bannerbannerbanner
Исправляем прошлое. По заданию Правительства
Исправляем прошлое. По заданию Правительства

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Подвинул в ее сторону книгу.

– Бери.

Василиса поблагодарила, взяла книгу и позвала Михаила.

– Нам пора, Миш. Говори всем пока.

Миша как послушный ребенок поднялся со своего места. Обошел всех своих друзей и с каждым попрощался своим особым способом. С кем-то ударившись кулаком об кулак. С кем-то подержавшись за запястье. Василиса спокойно смотрела на этот ритуал. У них в её возрасте тоже был нечто похожее.

Уже на улице, по дороге к своему дому, Миша взял мать за руку и пошел с ней рядом, рассказывая о том, чем занимался сегодня целый день.

– У нас сегодня один урок был, мам. Приходил какой-то дядька, рассказывал о войне.

– Интересно.

– Я тебя умоляю, мам. Дядя Шура в сто раз зыканнее рассказывает.

Василиса согласилась.

– Правда, дядя Шура лучше знает про войну. А еще можно у Ивана Андреевича спросить. Он тоже воевал.

– Это когда он бутылкой поджег фашистский танк?

– Ага.

– Он сто раз рассказывал.

Михаил поднял с земли длинный прут и принялся сражаться им с зарослями крапивы вдоль дороги. Василиса залюбовалась его еще неуклюжей фигурой. Он был сосредоточен и, для нее  божественно красив. Вылитый отец.

– Мам, а когда папа к нам придет. Он опять будет сегодня занят.

Василиса немного растерялась.

– Не знаю, Миш. Спрошу у него сегодня. Обязательно.

– Тогда давай быстрее ужинать, и я пойду спать. А утром ты мне скажешь. Да.

Василиса промолчала. Что она могла сказать сыну? Что завтра его отца уже не будет в живых. Нет, пока она не готова была в этом признаться.

***

Василиса на скорую руку пожарила котлеты и сварила макароны. Миша успел за это время, прочитать ей домашнее задание и показать, как его сделал. В первый день учебного года было задано не много. Математика, русский язык. По литературе было задано домашнее чтение. Надо было выбрать любую книгу из рекомендованного списка.

– Мам, а можно я перед сном почитаю? – спросил сын, почесывая плечо. – Почитаю честно.

– Хорошо, тогда книгу выбирать мне, – ответила Василиса.

– Герой нашего времени?

– Угадал, а ты что хотел?

– Про роботов.

– Про них можешь читать в каникулы.

– Понятно, – грустно вздохнул Михаил, – и почему про роботов не включают в школьную программу. Ведь про них интереснее читать?

– Понимаешь, сын, – задумалась Василиса, – наверное, если будешь знать, что думают люди, то уж понять, как действуют машины, а роботы ведь машины, созданные людьми, тоже не составит труда.

– Вот, было бы здорово, если бы «Герой нашего времени» был бы про робота.

– А ты представь, что в каком-то смысле так оно и есть.

– Что, правда?

– Ты прочитай, а завтра обсудим.

Михаил оживился.

– Ну, класс. Хорошо.

Он подвинул к себе тарелку. Залил ее содержимое кетчупом и майонезом.

– Смотри ма, получился кетчунез.

Василиса засмеялась.

– Выдумщик.

Поужинав и еще немного поболтав о домашних делах, они разошлись по своим комнатам. Михаил жил в отдельной комнате под самой крышей. Василиса прислушалась, как он ступает по ступенькам. Скрипнула дверь. Проверять, что он будет делать, в их семье было не принято. Они доверяли друг другу. Помыв посуду, и убрав ее в сушилку, Василиса погасила свет на кухне и ушла в свою спальню.

Еще раз прислушалась к сыну. Михаил вышел из своей комнаты, сбегал в туалет и вернулся. Все, теперь уже не выйдет до утра. Если, конечно, только в окно с ребятами в ночное не убежит, но … мальчишки есть мальчишки. Василиса закрыла дверь своей спальной. Свет не зажигала. Шторы на окне в комнате были раздвинуты. И прямо в окно светила полная луна. От нее по лакированным доскам проходила лунная дорожка. Светила матовым светом настолько ярко, что включать электричество совершенно не требовалось.

Василиса достала из шкафа платье. Надела его. Покрутилась перед зеркалом. Достала из шкатулки колечко. Примерила его на палец. Его подарок. Небольшую серебряную цепочку. Вдела ее в ушко «куриного» бога. Он прошел идеально. Как будто специально был приготовлен. Надела цепочку на шею. Немного подумала. Достала из шкафа туфельки. На низком каблуке, мягкие и удобные. Для бега и для танцев. Не слетят, не натрут кожу. Надела их. Еще раз осмотрела себя в зеркале. Взяла с тумбочки маленький саквояж на крепкой застежке. Проверила его содержимое. Все, что ей было нужно, там было сложено и готово к применению. Она знала, что там, куда сейчас попадет, будет идти дождь, поэтому надела сверху непромокаемую накидку с капюшоном.

«Да, все как в последний раз. Он меня вспомнит быстро!»

Встала на лунную дорожку, и, разбежавшись по ней, прыгнула в окно.

Глава 5

У каждого из волхвов по крови было несколько способов проникать во время и пространство. Чем выше уровень знаний Волхва, тем больше вариантов. Василиса любила использовать бег по лунной дорожке. Он имел только один недостаток. Попасть в точно заданное время и место можно было не чаще чем один раз в год. Сдвиг по фазе и искривление пространства давали смещение во времени и поэтому из первого дня осени она выпала ровно в середину лета, но приблизительно сто семьдесят лет назад. Такой прыжок она совершала уже не в первый раз, поэтому точно знала, что увидит на другом конце пути.

Нырнув в окно, и вытянувшись в нить тоньше-тонкого, через мгновенье она вновь собрала себя в низкой грязной комнате с большой печью посередине. На лавке спал бородатый мужик, одетый в залатанную одежду горца. В полудреме подняв голову, он испуганно уставился на силуэт женщины, появившийся неизвестно откуда.

– Спи, Мустафа, я твой сон, все будет хорошо, – прошептала Василиса, – через три дня тебе надо будет запрячь своих быков и вместе с телегой отвезти их к горе Машук, там где ровная тропинка. Вечером, часов в шесть-семь оттуда надо будет забрать раненого офицера. Если все сделаешь правильно, его друзья заплатят тебе золотой монетой. А сейчас, спи!

Мустафа упал головой на свою постель и закрыл глаза. Василиса увидела, как он с закрытыми глазами перекрестился, и услышала, как уже во сне прошептал: «Как скажете, барыня!» Удостоверившись, что все, что она взяла с собой: сумочка, украшения, туфли – на месте, Василиса на цыпочках вышла на улицу и пошла вниз по серпантину дороги к Пятигорску. Обернулась назад. Окошко-портал примостилось на небольшой сакле и было видно издалека. Светило, как маяк. Она знала, что через двести шагов встретит возвращающегося из города доктора.

Увидев одинокую девушку, она назовется служанкой местного купца, посланного за образцами ткани к дочерям генерала Верзилина, он сильно удивится, но развернет свою кибитку и доставит ее к дому генерала, где как раз собирались гости, в основном – офицеры, находящиеся на излечении.

Среди них были два приятеля по кадетскому корпусу отставной майор Николай Мартынов и поручик Тенгиского пехотного полка Михаил Лермонтов.

Двенадцать раз Василиса совершала этот прыжок в пустоту. Двенадцать раз она всеми силами и всяческими способами пыталась помешать их смертельной дуэли, но все безрезультатно. Старуха не выпускала ее мужчину из своих рук, каждый раз повторяя: «Он мой!», но Василиса не сдавалась. Она точно знала, что Михаил ее, и только ее. А значит, тринадцатый раз может быть решающим. Главное, только все сделать как надо.

***

Дом генерала Верзилина был обычным ничем не примечательным одноэтажным строением Пятигорска. Сложенный из местного камня, с покатой черепичной крышей. Он находился на углу двух улиц.  Восемь комнат и гостиная.

Однако две дочери и племянница на выданье, жившие в этом доме, служили центром притяжения для всех отдыхающих в Пятигорске холостяков, желающих породниться со знаменитым и геройским военачальником.

Когда Василиса вошла в дом, гости уже собрались и вели оживлённую беседу. Лермонтов сидел на диване с падчерицей генерала, Эмилией Клингенберг. Напротив них, у окна, которое выходило на улицу, на фортепиано играл князь Трубецкой. Рядом, опершись на инструмент, стояли и слушали музыку – Мартынов и Надежда Верзилина, жена генерала. Самого генерала не было. Он неважно себя чувствовал. Мартынов был одет в костюм терских казаков, и время от времени, машинально позвякивал кинжалом, который висел у него на поясе. Поскольку все в этот момент были одеты в штатскую одежду, то Мартынов на этом фоне сильно выделялся.

– Будьте осторожны, милая Эмилия при общении с этим страшным горцем! – сказал Михаил своей собеседнице шутливо, кивнув в сторону Мартынова. Он знал, что Николай неровно дышал к падчерице, но, тем не менее, не смог сдержаться от колкости.

В этот момент Трубецкой, увидев Василису, перестал играть и слова поэта отчётливо как пощечина прозвучали в зале. Присутствующие весело рассмеялись. Их тоже забавлял воинственный вид Мартынова, поэтому смех был чуть более громкий, чем было бы уместно.

Самолюбие Николая было задето. Он действительно испытывал к Эмилии определённые чувства. Насмешки при ней в его адрес вывели майора в отставке из себя. Он «взорвался». И резко бросил:

– Я больше не намерен терпеть издёвки господина Лермонтова, хотя терпел их долго.

Однако Михаил Юрьевич не воспринял это высказывание всерьёз. Он тоже заметил Василису и забыл обо всем. Не придав значения словам Мартынова, повернулся к своей собеседнице и заметил:

– Такое бывает. Завтра мы помиримся и станем добрыми друзьями.

Поэт поцеловал руку Эмилии, извинился, что покидает ее, поднялся и под прицелом гневного взгляда Мартынова направился к Василисе.

– Кто вы прелестная незнакомка? – обратился Михаил как можно любезнее к Василисе.

– Все зависит от того, как Вы себя поведете? – в тон ему ответила Василиса и объяснила. – На улице идет дождь, я промокла и, кажется, заблудилась. Зашла на огонек, в надежде, что мне здесь дадут согреться и обсохнуть.

К девушке подошла жена хозяина дома. Василиса присела в низком поклоне и представилась:

– Здравствуйте, Надежда Петровна, я Василиса, дочка Марии Георгиевны Поповой.

– А, Марии Георгиевны, что продала нам этот уютный дом, помню, помню, – Хозяйка дома вспомнила даму, что продала им дом, правда она не могла вспомнить, была ли у той дочь, но это было и не важно. Перед ней стояла милое дитя. Внутри нее проснулась мать и заботливая хозяйка. – Ты вся промокла. Что случилось?

– Я задержалась у модистки. Пошел дождь. Разрешите, переждать ненастье.

– Конечно, дитя мое, располагайся. Тем более, что у тебя вроде даже появился кавалер,– сказала Надежда и, погрозив Лермонтову пальцем, вернулась к Мартынову, который продолжал кипеть от негодования.

Лермонтов совершенно не спускал глаз с Василисы, напрочь забыв обо всем.

***

Весь вечер Михаил и Василиса провели в танцах и веселых беседах, не сводя друг с друга глаз. Михаил уже ни на кого не обращал внимания, и Мартынов смог спокойно уделить внимание Эмилии. Казалось, конфликт затих сам собой. Когда пришло время расходиться, Михаил вызвался проводить Василису. Они вышли из дома и пошли по улице в сторону гостиного дома, любуясь полной луной, пробившейся сквозь тучи и присевшей на краю одной из вершин, окружавших город.

Где-то метров через пятьсот их догнал Мартынов. Он бежал за ними, поэтому, когда поравнялся, тяжело дышал.

– Михаил, подожди, – сказал он резким тоном, требуя к себе внимания, – мне нужно с тобой серьезно поговорить.

– Мартыш, давай не сегодня, – Михаил, склонив голову на бок, взял руку Василисы и совершенно не смотрел на отставного майора.

– Поручик Лермонтов, сколько раз я просил Вас так меня не называть, – было темно, поэтому лица Мартынова не было видно. В противном случае, Василиса могла бы сказать, что он сильно покраснел от злости. Она уже знала, что будет дальше. И не стремилась изменить ход событий. До этого, она просила Лермонтова извиниться. И он сделал это, но в итоге все равно все кончилось дуэль, поэтому она просто опустила голову и молчала.

– Мартыш, – Лермонтов как будто не слышал своего собеседника, – ну, что ты право слово. Я же так тебя называю ее с детства.

– Да, но мы уже давно не дети. И потом ты унижаешь меня в присутствии дамы. За сегодня уже дважды.

– Знаешь, Мартыш, я не буду против, если и ты придумаешь что-то колкое и посмеешься надо мной в присутствии дам. Их это позабавит. Ведь, правда, – Лермонтов попытался найти глаза Василисы, как бы испрашивая ее поддержки. Василиса лишь пожала ему руку, в знак того, что рядом. Лермонтов же воспринял это как знак одобрения. И процитировал стихотворение, которое недавно сочинил:

– Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон, но Соломонов сын,

Не мудр, как царь Шалима, но умён. Умней, чем жидовин.

Тот храм воздвиг – и стал известен всем гаремом и судом,

А этот – храм, и суд, и свой гарем несёт в себе самом.

От этих слов Мартынова словно оттолкнула от пары. Он опустил голову.

– Не смею Вас больше задерживать. Михаил Юрьевич, я пришлю Вам секундантов.

– Ах, брось, Коля, – усмехнулся Михаил, потом пожал плечами, и посмотрел на Василису. Как истинный офицер он уже не мог отшутиться. Сменив тон ответил. – Впрочем, я всегда к Вашим услугам.

Мартынов резко развернулся и исчез в темноте. Василиса же, отчасти жалея, что ничего не может сделать, отчасти из нежности к своему любимому мужчине, не смогла удержаться и прижалась к Михаилу всем телом. Через несколько мгновений их губы нашли друг друга.

***

Утром третьего дня проснувшись в комнате Лермонтова, Василиса долго гладила его волосы и смотрела в его лицо. Она совсем потеряла голову и не вела счет дням, хотя отлично знала, что все закончится, когда в дверь постучит Глебов, секундант Мартынова. Она посмотрела на стол в комнате Михаила. На нем стоял будильник, тот самый будильник, и тонкая секундная стрелка отсчитывала последние мгновения ее безмятежному женскому счастью. Она потянула и легонько толкнула Михаила. Пришло время говорить.

– Миша, проснись.

Мужчина развернулся на спину, но глаз не открывал.

– Который час?– попытался притянуть к себе женщину, и та разрешила себя поцеловать, но затем вывернулась и села.

– Скоро рассвет.

– Ясно. – Мужчина сжал кулаки, хрустнул пальцами. – Значит, мне скоро пора на развод. Дождись меня. Я скоро.

Василиса положила ему руку на грудь.

– Дождусь, но я хочу тебе сказать несколько слов. Постарайся быть серьезным.

– Слушаю тебя, мое сердце.

– Вот ты опять хохмишь, а тем не менее через несколько минут в дверь постучит Глебов. Он принесет тебе вызов на дуэль от Мартынова.

– Ой, Мартыш. Это все ерунда, ну мы съездим вечером на гору. Это будет прекрасная прогулка. Возьмем с собой вина. Мы постоим друг перед другом, потом пальнем в небе и вернемся к Верзилиным. У них сегодня очередной званый вечер.

Василиса покачала головой.

– Нет, все будет не так. Вы отмерите тридцать шагов. Начнете сходиться. У барьера Мартынов опустит свой пистолет и всадит тебе пулю прямо в сердце. Вот сюда.

Она нажала на грудь. Михаил посмотрел на ее тонкую руку, а потом взял в свои пальцы и начал целовать.

– Значит, у меня такая судьба. И нам не стоит терять ни секунды.

Он набросился на нее как тигр, целуя везде и распаляя ее желание. Когда они снова упали на подушки, в дверь постучали, и из коридора раздался голос Глебова.

– Михаил Юрьевич, вы здесь? Откройте.

***

… Грохнул выстрел. Лермонтов опустил глаза и посмотрел на дымящуюся рваную рану в своей груди, из которой пульсирующими толчками сердце выпихивало кровь. Потом посмотрел по сторонам, поискал глазами Василису и начал оседать на сырую каменистую землю, устремив глаза в небо. Небо было темным и нависало буквально над головами. Шел дождь.

Все мужчины, присутствующие при дуэли, замерли в оцепенении, не имея возможности не вымолвить ни слова. Мартынов выпустил из рук пистолет, и дрожал как осиновый лист. Пистолет лежал у его ног и из ствола струился дым.

Василиса, которая все это время находилась неподалеку, метнулась к телу Михаила белой тенью, на ходу раскрывая свой саквояж. Достала из саквояжа снотворное и вколола Михаилу в ногу.

– Спи, Михаил, просто спи.

Лермонтов закрыл глаза. Василиса махнула рукой, подзывая Мустафу. Тот вывел своих быков из укрытия. Быки двигались достаточно быстро, но для Василисы все растянулось до бесконечности. За то время, пока они преодолевали расстояние до нее, Василиса достала марлю, спирт, перекись, пинцет и скальпель. Плеснула на грудь перекись, а спирт – на скальпель и пинцет. Быстрым в буквальном смысле филигранным движением полоснула по ране, раскрыв ее.

 Каждый раз пуля пробивала сердце, и достать ее было уже не возможно. Старуха всегда смеялась над ней, выслушивая про ее попытки.

В этот раз у Мартынова лишь чуть-чуть дрогнула рука, когда она изобразила обморок и громко охнула. Пуля на долю миллиметра изменила свою траекторию и застряла в мягких тканях, не задев сердце. Свинцовая оболочка лишь коснулась сердечной мышцы. Пинцет вырвал ее из тела раньше, чем начались необратимые процессы. Но вынуть пулю, было мало, надо было остановить кровотечение, зашить и обработать рану.

В условиях усиливающегося дождя это было невозможно.

Василиса кинула пинцет с пулей в саквояж и зажала пальцами рану. Теперь они стали единым целым. Одним организмом. Марля, которой она держала рану, тут же стала багрового цвета.

– Быстро, бери его за плечи. Помогай мне, – приказала Василиса Мустафе, который один сохранил спокойствие духа. Она показала, как надо делать.

Тело уже почти не дышащего поэта переместили на повозку.

– Гони к своей сакле, Мустафа. Миленький, не останавливайся.

И тут Мустафа заупрямился.

– Мне обещали золотой. Я хочу получить его здесь.

Василиса обвела глазами мужчин, которые смотрели на нее как на сумасшедшую.

– Есть у кого-то золотой? Нужно заплатить. Господа, это вопрос жизни и смерти Лермонтова, великого поэта.

– Василиса Михайловна, ну откуда у нас деньги? Мы же собирались на дуэль, а не в ресторан, – ответил за всех смущенно Глебов.

Мустафа нахмурился.

– Без денег не повезу.

Василиса не отпуская рану, сняла с пальца перстень. Сунула ему в руку.

– Вот.

Мустафа покачал головой.

– Этого мало.

Она сдернула с шеи цепочку, словно выдернула чеку из гранаты.

– Вот возьми еще и это. Серебряная.

Мустафа взял цепочку и внимательно посмотрел на камень.

– Это тебе точно уже не нужно? – спросил он задумчиво, а потом посмотрел на Лермонтова. –  Куда везти то его, барыня?

– В саклю, – крикнула Василиса, тут же забыв про камень, и еще сильнее пальцами сдавила марлю, пережимая артерию. – Гони.

Однако слово «гони» к быкам было сложно применимо. Мустафа выжал из них все, что мог, но к своему дому они смогли добраться лишь минут через пятнадцать. Лермонтов уже не дышал. Василиса прижималась к его груди ухом, стараясь услышать дыхание, но все было бесполезно. Он умер. В бессилии Василиса упала на колени перед наличником и в голос зарыдала, проклиная животных, как будто они были в чем-то виноваты. В  ярости она зарычала, как большая кошка, и в этот момент … Михаил открыл глаза и вздохнул. Посмотрел на Василису.

– Ты здесь? Ты рядом?

– Да, я рядом. Миша, нам надо сделать несколько шагов. Там, за этим окном нас ждет другая жизнь. Там …

Она хотела сказать про сына, но не успела. Михаил закрыл глаза, и, улыбнувшись, перебил ее.

– Я тебе верю.

Глава 6

Фрэнк Синатра, спецагент службы охраны президента Соединенных Штатов Америки, не любил, когда его сравнивали с своим знаменитым тезкой. Это напоминало ему о его детстве, и своих родителях, которые как раз были на нем помешаны и имя ему дали специально в честь певца.

Все свое детство он жил среди портретов знаменитости, его песен и всевозможных  сувениров, на которых было его имя. Родители одевали его как певца, возили на различные конкурсы двойников и заставляли выступать во всевозможных шоу с песнями «романтического баритона». Им казалось это забавным, и позволяло всегда быть на виду у прессы и телевидения.

Когда появилась возможность самостоятельного выбора, он поехал, вопреки воле родителей, не в Голливуд, а в армию, в морскую пехоту. А оттуда уже после службы в Ираке и Афганистане, он поступил на работу в Центральное Разведывательное Управление. Поработал немного там, и в конце концов осел в Вашингтоне, в службе охраны президента, в отделе безопасности Белого дома.

Работа ему нравилась, она позволяла ему быть невидимкой, и в тоже время все видеть, все знать, и за всем следить. Имелось в виду, сидеть целыми днями перед мониторами, которые сканировали пространство вокруг здания и следить за тем, чтобы ни одна мышь не проскочила в святая святых американской демократии.

Заступив на смену, Фрэнк принял доклад своего напарника, который заключался в коротком рассказе о нарушителе периметра.

– Все тихо, без происшествий. Если не считать белой кошки. Прошла по лужайке как по подиуму, и нырнула в подвал. Но я уже сообщил в коммунальную службу, чтобы ее отловили. Они доложили, что поймали ее.

– Что за кошка?

Напарник показал ему запись. Белая тонконогая кошечка прошмыгнула перед видеокамерами в вентиляционную шахту. Потом еще один ролик о том, как ее выносили за ворота уборщики в серых комбинезонах.

– Ну, ясно, давай, уступай мне место.

Они перекинулись еще несколькими фразами о бейсболе, погоде и том, что скоро им предстоит смена объекта. Раз в полгода их переводили на другие точки для того, чтобы не замыливался глаз. У Фрэнка как раз это была предпоследняя неделя на этом секторе, в ближайшее время ему должны были сообщить новое место назначения.

Вариантов, куда его должны были перевести, всегда было много, это мог бы и соседний сектор, или какое-то отдельное здание, и даже командировка, но за всю службу он ни разу не угадал, куда его пошлют.

Посмеялись над этим, договорились попить пива в баре, если их время отдыха совпадет.

Затем Синатра выпустил напарника из комнаты и закрыл за ним дверь, нажав несколько кнопок. Теперь до следующей смены дверь невозможно будет открыть ни снаружи, ни изнутри. Он будет охранять свой сектор, не сводя глаз с мониторов.

Несколько бутербродов и холодный чай должны были скрасить его одиночество.

***

Белая кошка несколько раз обернулась на Белый дом, тряхнула головой, как будто давала понять ее обитателям, что недовольна тем, как с ней обошлись, и высоко подняв хвост засеменила в сторону Мемориала Линкольна через центральную аллею мимо вонючих пикетов и галдящих туристов, не обращая внимания на рвущихся с поводков в ее сторону пикинесов, овчарок, терьеров и прочих шпицев, которых добропорядочные местные жители разом вывели прогуляться.

Несколько раз ей приходилось пускать в ход когти, пару раз забиралась на дерево, спасаясь от особ настырных пуделей, и, тем не менее, она шла, словно ориентируясь по компасу, в сторону Капитолийского холма.

Перебежав две улицы вместе с пешеходами по переходу, наконец, шмыгнула в один из многочисленных переулков квартала и, преодолев несколько заборов, выскочила во двор одноэтажного строения с парковочным местом за заборчиком и небольшим палисадником под барбекю перед ним.

Это было обычные апартаменты, которые сдают обеспеченным туристами, приезжающим посмотреть столицу соединенных штатов на пять-шесть дней. В десяти минутах от метро и всех основных достопримечательностей города.

Кошка шмыгнула на участок со стороны соседнего дома не замеченная никем кроме очередного домашнего пса, сидящего на привязи. Бедняга грустно проследил ее путь и отвернулся, понимая, что все равно не сможешь ее достать. Присев после долгой дороги, белая кошка почесала за ухом, потом выгнула спину, будто разминаясь, скакнула на подоконник, а с него в приоткрытое окно, скрылась внутри здания.

Мурр!

Василиса открыла глаза и сладко потянулась, кошка запрыгнула к ней на кровать и нагло лизнула хозяйку в лицо, та почесала свою любимицу за ухом.

– Набегалась, ну пошли я тебя покормлю!

Василиса прошла на небольшую кухоньку и достала из холодильника кошачий корм. Кошка потерлась ее об ногу и тут же прилипла к миске, время от времени лакая молоко из рядом стоявшего лотка. Утолив голод, она еще раз мурлыкнула, и, развернувшись, прыгнула на шкаф, спать.

Василиса же заварила кофе и подогрела тост, уселась за стол разгадывать кроссворд. На кухонном столе лежало десяток специализированных журналов. Василиса за полчаса исписала половину одного из них. Потом оделась в джинсы, кофту, кроссовки. Стандартную одежду туриста, желающего прогуляться по вечернему городу. Сунула журнал с кроссвордами в кожаный рюкзачок и вышла на улицу.

Конец ознакомительного фрагмента.

На страницу:
2 из 3