Стокгольмский синдром

Мама начинала вопить так, что оставалось только посочувствовать несчастным соседям, вынужденным слушать подобную отборную ненормативную лексику, весьма странную для дамы, позиционирующей себя очень воспитанной и интеллигентной. И, несмотря на обилие непереводимого трехэтажного мата, Олеся в очередной раз умудрялась узнать о себе очень много нового, – хотя, казалось бы, за годы своего детства она давно уже должна была все услышать… А заканчивалось все это обычно тем, что ее дорогая мама, в переводе на культурный русский язык, наглядно объясняла, что у нее больше нет дочери…

Потом Олесе объявлялся бойкот. Никто из членов их дружной семьи много дней, – а то и недель, – не разговаривал с ней. И Олеся попадала в полную изоляцию. Из дома уйти ей было некуда, потому что ни друзей, ни подруг у нее не было, а просто бродить по улицам она не умела… А дома были родственники… Напрочь игнорирующие ее отец и брат, – слава Богу, они, по большей части, попросту не обращали на нее внимания. И любимая мама, без устали вопящая на нее по поводу и без повода… Чаще всего пару недель Олеся гордо держалась. Рыдала по ночам, подумывала о самоубийстве, мечтала уйти из дома и зажить какой-то совсем другой жизнью, в которой не будет визжащей, кроющей ее матом доброй мамочки… Но держалась. Ведь она же, в конце концов, ни в чем не была виновата на самом деле, – разве не так?..

А потом наступал момент, когда она попросту ломалась, потому что продолжать в том же духе было дальше просто нереально. И она приползала на коленях, каялась во всех мыслимых и немыслимых грехах, – да она уже готова была признаться в чем угодно, лишь бы ее помиловали!.. – и вымаливала прощение…

И ее мамочка, – человек, от природы очень добрый, душевный и чуткий, – разумеется, прощала ее. Она просто вынуждена была ее простить. Ведь это все-таки была ее дочь, – каким бы отвратительным существом она ни уродилась…

Мама прекрасно понимала, что в семье не без урода, и никогда не упускала случая напомнить об этом своей дочери, чтобы загнать ее и без того низкую самооценку еще глубже под плинтус…

И, чтобы избежать подобной ситуации, Олеся, подчиняясь, очевидно, просто какому-то безошибочному инстинкту выживания, старалась просто, по возможности, ее изначально не создавать. Как бы плохо ни было порой у нее на душе; как бы ни было ей тяжело; какие бы проблемы ее не мучили, – она всегда лучезарно улыбалась. И маму эта ситуация почти устраивала. Почти, – потому что она все равно находила поводы к чему-нибудь придраться и устроить очередной скандал. Но, по крайней мере, маминых истерик на эту тему Олесе почти всегда удавалось избежать. Мама видела, что ее дочь, безусловно, безумно счастлива, и не переживала хотя бы по этой причине…

Почему-то для Олесиной мамы именно это было очень важно, – внешнее благополучие и показное счастье. Очевидно, это было самым явным показателем того, что она удалась и как жена, и как мать, – ведь члены ее семьи дружно умирают от радости… Никто из окружающих не знал о том, что творилось у них дома, за закрытыми дверями. Потому что внешне все было очень красиво: совершенно благополучная семья, заботливая любящая мамочка, работящий папочка и счастливые детки… Красивый яркий фасад, заглянуть за который ни у кого не было ни малейшего повода… То, что и муж, и дети, и даже другие родственники на самом деле безумно боялись маму и поэтому изо всех сил подыгрывали ей, –  это Олеся поняла уже только тогда, когда стала достаточно взрослой. А тогда она просто считала, что очень любит свою маму и поэтому ничем не хочет ее огорчать…

Да, огорчить ее осознанно мог бы только самоубийца…

Прошло больше десяти лет с тех пор, как Олеся перестала общаться со своей мамой. За эти годы она стала совершенно другим человеком, сумела полностью изменить свою жизнь и сделать ее почти такой, о какой она всегда раньше втайне мечтала. И теперь она искренне не может понять, как вообще могла целых три десятка лет протянуть в подобных условиях, – не сойти с ума и не наложить на себя руки.

Но, даже не смотря на то, что Олеся кардинально изменилась, что она теперь совершенно по-другому смотрит на жизнь и на свое место в ней, на ее губах по-прежнему сияет эта неизменная лучезарная улыбка…

Олеся даже и не сразу это осознала. А потом ей самой стало смешно от этой просто, очевидно, вбитой в подкорку привычки. Она много раз пыталась как-то работать над собой, тренироваться перед зеркалом, делать серьезное невозмутимое лицо… Но – ничего не получается.

Очевидно, это сильнее любых доводов рассудка.

Перед вами человек, который смеется…

МОЙ НЕНАГЛЯДНЫЙ С ЦЕНТРА, А Я С ОКРАИНЫ…

Олеськин суженый был интеллигентом в целом аж втором поколении, – даром, что его незабвенная мамочка родилась и выросла где-то в ауле Средней Азии. Но после школы у нее хватило ума на то, чтобы уехать в Ленинград, где она поступила в университет, а уже потом по распределению попала в их город. И с тех пор про свое босоногое голодное детство в ауле она больше никогда уже и не вспоминала, и своего единственного и любимого сына воспитала в исключительном понятии своей необычайной образованности и интеллигентности, вследствие чего он смело мог возвышаться над остальными, простыми смертными.

Вот и получился у нее, в конечном итоге, чистый и порядочный тридцатилетний мальчуган с расчудесным высшим педагогическим образованием и твердым, впитанным с молоком матери, осознанием своего превосходства над “быдлом”, коим и являлось все без исключения остальное население их, кстати, почти миллионного, на тот момент, города.

А что касается самой Олеськи, то она была девчонкой из простой рабочей семьи. Ее отец всю жизнь был водителем, а мама работала в профсоюзе на местном градообразующем предприятии. И образования-то высшего она, разумеется, вовсе не имела, поскольку только-только закончила техникум. Всего-навсего техникум, – вы вообще слышали о таком?..

В интеллигентных глазах будущего супруга и его благочестивых родственников это был явный мезальянс. Правда, ложку в ухо Олеся, вроде, не несла, – да и вообще, по словам ее милого, была “умненькой”. Он так и говорил всегда своей родне, что она – “умненькая”…

Боже, какое это, на самом деле, мерзкое слово!.. Олесю даже спустя десятилетия продолжало коробить при одной только мысли о нем!..

Но речь сейчас пойдет даже и не об этом. А о том, что Олесин чудесный интеллигентный суперобразованный муженек в свои тридцать лет почему-то не имел никакого понятия о личной гигиене.

В Олесиной неприличной “быдловской” семье испокон веков принято было каждый день принимать душ, менять нижнее белье и другую одежду, пользоваться дезодорантами, туалетной водой и прочими диковинными дьявольскими приспособлениями, истинного предназначения которых Олесин возлюбленный упорно не понимал, а когда она мягко пыталась намекнуть ему на то, что было бы вовсе даже и не плохо использовать подобные блага цивилизации, он, – простите ему его гендерную нелояльность; данные события происходили более двадцати лет назад, – топал ногами и кричал, брызжа слюной, что все это – только для “гомиков”…

В его родной семье на водные процедуры отводился ровно один день в неделю. И это было из ряда вон выдающееся событие, о котором долго потом вспоминали… А подаренный на день рождения Олесей недешевый антиперспирант благополучно прожил рядом с ними много лет и уже после развода был отправлен на заслуженный отдых в связи с очевидным достижением пенсионного возраста…

Однажды, когда Олеся и Георг еще только начали встречаться, он как-то позвонил ей утром и похвастался, что только что искупался. Дело происходило в конце мая. На улице в тот год уже стояла жара, но в это время года в их регионе еще не купаются, – вода бывает еще слишком холодной. Ну, разве что отчаянные смельчаки, которым море по колено… И Олеся была просто счастлива осознать, что ее избранник принадлежит как раз к таким…

Ее юное влюбленное сердце наполнилось гордостью за храброго закаленного возлюбленного, и она с трепетом в голосе спросила:

– Где? В Волге?

Сказать, что Георг был ошарашен, это, наверное, не сказать ничего…

– Да нет, дома, в ванной! – с удивлением ответил пылкий возлюбленный. – Мы всегда купаемся по субботам!

И он тут же принялся объяснять Олесе, что относится к так называемому “мокрому” типу, и поэтому теперь он обязательно заболеет, так как вышел после купания на улицу. Но он очень хотел позвонить ей и похвастаться тем, что он искупался, – к тому же, он так соскучился, так соскучился, что просто не мог не позвонить ей, – и пусть даже он теперь умрет от воспаления легких, он ни о чем жалеть не будет…

Напомню, события происходили более двух десятков лет назад, так что о сотовых телефонах тогда еще, естественно, и не слыхивали…

Олесина раздувшаяся гордость лопнула с диким треском, как проколотый слишком туго надутый воздушный шарик…

До свадьбы Олеся с Георгом встречались два года. И она совершенно искренне полагала, что безумно любит его. И все эти два года она, молоденькая неотесанная рафинированная девочка, жутко страдала от его… как бы это поделикатнее сказать… поразительной нечистоплотности. Они проводили вместе практически все свободное время, не в силах расстаться, – но при этом Олеся постоянно страдала и просто не могла находиться рядом с ним, – запах его носков вышибал у нее слезы из глаз… И это не говоря уже обо всем остальном, что тоже отнюдь не радовало…

Они встречались до свадьбы два года, и все два года Олеся реально страдала и не знала, как изменить ситуацию. Порой, когда становилось совсем уж невыносимо, она чуть ли не плакала, пытаясь деликатно намекнуть своему милому на это. Но он просто категорически не желал ее слушать. На робкие Олесины просьбы хотя бы иногда принимать душ он отвечал одной – единственной безапелляционной фразой: “Я чистый!” И все. Никак повлиять на него было невозможно.

Олеся безумно стеснялась говорить любимому о том, что от него очень плохо пахнет, хотя порой она реально задыхалась рядом с ним. Ее робких намеков он то ли не понимал, то  ли просто делал вид, что не понимает. При этом он категорически отказывался не только мыться, но и менять одежду, – например, носки. Иногда Олеся, не в силах выдерживать подобную газовую атаку, все-таки в очередной раз просила его об этом:

– Гера, пожалуйста, надень завтра другие носки!.. Я уже говорила тебе еще во вторник, а сегодня уже четверг, и ты меня, конечно, извини, но я просто задыхаюсь…

– Я поменяю их в субботу, – отвечал милый. – Мы всегда в субботу по утрам купаемся, и я меняю всю одежду!

– Но можно же поменять носки, не дожидаясь субботы? – чуть не плакала Олеся. – Ну, реально, дышать нечем…

– Я поменяю их в субботу, – ни капли не смущаясь сложившейся ситуации, как робот, повторял Гера.

А знаете, в чем заключался основной юмор этой ситуации?.. В силу, очевидно, каких-то специфических особенностей конструкции, Олеся практически не ощущала запахов. Такая вот природная особенность, – трудно сказать, хорошо это было или плохо. Но даже при выборе парфюмерии ей всю жизнь приходилось действовать практически наугад, потому что она реально почти ничего не ощущала. Олесин нос всегда был способен уловить только действительно страшную вонь, которую просто нереально было не почувствовать. Но в те счастливые моменты, когда она сидела рядом с милым, у нее дыхание перехватывало и в горле першило… Наверное, какие-то еще комментарии тут излишни?..

Возможно, у них просто была патологическая несовместимость друг с другом, и именно поэтому Олеся так болезненно реагировала на то, что ей представлялось полным отсутствием личной гигиены. Такое, к сожалению, бывает, и люди, несовместимые на чисто физиологическом уровне, разумеется, едва ли смогут быть вместе. Но тут стоит еще раз упомянуть, что события происходили очень давно, когда о подобных возможных трудностях было еще вообще не известно. Олеся была влюблена в Георга, Георг почему-то желал жениться на Олесе, – и никому не приходило в голову, что этого может оказаться недостаточно для последующей счастливой семейной жизни, потому что эти два человека просто-напросто вообще не подходили друг другу в чисто физическом плане. Это невозможно преодолеть, с этим немыслимо смириться.

А глупая Олеся продолжала надеяться лишь на то, что после свадьбы Георг научится мыться и менять белье, и тогда ей станет приятно находиться рядом с ним…

При этом не шибко чистоплотный Олесин возлюбленный очень любил пространные рассуждения, например, на тему того, что он терпеть не может ездить в общественном транспорте, потому что все люди такие вонючие, и он, натура тонкая, так остро чувствует чужие отвратительные запахи, что просто не может находиться рядом со всем этим “быдлом”… А Олеся старательно и, по возможности, незаметно, – чтобы, не дай бог, не обидеть любимого!.. – отворачивалась в сторону и время от времени вытирала потекшую косметику… Глаза резало от вони просто неимоверно, – а еще Олеся всерьез боялась попросту грохнуться в обморок от недостатка кислорода, потому что, сидя рядом с любимым на протяжении нескольких часов, она практически не дышала, – а это, поверьте, не так-то просто!..

Но она мужественно терпела. Ведь у них же любовь!.. И ради этой своей великой любви Олеся готова была на любые жертвы. Вот только как бы уговорить милого всего лишь принять душ перед тем, как приехать к ней в гости…

Правда, любимый клятвенно заверял ее, что, когда они поженятся, он уступит ее просьбам и будет мыться каждый день.

Глупенькая Олеся не в силах была понять, почему же он не может начать делать это вот уже прямо сейчас, тем более, что его нечистоплотность причиняет ей такие нешуточные страдания. Но Георг на протяжении почти двух лет, что они встречались, все время находил какие-то мутные отговорки. А однажды, уже практически накануне свадьбы, ему это, очевидно, надоело, и он честно признался:

– Если я сейчас приду домой и пойду купаться, моя мать подумает, что мы с тобой спим!

Олеся так и выпала в осадок…

Вот ведь ужас какой, – не правда ли?.. Мамочка может заподозрить, что ее тридцатилетний мальчик – ай-яй-яй!!! – такой нехороший, развращенный и испорченный, что спит со своей девочкой, на которой через месяц планирует жениться! Ей, конечно, такой глупости и пошлости даже и в голову не приходило, – даром, что заявление в ЗАГС уже полгода как подано, приглашения разосланы, и вообще подготовка к свадьбе в полном разгаре!.. И вот на фоне всего этого только представить, что ее милый мальчик – уже, в принципе, и не мальчик… Кошмар какой неописуемый!.. Да, что уж тут греха таить, – ни одна порядочная родительница просто не переживет такого позора!..

Кстати, интимных отношений у молодых людей на тот момент действительно пока еще не было. Они ждали свадьбу. Точнее, свадьбу ждал суперпорядочный Георг, который слишком уважал свою любимую, чтобы унизить и оскорбить ее подобной пошлостью… Но, тем не менее, Олеся совершенно не понимала, что во всем этом такого ужасного?.. И она даже готова была окончательно и бесповоротно испортить свою репутацию в глазах мамочки своего возлюбленного, лишь бы приучить его к гигиеническим процедурам!..

По глупости своей, Олеся не понимала, что такого страшного может быть в интимных отношениях, и почему для Георга так важно наглядно продемонстрировать их отсутствие. Она просто тогда еще не знала, какой это стыд и позор, и не ведала, что порядочные мальчики из интеллигентных семей такой гадостью и мерзостью не занимаются!.. А их мамы, – без малейшего преувеличения, – могут запросто слечь с сердечным приступом, если только заподозрят у своих благочестивых сыновей, в воспитание которых они так много вложили, подобные мысли… Ведь на тот миг Олеся еще, по простоте душевной, полагала, что милый ее просто очень любит и бережет…

После свадьбы Георг действительно начал мыться. Но какой ценой!.. Каждый раз он отправлялся в ванную с какими-то оговорками… А временами закатывал натуральные истерики по этому поводу.

– Я вообще не понимаю, что за глупость ты придумала, – купаться каждый день!!! – то плакал, то топал ногами, то бился головой о стену новоиспеченный муженек. – Это все твоя проклятая семейка во всем виновата!!! Никто из моих знакомых не моется каждый день!!! Это все твоя ненормальная мамаша придумала, и ты с ней вместе тронулась на этой почве!!!

Олеся один раз недоуменно выслушала подобную тираду, второй раз снова так и не поняла, что происходит, глупо хлопая глазами, поскольку просто не знала, как вообще нужно адекватно реагировать на нечто подобное… Но после еще нескольких подобных заявлений в различных интерпретациях на тему ее быдловской семьи и сумасшедшей мамаши ей пришлось пригрозить милому, что еще одно слово в таком духе, – и ей в следующий раз придется напрочь оторвать ему как раз те части тела, которые он не желал мыть. А что такого?.. Олеся ведь, к несчастью,  интеллигенткой не была, и ее быдловское воспитание давно научило ее затыкать рот не столько словами, сколько кулаком, – на рабочей окраине без этого никак…

Подействовало, – несмотря на то, что Олеся была на десять лет моложе и на двадцать килограммов легче. На самом деле милый боялся ее до слез, хоть она и старалась изо всех сил сдерживать свои низменные порывы… Зачастую ей достаточно было просто намекнуть… И с тех пор милый каждый вечер вприпрыжку обгонял ее на пути в ванную и всячески нахваливал гигиенические процедуры…

Кстати, все друзья и знакомые Георга, – которые тоже не считали нужным мыться, по его словам, – были исключительно образованными интеллигентными людьми из хороших порядочных семей, – так же, как и он сам. И тех пор Олесе всегда было страшно за нашу интеллигенцию…

К сожалению, на то, чтобы приучить Геру менять носки, Олесе потребовалось еще несколько лет… И это даже не смотря на то, что она, воспитанная в самых лучших традициях домостроя, беспрекословно готова была их стирать… Просто она не сразу заметила, что Георг прячет их от нее…

Приходя домой, он двумя пальцами “соскабливал” их со своих ступней, – чтобы не запачкаться; они же грязные!.. А кто, спрашивается, в этом был виноват, – уж, явно, не жена, которая с удовольствием привела бы их в порядок, если бы только нашла… Но Георг “ставил” их за обувную полку. Хотя, вообще-то, они могли ходить без его помощи и жить своей насыщенной грибками и микробами жизнью… А глупая молодая жена растерянно водила носом, не понимая, откуда доносится этот жуткий запах… И даже после того, как она обнаружила-таки его заначку, он еще очень долго изобретал другие и зачастую совершенно немыслимые места для “схрона”. Просто спокойно бросить их в стиральную машинку, как просила жена, и взять с полки новые было бы слишком… “по быдловски”, наверное…

Олеся долго пыталась и по-хорошему, и по-плохому. Но конец всему этому положил только развод.

Расставались они с ним долго. Целый год. Олеся выгоняла мужа, через некоторое время он возвращался, они в очередной раз пытались начать все сначала, – как принято, хотя бы ради сына, – потом она его снова практически вышвыривала, не в силах терпеть его заморочки… Но окончательно поставить точку в этом вопросе никак не могла, – до поры, до времени. И, в какой-то степени, одной из причин того, что Олеся все-таки не захотела сохранять семью, было как раз то, что, вернувшись к матери, Георг снова перестал мыться. И на все недоуменные Олесины вопросы на эту тему неизменно отвечал: “Я чистый!”

Нет, разумеется, окончательно расстались они не только из-за этого. Но и этот факт сыграл свою далеко не последнюю роль. Потому что, – ну, сколько же можно биться лбом о бетонную стену?..

А слово “интеллигент” с той поры стало для Олеси почти ругательным. И она твердо решила для себя, что уж лучше навсегда остаться просто девчонкой с рабочей окраины, чем снова примкнуть к подобным “голубым кровям”!..

Вот это, наверное, действительно и называется “мезальянс”. Только вот мне почему-то кажется, что в данном случае именно жених не дотягивал до своей невесты…

БАБУЛЯ НАИГРАЛАСЬ…

Олеськина уважаемая свекровь вспомнила, что у нее, вообще-то, есть внук, когда этому самому обожаемому “внучеку” исполнилось десять лет. “Ну, что ж, лучше поздно, чем никогда!..” – промелькнула тогда у Олеси наивная мысль. Она вообще склонна была видеть в людях гораздо больше хорошего, чем в них было на самом деле, поэтому она тогда реально понадеялась на то, что так для ее сына будет лучше.

Нет, если уж говорить начистоту, то вовсе даже нельзя было сказать, что сама Олеся пребывала в немом восторге от осознания того, что склероз свекрови в отношении внука оказался излечим. Слишком уж много зла в свое время она причинила их семье… Но с момента развода с мужем на тот миг прошло уже пять лет; у них с сыном была теперь совсем другая жизнь, и ей казалось просто мелочным припоминать сейчас все былые обиды. Да, все это когда-то было, и это было очень больно. Но это вовсе не означало, что Олеся собиралась страдать и убиваться из-за всего этого остаток жизни. Напротив, она собиралась жить дальше и получать от этой жизни только хорошее.

Тем более, что человек вдруг сам решил возобновить отношения. Так что ж теперь, костьми лечь на пути престарелой дамочки, запальчиво перечисляя все преступления, совершенные ею много лет назад?.. Олеся даже и не собиралась заниматься такой ерундой. Плюс, – она тоже стала старше и получила возможность взглянуть на всю эту ситуацию немного с другой стороны. И поняла, что ее тоже трудно было назвать ангелом во плоти. Очень многое в их прошлой жизни можно было бы сделать по-другому, и теперь, с высоты своего возраста, Олеся очень ясно это видела. Где-то следовало изначально проявить большую жесткость и решительность, сразу же обозначив свои позиции, вместо того, чтобы целыми днями напролет беспомощно рыдать в подушку и совершенно по-детски страдать из-за того, что свекровь ненавидит ее, такую маленькую, хорошенькую и славненькую. А где-то, наоборот, не упираться рогом в землю, а попытаться найти какой-либо компромисс…

Теперь все это осталось в далеком прошлом. Возможно, в свои двадцать лет Олеся просто действительно была еще очень глупой. Да и свекровь тогда вела себя… ммм… тоже не слишком умно, мягко говоря. Она сражалась за своего сына, считая, что не может позволить ему оступиться и совершить ошибку. А вот сама Олеся, наоборот, в конечном итоге не посчитала нужным за него бороться, решив, что он попросту не стоит таких усилий… Но теперь все это было позади и превратилось в смутные воспоминания. А жизнь, тем временем, продолжалась… И сулила еще немало сюрпризов.

Короче, кто прошлое помянет, – тому глаз вон!.. – решила Олеся. Какой бы ни была ее свекровь, – при этом она все-таки оставалась бабушкой ее сына. И, если она вдруг вспомнила про него и захотела с ним общаться, то сама Олеся не собиралась этому препятствовать.

При этом следует отметить, что она и раньше не запрещала отцу и бабушке общаться с ребенком. На тот момент, когда папа их окончательно покинул, Сашке было пять лет. И – все! Как отрезало. Ни разу за все эти годы ни папа, ни бабушка больше не вспомнили о “своей кровиночке”, как свекровь причитала после его рождения. Но к этому Олеся тоже отнеслась тогда по-философски. И ни разу за все эти годы ни она, ни Саша не напомнили о себе бывшим родственникам. Как говорится, насильно мил не будешь, – и к детям это, вероятно, тоже относится. В этом не было ничего страшного. Они пережили это вдвоем. Встали на ноги. Научились, в конце концов, жить полностью самостоятельно, без чьей-либо помощи и поддержки. И вдруг – такой сюрприз!.. Нате вам!.. Бабуля объявилась!..

Как они с Сашкой поняли уже позже, именно тогда их незабвенный папашка женился во второй раз, и у его новой молодой жены, – в отличие от самой Олеси, попросту не пожелавшей бороться за свое счастье, – хватило сил увести его “из семьи”, – то есть, от мамы. Как ей это удалось, – один Господь ведает… Но он реально ушел от мамы. И даже сократил все встречи с ней до минимума. И бабулька, оставшись не у дел, вдруг очень вовремя вспомнила о том, что где-то на этой земле, – причем, всего лишь в соседнем доме; далеко идти не надо!.. – у нее есть внук, родная кровиночка, о которой она почему-то благополучно не вспоминала энное количество лет.

Бабуля стала постоянно звонить и приглашать Сашку к себе в гости. А он, – наивный сибирский валенок, выросший без любви бабушек и дедушек, – с радостью бежал к ней, благо, было совсем недалеко… Бабушка иногда кормила его, покупала какие-то подарки. На праздники даже пару раз передавала Олесе через него деньги. Не шибко много, – в пределах тысячи, плюс-минус, – но Олеся с Сашей никогда не были меркантильными; для них был необычайно важен сам факт того, что человек, вроде бы, искренне пытается помочь, порадовать, – и за это ему, разумеется, огромное спасибо. Олеся даже несколько раз разговаривала по телефону с бывшей свекровью, а однажды встретились, – и все прошло вполне нормально и дружелюбно.