Меня зовут Зойла

Глава 3

Мы не эльфы

Я открываю глаза, и обеспокоенные лица вокруг пугают меня. Лиам больше не улыбается. Те же рыжие волосы обрамляют бледное лицо, те же бездонные голубые глаза, которые я так хорошо знаю, но я никогда не видела у него такого выражения лица. Бабушка тоже очень серьёзная, хотя они оба стараются делать вид, что всё в порядке. Я оглядываюсь, но Герба нигде нет.

– Он ушёл, – говорит бабушка как будто в ответ на мои мысли. А потом она уходит, отчасти рассерженная.

Я лежу на диване, рассматриваю занавески и слушаю потрескивание огня в камине. Я несколько раз моргаю, прежде чем перевести взгляд куда-то в сторону, но голова болит слишком сильно. Я пытаюсь сесть, но брат щекочет меня и не даёт встать.

– Как ты нас напугала.

Лиам так очевидно себя ведёт, когда волнуется. Он пытается улыбнуться, хотя я вижу, что это даётся ему с трудом. Он убирает прядь волос с моего лба и вместе с тем гладит меня, как это делал папа, когда я была маленькой и болела. Моя голова сейчас взорвётся. Чистая, пустая голова. Лиам, должно быть, вышел из моего сознания, пока я была в обмороке. Это напоминает мне о домах, которые мы оставили, пустых, но полных воспоминаний, хотя мне не хватает пыли в углу, забытого листка бумаги или тех отметок, которые папа делал на стенах, чтобы наблюдать, как мы растём. Что, если так будет всегда? Что, если он никогда не вернётся, чтобы утешить меня в худшие моменты?

– Отдыхай, – говорит Лиам, – поговорим позже.

И я хочу спросить, почему он сказал это вслух, ведь в комнате больше никого нет, но у меня нет сил. Я закрываю глаза и погружаюсь в сон.

Не знаю, сколько я проспала, но я просыпаюсь в своей комнате, в своей кровати и жутко голодная. Голова всё ещё болит, и я решаю не копаться в ней. Может быть, позже, когда поем. Из кухни доносится звон посуды, и я заставляю себя встать. Каждая нога весит не меньше двух тонн. Мне удаётся поставить их на пол, встать и спуститься по лестнице.

– Который час?

– Я позвонила в школу и предупредила, что ты не придёшь, – говорит бабушка. – Они сказали, что позже к тебе зайдёт одноклассник и расскажет, что они проходили.

Яркое солнце проникает в окна. Должно быть, сейчас полдень. Я всегда считала, что завтрак в это время означает долгую вечеринку накануне ночью. Все в классе хвастаются, что делали это, и описывают усталость, головную боль, тяжесть в теле, так что, по сути, я переживаю своё первое похмелье. И если честно, не нахожу его забавным.

Когда я наполовину опустошаю миску с хлопьями, в моей голове раздаётся хорошо знакомый голос. «Доброе утро, коротышка», – ласково приветствует меня Лиам. Он вернулся! Не знаю, сказала ли я это вслух, потому что бабуля повернулась и нахмурила брови, как она всегда делает, когда чего-то не понимает.

– Ты тоже не ходил в школу?

– Я не собирался упускать такую возможность, – он поворачивается к бабушке и подмигивает. – Или ты думаешь, что бабуля позволит мне пропустить занятия без уважительной причины?

Мне нравится, когда он так её называет. Лиам умеет показать нам свою нежность всего одним словом. Я не могу представить, какие прозвища он придумывает для девушек, с которыми встречается, но уверена, что он всегда находит что-то подходящее.

– Что случилось? – я говорю медленно, будто с трудом. Обсуждать произошедшее не хочется. Вот бы вернуться на день назад, когда ещё ничего этого не случилось.

– Ваш отец предупреждал меня, но я его не послушала.

Я не сразу понимаю, о чём говорит бабушка.

– Он знал об этом? Что они будут искать нас?

– Он боялся этого.

– И всё равно оставил нас одних?

Я пожалела об этом, как только сказала, и ненавижу себя за боль, которая на секунду отразилась на лице бабули. Я прошу прощения, а она лишь с нежностью отмахивается.

Лиам не задаёт никаких вопросов, он просто смотрит на нас и слушает, как будто его это не касается. Он встаёт из-за стола и выходит из кухни.

– Хочу прогуляться.

Он закрывает дверь так тихо, что я едва слышу. Я знаю, что Лиам всегда был более беззаботным, чем я, но он ни капельки не сердится, а мне, напротив, приходится прилагать огромные усилия, чтобы не повышать голос.

– Именно поэтому было столько переездов? Чтобы нас нельзя было выследить?

– Нет, Зойла. Они всегда могут вас выследить.

Герб сказал, что мы не знаем своих способностей, но возможно, бабушка знает.

– А он может снова вернуться в мою голову?

– Я не совсем понимаю, как работает ваш разум.

Она говорит всё это с улыбкой, спокойным голосом, как будто это не имеет значения, но я знаю её и знаю, что это за поза. Её выдают тембр голоса, улыбка и то, как она уклоняется от моего взгляда. Она видела, как этот эльф едва не сломил меня, видела, как я потеряла сознание, и возможно, она чувствует себя подавленной. Я не могу объяснить ей, что мой разум похож на дом, который, судя по всему, могут посещать незнакомые люди, потому что я никогда не смогу пригласить её войти, как бы мне того ни хотелось. Мы должны держать её подальше от всего происходящего.

– Мне не нравится этот эльф, бабуля.

– Лиам всё время был рядом с тобой, – она замолкает на несколько секунд, а затем продолжает: – Он всегда будет защищать тебя.

– Да, Лиам всегда защищает меня.

И вдруг он снова возникает в моём сознании и внутренне утешает меня. Как будто я приглашаю его в свой разум, просто назвав его имя. Может, дело в том, что это действительно приглашение. Я закрываю глаза и зову его. «Что, коротышка, развлекаешься с новой игрушкой?» Раньше это было не так просто. Бабуля снова смотрит на меня с выражением непонимания на лице, и я откладываю своё открытие, чтобы поболтать с ней. Я бы хотела, чтобы она могла испытать всё это вместе с нами, но она не эльф. Мы тоже. Мы тоже не эльфы. И не знаю почему, я вдруг изо всех сил захотела, чтобы Лиам, где бы он ни был, услышал эту последнюю мысль.

Глава 4

Нормальная семья

Бабушка заканчивает готовить еду спустя час после того, как я позавтракала. Лиам вернулся с прогулки и болтает без умолку. Мы выглядим как обычная семья. В какой-то момент мы согласились не упоминать об эльфах. Я проникаюсь семейным духом и смеюсь вместе с братом. Он перечисляет всё, что, по всей видимости, пропустил в школе сегодня утром, и шутит, что время от времени прогуливает, чтобы поваляться в постели. Нам обоим трудно выразить всё это словами, но когда он рассказывает, чем предпочитает заниматься в такие дни, у меня в голове проскальзывает пара образов, о которых лучше не знать ни одному взрослому, и эта сопричастность заставляет меня чувствовать себя ещё ближе к нему. Мы не успеваем приступить к десерту, как раздаётся звонок в дверь.

– Раймон? – говорю я, когда вижу нового паренька по другую сторону москитной сетки. А затем спешу убедиться, что мои уши в идеальном состоянии.

– Я принёс тебе домашнее задание, – он протягивает несколько листов бумаги, сложенных пополам.

– Спасибо.

Он улыбается и стоит как вкопанный, словно готов пустить корни в коврик.

– Ты ел? – Я не хочу, чтобы это звучало как приглашение, просто удивлена, что к этому времени он уже успел зайти к себе домой, пообедать и предстать перед моей дверью.

– Я не хочу беспокоить твою бабушку.

Лиам смеётся у меня в голове и шутит, что я завела себе чудного парня.

Прежде чем я успеваю спросить, откуда Раймон знает, что я живу с бабушкой, он добавляет:

– Директор сказал, чтобы я отдал задания ей, если ты лежишь в постели.

Меня забавляет то, как он сбит с толку. Он даже не краснеет, а его кожа настолько белая, что кажется, будто она может лопнуть в любой момент. Но если бы он был таким, как я, то у него наверняка прямо сейчас уже росли бы уши.

– Ты как раз вовремя для десерта, – кричит Лиам из кухни. Он наслаждается всем этим.

Я взмахиваю рукой в приглашающем жесте, и Раймон следует за мной. Бабушка подаёт ему пирог, а Лиам так дружелюбен, что я его почти не узнаю, хотя время от времени он посылает мне шутки, которые слышим только мы с ним.

– Мы с Лиамом уберём со стола, ребята, – говорит бабушка, забирая пару грязных тарелок. – В твоей комнате больше света для занятий, Зойла.

«Я напомню ей об этом, когда какая-нибудь девушка придёт позаниматься со мной», – заявляет Лиам. И теперь уже я бью его ногой под столом так, чтобы никто не видел.

Мы с Раймоном поднимаемся в мою комнату, и я жалею об этом, когда вижу неубранную постель и часть моей одежды на полу, но он, кажется, этого не замечает. Он садится за стол спиной ко всему этому беспорядку. На какое-то время приятно забыть об эльфах или отце, который нас бросил, даже зная, что может случиться. И болтать как обычная девушка. Даже немного подурачиться. Раймон более привлекателен, чем показался мне на первый взгляд, а падающая ему на глаз чёлка, которую он всё время пытается сдуть, гипнотизирует меня, как только я перестаю следить за собой.

Он рассказывает, что недавно переехал и живёт через несколько улиц отсюда. Он никого и ничего здесь не знает. А я не знаю, почему рассказала ему о внезапном визите моего дяди.

– А ты его не знала?

– Моя мать умерла при родах.

И снова не знаю, почему я это сказала. Обычно я никому об этом не рассказываю, чтобы на меня не смотрели с жалостью, но Раймон не сказал ничего из того, что говорят люди, когда узнают, что мы сироты. Он не говорит «бедняжки» и не спрашивает, где наш папа. Он даже не удивился, что мы не имеем никаких связей с маминой семьёй. Он просто сказал «ага», и я умирала от желания спросить его, с кем он живёт или где он жил раньше, но не решилась. Я уверена, что у него где-то осталась девушка и много друзей, и я не хочу напоминать ему об этом.

Когда он попрощался, уже стемнело. Я проводила его до опушки леса, чтобы подышать свежим воздухом, и к счастью, уже была почти ночь, потому что, когда он сказал «до завтра», кончики моих ушей загудели. Я поспешила домой, чтобы рассказать об этом Лиаму, и уже за дверью подумала, что он, возможно, уже знает.

Глава 5

Метка наследника

Бабушка готовит, когда я вхожу в дом. Ей нравится проводить время среди кастрюль и сковородок, в особенности если она не хочет думать. Когда отец оставил нас здесь, она пять дней готовила пироги, соусы и даже домашний хлеб. Иногда мне кажется, что если я открою шкаф, то найду недоеденные остатки того кулинарного марафона. Через несколько минут Лиам возвращается домой с тренировки и идёт наверх принять душ, пока мы накрываем на стол к ужину. Я думала, что будет нормальным притворяться, будто ничего не произошло, что это сделает нашу жизнь проще, но я не могу выбросить из головы всё, что сказал эльф.

– Я не знала, что у мамы есть братья и сёстры, – говорю я уже через пять минут.

Бабушка замирает перед плитой, не оборачиваясь.

– Что же Лиам всё не спускается, рыба остынет.

Пользуясь тем, что теперь я знаю, как лучше использовать наши навыки общения, я говорю брату, чтобы он скорее шёл вниз, нам нужно поговорить. Он не отвечает мне, но вскоре появляется на кухне. Садится с нами ужинать и без слов говорит мне, чтобы я не давила на бабушку, что мы должны дать ей время. Я просто не уверена, есть ли у нас это время.

– Чего боялся папа, бабуля? – спрашиваю я, игнорируя Лиама.

Я сосредоточиваюсь на своей тарелке с едой, как будто в ней содержатся нужные мне ответы. Я знаю, что бабушка уклонится от моего вопроса, и молча выслушиваю упрёки Лиама. Я выбираю рыбьи кости, изображая максимальную концентрацию. Тишина тяжёлым грузом лежит на мне, сдавливая мои лёгкие. Мне кажется, что она вот-вот полностью опустошит их, но тут бабушка всё-таки говорит:

– Что вы унаследуете метку, ответственность вашего дома. Вот чего он боялся.

– Коротышка, ответственность за что-то остаётся с тобой.

– Твоя мать была первенцем в знатной семье. Своего рода принцесса эльфов, – бабушка говорит медленно, подбирая слова. – Эльфы не похожи на нас.

– Конечно, нет! – перебиваю я.

– Зойла, твой дядя Герб прав, ты должна знать всё, чтобы иметь возможность сделать выбор.

Мой дядя Герб? Сделать выбор? Я обещаю больше не перебивать, но мне совсем не нравится этот примирительный тон бабули. Я спрашиваю Лиама, но он, кажется, не слышит меня.

– Эльфы живут скрытно, чтобы не общаться с людьми, – продолжает бабушка.

– Мы им настолько противны?

– Думаю, они боятся нас. Они гораздо более хрупкие, чем кажется на первый взгляд.

– Хрупкие? Ради бога, бабушка, у них есть суперспособности!

– И суперслабости, поверь мне. Твоя мама… – Она запинается, будто ей всё ещё больно вспоминать о ней. – Твоя мама рассказывала, что эльфы строят свои дома в кронах деревьев, скрытые среди ветвей. Люди видят деревья и больше ничего. Они добиваются этого благодаря своей связи с солнцем, которое освещает и затемняет разные участки леса таким образом, что их никогда не видно, но я так и не поняла, что она имела в виду. Для меня всё это звучало как сказка.

– Но ты же видела их, правда?

– Твою мать, Герба и их родителей, других твоих бабушку и дедушку. Ваш отец провёл с ними некоторое время.

Я представляю, как папа взбирается на дерево, и мне становится смешно. Эта идея на секунду показалась мне забавной, но я знаю, что должно быть что-то ещё, раз они так ненавидят друг друга. Прошло шестнадцать лет, и если бы не появление Герба, мы бы никогда о них не услышали.

– Ваш отец любил рыбачить, – голос бабушки звучит издалека, как будто она отправилась в то место, о котором начала рассказывать.

– Рыбачить? – кажется, Лиам тоже не понял, зачем сейчас говорить об этом.

– Он отправился на несколько дней на озеро, где, как говорили, ловилась отличная форель. Он достал удочку, приготовил наживку и мушку… Всё должно было быть просто, но форель не клевала. Он рассказал мне, что забросил крючок настолько далеко, насколько хватило рук, и сел ждать. Наступил вечер, пришло время ужина, а он так и не поймал ни одной рыбы и был в очень плохом настроении. И тогда появилась Анна, ваша мать.

Я видела фотографии мамы и могу представить, насколько удивительным было появление такой женщины. Лиам спрашивает бабушку, была ли она похожа на эльфа.

– Он, кажется, ничего не заметил, как и я в первые несколько раз, когда видела её, – отвечает бабуля. – Он всегда говорил, будто у неё такой мягкий голос, что неважно, о чём она говорит, лишь бы не молчала. Она объяснила ему, что форель плавает не в середине озера, а возле берега, между камнями и водорослями. Но она попросила его не ловить рыбу. Он собрал свои вещи и пошёл домой.

– Он всегда легко сдавался.

Мне всё равно, заметит ли кто упрёк в моём голосе. Мне не терпится спросить Лиама, знал ли он что-либо об этом, но я всё ещё сосредоточена на играх с едой, к которой я даже не притронулась. Бабушка продолжает, игнорируя мой комментарий:

– Он перестал ловить рыбу, потому что ваша мама его об этом попросила.

– И потому что она не клевала, – Лиам тоже не пытается скрыть своего осуждения.

– Любовь – она в таких мелочах, как не ловить форель, если другой страдает из-за этого. Когда в то воскресенье, вернувшись домой, он сел за этот стол и начал говорить о ней, о её голосе, о том, как её волосы сияют цветом заката, я поняла, что он влюбился. Думаю, я поняла это даже раньше него.

Бабуля с трудом выговаривает каждое слово, и впервые после ухода отца я думаю о том, как сильно она любит его, и чувствую себя такой эгоисткой. Её глаза окружены морщинами, а на руках на каждом суставе выросли шишки, словно сучки. Как больно потерять ту, которую называешь дочерью, потом сына и, наконец, терпеть упрёки внуков? Насколько она постарела из-за прошедших лет, а насколько – из-за пережитого?

– Он вернулся туда на следующие выходные. И на следующие. И снова. Всё лето. Она появлялась, они немного болтали, и как только твой отец спрашивал её, кто она или где живёт, она уходила. Поэтому он привык ни о чём её не спрашивать. Он поверил, что она беглянка, что она от кого-то скрывается… Он ничего ей не говорил об этом, но всю неделю мучился, не спал. Я думала, он сойдёт с ума. К концу лета он даже не брал с собой удочки, когда уходил.

Это становится невыносимо. Я встаю, чтобы принести воды, и когда возвращаюсь к столу, они оба протягивают свои стаканы, как будто ждали, когда я встану. Ужин остыл на наших тарелках, и я отодвигаю свою в сторону. Именно сейчас вид этой выпотрошенной рыбы, лишённой костей, стал мне неприятен.

– Вскоре она рассказала ему об эльфах. Сначала он ей, конечно, не поверил. Я тоже не поверила, когда ваш отец поделился со мной. Но потом она показала ему свои уши.

– Коротышка, даже не думай показывать их тому чудаку.

Я не знаю, слышал ли Лиам мои мысли или у меня просто на лице всё написано. Бабушка улыбается.

– Однажды вам обоим придётся кому-то рассказать. Я просто надеюсь, что вы сделаете правильный выбор.

Я тоже на это надеюсь.

– Долгое время, – продолжает бабуля, – маминой семье не нравилось то, что происходило между ними, но она твёрдо стояла на своём и не принимала ни их претензий, ни их советов. Однажды днём она отвела его туда, где они жили, но предупредила, что эльфы любят не так, как люди, и что им будет трудно их понять.

– Как любят эльфы?

Мой вопрос повис в воздухе, пока не вмешался Лиам.

– Это там он встретил Герба?

– Герба и многих других. Он жил с ними некоторое время, но потом твоя мама забеременела.

Вау, вот мы и приехали, и я не уверена, хочу ли услышать, что будет дальше.

– Эльфы, – продолжает бабушка, – ожидали, что ей наскучит кто-то такой… человеческий, – я замечаю сарказм в её голосе, когда она произносит это слово, – а это изменило их планы. Человеческая и эльфийская кровь никогда раньше не смешивались, и я полагаю, что они испугались. Герб и ваш дед попросили вашего отца покинуть деревню. Приближалась зима, а они плохо переносят холод. Они готовят свои дома, утепляют себя, запасают продукты…

Я представляю себе эльфов как армию муравьёв, запасающих зерно, и это почти смешно. Похоже на сказку про драконов, принцев и дворцы в далёких королевствах. Папа рассказывал нам что-то такое, когда мы были маленькими.

– Под предлогом зимы эльфы предложили вашему отцу уйти.

– Его вышвырнули, – Лиам, похоже, не получает такого удовольствия от этой истории, как я.

Значит, эльфы плохо переносят холод. Вот почему Герб не отходил от камина, когда был у нас дома. А теперь им приходится спать бог знает как и где, когда на улице вот-вот пойдёт снег. На секунду я почувствовала нечто сродни жалости. Я смотрю на часы, и бабушка это замечает.

– В общем, так или иначе, ваша мама решила приехать сюда, чтобы жить с ним, и обещала вернуться домой следующим летом. Эльфы были против. Они требовали, чтобы она забыла о нём. Она отказалась, и тогда Герб, твои бабушка и дедушка пришли поговорить со мной и рассказали об ответственности перворождённого и о том, что вся семья будет в опасности, если Анна уйдёт. Я обещала им, что, если настанет необходимость, я уговорю её вернуться к ним. Боже, я никогда не думала, что это случится, эльфы живут так долго! Я просто хотела, чтобы они ушли отсюда, хотела дать молодой паре время побыть вместе.

Я смотрю на Лиама. Он очень серьёзен. Я хочу утешить его мысленно, как он меня, сказать ему, что всё хорошо и ничего не случится. Я также хотела бы сказать бабушке, что понимаю её, что она не была трусливой или беспечной, что она правильно поступила, дав эльфам такое обещание, чтобы они убрались отсюда. Я хочу сказать ей, что никто не может винить её за то, что она стремилась обеспечить счастье своего сына. Но я молчу и проглатываю все упрёки и оскорбления в адрес Герба и его племени, все оправдания для бабушки. Все эти «Я не могу представить, через что тебе пришлось пройти», которые я бы сказала отцу, если бы он был рядом.

– Все их скрытые дома, их пища, температура места, в котором они живут… всё это напрямую зависит от связи между солнцем и носителем семейного знака, вашим дедом. Как старший ребёнок Анна должна была унаследовать эту ответственность. Если бы её отец умер, ей пришлось бы занять его место.

– Дедушка умер? – спрашиваю я. Это слово звучит так странно в моих устах, что я с трудом узнаю его.

– Он очень болен. В лесу на него напала пантера.

– Пантера? Но где живёт этот народ?

– А теперь я, – говорит Лиам таким глубоким голосом, что это меня пугает, – стану тем, кто унаследует эту ответственность.

– Анна думала, что Герб унаследует их метку после её ухода. Это пятно на твоём запястье, Лиам, должно быть, знак солнечных эльфов.

Лиам вытягивает руку, обнажая предплечье, и я вспоминаю, что первое, что сделал Герб, когда увидел нас, – это принялся искать эту метку. Мы оба родились с отметинами, хотя я иногда забываю о своей, потому что она находится на задней части шеи и представляет собой просто бесформенное пятно, всегда прикрытое волосами.

– Сначала, – продолжает бабушка, – они иногда беспокоили нас, приходили к нам, пытались уговорить её вернуться. Но когда вы родились, – она не стала говорить «когда она умерла». Любопытно, как на одну и ту же вещь можно смотреть с разных точек зрения, – они, должно быть, подумали, что всё кончено, что Герб стал наследником. Теперь, когда ваш дедушка ранен, они поняли, что это не так. Они предполагают, что перед смертью – теперь никуда не денешься, реальности не удастся избежать надолго – Анна передала вам наследный знак.

Лиам смотрит на своё запястье. Едва заметные линии, с которыми он родился, с годами потемнели, а за последние несколько дней, насколько я могу судить, они стали почти чёрными. Метка выглядит как татуировка из прямых линий, направленных к общему центру, как лучи солнца.

– Лиам, мы не позволим им забрать тебя.

Бабушка кивает, подтверждая мои слова. Но я думаю, что эта уверенность напускная.

– Ладно, ребята.

Я знаю этот тон. Она приглашает нас лечь спать. Я не протестую. Все эти откровения истощили меня. Лиам молча идёт в свою комнату. Он не попрощался, и мне интересно, о чём он думает.

Я ложусь в кровать и, закрыв глаза, представляю себе озеро, лес, множество эльфов с заострёнными ушами и моих родителей, прыгающих с ветки на ветку, словно Тарзан со своей Джейн. И тут появляется Герб с демоническим лицом, претендующий на жизнь Лиама. Я просыпаюсь в холодном поту и остаток ночи провожу в страхе и кошмарах.

Глава 6

Страх катастрофы

Суббота проходит буквально мимо нас. Лиам часто уходит из дома, а когда возвращается, то просто запирается в своей комнате. Он говорит мне, что собирается тренироваться и что в командных видах спорта нужно думать о других, а не о себе, что нельзя всех подводить, но я ему не верю. Он тысячу раз говорил мне, что важен общий результат, а не личный успех, но я очень сомневаюсь, что сейчас он думает о своих товарищах по баскетбольной команде. Он сильный, но не настолько. Мы больше не разговариваем, не включаем телевизор, а бабушка не выходит из кухни. По крайней мере, я сплю без кошмаров и демонических эльфов в моей голове. Проснувшись в воскресенье, я почти верю, что всё это мне привиделось, словно дурной сон.

Я провела всё утро в домашних хлопотах, навела порядок на полках в своей комнате и собрала листья в саду. Не то чтобы их было много, уже давно наступила зима, но я не хотела думать обо всём, что нам рассказала бабушка, и, как испуганный страус, я спрятала всё связанное с эльфами под землю, в ожидании, пока Лиам сделает первый шаг. Кроме того, с тех пор как Раймон позвонил и предложил вместе прогуляться по торговому центру, я не могу сидеть на месте.

Лиам появляется в саду, когда я почти закончила, и его серьёзный вид возвращает меня к реальности. Теперь, когда он думает, что должен стать неким богом солнца, я полагаю, что беспокоиться вполне нормально. Я не позволю этому случиться, я не позволю им забрать его, но я понятия не имею, как это предотвратить.

– Перестань чесаться, – сказала я. Метка солнечных эльфов на его запястье становится всё темнее, и она, должно быть, зудит. А может быть, это просто рефлекс, бессознательное желание стереть её.

Раймон заехал за мной сразу после обеда. Я не была уверена, что стоит идти, на случай, если вернётся Герб, но Лиам настоял. Сказал, что, если я ему зачем-либо понадоблюсь, ему достаточно позвать меня. И это правда, теперь наша связь стала гораздо сильнее, и мы можем разговаривать, просто думая друг о друге.

Мы с Раймоном добирались до центра на двух автобусах, и я по-прежнему могла без проблем слышать Лиама. Если он замолкал на десять минут, я звала его, и он всегда отвечал раньше, чем я успевала начать волноваться. По мере того как мы удалялись от дома, я чувствовала себя всё легче, как будто с моих плеч наконец-то слез некто навалившийся на меня всем своим весом.