Пленница пророчества

– Могут-могут, – шутливо замахал руками Фэрфакс, – да только в кого ты в этой глуши влюбиться-то смогла? В медведя?

– А может быть, в тебя? – Я прищурилась, оценивая его реакцию. Колдун захохотал как ненормальный, едва не опрокинув кашу на колени. – Чего смешного-то? Сижу в лесу, домой вернуться не могу, вокруг медведи, волки, змеи. А тут колдун рядышком. И собой хорош, и при деньгах. Характер только скверный, но ничего, это поправимо.

Уж не знаю, какая муха меня укусила, когда я решила так открыто над колдуном шутить, но Фэрфакса укусило что-то дикое и бешеное. Он не стал отмахиваться от меня, отшучиваться, только сложил руки под подбородком и нахмурился. От нехорошего предчувствия скрутило живот.

– Ну, предположим, – спокойно проговорил он, – толика разумности в твоих словах есть. А чем докажешь?

– С каких таких пор любовь доказывать надо? – парировала я. – Хочешь, стихи прочитаю или спою?

– Нет-нет, – поспешно ответил Фэрфакс. И не зря: не давалась мне поэзия, а с пением было и того хуже – учитель мой просил его казнить, ибо большего бездаря, чем я, в королевском роду еще не встречалось. – Слова в любовном деле – ненадежная опора. Лишь действия могут свидетельствовать… – мужчина не договорил, пытаясь скрыть ухмылку. Его все это немало веселило.

– Ну, значит, действия, – задумчиво повторила я.

– Именно.

И продолжил ухмыляться. Знает же, что понятия я не имею, чего он от меня хочет. При дворе действия заканчивались поцелуем ладошки да очередным сонетом. Зря я все это затеяла. Его повеселила, а себе настроение испортила.

Колдун тем временем встал, обошел вокруг стола и оказался позади. Меня затрясло от злости.

– Действия-то какие? – буркнула я, теребя на коленях грязное полотенце.

– Принцесса из тебя никудышная, да и я не знатен, так что опустим все эти излияния о вечной любви. – Фэрфакс тяжело опустил руки мне на плечи и наклонился к уху. – Один маленький поцелуй.

– Подставляй щеку, – процедила я тоном, который меньше всего подходил для такого волнительного события.

– Нет-нет, – колдун легонько подцепил ошейник, и я быстро встала, зная, что кожа на шее от сильного нажима снова начнет зудеть. Мужчина ухватил меня за руку и развернул к себе, – настоящий поцелуй. Крепкий, страстный, наполненный желанием и влечением, которые свойственны только влюбленным.

У меня даже дыхание перехватило – то ли от такой наглости, то ли от страха. А колдун только и улыбался, да так, будто это все не шутка. Ох, и кто тянул меня за язык? Страшно-то как!..

– Вот так и разоблачают ложь. – Фэрфакс вздохнул, устало прикрывая глаза. – Не в словах истина, принцесса, а в действиях. Твоим же словам я бы не доверил и своего осла, если бы он у меня был.

Тут он заблуждался: от своих слов и идей я никогда не отказывалась и шла упорно до самого конца, каким бы он ни был. В королевском дворце быстро пришли к мнению, что я была, пожалуй, самой упрямой принцессой за последние триста лет. Подначивать лишний раз не осмеливался даже брат: он хорошо знал, что своего я добьюсь если не упорством, то слезами.

Я гордо расправила плечи, откинула за спину лохматую, кое-как заплетенную рыжую косу, и вскинула подбородок.

– Давай, – произнесла так, что сама испугалась своего голоса, – целуй.

– Что? – Колдун опешил: такого поворота он не ожидал.

– Принцесса, что ли, первой должна все делать? – не на шутку разозлилась я. – Третий раз повторять не буду: целуй давай.

Колдун смерил меня долгим, уничтожающим взглядом, который я с честью выдержала – помогали ярость и злость. Да и новое, удивленное выражение лица мужчины вселяло некое подобие уверенности. Он замешкался, отвел глаза, видимо, пытаясь гадость какую-нибудь придумать.

– И долго мне так стоять? – Я на всякий случай выпятила нижнюю губу.

– Вот скажи мне: как у короля Уильяма, умнейшего правителя Катергейма, мог родиться такой, – Фэрфакс закатил глаза, – недалекий и невежественный отпрыск?

– Сдается мне, не так принято целоваться. – Я грозно нахмурилась, складывая руки на груди. – Может, не умеешь?

– Уймись уже, шутка не удалась. – Колдун отступил, с тоской поглядывая на тарелку.

– А может быть, принцесса для тебя недостаточно хороша? – распалялась я, сжимая в руках полотенце.

– Тоже верно. У иных похитителей принцессы настоящие: стройные, прелестные, воспитанные. А мне бастард достался.

Умел же колдун подобрать слова, чтобы ранить поглубже.

Правду мне открыли за несколько дней до кончины королевы. Помню себя одиннадцатилетней девчонкой, сжавшейся на роскошном стуле и испуганно следившей за расхаживающим из угла в угол отцом. Он покусывал костяшки пальцев, подолгу смотрел в окно, что-то бормотал себе под нос. Настроение в те дни в замке царило гнетущее – Витория угасала долго, и предстоящий траур витал в воздухе.

– Да и плевать! – в какой-то момент отец оборвал собственные рассуждения, подошел ко мне и присел на соседний стул. – Я исполню ее желание, даже если это будет последним, что сделаю.

Я тогда перепугалась не на шутку: Витория меня не любила и ее последним желанием вполне могла оказаться моя жизнь. Взяв меня за руку, отец просто произнес то, о чем изредка судачили на кухне: королева не была моей матерью. Помню, восприняла эту новость с истинно придворной внешней невозмутимостью – наверное, потому, что где-то в глубине души об этом давно догадывалась. А потом с детской непосредственностью спросила, кто же все-таки моя родительница.

Отец будто бы на десяток лет постарел: помрачнел, сгорбился, безвольно опустив руки.

– Я не помню ее имени, – его слова пригвоздили меня к месту. – И тебе не стоит об этом больше спрашивать, иначе это погубит всех, и тебя в первую очередь. Это секрет, который ты должна хранить.

Я и хранила, да только сплетни все множились и множились: что это за дочь такая, ни слезинки не пролила, да и не похожа она ни на мать, ни на брата. На дне памяти впервые заговорили об этом громким шепотом. Повезло, что прабабка тогда еще жива была. Древняя старуха, уже слепая на один глаз, она поднялась со своего места и гаркнула, приказав всем заткнуться и не позорить память покойной. Поддерживаемая под локоть звездочетом Бафшаном, она проскрипела, что раз ее внучка – покойная королева Витория – признала дочь, то и всем остальным стоит с этим считаться. Ее еще видящий, но по-старчески выцветший желтоватый глаз при этом недобро блеснул, задержавшись на притихших придворных. Следом, конечно, полился поток сладких речей-извинений, но единственные стоящие хоть чего-то слова в тот вечер были произнесены без придворного этикета – грубо, резко и честно.

Умерла старуха через год. А еще через два слухи расплодились с удвоенной силой. В конце концов роковое обвинение прозвучало громко и в самый неподходящий момент – за три недели до помолвки. Я иногда думаю: а какой была бы моя жизнь, не распусти советник свой язык после пятой бутылки вина? Его-то уж точно была бы лучше – не казнили бы.

Жених был знатный, красивый и молодой рыцарь. Сразу мне приглянулся на турнире. Ему король мешок с деньгами, а он только на меня смотрит, улыбается. Глаза у него были добрые, темные, как ночь. И отцу он нравился, и брату. Словом, мечта любой принцессы – выйти замуж по любви – почти сбылась. Почти.

От воспоминаний на глаза навернулись слезы. Я поспешно опустила голову – колдуну их видеть не нужно, чтобы не принял на свой счет. А он все стоит и смотрит, выжидает, что я отвечу. Мне и сказать-то нечего. Ударить бы его, влепить такую оплеуху, чтоб в глазах потемнело. Что с того, что мать моя была не королевой?..

– Что это с тобой? – Фэрфакс нахмурился.

– Ничего. – Я отошла к печи и принялась переставлять горшки. Уши горели, глаза застилали слезы, но рыдания я сдерживала. Не дождется их колдун.

– На правду не обижаются.

– Я не обижаюсь.

– А почему тогда уши красные? Ну-ка, посмотри на меня. – Мерзкий колдун ухватил меня за плечи, развернул к себе и взял за подбородок. – Ты – внебрачный ребенок, которого пожалели, позволили называться принцессой, позволили чувствовать себя ею. Знаешь, как в других королевствах поступают с подобными тебе? Их убивают, топят в младенчестве, скармливают бродячим псам или относят в лес на радость волкам. Но тебя пожалели, да только не стоила ты всех усилий. Училась неприлежно, характером и повадками пошла в необразованную мать, красотой – в нее же. Да любая крестьянская девчонка на твоем месте сидела бы ниже травы, штудировала грамоту и слушалась старших, понимая, что сегодня или завтра ее из дворца выставят. Но ты… ты – нет. – Фэрфакс глубоко вздохнул, переводя дух. Мне даже на секунду показалось, что он мысленно сверяется с заранее заготовленным текстом. – Ты считаешь, что тебе все обязаны. Что ты любимица, ровня кровной знати. Но наконец-то справедливость восторжествовала, и ты сидишь в дремучей глуши, где тебе и место.

– Кровная знать? – Я отступила назад, спиной упершись в каменную кладку.

– Что? – Фэрфакс осекся на полуслове.

– Это те, кто приказал меня похитить, – догадалась я.

– Может быть, – после долгого молчания наконец выговорил колдун.

– И сколько они тебе пообещали? Мой отец даст в два раза больше!

– Нет, – криво усмехнулся мужчина. – Дело не в золоте.

– Фэрфакс, я не буду повторять дважды. – Когда надо, я умею выглядеть серьезной и рассудительной, похожей на настоящую принцессу. – Помоги мне, отпусти меня. Я клянусь: никто не будет тебя преследовать и, более того, моя семья выплатит тебе столько золота, алмазов, серебра, изумрудов, сколько пожелаешь.

– Говорю же, не в награде дело. – Колдун отвернулся, намереваясь позорно сбежать от разговора.

– Фэрфакс! – Я не собиралась так просто его отпускать. Колдун проговорился, и я чувствовала: это только вершина айсберга. – Я не знаю, что может заставить тебя помочь мне, но я могу сказать, что тебя ждет, если ты откажешься. – Сработало, колдун замер на пороге комнаты. – Когда тебя поймают, я лично буду настаивать на том, чтобы тебе сохранили жизнь. Я буду смотреть, как палач выдирает тебе ногти, сдирает кожу узкими полосами с твоей спины, буду смотреть и улыбаться. А после того, как ты признаешься, выдашь все имена, я посажу тебя в темницу. Буду приходить каждый день, с самого раннего утра, садиться напротив… Ты не сможешь сбежать, не сможешь умереть, будешь гнить там до самой моей смерти. Ты понимаешь это?!

– Ты не в том положении, чтобы мне угрожать, – не оборачиваясь, бросил колдун. – Но слушать твою истерику было любопытно.

– Скажи, за что? Кто так со мной?

– Я не смог бы, даже если захотел.

– Почему?

– Не интересовался ее именем, – пожал плечами колдун.

– «Ее»?

Фэрфакс отчетливо скрипнул зубами и, прихрамывая, скрылся в комнате. Сгорая от любопытства и гнева, я рассеянно начала протирать грязным полотенцем горшок. Колдун все-таки тоже человек. Его спокойствие, непроницаемость, холодность и расчетливость – все это можно было преодолеть. За этой стеной хранились имена моих недругов. Не только моих, они восстали против воли отца, против его власти, против моего брата, против всей семьи. И, может быть, мое похищение – только начало.

* * *

– Ну, долго тебя ждать? – Фэрфакс недовольно переминался с ноги на ногу, с раздражением поглядывая на кусты.

– Иду я, иду. – Оставляю зарубку длиною с палец на коре дерева и выхожу, поправляя юбки. – Как ты по полчаса в кустах сидишь…

– Я не хожу в кусты, – отрезал колдун, вскакивая на лошадь.

– А вот бы следовало, – пробурчала я, нерешительно замирая возле своей кобылы. Ростом я не выдалась, а потому в седло карабкалась как на высокую гору: вся красная, запыхавшаяся, даже ладони оцарапала невесть обо что. Колдун наблюдал за мной с умеренным интересом, но ни помогать, ни смеяться не торопился. Наконец устроившись в седле, я властно хлестнула поводьями, посылая лошадь галопом. Вернее, пытаясь. Кобыла была под стать колдуну: вредная и ленивая. Слушалась она только Фэрфакса, и я не сомневалась: напади на нее стая волков, она бы продолжала флегматично жевать траву.

Колдун тихонько свистнул, и мы снова отправились в путь. Надо признаться, я была ему не рада. Месяцем ранее Фэрфакс разругался с «заказчиками». Досталось всем: и несчастной голубке, принесшей письмо, и лошади, которая не желала ехать в ночь, и мне, необдуманно заглянувшей через плечо.

Сидя на полу и хныча, потирая стремительно опухающую щеку, я во все глаза глядела на колдуна. Страшно было как никогда. До того дня я, похоже, и не знала его настоящего гнева. Лицо Фэрфакса потемнело от ярости, ноздри раздулись, губы перекосило. Дымом заволокло всю комнату. Почерневшая тушка голубя, покрытая совсем не аппетитной черной коркой, лежала у моих ног.

Понимая, что лучше бы мне скрыться подальше от его рассерженных глаз, я на четвереньках выбралась из комнаты, намереваясь пересидеть колдунский гнев в кухне, но не тут-то было. Фэрфакс бился в истерике не хуже меня: молнии летали по всему дому, а по стенам прыгали странные тени, словно какие-то черти сбегались к колдуну. Благоразумно рассудив, что лучше бы мне держаться еще дальше, я вышла во двор. Свежо было, темно. Хорошо. Как ни крути, а лес красивый. Густая чащоба – ночью непроглядная, как мрак конца мира, а днем пронизанная волшебным светом, как будто дриады из сказок благословили это место.

За спиной в очередной раз что-то грохнуло, и я поспешила за калитку. Прогуляюсь немного, глядишь, колдун к ночи остынет. Щека противно ныла.

Глупая я все-таки девчонка. Это в сказках злодеи с прекрасными девицами-пленницами как с принцессами обходятся, лелеют их, заботятся. Что я принцесса, что не принцесса – все равно прилетело бы. А может, злодей мне неправильный попался? Вот похитил бы меня разбойник – благородный, красивый, мужественный, жили бы мы с ним в лесу или на дороге. Кочевали бы, богатых грабили во благо, с другими разбойниками делились. Тут мне и самой захотелось влепить себе затрещину: зачем с другими-то делиться?..

Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как забрела достаточно далеко. Свет окон едва виднелся среди частых стволов деревьев. Тишина вокруг стояла какая-то нехорошая. Зябко поежившись и обняв себя за плечи, я медленно, сохраняя достоинство перед попрятавшимися белками, отправилась назад. На переливчатый стук конских копыт вначале и внимания не обратила: мало ли что может померещиться в лесу одинокой девице, еще и ночью?

От всадника я шарахнулась, как от огня: огромный меч пронесся в пяди от носа, досадливо рассекая кору дерева. Рыжая лошадь в веселеньких белых яблоках встала на дыбы с громким ржанием, молотя копытами воздух. К чести моей будет сказано, я сразу сообразила, что спасать меня сей целеустремленный рыцарь не собирается – слишком красноречив был меч и оскал, видневшийся из-под шляпы. Прижимаясь к дереву, я со страхом что-то просипела, но вместо ответа снова блеснула сталь.

Оказавшись зажатым меж двух огней, выбираешь тот, что горит дальше и тише. Совсем не по-королевски вопя от страха, я метнулась в высокие заросли, с боем и криком пробиваясь к домику. Мой преследователь, по всей видимости не любивший охоту, ломанулся прямиком за мной, подгоняя кобылу, а заодно и меня злобными проклятиями и угрозами. У самого забора нога предательски дрогнула, и я рухнула на землю. Лошадь встала на дыбы. Вот так я и помру – раздавленной в буквальном смысле этого слова.

Полыхнуло огнем, и нависшая надо мной лошадь куда-то пропала, перед глазами было темное небо. С трудом переведя дух, я перекатилась на бок, приподнялась на локте и не смогла подавить облегченного вздоха: колдун возвышался над моим потенциальным убийцей, уперев руки в бока и прижав каблук своего сапога рыцарю в горло.

– Я в порядке. – Я поднялась сначала на колени, а потом, придерживаясь рукою за забор, на ноги. Фэрфакс на меня даже не посмотрел. Видок у колдуна был тот еще: лицо перекошено, светлые волосы торчат во все стороны, пальцы скрючены, будто полотенце выкручивает с особой жестокостью.

– Кто послал? – донеслось очень тихо, вкрадчиво, но яростно. Мужик под его ногой хрипел, стонал, силился поднять руки, чтобы сдвинуть колдуна. – Еще раз: кто послал?

Имени я не расслышала, а подойти ближе было выше моих сил. Меня трясло, в боку болело, ноги мелко дрожали. Ссадины на локтях наконец-то дали о себе знать и теперь неприятно щипали.

– Иди в дом, – не глядя приказал Фэрфакс. – Умойся.

– Не пойду никуда, – упрямо вскинулась я, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. – Зачем он?..

– Уйди, – прошипел колдун, и я все-таки поковыляла к крыльцу, от греха подальше.

Куда Фэрфакс дел этого убийцу, я так и не узнала, но посещали нас подобным образом еще четыре раза. О двух посещениях свидетельствовал покосившийся забор и обвалившаяся крыша крыльца – само сражение я пересидела в погребе, не решившись и носа высунуть, пока Фэрфакс меня не позвал. От одного рыцаря осталось кровавое пятно, которое мне пришлось убирать. Колдун лишь сокрушался, мол, не с той ноги встал и перестарался. Легче от его раскаяния не было: кошмары снились еще две недели, запах крови преследовал ежеминутно, а есть получалось только сырую картошку – от вида каши тут же мутило.

Последнего, четвертого, колдун разговорил. Радости это не принесло: как оказалось, в услугах Фэрфакса похитители нуждаться перестали, платить отказались, а от меня решили попросту избавиться. Ну, и от колдуна заодно, если тот будет мешать. Имен несчастный не назвал – да колдуну они и не были нужны, а я твердо убедилась, что, кем бы ни были мои враги, они идиоты. Шутка ли – поступать так с колдуном?

Убедившись, что дорогу до хижины теперь знает каждый проходимец, Фэрфакс велел собираться и не задавать лишних вопросов. Вот так я и оказалась на лесной дороге, которая, как любезно уведомил колдун, вела в большой город, где и должна была начаться моя новая жизнь.

Глава 2

Колдун изрядно кривил душой, когда называл Старые Остроги большим городом. Каменных домов в поселении было много: навскидку полсотни, не меньше. Был постоялый двор, площадь с хиленькой ратушей, были даже ворота с охранной стеной, которая метров через двести плавно сходила на нет. А вот тесноты, которая присуща городам, не было. И если у центральной площади дома щеголяли аккуратными палисадниками, то на окраинах я лицезрела свежевскопанные грядки.

Далеко-далеко, на самой границе памяти, всплывали слова, которые, как полагала и я, и мой учитель географии, благополучно пролетели мимо ушей. Старые Остроги – велчанское название. Велчане жили на востоке лет так… давно, хоть убей – не вспомню. Мирный народ, простой, но свободный. Не искушенный ни выборными монархами, ни кровными династиями. И край велчанский был цветущим, богатым, обширным. До самых Сломанных Хребтов простирался.

Этим он и приглянулся моему очень дальнему предку. Повоевав лет десять, он наконец понял, что идея была провальной на корню: ну как присоединить то, что даже между собой не собрано? Велчане с одинаковым удовольствием воевали и с соседними деревнями, и с великим королем всех западных земель, кем-то там Каннингемским. Чем именно закончилась эта глава семейной истории, я помнила совсем смутно. Можно сказать, совсем не помнила. Каким-то образом восток все-таки присоединили к нашему королевству, но история это была, как выразились бы на кухне, «скверно пахнущая». Темная.

Несмотря на это, настроение поднялось до небывалых высот. Впервые за столько месяцев я выбралась из своей темницы и даже чувствовала себя почти свободной. Не считая ошейника.

На нас никто не обращал внимания. Беспрепятственно добравшись до небольшого опрятного домика, колдун спешился. Открыл калитку, потрепал по загривку сонную собаку и юркнул в дом. Не успела я подумать, что могу слезть с лошади и пуститься наутек, как мужчина высунулся на улицу и поманил меня пальцем. Едва под ногами оказалась твердая земля, в голове промелькнула мысль бежать без оглядки. Фэрфакс словно догадался об этом и цепко схватил за локоть:

– Даже не думай, – вполне миролюбиво прошептал он на ухо, вталкивая в дом.

В маленькой кухне было тесно и темно – окно занавесили плотными шторами из грубой ткани. Я успела разглядеть печь, полки с кухонной утварью и какой-то сальный гобелен, закрывавший стену, возле которой стоял стол. А потом в комнату вошла хозяйка дома. Она была ниже меня на две головы (да чего таить, она была карлицей!), болезненно худая, некрасивая. В седых волосах, собранных в высокий пучок, еще виднелись каштановые пряди. Круглое лицо с прямым широким носом было покрыто глубокими морщинами. Рот застыл в неприятной улыбке-усмешке, но глаза, такие же голубые, как у Фэрфакса, смотрели вполне дружелюбно.

– Какая-то она дохлая, – после недолгого осмотра моей персоны заявила женщина.

– Она стесняется, – нахально ответил колдун, по-прежнему держа меня за руку. – Сам удивлен тому, что она умеет. В остальном все так, как я и говорил: неприхотлива, но разговорчива.

Я хотела было открыть рот, но Фэрфакс ущипнул меня за локоть, и я послушно промолчала.

– А ошейник зачем?

– Велена, ты не хуже меня знаешь, что людям свойственно мечтать о свободе, которую у них, – тут колдун состряпал такую мину, что я почти почувствовала отвращение к самой идее, – отобрали.

– Стало быть, отсюда, ты думаешь, не сбежит? – женщина прищурилась, извлекая из кармана трубку. Спустя полминуты по темной комнате поплыли сизые клубы дыма.

– Некуда ей теперь бежать, – пожал плечами Фэрфакс, и его слова мне совершенно не понравились. – Берешь?

– Беру, – после минутной паузы объявила Велена. Колдун удовлетворенно кивнул и, как мне показалось, с облегчением выдохнул. – Куда собрался? Ошейник-то сними.

– Если вы оба думаете, что я это так оставлю!.. – я наконец-то «отмерла». Это что ж получается: на моих же глазах меня же продают с рук на руки?! Меня – принцессу!.. – Я буду…

– Именно так мы и думаем. – Фэрфакс перекинул женщине ключ. – Жаловаться? Кому? Твоего отца нет, на троне твой брат, который про тебя уже забыл. Никому вы больше не нужны, принцесса.

Фэрфакс хлопнул меня по плечу – так сильно, что я споткнулась на ровном месте, – и вышел, оставив нас одних. Луч света, ворвавшийся через открытую дверь, ослепил, и я заморгала, смахивая с ресниц некстати навернувшиеся слезы. Колдун паршивый: вместо приветствия – подзатыльник, вместо прощания – гадость. Велена стояла передо мной, покуривая трубку. Светлые глаза почти светились в темноте.

Разве сможет меня удержать какая-то старуха, которая мне по пояс?! Да я запросто смогу выйти вон и…

– Подойди, – негромко проговорила Велена, и я почему-то послушно сделала два шага вперед. – Как тебя зовут, девочка?

– Рирариланна, – собственное имя показалось какой-то издевкой.

– Рира… ана… Будешь просто Рила, – Велена добродушно хохотнула. – Шить умеешь?

– Немного… Вы знаете, кто я?

– Он рассказал.

– И вы… вы мне не поможете? – Слезы покатились по щекам.

– С чего это? Вы меня в свои дворянские разборки не впутывайте, – покачала головой женщина.

– Но мой отец…

– Миль-то до Капитолия сколько? Да и нет больше твоего отца, – Велена лениво покусывала трубку. – Вы теперь, принцесса, сами по себе. Или со мной. Как хотите?

Я задумалась. А действительно, сколько до столицы? Месяц пешком идти буду, не меньше. Без помощи не обойтись.

– Опустись-ка на колени.

– Зачем? – подозрительно нахмурилась я.

Велена подбросила на ладони ключ, и я опустилась на холодный пол. Слушая, как она возится у меня за спиной, отпирая замок, я уже придумывала план побега.

* * *

– Помочь, ваш-величество?

Я вытянула полное ведро из колодца, с усилием пристроив его на каменный парапет, и презрительно скривилась, даже не смотря в сторону обидчика. И так знала, что это один из деревенских заводил, которым повезло два месяца назад послушать мой концерт на главной площади.

– Сама справлюсь. – Я взвесила ведро на руке, немного подумала и вылила половину обратно. Ничего, лучше еще полчаса прогуляюсь, чем надорву спину. Сзади несколько голосов тихонько прыснули, и я лишь устало прикрыла глаза. Что с меня взять, с чудаковатой?

– Тебе это… может, помочь? – крепкий детина под два метра ростом улыбался, рассеянно почесывая затылок. Серая рубаха кое-где была прожжена, крупные пальцы тревожно мяли края кузнечного фартука.

– Спасибо, Берст. – Я благодарно кивнула и отступила, наблюдая, как разом повеселевший парень управляется с ведром и колодцем.

– Ты это… Рилка, не обращай внимания. Ну, на этих. Им только бы посмеяться, – голос у Берста был низким, приятным. Симпатии, правда, он не прибавлял. Если бы сын кузнеца мне верил… – Все мы господами побывать хотим…

Мы шагали по улице к дому моей наставницы – местной ведуньи и по совместительству швеи Велены. Той самой старухи, которой меня сдал колдун, чтоб он провалился под землю. Обычно я старалась выбирать обходные улочки, чтобы как можно меньше попадаться на глаза и не слышать издевательское обращение «ваш-величество». Но Берст об этом не задумывался, поэтому шагали мы прямиком по главной улице через центральную площадь, на которой я два месяца назад…