Стена плача

– А что еще? – Ася заволновалась. Вдруг все не так просто, и деньги даются на каких-нибудь невыполнимых условиях? Такое им уже предлагали, и не раз.

– Не пугайтесь. – Свечников, точно прочитав ее мысли, усмехнулся в трубку. – Я не собираюсь омрачать вам радость. Скажите лучше, как вы собираетесь поступить с костюмами? У вас уже есть идеи на этот счет?

– Пока нет. Мы надеемся, что родительский комитет… – она замялась, не договорив.

– В Амстердам нужно везти полноценный спектакль с соответствующим реквизитом, вы согласны со мной?

– Согласна, но…

– Наш фонд выделил вам средства на пошив костюмов. Как полагаете, нормальная сумма? – Он назвал цифру, от которой у Аси по спине пробежал холодок.

– Ну, что вы молчите?

– Пытаюсь прийти в себя. Это больше, чем мы могли ожидать. Гораздо больше.

– Вы забыли, как называется наш фонд. Напомнить?

– Нет, спасибо. Я помню. «Поддержка одаренным детям».

– Именно. Но и это еще не все.

– Вы меня пугаете!

– Бросьте. Вас напугать не так-то просто. Впрочем, последний пункт нашей помощи касается не столько вашего ансамбля, сколько всего дворца. Мы решили снабдить главную сцену новыми прожекторами, ваш директор жаловался, что старые почти не светят.

– Это правда, – подтвердила Ася.

– Теперь все. Вы довольны?

– Не то слово. Огромное спасибо.

– Не за что. Как ваш сын?

– Хорошо.

– А как насчет того, чтобы на один вечер изменить принципам?

– Вы о чем? – не поняла она.

– О том, чтобы все-таки дать мужу повод для ревности. У меня есть два билета на замечательную выставку, посвященную русскому балету. На сегодня, на шесть часов. Пойдете?

Ася мгновение раздумывала.

– Если я скажу «нет», повлияет ли это на…

– Нисколько, – резко оборвал ее Свечников. – Вы не поняли, Анастасия Витальевна, я не из тех, кто, пользуясь служебным положением, домогается чужих жен. Деньги ваши при любом раскладе. Так что же?

– Нет, простите, я не смогу.

– Опять-таки жаль. Ладно, не смею вас задерживать. Присматривайте материал для костюмов, ищите мастерские по пошиву и приезжайте в фонд. Мы тут же переведем деньги на счет вашего ДК.

В трубке послышались короткие гудки. Ася рассеянно опустила ее на рычаг.

– Кто это был? – с любопытством спросила вахтерша, не переставая вязать.

– Президент благотворительного фонда.

– Ух ты! – Старуха уважительно взглянула на молчащий телефон, будто Свечников обосновался внутри аппарата. – И что?

– Поедем в Голландию, теть Кать! Есть денежки!

– Красавица ты моя! – Бабка всплеснула руками и, отложив спицы, крепко обняла Асю. – Хорошо-то как! Деткам радость и вам за труды вознаграждение.

– Пойду, скажу нашим.

– Беги.

Ася поднялась по лестнице и вошла в зал.

– Ну как? – с ходу набросились на нее Игорь и Кристина.

– Все о’кей. – Ася обвела девчонок торжествующим взглядом. – Дорога оплачена, и не только она, но и костюмы.

– Иди ты! – восхищенно выдохнула Кристина. – И сколько они дают, если не секрет?

– Секрет, – поспешно произнес Игорь. – Девочки, топайте-ка по домам, на сегодня занятие окончено. Обрадуйте своих мам, пап, бабушек, дедушек. Давайте, давайте, пошустрее!

Он собственноручно выпихнул из зала самых медлительных и, плотно прикрыв дверь, обратился к Асе:

– Ну, теперь можно. Валяй, рассказывай.

– Да, собственно, больше нечего. На костюмы дают три тысячи баксов.

– Наличными? – ахнула Кристина.

– Практически да. Через нашу бухгалтерию.

– Потрясающе, – подытожил Игорь. – Хоть в мастерские Большого театра обращайся.

– И обратимся, – серьезно проговорила Ася. – Материал присмотрим и сделаем заказ.

– Нужно поживее. – Игорь задумался, прикидывая что-то в уме. – Через три недели фестиваль округа. Вот бы туда ваш «Танец рыцарей», и чтобы к тому времени тряпки были готовы. Не успеть?

– Вряд ли. – Ася покачала головой. – Фасоны-то я продумала, но придется бегать, искать ткань…

– Что ее искать? – перебила Кристина. – На рынке всего полно, чего только не пожелаешь.

– Ты имеешь в виду Черкизовский?

– Зачем? Наш, привокзальный. Позавчера на нем была, товару завались, цены бросовые.

Ася вдруг почувствовала, как сердце стремительно ухнуло вниз и застучало где-то чуть повыше живота, гулко и часто.

– Эй, ты меня слышишь?

– Слышу. – Ася кивнула.

– Можем сходить.

– Сегодня? – Она не узнавала своего голоса, будто за нее говорил кто-то чужой, посторонний.

– Можем сегодня. Только ненадолго, я вечером занята.

– Сходите, девчонки, – обрадовался Игорь. – Вдруг повезет, найдете то, что надо. Тогда сразу в фонд, оформляем бумажки и шьем.

– Ладно, идем. – Асино сердце билось уже не только в животе, но и в горле, в висках, везде – организм точно взбесился, вышел из повиновения, стремясь разрушить сам себя.

– Ты как будто спишь. – Кристина покосилась на нее с удивлением. – Вялая такая, замедленная.

– Да она просто в себя не придет от счастья, – засмеялся Игорь, направляясь к двери. – Бай, мадмуазели, успехов вам!

Он ушел.

– Давай одевайся, – Кристина деловито взглянула на часы, – у меня на все про все ровно час.

– Хорошо, – Ася послушно приблизилась к вешалке, сняла с нее плащ, сунула руки в рукава.

– Игорек-то загорелся, – заговорщицким тоном проговорила Кристина, натягивая курточку. – Слышала я про этот фестиваль. С него потом на городской концерт будут отбирать. Вот он и надеется… Ключи у тебя?

– Да.

– Закрывай.

Они заперли зал, спустились и вышли на улицу. В лицо дул прохладный ветерок, над верхушками полуголых деревьев угрожающе нависла кудлатая туча.

– Как бы не ливануло, – с тревогой сказала Кристина, – а то вся моя прическа к черту пойдет. – Она осторожно пощупала локоны кончиками пальцев.

– А ты куда сегодня? – безразличным тоном поинтересовалась Ася.

– Да пригласил тут один, в клуб.

– Пашка?

– Нет, Эдик. Паша в командировку уехал. – Кристина поглядела на Асю круглыми невинными голубыми глазами и расхохоталась.

Та невольно улыбнулась в ответ.

– Смотри, Кристя, допрыгаешься! Набьют тебе фейс кавалеры.

– Что ты, – беспечно отмахнулась Кристина. – Они у меня сплошь культурные, на женщин руку не поднимают… Давай сразу вон к тем рядам, там приезжие торгуют, с ними договориться проще.

У контейнера под жестяным навесом сидели две розовощекие девахи и смачно лузгали семечки, сплевывая шелуху под прилавок. Перед ними лежали разноцветные образцы тканей, огромные ножницы и линейка.

– Шо желаете? – нараспев спросила одна из них, ядреная крашеная блондинка. – Есть вискоза хорошая, недорого, все берут. Или, хотите, шелк, очень красивый, расцветка оригинальная.

– Девушка, сразу предупреждаю, мы ничего покупать не будем, – решительно заявила Кристина. – Только посмотрим.

– Ну, смотрите, смотрите. – Деваха потеряла к ним интерес и принялась нашептывать что-то на ухо своей товарке.

Та визгливо смеялась, то и дело откидывая за плечи шикарную смоляную косу.

– Вот, глянь. – Кристина выудила из-под груды материи белоснежную тафту. – Пойдет?

– Вполне.

– А эта?

– И эта тоже. Почем она у них?

– Девушка, – громко произнесла Кристина, – почем ткань?

Продавщица равнодушно назвала цену, оказавшуюся действительно смешной.

– И ширина подходящая, – обрадовалась Ася. – У вас ее много?

– Полно. Через день партию привозят.

– Хорошо раскупают? – обеспокоенно поинтересовалась Кристина.

– Нормально. А вам сколько надо-то? – Продавщица высунулась из-под навеса. – Я хозяину скажу, он оптом продаст, со скидкой.

– Видишь, я же говорила, – довольно похвасталась Кристина. – На Черкизовском небось раза в полтора дороже. Нам, девушка, много нужно, – обратилась она к продавщице, – так что вы поставьте в известность своего хозяина. Пусть он нам оставит партию, мы через пару дней зайдем.

– Хорошо. – Деваха приветливо улыбнулась. – Захаживайте.

Кристина и Ася побродили по рынку еще с полчаса: цены везде были примерно одинаковые.

– Завтра едем к твоему Свечникову, пусть выписывает деньги… Ась, ты опять заснула? Куда смотришь все время?

Ася вздрогнула.

– Никуда. Тебе показалось.

– Мне пора рвать когти. Еще домой надо успеть заскочить, переодеться. Ты идешь?

– Да. – Ася крепко взяла Кристину под руку.

Про себя она считала шаги. Один шаг, другой, третий, все ближе железные ворота. Еще шаг, другой – вот они уже остались позади…

– Подожди! – Ася остановилась, высвободила руку.

– Ты что? – недовольно проговорила та.

«Сейчас или никогда, – лихорадочно отстукивало в голове, – сейчас или никогда».

– Я забыла. Степке тапочки нужно купить, старые еле дышат. Уже неделю собираюсь, и все некогда.

– Тогда без меня, ладно? – Кристина снова взглянула на часы. – Мне не успеть иначе. Не обижаешься?

– Ну что ты!

Они чмокнули друг друга на прощанье.

– Звякни мне завтра с утречка. – Кристина помахала рукой и быстро зашагала к остановке.

Ася постояла, дожидаясь, пока стройная фигурка подруги скроется за деревьями, а потом медленно зашла обратно на территорию рынка.

Она брела мимо рядов, иногда останавливаясь, бесцельно разглядывая выложенный на прилавки товар, спрашивая о цене и тут же забывая ее, пока не очутилась возле знакомых краснощеких торговок.

– Шо желаете? – заученно проговорила блондинка, не узнавая Асю.

– Девушка, я хотела спросить, где тут у вас сторожка?

– Шо? – удивленно переспросила продавщица.

– Ну у вас же на рынке есть сторож. – Она почувствовала, что краснеет. – Где его можно найти?

– Там, за складами, – махнула рукой в сторону другая девушка. – Идите, пока ряды не закончатся, там увидите.

– Спасибо, – сказала Ася. – Большое спасибо.

– На здоровье, – грубовато ответила первая девица и полезла в карман за новой порцией семечек.

Ася повернулась и пошла туда, куда указала продавщица.

«Ничего, – успокаивала она саму себя. – Все в порядке. Ведь он мог и наврать – наверняка наврал. Никакой он не сторож, а просто обыкновенный забулдыга. Вот приду, а в сторожке совсем другой человек. И я успокоюсь окончательно, буду знать, что не нашла его, он меня обманул. Все в порядке…»

Прилавки и навесы остались за спиной. Узкая, заросшая тропинка огибала деревянные постройки. Возле одной из них двое мужиков орудовали бензопилой.

– Эй, куда? – заметив Асю, закричал один их них.

– Туда. – Она, не замедляя шага, кивнула на белеющую в отдалении бетонную стену.

– А, насчет радиаторов, – догадался рабочий. – Ну проходи давай.

Ася не стала его разубеждать, благополучно миновала строительную территорию и остановилась в нерешительности.

Метрах в десяти от нее находился низенький кособокий вагончик с торчащей из крыши самопальной жестяной трубой. Дверь была плотно закрыта, маленький дворик с аккуратно сложенной сбоку поленницей огораживала ржавая рабица. К самому ее краю притулилась огромная собачья конура. Кругом царили безлюдье и тишина.

По-видимому, вагончик и был сторожкой, однако казалось, что внутри нет ни души.

Ася поколебалась и сделала шаг к бытовке. В это время из будки выскочила огромная пегая дворняга и залилась хриплым, неистовым лаем.

– А ну-ка фу, – попробовала урезонить ее Ася, однако пес не умолкал. Длинная цепь позволяла ему двигаться почти по всему дворику, он остервенело кидался на сетку, так, что казалось, вот-вот повалит ее и выскочит наружу.

– Ну тихо, тихо, – уговаривала она собаку, не рискуя приближаться далее. – Чего ты злишься? Успокойся…

– Фу, Пестрый, кому говорят! – вдруг раздался громкий голос. Дверь вагончика широко распахнулась, и на крыльцо вышел белобрысый.

– Заткнись, слышь, заколебал уже своим гавканьем! – рявкнул он.

Пес заскулил и утих.

Белобрысый выкинул с крыльца окурок и метнул цепкий взгляд за ограду. На лице его отразилось недоумение, затем оно вытянулось, а брови знакомо нависли над переносицей.

– Фу-ты ну-ты ножки гнуты, – пробормотал он вполголоса, не спеша вытер ладони о штаны и спустился с крыльца.

Дворняга подобострастно и выжидающе глядела на него, готовая вновь оглушительно залаять. Белобрысый прошел мимо нее и приблизился вплотную к рабице.

– Чем обязан, мадам? – Он был трезв, во всяком случае, гораздо трезвей, чем в прошлый раз – его движения выглядели скоординированными и четкими, голос звучал тверже и жестче. – Опять молчим? – Он недобро усмехнулся и уцепился пальцами за сетку. – Коли пришла, так нужно разговаривать, общаться, ухватываешь? А ну иди сюда. Подойди, говорю!

Ася послушно подошла к ограде и остановилась в шаге от нее.

Пес за спиной у белобрысого тревожно гавкнул.

– Цыц! – коротко приказал тот.

Теперь Ася видела его хорошо: те же изгвазданные джинсы, только вместо защитной куртки растянутый серый свитер, над правой бровью и на скуле две багровые ссадины.

– Ты зачем сюда пожаловала? – Белобрысый слегка качнул сетку на себя. – Пожалела? Пожалела, ясный перец, поверила тому, что я тебе впаривал. Да ты… дура ты полосатая, я ж в стельку был, не видела?! Добренькая нашлась, ядрена корень… цыц, Пестрый, хвост оторву!

Асе показалось, что сейчас он снова, как в прошлый раз, сорвется на крик, но нет – его голос остался спокойным.

Пару мгновений они молчали, глядя друг на друга в упор.

– Слушай, – белобрысый вдруг зло сощурился, – а может, у тебя с мужем не того… он как, долг-то свой супружеский исправно выполняет? – Он захохотал.

Она почувствовала острую, невыносимую боль и едва удержалась, чтобы не застонать. Никогда в жизни ей не было так больно – словно внутри поворачивали огромный ржавый гвоздь.

Ася резко отвернулась. Она почти бежала, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг из-за застилающей глаза плотной пелены слез. Позади раздались быстрые шаги.

– Стой. Погоди.

У нее закружилась голова. Она еще немного прошла вперед и остановилась.

– Ну, прости, – он обошел ее сбоку, заглянул в лицо, – слышь, прости меня! Я… сам не знаю, что говорю. Это от страха, наверное. Сейчас, думаю, протру глаза, погляжу за ограду, а там нет никого. Со мной такое бывает… иногда… Ну, хочешь, на колени встану?

Ася улыбнулась сквозь слезы и качнула головой. Белобрысый осторожно провел пальцем по ее щекам, собирая влагу.

– Простила? Тогда не плачь больше. Тебя как звать-то?

– Анастасия. – Ася тихонько шмыгнула носом.

– Настя, значит, – задумчиво проговорил он.

– Ася, – поправила она.

– Нет, Настя, Настена. Так по-нашему, по-русски, и не спорь со мной.

– Не буду.

Позади пес загремел цепью, жалобно и тоскливо поскуливая. Белобрысый улыбнулся.

– Ну-ка крикни ему: «Фу, Пестрый». Не бойся, громко крикни, он послушает.

– Фу, Пестрый! Фу! – звонко прокричала Ася. Наступила тишина.

В следующее мгновение белобрысый подхватил ее на руки и понес.

Прижимаясь щекой к грубой шерсти его свитера, Ася точно во сне видела голые колючие кусты боярышника вдоль тропинки, ветхую калитку в ограде, горкой сложенные отсыревшие поленья во дворе, настороженную морду пса.

Протяжно заскрипела дверь вагончика…

…Как мало, оказывается, мы знаем о самих себе. Заблуждаемся, думая, что все у нас прекрасно, как у людей. И вдруг – молния, шок, неумолимая догадка, озарение…

На самом деле ее счастье обитало здесь, в этой убогой, низенькой тесной комнатенке с самопальной железной печкой в углу, единственным, занавешенным газетой окном, с лампочкой без абажура на потолке. И звуки здесь были особенные, сливающиеся в единую, странно завораживающую симфонию: гулко капающая вода из прохудившегося умывальника, жалобный стон диванных пружин, пьяный голос в отдалении за окном, равномерно и беззлобно выкрикивающий бранные слова…

…Мобильник, глухо завибрировав, разразился веселым мотивом.

– Классная мелодия. – Он протянул руку, взял со стола Асину сумочку. – На, держи.

– Это «Шутка» Баха. – Она улыбнулась и нажала на кнопку.

– Мам, ты скоро? – прямо в самое ухо оглушительно и недовольно проговорил Степка.

– Не совсем, милый.

– А ты где, на работе?

– Да. – Хорошо, что в вагончике царит полумрак, и не видно, как кровь приливает к щекам от стыда.

– Тетя Кристя придет к нам в гости?

– Нет, Степушка, тетя Кристя сегодня занята. Ты не скучай, я уже выезжаю.

– Пока. – Телефон отключился. Ася сунула его в сумку.

– Сын звонил.

– Тебе пора, наверное.

– Пора. – Она резко выпрямилась и соскользнула с дивана. Быстро оделась, закрутила волосы в тугой жгут, щелкнула заколкой.

– Алеша!

– Что? – Он лежал, не шевелясь, заложив руки за голову, и внимательно наблюдал за ней. Она приблизилась к дивану, опустилась на корточки.

– Ты… скажи честно, что ты обо мне думаешь?

– Что ты больше сюда не придешь. Никогда. – Его голос звучал серьезно и спокойно.

– Глупый, – Ася ласково погладила его по прямым, светлым, как солома, волосам, – обязательно приду. Я буду часто приходить, так часто, как только смогу. И… я ведь другое имела в виду, ты же понимаешь…

– А если другое, Малыш, то я думаю, что тебя мне сам бог послал… или черт, кто его разберет? – Он поймал ее руку, тихонько сжал.

Ася почувствовала шершавое прикосновение его загрубевшей, натруженной ладони.

В окно рванулся ветер, газета зашуршала, несколько раз отрывисто гавкнул пес во дворе.

– Ты иди, – Алексей прислушался к звукам, доносящимся с улицы, – дождь будет. Вымокнешь.

– Не вымокну. – решительно проговорила Ася. – Побуду еще чуть-чуть. Хоть полчаса. Ничего страшного не случится.

– Иди, – тверже повторил он.

– Ты меня гонишь? – Она обиженно распахнула глаза.

– Я? – Алексей сел на диване, глядя на нее с тоской и безнадежностью. – Ты что, Малыш? Будь моя воля, я бы запер эту дверь и никуда бы тебя не выпустил.

«Так запри», – хотела сказать она, но промолчала, сглатывая подступивший к горлу комок.

– Нельзя, – совсем тихо произнес он, будто услышав ее немую просьбу. – Ты потом себе не простишь. И меня возненавидишь.

Ася кивнула, не отрывая взгляда от его лица.

– Ну вот, опять сопли. – Его пальцы пошарили под подушкой и извлекли на свет довольно чистый носовой платок. – Давай вытри глазки. И носик. – Алексей улыбнулся ей, точно ребенку. – Завтра придешь?

– Да, в это же время.

– Ну и ладно. – Он осторожно обнял Асю за плечи и подвел к двери. – Зонтик, надеюсь, у тебя есть?

– Есть, – она похлопала по сумке.

– Молодец. Погоди, я Пестрого подержу на всякий пожарный, а то он у меня парень суровый.

Алексей вышел во двор, поднял с земли тяжелую металлическую цепь и отвел пса в сторону. Потом помахал Асе рукой.

– Бывай, до встречи.

10

Дождь застиг Асю, когда она подходила к автобусной остановке. Он ливанул сразу, без подготовки, не по-осеннему обильно и яростно. Казалось, вот-вот, точно в мае, засверкает молния и грянет гром.

Тротуар тут же покрылся глубокими лужами. Утопая в них, к козырьку остановки со всех сторон бежал народ, тщетно стараясь защититься зонтиками от холодных водяных струй. Ася, хоть и была в пяти шагах от спасительного укрытия, успела промокнуть до нитки.

Подкатил автобус. Она с трудом втиснулась в салон, пробралась вглубь, к самому окну, и ухватилась за металлический поручень.

Сзади напирали еще не вошедшие пассажиры. Кто-то больно толкнул Асю в спину, так, что она, покачнувшись, едва удержалась на ногах. При этом ее сумка заехала в бок стоявшей рядом толстой тетке в кожаном пальто с капюшоном.

– Пьяная, что ли? – тотчас же громко возмутилась та. – Держаться надо, не в такси, чай!

– Простите, – проговорила Ася, поправляя сумку.

– Видать, слепая! – не унималась толстуха. – Люди ж вокруг, купи себе «Мерседес» и езди!

– Да хватит вам, – неожиданно произнес суховатый благообразный старичок, сидевший перед ними на месте, предоставленном инвалидам и пассажирам с детьми, – что вы, ей-богу, как на базаре! Девушка нечаянно оступилась, посмотрите, сколько народу вошло на остановке.

Тетка с неохотой отвернулась, продолжая бормотать что-то неразборчивое себе под нос.

Ася улыбнулась старичку:

– Спасибо за поддержку.

– Пожалуйста. Вы, между прочим, совсем мокрая. Долго гуляли под дождем?

– Нет, всего пару минут. Но хватило.

– Да, поливает будь здоров, – старичок кивнул на стекло, сплошь залитое водяными потоками. – Домой придете, сразу полезайте в горячую ванну. Испытанное средство: я всю жизнь геодезистом проработал, вечно на природе, под открытым небом. Намокнешь, намерзнешься, как цуцик, и простуда тут как тут. Только банькой и спасался. Вам ехать-то далеко?

– Порядочно.

– С работы возвращаетесь?

Ася кивнула.

Старичок замолчал, сосредоточенно выглядывая что-то в сплошной пелене дождя. Потом снова обернулся к ней.

– А работу, по всему видать, любите. Я угадал?

– Угадали.

– То-то. – Старичок довольно усмехнулся. – Личико у вас такое сияющее, даже смотреть приятно. Я вот скоро выйду, через две остановки, так вы садитесь на мое место. Садитесь, не стесняйтесь, а те, которые злыдни, пускай постоят, – он покосился в сторону толстухи.

– Спасибо, – в ответ засмеялась Ася.

Бесхитростный комплимент старика отчего-то доставил ей огромное удовольствие.

Значит, это видно! Видно, какое у нее счастливое, сияющее лицо. Еще бы ему не сиять, если внутри словно тысяча воздушных пузырьков взлетает – так легко и хорошо, что хочется оторваться от земли и парить, раскинув руки, точь-в-точь как влюбленная Бабочка в танце.

Как странно, что она совсем не чувствует раскаянья, угрызений совести, страха! Исчезли тяжесть и сомнения последних недель, будто, решившись отыскать сторожку, Ася выполнила предназначение свыше…

Старичок поднялся и стал пробираться к выходу. На его место тут же грузно плюхнулась толстуха.

«Пусть сидит, – без злости подумала Ася. – Пусть всем вокруг будет хорошо. И этой тетке-скандалистке, и худенькой девушке в голубой курточке, то и дело тревожно поглядывающей на часы, и симпатичному веснушчатому парню в наушниках, слегка покачивающемуся в такт музыке, доносящейся из плеера, – всем».

Она прикрыла глаза, стараясь вспомнить лицо Алексея, его манеру смешно, уголком, сводить брови, голос, тихонько зовущий ее по имени.

Никто никогда не называл ее Настей. Только однажды, давным-давно, когда Ася была совсем маленькой и занималась в балетном кружке при Доме творчества.

Их преподавательницу звали Мария Владимировна. Это была немолодая суровая женщина, одинокая и бездетная. Она больно тыкала Асю кулаком в спину, заставляя держать осанку, и требовала изо всех сил тянуть носок.

Ася ее очень боялась. Едва та подходила, вся сжималась, мышцы у нее деревенели, и она не могла выполнить даже самый легкий элемент.

– Настя! – строго окликала учительница. – Опять спишь! Работай, не расслабляйся.

Ася старалась, но у нее ничего не получалось.

– Ваша Настя способная, но рассеянная, – докладывала Мария Владимировна матери.

– Она у нас вообще-то Ася, – вежливо поправляла та, но балетмейстерша почему-то пропускала эту фразу мимо ушей.

А потом был городской конкурс детских самодеятельных коллективов, и Мария Владимировна почему-то поставила Асю в самую первую пару.

Во время выступления Ася несколько раз поймала на себе пристальный взгляд одного из членов жюри, мрачноватого, губастого дядьки в смешных, старомодных очках на мясистом носу, и очень испугалась. Она была уверена, что танцует из рук вон плохо, и Мария Владимировна никогда больше не пустит ее на сцену, если вообще не выгонит из кружка.

Ее опасения подтвердились. В перерыве преподавательница попросила Асю следовать за ней. Тон ее не предвещал ничего хорошего. Они молча поднялись по лестнице на второй этаж, и там Ася неожиданно увидела губастого. Он стоял посреди широкого фойе и улыбался. Вблизи в нем не было ничего особо страшного, разве только большой, загибающийся книзу нос.

– Вот, – Мария Владимировна подтолкнула Асю поближе, – привела.

Губастый кивнул и присел перед ней на корточки.

– Привет, – весело произнес он и еще больше оттопырил выпяченные губы.

– Привет, – шепотом сказала Ася.

– Ты здорово танцуешь. Знаешь, кто я?

Она помотала головой.

– Я преподаю в балетном училище. У меня много учеников, некоторые из них уже взрослые и танцуют в настоящих театрах, а некоторые учат детей, как я. Твоя учительница сказала, что ты очень способная, и, знаешь, так оно и есть, я сегодня убедился.

Ася слушала губастого, но понимала его с трудом – ей не так давно исполнилось шесть. Одно было ясно: Мария Владимировна, оказывается, вовсе не сердится на нее, а наоборот, даже похвалила.