Одиночество любимых

Материнские глаза повлажнели: ей по-прежнему трудно даются такие воспоминания.

Из дальнейшего рассказа Зоя узнала, что мама Эдика после смерти мужа поднимала его на ноги одна. Он ни в чем не нуждался, в первом классе стал обладателем навороченного компьютера. Не знала тогда, какую мину замедленного действия подарила. Мальчишка быстро подсел на виртуальные игры, как наркоман на иглу: дошло до того, что уроки совсем забросил.

– И слезно просила, и наказывала, и запрещала к компьютеру подходить, и к психологу водила, если и помогало, то ненадолго, – кажется, клубок воспоминаний продолжал распутываться сам по себе. – После школы никуда не захотел поступать, так с тех пор и сидит дома у меня на шее. С утра до ночи в компьютере, в своих дурацких играх, – всхлипнув, закончила грустный монолог хозяйка квартиры.

Щелкнул дверной замок, и на пороге обозначился высокорослый, худощавый парень с пакетом продуктов. Бросил беглый взгляд на незнакомую девушку, потом вопросительно посмотрел на маму. Не сказав и слова, прошел на кухню, а оттуда тенью прошмыгнул к себе. Фразу Людмилы Викторовны о том, что девушка-студентка будет снимать у них комнату, Эдик услышал вдогонку. И никак не прореагировал. Даже потом не вышел, чтобы познакомиться.

– Вот видите, какой он замкнутый в себе. Вырастила себе на старость эгоиста, – в очередной раз вздохнув, печально, слегка извиняющимся тоном молвила женщина. – Вы на него тоже не обращайте внимания. Живите сами по себе. Давайте я покажу вашу комнату.

Зоя призадумалась: насколько комфортно ей будет на съемном жилье с этим чудаковатым парнем? Может, поискать другую квартиру, пусть менее комфортную и просторную, но без такого вот странного «приданого»?

О ее сомнениях, видимо, догадалась хозяйка.

– Давайте сделаем так. Вы поживите первое время бесплатно, если не понравится – съедете. Я в деньгах не нуждаюсь, у меня есть неплохой бизнес.

В будни Зоя находилась в институте на лекциях, семинарах-тренингах, лишь вечером, немного уставшая, возвращалась в съемные апартаменты – 20-метровую комнату, обставленную дорогой мебелью. По сути, только чтобы переночевать. В выходные встречалась в городе с подругами, с которыми, если была хорошая погода, гуляли по парку, «тусили» в кафе или ходили в любимую «Юлу» на молодежные дискотеки. Так что с нелюдимым сыном хозяйки они за неделю встретились с глазу на глаз лишь однажды, когда, проснувшись в воскресный полдень, оба захотели выпить кофе.

– Привет, – вяло выдавил из себя Эдик, вальяжно войдя на кухню.

Зоя ответила куда дружелюбнее и даже улыбнулась, надеясь, пообщаться. Но парень, быстро приготовив кофе в машине, молча удалился к своему компу.

«Лунатик какой-то не от мира сего, – с сожалением подумала. – Трудно ему будет в жизни».

Еще через неделю она сказала Людмиле Викторовне, что остается и оплатила последующий месяц проживания стодолларовой купюрой.

Успешно сдав сессию, Зоя до конца лета уехала домой, в древний Полоцк. Как же она соскучилась по тихим извилистым улочкам, уютным скверам и добрым людям любимого города с более чем тысячелетней историей! Колыбель белорусской государственности не умеет стареть и даже в плохую погоду остается привлекательной, чистой, молодой. В первую очередь для своих, коренных жителей, или на время уехавших, но душой оставшихся в городе.

Насладившись общением с родителями, школьными друзьями и всласть выспавшись, отдохнувшая Зоя в конце августа с отличным настроением вернулась в столицу.

Эдик, как обычно, играл в танки, судя по доносившейся из комнаты канонаде боя. Зная, что он не любит и даже срывается на истерический крик, когда мама в такие минуты отвлекает его, решила не беспокоить фанатичного геймера. Поэтому о ее возвращении он узнал ближе к полуночи, когда наконец вышел из своей «берлоги». Но к полоцким гостинцам, специально оставленным на кухне для него, даже не притронулся.

Проснувшись под утро, Зоя услышала странный хрип, доносившийся из-за приоткрытой соседней двери. Заглянула туда и обомлела от увиденного: на полу, раскинув руки, в полубессознательном состоянии лежал Эдик. Он плохо дышал, как рыба, выброшенная волной на берег, жадно глотал воздух, из уголков рта струилась слюна, а из носа выступила кровь.

Она не на шутку испугалась, подумав, что у парня приступ эпилепсии или чего-то еще и он уже при смерти. Чуть совладав с эмоциями, на автомате вспомнила, как профессор Серебрянский на практическом занятии учил их оказывать первую помощь в экстренных случаях. А это как раз такой случай, когда для спасения пациента важна каждая секунда и любое действие имеет значение, поэтому оно должно быть точным, выверенным.

Еще не понимая, что привело к обмороку, Зоя аккуратно приподняла голову парня, нащупала сонную артерию: пульс был слабым. Затем, чтобы обеспечить приток крови к голове, под ноги подложила вещи, находившиеся под рукой. Расстегнула ворот рубашки, настежь открыла окно, так как в помещении не хватало свежего воздуха, сбегала в свою комнату за аптечкой с нашатырем. Смочив им ватку, поднесла к носу: Эдик тут же очнулся, открыл глаза. Зоя с облегчением вздохнула.

От вызова скорой он наотрез отказался. Сказал, что лучше просто поспит и наберется сил. Она все же позвонила и рассказала об инциденте Людмиле Викторовне, приехавшей через полчаса. Взволнованная не на шутку, со слезами на глазах… Как же она все-таки любит и переживает за своего непутевого сына! Зря только нравоучениями занимается. Попытка прочитать очередную мораль о вреде бессонных ночей у компьютера привела к тому, что Эдуард хлопнул дверью и снова стал недоступным. Поведение типичного интроверта, человека, зацикленного на собственном внутреннем мире.

Хозяйка квартиры появлялась через день, приносила еду сыну и непременно справлялась о здоровье. Правда, такую мамину заботу он не ценил, будто стеснялся ее, а на все расспросы отвечал, что уже здоров. А вот с Зоей он начал нормально разговаривать, даже предложил вместе новую «стрелялку» опробовать. Она согласилась без какого-либо интереса, лишь бы не прервалась ниточка общения.

Увидев, что игры ее совсем не увлекают, на следующий день предложил вместе прогуляться по расположенному неподалеку лиственно-хвойному молодому скверу, главной достопримечательностью которого был небольшой зарыбленный водоем с перекинутым через него симпатичным горбатым мостиком и поселившимися там дикими утками. Впрочем, прикормленные людьми, они уже наполовину стали домашними, и, движимые инстинктом голода, из-за лакомого кусочка снеди, не боясь, покидали безопасную водную гавань и выходили на берег.

Узнав о променаде, довольная мама Эдика сильно удивилась.

– Не пойму, как тебе, Зоя, только удалось оторвать этого «домовика» от компьютера, да еще и на улицу вытянуть? – и, озорно подмигнув, предположила: – Наверняка, без всесильных женских чар не обошлось…

А у них и впрямь наладилось нормальное общение после того утреннего ЧП. Вот уж и вправду: нет худа без добра.

Незаметно в золоте листвы затерялась осень, и на горизонте замаячил Новый год.

Эдик предложил его встретить вместе. В Минске.

– А в твой Полоцк съездим на Старый Новый год. Идет?

Больше всех таким планам сына порадовалась мама. Ее женское сердце первым почувствовало, что это к добру, любви и счастью.

Из жизни отдыхающих

– На танцы ходил? – первое, что спросила жена, когда вернулся из санатория. Уверен, этот вопрос в прямой или косвенной постановке задают и другие женщины своим благоверным, отдыхавшим по «холостяцкой» путевке. Интерес подогрет еще и искусственно: сколько баек и даже легенд ходит о вольготной курортной жизни, в которой чего только не бывает. Отдыхающие со стажем, для пущей убедительности приврав малость, с удовольствием расскажут вам о десятках любовных историй, головокружительных романах замужних женщин с молодыми мужчинами и наоборот, о почти шекспировских страстях, не знавших разумного предела и норм приличия, о распавшихся в итоге семьях… Разумеется, никаких фамилий, адресов и других улик приведено не будет, а только самые общие ориентиры вроде «блондинка из Витебска», «плейбой Макс из Барановичей», «старый Казанова, прикидывавшийся вдовцом» и т. д. Что правда, а что вымысел определить так же трудно, как найти монету на многолюдном вокзале.

Но дыма, как известно, без огня не бывает. А посему приглашаю вас в клуб санатория, на танцы. Умеющий наблюдать увидит здесь много занятного.

Первым в тот субботний вечер на танцплощадку пришло трио женщин предпенсионного возраста. Как и положено, нарядно одетые, с подкрашенными губами и аккуратной прической они решили, что после ужина самое время устроить душе и телу физкультурно-музыкальный отдых, тем более и лечащий врач рекомендовал. Как тут не вспомнить молодость, если это еще и для здоровья, оказывается, полезно? Вскоре подтянулись дамы бальзаковского возраста, а за ними уже к танцполу несмело подошло несколько кавалеров. Приятно пахнущие одеколоном и… пивом, слегка возбужденные и что-то обсуждающие (уж не футбольные ли результаты вчерашнего тура?) мужчины – седовласые и лысые, в меру стройные и не очень – стеснительно-скромно подпирали угловую стенку, словно боялись, что она обрушится. Они делали вид, что оказались здесь случайно, мол, от скуки развеяться зашли на полчасика, но рыскающие по сторонам глаза выдавали в них азартных охотников за женщинами.

Наконец мужские взгляды сфокусировались на высокой блондинке в темных элегантных брюках и розовой кофточке, затем «декорации» сменились. В центре внимания оказалась стройная дама лет сорока пяти с девичьей фигурой, прелести которой рельефнее обозначал узкий светло-голубой костюм. Наверняка, не в одном мужском мозгу зафиксировалась мысль: «Надо пригласить эту девушку на вальс».

Ближе к эстраде стенку напротив спинами полировала смешанная компания, успевшая за время отдыха в санатории перезнакомиться, так что этот танцевальный вечер для них явно не первый. У входной двери выжидательные позиции заняло старшее поколение, молодость которого совпала с ударными темпами хрущевских семилеток. Эти дедушки и бабушки, похоже, здесь коротают досуг перед вечерним кефиром. Наконец-то из динамиков звучит музыка и, образовав широкий круг, все желающие попадают под ее магическую власть.

В центре выделяется эффектно танцующая пара: стройная крашеная брюнетка лет тридцати пяти и высокий, седовласый, с былой военной выправкой мужчина, наверное, вдвое старше ее. Он легкими, едва заметными прикосновениями пытается ухаживать за партнершей, а также изо всех сил старается не отстать от заданного ею танцевального ритма. Но, увы, с каждой минутой разница в возрасте дает о себе знать. Ноги уже не так послушны, да и дыхание сбилось, но польщенный обнадеживающей милой улыбкой, кавалер вновь приглашает даму на быстрый танец. Так и хочется из мужской солидарности воскликнуть: «Держись, старина, до последнего, не подводи наше племя!» И он держится молодцом.

Сосед по номеру Василий Степанович, заядлый рыбак, даже в санаторий со спиннингом приехал и умудрился им в озере поймать несколько щук и окуньков, похоже, еще находился под впечатлением улова. Тот же азарт и блеск в глазах, только уже во взгляде на других «рыбок». В Бресте у него, видного 50-летнего мужчины, наверняка есть жена, дети, а может, уже и внуки. Но здесь он один, на свободе и, видимо, вновь, как в давно ушедшей молодости, почувствовал себя Мачо, способным вскружить голову любой женщине. Правда, с этими иллюзиями Василию Степановичу не без сожаления пришлось расстаться после того, как с умело заброшенного им «крючка» ловеласа дважды сорвалась, казалось, уже пойманная симпатичная краля. А окончательный удар по мужскому самолюбию нанесла стройная бабушка лет 70, пригласившая Василия Степановича на белый танец. И закружились они в вихре вальса под завистливые взгляды толстушек, скучавших в углу без мужского внимания.

А на авансцену тем временем вновь вышла упоминавшаяся уже пара: крашеная брюнетка и высокий, седовласый мужчина с военной выправкой. За эмоционально исполненное танго они сорвали заслуженные аплодисменты.

После окончания танцев оживленный людской поток неспешно направился к спальным корпусам. Музыка сблизила, познакомила отдыхающих со всей страны. Им было о чем поговорить. Некоторые мужчины с удовольствием вели под ручку дам. И поди разберись: муж с женой это или без пяти минут любовники. У «Титаника» (так прозвали второй корпус, отдаленно напоминающий по форме многопалубный корабль, его обитатели) в гордом одиночестве стоял и курил все тот же не стареющий мужчина с военной выправкой. Его очаровательной молодой партнерши и след простыл.

…Утром в зале лечебной физкультуры мы снова встретились. Разговорились, познакомились. Павлу Ивановичу, как выяснилось в беседе, уже 75, он несколько лет как вдовец. Потеря жены «чудесной женщины, с которой прожил без малого полвека» стала серьезным ударом по здоровью. Никогда не жаловавшийся на сердце после похорон Павел Иванович стал ощущать серьезные перебои в его ритме, с которыми постоянно борется, принимая лекарства. Да еще вот хорошее средство врач прописал – лечебную физкультуру.

– А танцы – это так, для души, – улыбнувшись, сказал. – Они отвлекают от горестных дум. Правда, вчера я малость переусердствовал, давление резко подскочило, да и аритмия усилилась. Долго не мог уснуть, пока не принял дополнительную порцию таблеток.

Про зажигательную брюнетку он и словом не обмолвился, как будто ее и не было никогда. А вот о том, что он отставной полковник, Павел Иванович вскользь сказал. На пиджаке я увидел орденские планки. Была там и Красная Звезда.

– Это за выполнение специального правительственного задания, – сухо пояснил, не вдаваясь в подробности. Да и к чему постороннему человеку, случайно встретившемуся в санатории, знать их?

…В последнее воскресенье октября золотая осень сдала вахту зиме. С утра резко похолодало и, к неудовольствию отдыхающих, среди которых каждый второй грибник, пошел мокрый снег. Теперь одним любимым занятием стало меньше. Что остается, кроме традиционных танцев и обязательных лечебных процедур? Бильярд, настольный теннис, шахматы да неторопливые прогулки по лесным тропинкам с беседами за жизнь. Поздняя осень, по-хозяйски убирающая последние листья с деревьев, навевала грусть. И только трудяге-дятлу, стук которого особенно слышен в тишине, кажется, все нипочем.

Чужие стены

Всю жизнь прожившая в деревне Ефросинья Ивановна в начале осени стала городским жителем. Причина переселения банальна – старость: на Покров уже 75 будет, когда только успели эти годы набежать! В памяти, как в добротной кладовке, бережно хранится самое яркое и дорогое: их с Павлом скромная сельская свадьба, на которой они, молодые, красивые и безмерно счастливые, уже никого не стесняясь, на законных основаниях с удовольствием целуются; переезд в новый срубленный дом, еще пахнувший деревом, рождение первенца – сына, отметившего недавно полувековой юбилей.

Сашей она довольна: был бы жив отец, тоже порадовался бы его успешной карьере ученого, кандидата наук, а также своему внуку-студенту Павлуше, унаследовавшему не только имя, но и, наверное, гены деда. Даже внешне он очень похож на ее мужа, с которым душа в душу прожили 40 лет. Жаль, болезнь раньше времени разлучила их. А то жили бы вдвоем в своей Васильковке, где все вокруг живое и родное, и горя не знали.

На переезде в город настоял сын. Едва переступил порог, сказал, как отрезал:

– Хватит тебе, мама, одной мерзнуть в старой хате. Будешь в тепле и уюте жить, забудешь про печку с дровами, да и врачам надо показаться, подлечиться.

К сожалению, годы здоровья действительно не прибавляют: в последнее время давление стало прыгать, может, поэтому и голова побаливает, а таблетки уже не всегда помогают. Куда только энергия и силы подевались, когда не то что на работу, даже чтобы пройтись по селу их уже не хватает.

Загрузив в машину сына самое необходимое из одежды, обуви, стопку постельного белья, она закрыла на замок свою обитель и как с живым существом попрощалась с домом, где быстрокрылой ласточкой пролетела их с мужем семейная жизнь.

Переселяться насовсем в город, пусть и к сыну с невесткой и внуком, Ефросинье Ивановне не хотелось: словно чувствовала душа что-то недоброе. Привыкшая за 10 лет к одинокому образу жизни, она с трудом представляла себя на новом месте. Больше всего боялась оказаться там не нужной, обузой родным людям.

Первую ночь в квартире долго не могла заснуть. Мысли роем кружились в голове: «Правильно ли сделала, что переехала в семью сына, так ли уж ей здесь рады, как говорят, что она будет делать целыми днями одна в квартире, где нет никакого хозяйства? Дома уже давно бы спала, а тут лежит, как истукан, и смотрит в потолок… А может, сон не знает, где меня найти, и ищет по старому адресу, в Васильковке?»

Где-то сверху вдруг раздались слегка насторожившие ее негромкие голоса, затем послышались приглушенные бетоном шаги. Не сразу догадалась, что это соседи, дом-то многоквартирный! Потом ей показалось, что в комнате слишком светло для ночи. Пришлось подняться, сдвинуть плотнее шторы, чтобы свет от уличного фонаря и зависшей над окном круглолицей луны не проникал внутрь. Когда ложилась, в тишине противно заскрипел диван. «Хоть бы своих не разбудить», – подумала с тревогой и старалась уже лишний раз не ворочаться.

Лишь часа в два уснула, а под утро вскинулась: захотелось в туалет. Тихонько, почти крадучись, выставив вперед правую руку, чтобы случайно не натолкнуться на невидимый барьер – стул или стену, благополучно добралась до нужного места. Затем, стараясь ступать как можно тише, вернулась к дивану, но заснуть уже не смогла.

Привыкшая вставать с рассветом, поднялась на ноги. За окном чуть забрезжило, но пока лишь в одной квартире в доме напротив горел свет. «Тоже, наверно, кому-то не спится», – подумала Ефросинья Ивановна и направилась со своим полотенцем в ванную комнату. Вчера сын показал, как включать краны холодной и горячей воды, душ. Приведя себя в порядок, вернулась к себе, застелила постель. И что теперь делать? Машинально стала искать, чем бы себя занять. «Надо Зине хоть сена положить, а то, небось, уже проголодалась в хлеву», – мелькнула мысль про козу да тут же улетучилась: теперь у ее «красавицы» уже другая хозяйка, соседка Рая. Чудно устроена человеческая память: в ней все из пережитого помещается, важное и несущественное, правда, со временем многое стирается, будто и не существовало вовсе, а что-то весьма незначительное, но по-своему дорогое сердцу продолжает бесконечно жить.

Так и просидела в раздумьях у окна, пока не рассвело.

– Мама, как спалось? – как бывало в детстве, спросонья поинтересовался сын, заглянув в комнату. Она хотела сказать правду, да почему-то постеснялась. А он, по всей видимости, спросил из вежливости, потому что, не дождавшись ответа, прошел на балкон.

Утром Ефросинья Ивановна обычно ела овсянку или какую-то другую кашу, но здесь не приходилось выбирать: на столе – омлет, на скорую руку приготовленный невесткой, да бутерброды к чаю.

– Ночью кто-то оставил свет в туалете, – как бы невзначай обронила жена сына.

Ефросинья Ивановна, почувствовав свою вину, не на шутку разволновалась.

– Это я, Ира, забыла выключить. Простите меня старую.

– Мама, успокойся, мелочи все это, – постарался загладить неловкую ситуацию сын.

После завтрака родня разъехалась по своим делам: сын в Академию наук, невестка в какую-то фирму, внук в институт, который он почему-то назвал «бурсой». А она осталась одна в четырех стенах.

Саша, правда, посоветовал прогуляться недалеко от дома – по лесопарку или просто по улице пройтись. А она идти-то сама побаивается: а если, не дай Бог, заблудится в чужом городе? Да и в лифте ехать одной страшновато – не ровен час еще остановится. Ей бы работу какую-то по дому, но невестка, похоже, не сильно ей доверяет, сказала, что таковой нет, мол, отдыхайте и ни о чем не думайте. Не понимает она, что сельская женщина даже в возрасте не может сложа руки сидеть.

По привычке Ефросинья Ивановна протерла пыль на мебели: как тщательно ни убирай, она всегда найдется. Потом полила цветы на подоконнике, подмела пол на кухне. Зазвонил телефон. Ответила какому-то мужчине, что Александр Павлович, то бишь, ее сын, уже уехал на работу.

И вновь звенящая тишина в квартире, в которой она не находила себе места. Чем бы заняться? Взгляд упал на большой импортный телевизор, попробовала его включить, да ничего не получилось: поди разберись с этим обилием кнопок на пульте. Другое дело, ее простенький деревенский «Горизонт», где все понятно.

«Потолки тут невысокие, не то что у нее в доме, потому и ощущение, будто давят они на плечи», – почему-то без какой-либо связи подумала.

В безделье растворился еще час, когда Ефросинья Ивановна почувствовала, что ей непременно нужно выйти на улицу, на свежий воздух. А вот, кажется, и лесопарк, про который сын говорил. Вдоль аллеи выстроились по-хозяйски подстриженные кусты и деревья, радуют глаза ухоженные клумбы, для удобства прогуливающихся дорожки вымощены тротуарной плиткой, куда ни глянь урны для мусора – ничего такого и в помине нет в Васильковке.

Ее внимание привлекла огороженная металлической сеткой просторная площадка, как оказалось, для выгула домашних питомцев. Надо же, и о них позаботились. Правда, Ефросинья Ивановна не понимает, как люди могут жить в городских квартирах вместе с собаками. Другое дело, свой дом с земельным участком. Привычным сельским аршином она «мерила» и другие странности городской жизни. Поначалу удивило и даже насторожило, почему никто не здоровается друг с другом, как это принято в деревне. Потом поняла, что дело тут отнюдь не в культуре, а в количестве незнакомых людей: попробуй всех попривечай, голос сядет!

«Хорошо здесь белкам: самодельные кормушки благодаря добрым людям полны семечек, орешков, знай себе, наслаждаются угощениями и пребыванием на природе, прыгая с ветки на ветку, – подумала, заприметив симпатичных пушистых зверьков. – Вот так и люди в начале жизни, кажущейся бесконечной, беззаботно порхают, радуются, не понимая, что ждет их в старости».

Чтобы, не дай Бог, не заблудиться, Ефросинья Ивановна поглядывала назад, на тропинку, ведущую к дому. Вскоре, почувствовав усталость, свернула на нее.

Первым из «бурсы» вернулся внук, и она повеселела, оживилась. Стала расспрашивать про учебу, но Павел не слишком был расположен к откровенному разговору, отвечал кратко и в общем: «Ба, да все нормально».

Около пяти часов появилась невестка. И принялась готовить ужин. От свекровьей помощи вежливо отказалась.

Сердечко застучало, когда через некоторое время она услышала родной голос в прихожей. Не вышла, почти выбежала из комнаты к сыну. Он улыбнулся ей, чмокнул в щечку.

– Ну как ты, не сильно скучала?

Она рассказала о том, что легко справилась с совсем не страшным лифтом, быстро нашла лесопарк, который очень понравился, где так уютно всем, особенно белочкам.

– Вот видишь, мама, как все просто. Зря только сомневалась, переживала, что одна потеряешься. Начало положено, сама не заметишь, как станешь городской.

После ужина Ефросинья Ивановна хотела помыть посуду, но невестка своим «я сама» опять не дала хоть что-то полезное сделать в доме. «Чего она такая обособленная, да не шибко разговорчивая. Наверно, не рада, что я тут появилась, – предположила в мыслях и забеспокоилась. – Ох, чувствовала душа, не надо соглашаться на переезд, как-нибудь одна бы век доживала. Да она ни за что бы не оставила свою Васильковку, если бы не пошатнувшееся здоровье. Все-таки старым людям лучше жить отдельно от молодых, у которых совсем другой распорядок дня, свои дела, привычки, интересы, увлечения».

Через день невестка снова уколола. Ей, видите ли, не понравилось, что свекровь, не спросясь, переставила на балконе цветы по своему усмотрению. Ефросинья Ивановна увидела, что солнцелюбивая герань находится немного в тени, поэтому расположила ее у самого окна, где больше света. А когда она вновь забыла выключить свет в туалете, ее отчитали, как провинившуюся школьницу. Причем при сыне, который уткнувшись в газету, промолчал, хотя мог бы деликатно жену притормозить, посоветовать ей быть помягче со старым человеком. Ефросинье Ивановне стало обидно до слез, она тогда едва не заплакала.

Из-за нахлынувших чувств и мыслей снова долго не могла уснуть. А тут еще какой-то ком подступил к горлу, стало трудно дышать, пока не прокашлялась. Противно заскрипел диван, такой же, видать, старый, как и она. Ему тоже пора на покой, а он еще трудится.

В теплой, просторной, со всеми удобствами квартире сына Ефросинья Ивановна с каждым днем чувствовала себя все более неуютно, отчужденно, одиноко. Единственная отрада – белочки в лесопарке, берущие корм с рук, да внук Павлуша. Им она готова часами любоваться, даже когда тот сидит в своем интернете. Правда, парень в маму, не особо общителен, хотя внимателен, вежлив. И шутник какой, чтобы бабушка и родители не надоедали расспросами и наставлениями, повесил на комнатной двери объявление: приемные часы с 20 до 22, в остальное время просьба по мелочам не беспокоить.