Курсант. Назад в СССР 10

– Гостей принимаете? – лыбился вихрастый парень в зеленом спортивном костюме и модных кроссовках.

– Олег? Ты чего здесь? Ты же в Москве должен быть. Не поступил, что ли? – опешил я.

– Да поступил я, поступил. Вот, приехал домой на побывку перед учебой.

– Ну, поздравляю. Так тебе уже скоро на учебу, не жирно ли разъезжать туда-сюда?

– Нет, учеба у нас в октябре только начнется, а в сентябре нас в совхоз направляют на картошку. Не хочу. Справку в поликлинике возьму, освобождение.

– Не дело смолоду от работы отлынивать, – сказал я, пропуская Олега внутрь, после того как убедился, что Света юркнула в ванную одеваться.

– Так я ж не для той работы создан. Руки будущего хирурга не должны в земле ковыряться.

– Хирург, бл*ха… Ты отучись сначала, а потом рассуждай.

Возмущался я вроде бы и от души, но после вчерашнего выходило как-то вяло.

– Вот и мама так говорит, а я, может, хочу головой поработать. А не руками.

– Где? Без образования тебя только грузчиком возьмут. Могу договориться. У Маши в вино-водочном всю жизнь проблемы с грузчиками.

– Я тут подумал, это… В общем, с тобой хочу поработать, преступления раскрывать. Это не в журнале читать, вживую хочу. Слышал я, что за городом труп без головы нашли…

Сказал, как обухом по голове.

– Со мной? Не положено. Забудь. Ты гражданский человек.

– Ну ты же как-то работал?

И как ему всё объяснишь? Я попробовал пересказать хотя бы то, что мог.

– Я-то для начала подручных местных валютчиков задержал, медалькой разжился, а потом меня взяли, и то – на должность слесаря. Смысл тебе оформляться, если через месяц на учебу, Олег?

Я старался говорить тверже и убедительнее, но паренек не сводил с меня упрямого просительного взгляда.

– Так я внештатником могу. Справь мне корочки. Вам же нужен свой понятой при себе?

Ну, что ты с ним будешь делать?

Глава 4

Я замотал головой и сказал:

– Так, Олежка – ума тележка. На происшествиях понятой, конечно, нам свой не помешает. Где-то протокол осмотра переписать, где-то вещдоки переупаковать, свой понятой – это хорошо, но только кто тебе сказал, что будут еще происшествия и мы будем на них выезжать? Голову найдем и все… Ну, и преступника, конечно, заодно.

Разговор мне этот что-то вовсе не нравился, так что я стремился представить всё максимально просто.

– Уверен, что будут еще убийства, – понизив голос, Олег пригладил непослушные вихры и исподлобья оглядел номер.

Вот так заявленьице!

– Тебе-то откуда знать? Шерлок комнатный! – отреагировал я.

– Понимаешь, Андрей, чуйка у меня. Сам не знаю откуда. Будто в прошлой жизни я был как ты. Милиционером.

Я хрипло рассмеялся. Получилось вымученно.

– Это в какой еще прошлой? – я ошарашенно посмотрел на парня, борясь с мурашками на спине, а про себя подумал, что не в прошлой ты был опером, а в будущем, которое, мать его, еще не наступило.

Что за черт? Такое ощущение, что парень чувствует, как поменяли его судьбу. Что отправили учиться на врача, а не на мента? Как вообще такое может быть? Я ведь изменил его прошлое. Он вырос нормальным человеком, в хорошей семье. И впереди его ждет спокойная размеренная жизнь, его не будет надламывать система, не будут мучить воспоминания из трудного детства. Его не пнут раньше времени на пенсию, он не станет маньяком, перенося обиды со Зверевой на своих задушенных жертв, повязывая им красный поясок, с которым ассоциировалась у него деспот-мать.

Я все исправил… Или нет? Судьбу вообще можно изменить?

Я сжал руку в кулак. Определенно можно. Ведь я обезвредил многих маньяков, они не убили людей, которые должны были стать их жертвами. Даже пресловутый Чикатило погиб несколько лет назад в автокатастрофе, так и не начав убивать.

Нет, конечно, это не моя работа. Я наводил справки о нем, все ждал, когда нашу группу направят в Ростов, но нет. Чикатило не дожил до начала своей кровавой «карьеры». В этой реальности он давно кормит червей. Эффект бабочки, мать его. Я меняю реальность, и она отзывается изменениями в таких гранях и аспектах, к которым, казалось бы, я даже не прикасался. Которые вообще происходят на другом конце страны.

Благодаря моему вмешательству в работе МВД чуть раньше были внедрены на широкий поток методы субъективного портрета и метод исследования запаховых следов человека. Раньше начала свою деятельность ведомственная газета «Щит и меч». Наработки нашей спецгруппы по поимке маньяков вошли в обзоры и методические пособия по передовому опыту.

В СССР моего прошлого маньяков, чего греха таить, ловить не особо умели. Не признавали власти серийность. За преступления того же витебского душителя Михасевича осудили, помнится, аж 14 человек. Но в этой реальности Михасевича взяли еще в семьдесят восьмом, на семь лет раньше – благодаря одной анонимке, направленной на имя начальника УВД Витебского облисполкома. Да, тут я не молчал. В анонимке подробно изложил всю информацию, которую помнил по душителю. Его взяли, провели обыски и нашли улики.

Или этого мало? Ведь дальше-то тоже пошло-поехало. Похождения нашей группы власти не смогли скрывать. Да и наличие такого подразделения, как наш отдел, в СССР поднимало престиж правоохранительной системы в целом. Мы всегда справлялись с поставленной задачей, принцип неотвратимости наказания за уголовное деяние воочию могли лицезреть миллионы граждан. И сильным мира сего пришлось признать, что в СССР маньяки все же существуют. Кроме того, во всесоюзном НИИ МВД создали специальный научно-исследовательский отдел, который стал заниматься изучением, анализом, разработкой и внедрением методов по поимке серийных убийц. Основной практический материал для работы отдела поставляла, конечно же, наша группа.

В результате многих маньяков обезвредили коллеги из областей и республик на местном уровне – буквально после пары-тройки эпизодов, сохранив десятки жизней. Удалось избежать ошибок прошлого, когда ни в прокуратуре, ни в МВД не было преемственности по делам данной категории. Да и маньяков не было… На бумаге, то есть, не было. Не признавали их и сразу старались избавиться от серийников. Казнили буквально сразу после поимки, как это было с Ионесяном по прозвищу Мосгаз.

Почему изначально так сложилось? Да потому что в процветающей стране не должно быть преступлений. Ведь идеология гласила, что криминал порождают плохие социальные условия, которых в советском обществе просто нет и быть не может. Так пишут на плакатах, а плакаты не врут.

Между тем, начиная с 1960-х годов, преступность в Союзе из года в год только росла. Но такую неудобную статистику в массы никто не афишировал.

Я поменял прошлое. Наша группа сработала лакмусовой бумажкой в назревающем конфликте правоохранительной структуры и общества. Советские граждане привыкли чувствовать себя защищенными от преступных посягательств. И высокие чины решили, что им выгоднее нас продвигать и декларировать наши успехи, показывая совершенность правоохранительной системы СССР, нежели замалчивать и искажать статистику. Тем более, что шило в мешке прятать становилось все сложнее и сложнее.

Теперь цель моего попадания сюда стала прорисовываться куда яснее. Я не изменил мир, никогда не стремился к этому. Но я делал его безопаснее, делал его лучше.

Возможно, в этом и есть моя миссия – всё это только мои догадки. Но поначалу своим предназначением я считал изменение судьбы моего убийцы Олега. А теперь я стоял и чувствовал, что ничего не понимаю. Так смог ли я ее изменить? Если парень опять просится работать в милиции… Вот какого черта теперь с ним делать?

Я посмотрел в его скуластое лицо, на позу, с которой он прислонился к стене и цеплял пальцем за вбитые в стену крючки для курток – мол, разговор вовсе не окончен. Он упертый, если даже откажу, найдет способ добиться своего. Еще и институт может бросить. Уж лучше покажу ему все «прелести» милицейской службы, а там видно будет…

– Ладно, – кивнул я, отмерев. – Будут тебе корочки. Только в кадры надо будет сходить, анкету подробную заполнить. Потом запросы на тебя направят, по информационному центру пробьют. Не быстрая это петрушка, сам понимаешь.

– Так ты пошевели их, – глаза Олега горели. – Я знаю, ты можешь. Пусть корки прямо сейчас выпишут, а проверки потом дойдут. Так можно?

– Если осторожно, – хмыкнул я.

– Вот и договорились, чаем напоишь? А то с утра не успел позавтракать. Сразу к тебе пошел.

– Из-за корочек внештатника? Тебе так приспичило? Ты и без них можешь с нами карманным понятым болтаться. Тут они роли не играют.

– Дело совсем не в них, понимаешь, мне кажется, что я что-то упустил. Не туда пошел.

Он поводил рукой в воздухе, худые пальцы чуть дрогнули, и от этого меня передернуло.

– В смысле, не туда?! – я грозно зыркнул на него. – Ничего не знаю, маленько с нами потрешься и поедешь в Москву на врача учиться.

– Ну, дядя Андрей, тебе не кажется, что это мне решать?

– Опять дядькаешь?

– Тогда выключи «батю», сам же говорил, что мы друзья.

Я аккуратно выдохнул.

– Друзья, – я кивнул. – Только, Олежка, трупы смотреть – это не журналы читать. Там и пахнет, и кровь рекой бывает. Или вовсе все сгнило и опарыши.

– Пф-ф, – скривил губы Олег. – Ты разве забыл, что я будущий хирург? Это почти как мент, только милиционер стреляет, а хирург режет. И у каждого из них есть свое маленькое кладбище…

– Не мели ерунды!

– Да? А сколько человек ты убил?

– Какая разница? И вообще, это были не совсем люди…

– С правовой и биологической точки зрения – самые настоящие люди. Просто их позиция не вписывалась в рамки общегосударственной.

В комнате, а вернее, в прихожей целую секунду звенела тишина.

– А ты не охренел? Будешь еще убийц защищать? Всех, кого я отправил на тот свет – заслужили индивидуальный котел в аду.

В ушах у меня стучала кровь, и, наверное, мой собеседник что-то такое заметил.

– Да не защищаю я… – примирительно проговорил парень. – Просто хочу доказать, что я справлюсь. Не пойму, почему ты считаешь меня слабаком?

– Не считаю, просто то, что ты увидишь, тебе может не понравиться.

– Посмотрим, – хмыкнул Олег. – Не понравится, снова на журнальчики перейду. Или детективы читать буду. Вайнеров и Агату Кристи. Ну так что? Справишь мне корки?

– Я же сказал, что сделаю, – буркнул я.

– Заметано, – просиял Олег. – Вот номер телефона моих родителей. Обещай, что позвонишь, если у вас будет выезд.

– Есть у меня твой номер. Да и не будет у нас никакого выезда, – отмахнулся я. – Сплюнь! Накаркаешь!

– Ну, а вдруг, – канючил Олег. – Обещай позвонить и с собой взять.

– Лан, фиг с тобой, обещаю…

– Слово офицера?

– Чего?

– Даешь слово офицера? Ты же офицер.

– Не принято так говорить у нас, это белогвардейское выражение, – вскинул я на него брови, а про себя подумал, что слово «офицеры» в милиции используется с приставкой «товарищи», а без нее войдет в обиход чуть попозже, уже после развала Союза, когда «офицер» все-таки больше будет ассоциироваться с патриотизмом и песней Газманова, а не с белыми «недобитками». – Где ты таких выражений нахватался?

– Не знаю, – пожал плечами Олег… – я думал, ты так выражаешься.

– Пока нет…

– Что значит «пока», а что потом будет? – Олег уставился на меня пытливыми глазами.

Вот бляха! Такое ощущение, что он что-то знает… Или догадывается. Как такое может быть? Я изменил его жизнь, но его оперская сущность никуда не делась, а наоборот, лезет наружу, причем раньше времени… Совсем я запутался в этих играх с судьбой. Ладно… Дальше видно будет. По крайней мере, никакая Зверева его давно уже не бьет. И вырос он в благополучной сытой полной семье.

– Ничего не значит, – отмахнулся я. – Короче, пошли чай пить. Куда прешь в обутках, говнодавы скинь. Во-от, другое дело. Света, солнце, что у нас к чаю?

Из прихожей номера мы вошли в комнату, где Света, сидя на диванчике, точила коготочки.

– Здрасьти, – растянулся в улыбке Олег. – Я это… Вот, на побывку приехал.

– Да слышала я ваш разговор, – Света вскинула изящную бровь. – Эклеры будешь?

– Конечно!

– Руки помой, – проворчал я.

– Ай-й-й, – наморщил лоб Олег. – С тобой, как с папкой.

– Ты же хирург, а не тракторист, так и держи свой инструмент в чистоте, – хмыкнул я.

В дверь постучали.

– Кого там еще принесло? – продолжал я ворчать. – Не воскресенье, а день приемов какой-то. Открыто! Входите!

Дверь зловеще скрипнула, и на пороге выросла широкая фигура шефа в атласном халате. Лицо небритое, выходной же.

Его появление могло означать только одно…

– В лесу? – быстро поинтересовался я. – Привязанный и без головы?

– Привязанный, но голова на месте, – озадаченно проговорил Никита Егорович. – Ноги нет.

– Какой ещё ноги?

– Левой, – пожал плечами шеф.

– Япона-мама, – нахмурился я.

– Началось, – вздохнула Света.

– Ого! – воскликнул Олег. – Маньяк все-таки. Теперь ногу будем искать!

И засветился, что твоя гирлянда.

– Это еще кто? – зыркнул в сторону парня Горохов.

– Да никто, – отмахнулся я. – Родственник приблудился. Дальний.

– Как это никто? – парень протянул Горохову руку. – Меня Олег зовут. Никита Егорович, я много читал о вас в газетах и в «Советской милиции». А еще я про вас по радио слышал, там сказали, что вы ушли на пенсию, но не смогли остаться на заслуженном отдыхе, так как душой болели за безопасность советских граждан и за раскрытие тяжких преступлений – и решили вернуться в органы прокуратуры.

– Было, такое, да-а… – одобрительно закивал Горохов.

– Я вот Андрею предложил свою помощь… В качестве понятого. Вам же пригодится «свой»? Да? Вот где вы сейчас в лесу понятых найдете? А я с вами поеду.

– А ты хотя бы раньше трупы видел, родственник Олег?

– Нет… Ну, только когда маленький был. Когда маму убили.

Смотри-ка, вот что называется – не растерялся. Я наблюдал за ним, пока не пытаясь вмешиваться.

– Ого, – нахмурился Горохов, – сочувствую.

– Да, ничего, я плохо это помню… Андрей мне потом приемных родителей нашел. Хорошие они люди. Ну, так что? Возьмете меня в помощники?

– А чего не взять, – хмыкнул следователь. – Парень ты, смотрю, шустрый. Восемнадцать-то есть? Понятыми только совершеннолетние могут быть, учти.

Олег бодро кивнул.

– На той неделе исполнилось.

– Ну и отлично, с нами поедешь, – Горохов повернулся ко мне. – Собирайся, Андрей Григорьевич. Каткову и Погодину я уже сказал.

Я наклонился и шепнул шефу.

– Может, этого, – незаметно кивнул я на Олега, – не будем брать?

– А что так?

Кажется, начальник не понял, почему это я не хочу пойти навстречу родственнику и прихватить лишние рабочие руки.

– Да молодой еще, малахольный. Боюсь, в штаны наложит, когда реальную кровь увидит.

– Ты сам-то когда убийства раскрывать начал? – шеф назидательно вскинул на меня бровь. – Тоже в возрасте перезрелого старшеклассника? Ведь так?

– Ну, то я… – пожал я плечами.

– Сам говоришь, что родственник, – Горохов по-учительски поднял указательный палец вверх. – Генетика – штука упрямая. А вдруг он в тебя пошел? Проверим, обкатаем, а потом, глядишь, в школу милиции поступит.

– Не надо его ни в какую школу милиции, – замотал я головой. – Он врачом хочет стать.

– Тем более, их тоже в морг водят. Пусть привыкает. Все, собирайтесь, машина внизу.

* * *

Полковник Булкин не успел еще выделить нам служебный транспорт, сказал, что всё ожидает новый автомобиль, который и хотел нам вручить, поэтому в гостиницу «Октябрь» за нами приехал старичок РАФик. За рулем – опять Витя.

– Доброе утро, что ли, – я сел вперед и пожал его лапу. – Чего хмурый такой?

– Выходной день, – вздохнул тот. – Эх… Накрылась рыбалка. Останусь без карасиков.

– Ну и ладно, они все равно костлявые. Зато нам поможешь. Один криминалист хорошо, а два – надежнее…

Машина выехала за город и, покачиваясь на ухабах, углубилась в лес. Небо хмурилось и грозилось пролиться дождиком. Высоченные березы вперемешку с елями смыкали кроны, будто что-то прятали от нас, закрывая и без того хилое солнце.

– Куда ехать-то? – Витя всматривался в петляющую в зарослях ленту грунтовки. – В дежурке сказали, что район западной рощи, получается, что мы уже приехали. А где тут?

– Вон, видишь следы колес, – ткнул я пальцем в ответвление дороги. – Похоже на УАЗик. Давай туда.

Я не ошибся. Через пару минут мы уткнулись в поляну, вокруг которой сгрудились люди в форме и штатском. Чуть поодаль «загорали» прокурорская «Волга», милицейский бобик и «девятка» начальника УВД Булкина. Получается, что мы прибыли позже всех.

Вылезли из машины.

– Здравствуйте, товарищи, – Булкин направился к нам, протягивая широкую ладонь. Сам ростом неказист, а ладонь – как блюдце. И твёрдое такое же. – Долго спите, – улыбался он.

– Рассказывайте, – пропустив колкость, сразу распорядился Горохов.

– Все как в прошлый раз. Крови нет, следов тоже, время смерти – примерно сутки.

Мы подошли ближе. Возле тела возился возрастной судмед солидных габаритов. Он был ко мне спиной, но я сразу узнал его по лысине. Ба! Знакомые все лица…

Труп мужчины, одетого в добротный костюм, привязан к березе. Левая брючина окровавлена и покрыта застывшей бурой коркой. Болтается ветошью, скрывая пустоту вместо ноги. На вид потерпевшему лет тридцать-тридцать пять. Глаза закрыты, на бледном лице франтовская бородка и усики. Холеный перец. Был.

– Смотрите, что я нашел! – подошел ко мне Олег.

Я оглянулся, толком не зная, чего ожидать – окурок, пуговица, может, даже нож? Но в его руке была зажата… Красная ленточка.

Как громом по башке. Бл*дь…. Не может быть!

– Ты где это взял? – резко выхватил я у него из руки атласную ленточку.

– Да там, в кустах валялась, – недоуменно пожал плечами тот.

Глава 5

– В кустах нашел?.. – я растерянно огляделся, надеясь, что «дьявольский бантик» оказался здесь случайно. Например, пионерка какая-нибудь на пикнике забыла.

Но кострищ и прочих следов отдыха на полянке и в ее окрестностях не оказалось.

– Показывай, – выдохнул я. – Где именно, точно нашел.

– Да вон, в кустах… Ты что такой бледный, Андрей?

– Не выспался, – соврал я и шагнул в указанном направлении.

Но на самом деле эта красная ленточка теперь стояла у меня перед глазами, будто широкая кровавая полоса.

Молодая поросль боярышника торчала сплошной стеной, никаких следов, даже трава не примята.

– Вот, здесь вязочка висела. На кустике, – ткнул пальцем в растительность Олег. – Ты думаешь, это преступник оставил? Ха! Зачем бы ему это? Это ж явно девчачья вещь.

– Вещица женская, – подтвердил я. – А она тебе, кстати, ничего не напоминает?

Я впился в Олега взглядом, пытаясь уловить малейшее изменение мимики.

– Неа, а что?

Я не выдержал и уточнил:

– Зверева носила подобные аксессуарчики…

– Зверева? То есть, мама… Ну, да, что-то припоминаю. Ну и что? Модные были красные пояски. И красная помада. Да и сейчас частенько встречаются.

– Не часто, – мотнул я головой.

Бляха! Как еще объяснить Олегу, что в моем времени он сам оставлял такие ленточки на телах убитых женщин. Причем ими же жертв и душил. А теперь вот стоит и улыбается. Конечно, он не знает про того себя. Про того, которым он никогда не станет.

Но тогда какого хрена здесь делает этот чертов красный поясок? Совпадение? Случайность? Надеюсь…

– Андрей Григорьевич, – ко мне подошел Горохов. – Что застыл? Труп глянь, выскажи мнение. Работаем.

Никита Егорович, конечно, тоже не мог знать, что меня так ошарашило. Никто здесь не мог о таком догадаться, и внезапно я понял, что мне до смерти хочется с кем-то поделиться.

– Вот, – я протянул следователю находку. – Надо вписать в протокол и изъять, как положено.

– Ленту? – Горохов свел брови, разглядывая улику. – Хм… Не думаю, что она имеет отношение к преступлению. Может, давно здесь валяется, кто-то потерял. Да и далековато от тела.

– Чует мое сердце, что имеет, – задумчиво проговорил я. – Давайте сфоктаем, опишем и изымем все-таки. А потом, если что, недолго из вещдоков исключить. Лучше лишнего сметём на месте происшествия, а потом разберемся.

Горохов внимательно на меня посмотрел.

– Лады, пошли, труп глянешь. Там Алексей и Драгунов уже вовсю роются. Следы ищут, но нет их, етить-колотить. Хочу твое мнение услышать по всей этой необычной ситуации.

Я повесил ленточку обратно на куст и кивнул Олегу:

– Охраняй.

– А можно труп посмотреть?

– Успеется. И что ты вообще делал в этих кустах?

– Да приспичило, по-маленькому, – сжал колени парень. – Я все же отойду подальше, может, еще что-то найду. Уже и терпеть-то не могу.

Олег стыдливо хихикнул, а я, покачав головой, направился за Гороховым к центру места происшествия.

– Павел Алексеевич, здравствуйте, – окликнул я Мытько.

Судмед ошарашенно оглянулся и замер, будто увидел привидение.

– Петров? Ты?..

– Ну, а кто же еще.

Очевидно, в голове Мытько пронеслась тысяча мыслей, он вспомнил, как я ему приносил «одни неудачи». Как его выперли с должности завотделения хирургии, как посадили в поликлинику терапевтом на обычный прием, а потом и вовсе из больницы изгнали. Он прошел переквалификацию и подался в медицинские эксперты в городское бюро СМЭ, а в простонародье – морг. Похоже, там и прижился.

Были когда-то у меня с ним терки, но в последние наши встречи, чувствовалось, Павел Алексеевич заметно исправился. Даже, помнится, провел на моей руке нелегальную операцию на квартире у шубника-Медведева, когда меня Сафонов подстрелил в припадке служебного рвения. Без анестезии, правда. Больно было, зараза.

– Как супруга? – вспомнил я медсестру Ленку, что выхаживала меня раненого в отделении этого самого Мытько после моей встречи с валютчиками, едва не ставшей смертельной. Мне, то есть, Андрею Петрову, тогда и было-то всего семнадцать лет. Не сообразил, что майора Нагорного сразу тут включать не стоило.

– Прекрасно, – Мытько чуть улыбнулся, вроде, не держит старых обид. – Пироги с ливером и картошкой печет, а я вот – здесь…

Я, наконец, приблизился к телу и внимательно осмотрел.

– Как думаете? – обратился я к судмеду. – Почему крови на земле совсем нет? Ее выкачали? И какова причина смерти?

– Смерть, очевидно, наступила именно в результате потери крови. Вряд ли, как вы это говорите, ее выкачивали, скорее всего, оно просто вытекла из раны. Конечно же, не в этом месте.

– Но одежда чистая, не в крови, за исключением разве что штанины. Похоже, что его подвешивали и ждали, когда стечет кровь. Так?

– Верно, вот, обратите внимание на запястья. На них следы от веревки. Но не от этой. Этой он примотан уже посмертно, а тут видно, что и при жизни его связывали. Борозды другого окраса и глубокие, будто за руки подвешивали.

– Вот зверюга, – хмыкнул Горохов. – А ногу как отсек? Наживую, что ли?

– Прижизненно, – кивнул Мытько. – Но была ли жертва при этом в сознании, пока не ясно. Результаты биохимии покажут. Может, в крови что-то найдем – наркоз или другие сильнодействующие препараты.

– А характер раны? Что скажете? – снова спросил я. – Есть какие-нибудь особенности?

– Ампутация произведена технично, ткани рассечены по суставу.

Мытько сначала произнес всё это, а потом удивленно посмотрел на нас – мол, а почему же это так? Оно и понятно, ему версии строить – должность не обязывает. А вот столкнется с нами в непосредственной работе – и начинает прикидывать, что да к чему.

Может быть, в такие моменты он и жалел, что не остался в поликлинике трудиться. Но я сомневался, что такие мысли к нему часто приходят. В экспертах он явно чувствовал себя вольготнее.

– Получается, что убийца хорошо знает анатомию человека? – Горохов поскреб подбородок, оторвавшись от писанины.

– Или он работает мясником, – предположил Федя.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Мытько. – Отсечение не с бухты-барахты, инструмент острый, и его владелец явно имел раньше опыт… Разделывания тел или туш.

– Что еще странного вы обнаружили? – вмешался начальник милиции полковник Булкин. – Я смотрю, вот узлы на веревке обычные, неумелые. Человек явно не служил на флоте и рыбалкой не увлекается.

Полковник, очевидно, хотел показать свою сопричастность к действу, но действительно высказался в точку. Обычная пеньковая веревка и правда была намотана на тело абы как.

– При предварительном осмотре, – пожал плечами Мытько, – вроде больше ничего особенного. Вот только эти трупные пятна на лице и шее меня определённо смущают.

– А что такое? – нахмурился Горохов.

– Они красного цвета. При кровопотере таких обычно не бывает. И судя по их выраженности, по окрасу кожных покровов и по внутрипечёночной температуре, смерть наступила не более десяти-пятнадцати часов назад. А трупное окоченение уже максимально выражено. Даже жевательные мышцы задубели. Это говорит о том, что смерть все-таки наступила от кровопотери. Тогда окоченение быстрее происходит. Но вот эти трупные пятна никак не вписываются в картину смерти.