишнее подтверждение о наличии в полиции предателя ничего не меняет.

Через день Неустроева вызвали в штаб к полковнику Рыкунову. В этот раз с начальником он так и не виделся, расписался в канцелярии за пакет, доставленный из столицы фельдъегерем, и поспешил в контору.

В ответе на запрос полковника Рыкунова сообщалось, что поручик Таранов Валериан Вениаминович 1881 года рождения, выпускник Московского пехотного юнкерского училища принимал участие в Мукденском сражении. На линию фронта прибыл в составе семнадцатого армейского корпуса Волкова 19 февраля 1905 года. Двадцать шестого февраля в составе группы из трех человек отправился проводить разведку. Из поиска никто не вернулся. В списках пленных, предъявленных японской стороной, Таранов не значился. В феврале 1907 года на пропавшего выставили листок по розыску. При получении сведений о поручике просили их информировать. Число, подпись.

– Значит так, молодое дарование, все дела в сторону, готовим акцию по дворнику Таранову.

– Будем арестовывать? – поручик вытянулся в струнку.

– Как у тебя все просто. А те двое в котелках и на велосипедах, а ключи от амбара Гизингера, а Моравецкий со своими амбициями?

– Допросим и все выясним, – Очкасов был резок.

– И концы обрубим. Начнем мы с тобой с беседы на нейтральной основе.

– Значит идем к нему в гости?

– Иду я один, но твоя миссия не менее важная.

Весь день Неустроев и Очкасов разрабатывали план по организации беседы. В конце обсуждения Неустроев выложил на стол два ключа:

– Этот от входной двери в дворницкую, этот от сундука.

– Когда сподобились? – удивился Очкасов.

– Пока Таранов лежал на больничной койке, вещи его хранились на складе. Ломакин снял слепки и будьте любезны! В нашем случае через полчаса, как я зайду к Таранову и запру дверь ключом Таранова и потом положу его к себе в карман, а ты своим ключом откроешь входную дверь и молча войдешь в помещение. Еще раз запомни, через полчаса. Так же молча подходишь к сундуку, снимаешь висящий замок и лезешь вниз. Там в благоустроенной комнате увидишь на столе ящичек, в нем лежит связка из трех ключей на толстой блестящей проволоке. Вылезаешь в дворницкую и демонстрируешь связку. Дальше ждешь моей команды. А их может быть две: либо ты остаешься, либо ты уходишь.

На Мануйлова возложили контроль за внешним периметром. Другими словами, при появлении ходоков, приближающихся к дворницкой, их надлежало задержать под любым предлогом. Очкасов занял позицию в пролетке за углом. Неустроев пришел к дому пешком. Таранов мел мостовую, упирался несильно и большей частью стоял, держа метлу в руках, и гонял свой взгляд по окнам вверенного дома.

– Любезный, где бы нам переговорить? – начал Неустроев и снял свой головной убор-котелок, – похоже, Валериан, ты меня тоже узнал.

– Ошибаетесь, господин, впервые вас вижу.

– Тем более веди меня в свои хоромы.

– Какие там хоромы? Каморка, – забухтел Таранов, поворачивая ключ в двери дворницкой.

Неустроев пропустил хозяина вперед и закрыл за собой дверь. Демонстративно крутнул в замке ключ и положил его в свой карман. Валериан сел на кушетку, Кронид на табуретку.

– Значится поручик Таранов кончился? Представься, как тебя нынче называть, – продолжал разговор майор.

– Отродясь Николаем Егорычем кличут.

– Ну и ладно. Так вот, Николай Егорыч, никогда не поверю, что тебе такая жизнь в норе сажень на сажень по душе.

– Ты, господин хороший, верно что-то попутал. Я при доме дворником служу. Видел какой двор огромный? Парадных четыре штуки. А на мне еще и прилегающая территория, как его, никак не запомню – тыр-тыр-ар.