Золотомор, или Застывшие слёзы Богов

– Да, ещё одна загадочная страница в этой таинственной истории, – Дубинин встал. – Но что-то надо делать. Какие-то следы должны сохраниться. Не может быть, чтобы в наших семьях ничего не осталось после того легендарного перехода. Поговорите с родственниками, поищите дома. Было бы неплохо нам всем ещё раз встретиться. Уже с медальонами и хотелось бы с какими-то документальными подтверждениями от ваших предков. Если не мы, то наши дети должны когда-то, наконец, разобраться в этой истории, а возможно, и сокровища найти. … Подумайте!

Потом долго ещё говорили, вспоминали, спорили: о давних событиях, семейных сокровищах и именных медальонах. Из разговоров с племянницами Дубинин понял, что об исчезнувших ценностях они знали только общие детали:

а) Были золото и драгоценности, но потом пропали. Где, как и сколько – не известно. Скорее всего, родители не рассказывали детям подробности той истории из страха перед репрессиями. А когда опасения прошли, их уже не было в живых.

б) Во всех семьях когда-то были медальоны с непонятными знаками и символами. Но где они сейчас? Старшему Дубинину никто конкретно ничего не рассказал.

Валентина Ильина, тридцать четыре года. Приехала из Свердловска с сыном Алексеем, одиннадцати лет, правнуком Леонарда Ильина и Марии Дубининой. Кроме медальона, у Ильиных были когда-то документы, дневники и какие-то вещи Леонарда, но впоследствии они исчезли. Вероятно, их увёз с собой его сын в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Валентина надеялась хоть что-то узнать о судьбе Анатолия. Но никто из родственников, присутствующих на этой встрече, ничего о нём даже не слышал.

Елена Вознесенская, тридцать четыре года. Приехала из Казани с сыном Максимом, десяти лет, правнуком Петра Дубинина и Елены Ильиной, уехавших в тысяча девятьсот восемнадцатом году в персидский город Энзели. Вернувшись оттуда в тысяча девятьсот сорок шестом году, жили сначала в Москве, потом переехали в Казань. Дед Елены был репрессирован в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. О медальонах она слышала, но не знает, есть ли такой у кого-то из членов её семьи.

Ольга Степанова, тридцать пять лет, живёт в Оренбурге. Пришла на встречу с сыном Владиславом, десяти лет, правнуком Александра Бакуна и Ольги Ильиной. Знает, что медальон хранился у бабушки, а потом у матери, но сама не видела его.

Дубинин решил, что для дальнейших поисков надо ехать в Свердловск и вместе с семьёй Ильиных попытаться отыскать хотя бы часть записей Леонарда. Но Валентина отказалась от дальнейших встреч, поисков и разговоров на эту тему.

Договорились ли тогда о чём-то родственники, Алексей не знал. Помнил только, что взрослые много конфликтовали, ссорились вполголоса, разъехались и больше никогда после этого не встречались. Он иногда вспоминал ту поездку, Оренбург, арбузы, катание на лодках по реке Урал. Мать с неохотой говорила с ним о родственниках. А на расспросы о сокровищах и дедушке, пропавшем при их поисках, отвечала, что расскажет как-нибудь позднее. Много лет спустя, когда он поступил в университет и раз в полгода приезжал на каникулы, она иногда отвечала на его вопросы и рассказывала истории из жизни семей солепромышленников Ильиных и рыбопромышленников Дубининых.

КОНЕЦ XIX – НАЧАЛО XX ВЕКА

С восемнадцатого века в Оренбурге жили две купеческие семьи с общими корнями – Ильины и Дубинины. Торговали мануфактурой, галантереей, продуктами. Держали магазины, лавки, склады не только в Оренбурге, но и в других приволжских городах.

Обращаем внимание на эти две семьи, потому что именно их потомки будут вовлечены самым непосредственным образом в необыкновенные события загадочной истории, случившейся в годы распада великой империи.

ИЛЬИНЫ

К середине девятнадцатого века Ильины занялись продажей и перевозкой соли, а потом и разработкой соляных промыслов. Сначала глава семьи Алексей Васильевич, а со временем и остальные родственники перебрались в небольшой безуездный городок Илецк Оренбургской губернии, где соль добывалась открытым, а потом и шахтным способом. Его сыновья Сергей и Леонид помогали отцу уже с малолетства: вместе с ним работали на соляных складах в Илецке, Оренбурге, Самаре, встречались с перекупщиками и перевозчиками, участвовали в сделках по заключению договоров. Новое дело приносило солидную прибыль, и к концу века Ильины стали одними из самых известных солепромышленников России. И знали их не только в Поволжье. Илецкую соль, о которой дал свой отзыв ещё М.В. Ломоносов: «…сию соль в твердости, силе и споризне предпочесть прочим солям», они поставляли по всей стране и за её пределы. С соляных складов Самары перевозили баржами по Волге, пароходами – через Каспий в Баку и персидский порт Энзели.

Зачинатель династии, обучавшийся дома, умевший весьма сносно читать, писать и считать, уважал людей «ученых» как он говорил, и поэтому всячески стремился дать своим потомкам лучшее на то время образование. Всем дал, всех выучил и гордился этим не меньше, чем достижениями в делах своих. Радовался успехам детей и многих внуков, кого успел увидеть и понянчить. Все выросли, выучились, вышли в люди. Были среди них доктора, учителя, военные. Многие разъехались по стране. Поблизости от родового гнезда остались те, кто продолжили семейное дело: сыновья Сергей и Леонид и внуки – двоюродные братья Николай Сергеевич и Иван Леонидович Ильины.

К началу нового двадцатого века всеми делами, связанными с соляным промыслом, занимался в основном Николай Сергеевич. Он был и постарше брата, и поухватистее его. Да и внешне был копией своего деда. Иван же в последние годы мало занимался семейным предприятием. Во время учебы в Московском университете, куда его отправили учиться по настоянию отца, он вместе со многими нужными науками приобрёл страсть к игре на бильярде. И не просто приобрёл, а стал одним из лучших игроков в Москве, а потом и в Поволжье, куда вернулся продолжать семейное дело. Был бы жив дед его, поостерегся бы Иванко, как звал младшего внука старший Ильин, в игры играть. Да к тому времени отошел в мир иной Алексей Васильевич. А Иван играл много, весело, азартно, часто был в выигрыше, но, случалось, и проигрывал немало.

ДУБИНИНЫ

В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году по призыву правительства Дубинины отправились осваивать пустующие территории юга России – прикаспийские земли. Государство предложило желающим переехать льготы и привилегии: освобождение от податей и воинской повинности, бесплатную добычу тюленей и рыбы в море, соли в соляных озерах по сто пятьдесят пудов на семью. Дубинины перебрались в Закаспийск – недавно образовавшееся поселение на восточном берегу Каспийского моря. Занимались торговлей и перевозками. Закупили лодки, баркасы, снасти и организовали рыболовецкие артели.

Со временем семейство рыбопромышленника, миллионера Николая Петровича Дубинина стало хорошо известно на Каспии и в Поволжье. Дубинин – удачливый предприниматель. Его продукция успешно конкурировала на рыбных рынках страны. Пароходы и баржи перевозили его грузы и разгружались на пристанях, принадлежавших ему же. Для хранения рыбной продукции были построены амбары, погреба, ледники. В Закаспийске у семьи Дубинина большая усадьба – дом с садом и хозяйственными постройками. В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году с помощью Дубининых в городе возвели и освятили церковь во имя Николая Чудотворца. Для наемных работников открыли баню, торговые лавки, столовую, где бесплатно кормили не только работников, но и их детей. В лавках отпускали товары под запись в счет будущих заработков. Бывало, что и долги списывали в трудные времена. Кроме того, построили дома и склады в Астрахани и Гурьеве.

В тысяча восемьсот восемьдесят шестом году Николай Петрович женился. Через год родился сын, которого назвали в память деда, усопшего незадолго до его рождения. Над могилой отца Николай Петрович возвел памятник-часовню.

2023 ГОД. ИЮЛЬ. ЕКАТЕРИНБУРГ

– Интересно, а что же было дальше? Чем закончились поиски Александра Александровича? – задумался Алексей, подзабывший в последние трудные для него годы о загадочной истории. – Дубинин тогда явно не собирался останавливаться в своём расследовании. Как бы узнать, нашёл ли он что-нибудь. Если не само золото, то хотя бы объяснение, куда его вывезли.

После поездки в Оренбург Алексей замечал, что мать с кем-то переписывалась. Теперь, увидев папку с письмами и открытками, понял, что она отвечала на поздравления родственников. Но от старшего Дубинина в папке писем не было.

Надо осмотреть сарай, в который он когда-то перенёс ненужные вещи и старую мебель. Потянувшись за ключом, Алексей вытащил из кармана помятый старый конверт, выпавший из почтового ящика: «Казань. Вознесенский Максим Дмитриевич».

Казань? Там жили родственники, приезжавшие на встречу в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Максим Дмитриевич. Кто это? Неужели тот Максимка, с которым они катались на лодке по реке Урал тем жарким летом в Оренбурге? Сколько им лет тогда было? Десять? Одиннадцать? Вскрыл конверт. Точно он!

«Алексей, привет! Я Максим Вознесенский, твой дальний родственник. А если точнее, твой прадед Ильин Леонард Иванович и моя прабабка Ильина Елена Николаевна были троюродными братом и сестрой. Помнишь, как лет тридцать назад, а то и больше, наши родственники встречались в Оренбурге? Они собирались по поводу некой таинственной истории исчезновения семейных ценностей после революции. Коротко напомню тебе на всякий случай.

В августе тысяча девятьсот восемнадцатого года золотой запас Российской Империи вывезли из Казанского банка сначала в Самару, а потом в Омск к Колчаку. И в это же время Леонард Ильин вывез из этого банка золото наших семей на юг России. Куда точно он его вывез, никто не знал.

Эта история недавно получила продолжение. Ко мне приезжал сын того самого Дубинина А.А., который собирал наших родителей. Получается, что этот гость в какой-то степени дядя тебе и мне. Рассказал, что продолжает дело отца, также занимается поисками пропавшего золота и хочет найти дневники твоего прадеда, якобы оставшиеся в вашей семье. Перед тем, как приехать ко мне, он заезжал в Екатеринбург, чтобы встретиться с твоей матушкой Валентиной Леонидовной, но никого в вашем доме не застал. Соседи рассказали ему о смерти твоих родителей и жены, а про тебя ничего сообщить не смогли. Не знали, где живёшь.

Прими наши соболезнования. Прости, но мы ничего не знали о случившемся.

Думаю, что этот родственник снова приедет к кому-то из нас. Очень уж он заинтересован в получении этих документов или хотя бы части из них. Настоятельно просил меня узнать, где ты находишься и есть ли они у тебя. Пишу уже не первый раз и не получаю ответа. Наверное, живёшь по другому адресу. Хочу поговорить и переслать некоторую информацию, думаю, интересную для тебя. Срочно позвони по указанному номеру или напиши по электронной почте свои координаты! М. Вознесенский».

Алексей тут же отправил ответ по указанному адресу и принялся ещё раз осматривать все закоулки дома: неужели не заметил какие-то незнакомые документы. Он вспоминал последние годы жизни матери. Как приезжал из Москвы на каникулы, и она по вечерам, вернувшись с работы, подсаживалась к нему, угощала чем-нибудь вкусным и расспрашивала об институте, учёбе, друзьях, подругах. При этом, как бы между прочим, осторожно выпытывала о том, чем они занимаются кроме занятий на досуге по вечерам и в выходные дни.

– Играете во что-нибудь? … А во что? … Шахматы, карты? А в бильярд не играете?

Узнав, что сын с друзьями в бильярд не играют, Валентина Леонидовна успокаивалась до его следующего приезда.

В последние годы она, будто предчувствуя скорую кончину, всё чаще и подробнее рассказывала о жизни семей Ильиных и Дубининых в далёкие годы начала двадцатого века.

Из этих рассказов Алексей понял причину её вопросов и опасений.

НАЧАЛО XX ВЕКА. ИЛЬИНЫ

В тысяча девятисотом году у дальних родственников, но близких друзей и компаньонов Николая Петровича Дубинина и Николая Сергеевича Ильина родились дочери Мария и Ольга. И в этом же году случилась беда. Неподалёку от Закаспийска, вблизи острова Лебяжий, во время шторма был выброшен на камни и затонул корабль Ильина. Часть экипажа удалось спасти, несколько человек погибли. Николай Сергеевич выделил деньги для установки на острове памятника погибшим морякам. Спасшихся лечили в больнице, построенной Дубининым на окраине Закаспийска.

В тысяча девятьсот пятом году после окончания Оренбургской гимназии Леонард Ильин поступил в Императорское Московское техническое училище. В отличие от отца, к азартным играм он не был склонен. Но вот революционное неистовство столицы захватило его. После январских событий новый учебный год начался с бурных собраний, сходок, создания различных комитетов. Проводились сборы средств для помощи политзаключенными. Образовывались органы самоуправления, куда выбирались как беспартийные студенты, так и представители различных политических партий: социал-демократы, эсеры, кадеты, анархисты.

Леонард сошёлся с такими же неугомонными и безрассудными сверстниками из ячейки социал-революционеров. Начав с борьбы за принципы студенческого самоуправления, молодые эсеры, выражая солидарность с рабочими столицы, перешли к призывам о прекращении учебных занятий и участии в стачках и забастовках. В тысяча девятьсот шестом году Ильин вступил в Союз социалистов-революционеров-максималистов, выделившийся из партии эсеров и занимающий промежуточную позицию между ними и анархистами. Максималисты ожесточённо противились развитию капитализма в России и боролись за преобразование страны на социалистических началах. В своем стремлении к реформам эсеры – максималисты перешли от забастовок и митингов к террористическим актам и экспроприациям, надеясь дезорганизовать власть и призвать народные массы к восстанию.

Борьба с режимом, забастовки, митинги, подпольная деятельность. Во всех акциях организации принимал участие и Леонард, ставший к тому времени одним из активных приверженцев силовых методов давления на власть. В составе одного из боевых летучих отрядов максималистов он принимал участие в нападениях на представителей власти и экспроприациях. В марте тысяча девятьсот шестого года участвовал в ограблении Московского общества взаимного кредита. А в октябре того же года – в нападении на карету казначея Петербургской портовой таможни. Был арестован охранным отделением, но в скором времени выпущен из-за отсутствия прямых улик.

Отец, узнав об участии Леонарда в нападении на купеческое общество, основанное при участии его семьи и семей других известных предпринимателей, знакомых, друзей, партнёров, в негодовании лишил сына поддержки проживания и обучения в Москве.

Учиться стало заметно труднее, к тому же отвлекали партийные дела. Бывало, что Леонард пропускал по два-три семестра, да и оплату за обучение вносил нерегулярно. В ту пору к «вечным студентам» университетское руководство было снисходительно, их не отчисляли, и некоторые учились по семь-восемь лет, а то и больше.

Тысяча девятьсот одиннадцатый год стал поворотным и несчастливым для Ильина. Сначала случилась беда с его отцом, известным игроком и кутилой. Иван Леонидович, которому на то время шёл сорок пятый год, считался лучшим игроком Поволжья, да и по всей России мало было равных ему бильярдистов. И вот он проиграл огромную сумму, а заодно и особняк в Оренбурге, построенный еще его отцом, дедом Леонарда. Проиграл и после этого исчез. Ходили слухи, что, скорее всего, в живых его уже нет. То ли сам после игры свёл счеты с жизнью, то ли помогли ему. Говорили, что проигрыш его произошёл при странных обстоятельствах. Играли в известном в городе салоне. Свидетелей было мало, а те, кто присутствовал, особенно не разбирались в тонкостях и правилах игры. Так что они не могли сказать ничего определенного о профессионализме соперников Ивана Леонидовича. Но им показалось, что он был или не здоров, или под воздействием каких-то препаратов: не пьян, но не в себе. Были и такие слухи, что к проигрышу и исчезновению причастен Николай Сергеевич Ильин, которому надоели праздность, игры, расточительность двоюродного брата.

Поиски были организованы с опозданием и не увенчались успехом, потому что родственники пропавшего не сразу сообщили о случившемся. В их среде азартные игры и разгульный образ жизни осуждались. Считалось, что игрок на деньги не может быть серьёзным предпринимателем. Пагубные пристрастия несовместимы с холодной рассудительностью и расчётливостью, которые необходимы промышленникам и купцам. А Иван Леонидович не обладал такими качествами и постоянно попадал в неприятные и даже скандальные ситуации. Его близкие привыкли к этому, не обращали внимания на его выходки и особо не торопились спешить ему на помощь.

В том же тысяча девятьсот одиннадцатом году партия социалистов – революционеров – максималистов прекратила своё существование. Леонард и его единомышленники по партии продолжили борьбу с режимом проведением единовременных акций – экспроприаций в банках и коммерческих предприятиях. Но в основном перешли к методам идеологической борьбы: вовлекали в свои ряды единомышленников, выпускали партийную литературу и листовки, готовили и проводили митинги и забастовки.

Ильин был арестован осенью тысяча девятьсот четырнадцатого года.

За восемь лет участия в революционных битвах Леонард превратился из романтического восторженного юноши в непримиримого борца с монархией – скрытного, жёсткого, решительного, бескомпромиссного.

На открытом судебном процессе по делам об ограблениях банков, государственных и частных фондов защищал позицию партии. Как и другие его сподвижники, был осуждён и сослан в Сибирь. Там, в селе Манзурка Иркутской губернии, он познакомился с политссыльными Вячеславом Михайловичем Молотовым, Мартином Ивановичем Лацисом, Верой Петровной Брауде.

Подружился с анархистом Александром Бакуном, с которым был знаком ещё по Оренбургской гимназии. А в октябре тысяча девятьсот шестого года они вместе принимали участие в подготовке акции по нападению на инкассаторскую карету Петербургской портовой таможни, названной позднее в газетах «Ограблением века».

После бурных событий тысяча девятьсот пятого года революционная энергия в стране угасала, и только эсеры-максималисты и анархисты различных течений не прекращали борьбы. Бакун был известен как бесстрашный активист боевых дружин анархистов. По окончании гимназии он поступил в Санкт-Петербургский Горный институт, но в тысяча девятьсот седьмом году бросил учебу и полностью отдался работе сначала в подпольном революционном кружке, потом в Московской группе анархистов – коммунистов. Приверженец жёсткого, безмотивного антибуржуазного террора и экспроприаций, он был известен в Санкт-Петербурге и Москве под партийным прозвищем Бакунин. Поджарый, среднего роста, темноволосый крепыш с холёными чёрными усами и выправкой спортсмена притягивал женщин и отталкивал мужчин. Незнакомых людей смущал и тревожил его настороженный, недобрый, звероватый взгляд исподлобья, взгляд хищника, всегда готового к внезапному нападению. На выбор псевдонима повлияли и характер его, и фамилия, и почитание одного из основоположников анархизма и народничества – Михаила Александровича Бакунина.

В иркутской ссылке Бакун и Ильин вместе охотились, рыбачили, работали в сельской школе.

1916 ГОД. ИРКУТСКАЯ ГУБЕРНИЯ

После тысяча девятьсот пятого года количество политссыльных в России значительно увеличилось. Сибирь стала местом ссылки приверженцев разных идейных направлений, «вредных и революционных» для правящего режима: большевиков и меньшевиков, эсеров и анархистов. Но основную массу ссыльных составляли всё-таки уголовники: от воров, разбойников и убийц до фальшивомонетчиков и конокрадов. Возможно, поэтому местные с недоверием встречали всех этапников, их сторонились и никакого сочувствия не проявляли. Говорили: «Поселенец что младенец, на что взглянет, то и стянет».

Поначалу политссыльные, особенно из больших городов, были угнетены тяжёлыми условиями новой жизни и беспомощны. В суровом климате недружелюбного захолустья они оказались отрезанными от мира обыденного благополучия. Но со временем привыкали, окружали себя необходимыми вещами, вели спокойную, размеренную жизнь, стараясь организовать её по образу той, которой жили до ссылки. Постоянно нуждаясь, брались за любую работу. В «Положении о полицейском надзоре» был установлен порядок надсмотра в местах пребывания политических ссыльных. Давая относительную свободу, им запрещалось отлучаться, поступать на государственную службу, заниматься адвокатской и педагогической деятельностью. Некоторые возможности зависели от дозволения местного начальства. Учителя, студенты, гимназисты иногда получали разрешение на обучение детей грамоте. Врачей в тех краях всегда не хватало, и они занимались лечебной практикой. Кроме того, ссыльные могли устраиваться на временные работы. Кто-то занимался охотой, рыбалкой, кто-то работал на пристанях, лесозаготовках. Местные власти были обязаны помогать ссыльным, что они и делали: выделяли небольшие деньги и продукты питания, выдавали единовременные пособия на летнюю и зимнюю одежду.

Тяжёлые условия, необходимость преодоления житейских проблем не разделяли, а помогали сплочению ссыльных разных национальностей, социального происхождения, политических взглядов. Постепенно складывался неписаный свод правил существования в нелёгких и непривычных для них условиях. Политзаключённые объединялись в ячейки и коммуны, организовывали быт на условиях равенства всех членов коллектива, создавали кассы взаимопомощи, столовые, библиотеки. Помогали вновь прибывающим ссыльным с обустройством на новом месте. И те постепенно свыкались и растворялись в окружающем обществе. Но не все уживались и смирялись. Одни ожесточались и, возвращаясь впоследствии на родину, несли с собой гнев, злобу, ненависть. Другие пытались бежать, но без организованной помощи сделать это было почти невозможно. Иные просто спивались. Только долгая, трудная работа над собой в коллективе помогала в ссылке оставаться человеком.

Уголовные ссыльные устраивались в этих условиях по-другому. Сбиваясь в группы и артели, они делились строго по специализациям, криминальным «профессиям» и имели разные права внутри своих общин. В каждой такой группе выбирался староста, державший артельные деньги – «общак». Он же нёс ответственность перед местными властями за все проступки уголовников, которые постоянно досаждали местным жителям.

У политических с уголовниками отношения складывались сложно. Вначале пробовали наладить мирное сосуществование, предлагали помощь по разным вопросам: образованию, просвещению, медицине, по бытовым проблемам. Но все миротворческие усилия заканчивались ссорами, жестокими столкновениями, кровопролитными драками. Были даже случаи убийств политссыльных.

Многие из политических до ссылки прошли суровую школу столкновений и боёв с царской охранкой, полицией и жандармерией. Эсеры-максималисты и анархисты считали индивидуальный террор и экспроприацию одними из решающих средств для уничтожения капитализма. Их напору, дерзости и силе уступал даже отлаженный столетиями репрессивный механизм царского режима. Большевики были менее привержены тактике революционного террора. Они относились к нему как к защите и способу подготовки будущих кадров новой рабоче-крестьянской армии.

Суровая школа отношений после нескольких случаев столкновений, драк и нераскрытых убийств подтолкнула политссыльных к объединению. Чтобы противостоять уголовникам и подчеркнуть свою независимость, они дистанцировались от общения и стали впоследствии представлять внушительную и опасную силу. Боевая выучка и опыт в проведении силовых акций, приобретённые эсерами и анархистами в ходе революционных столкновений, сдерживали уголовников. Они достаточно быстро поняли, что рядом с политическими надо или мирно жить, или хотя бы соблюдать нейтралитет.

Анархист Александр Николаевич Бакун после очередной стычки с уголовниками, когда его товарищи чудом остались живы, решил вести среди политссыльных занятия по боевой подготовке. Во время учёбы в Санкт-Петербурге он вступил в летучий боевой отряд анархистов-коммунистов, девизом которых был лозунг их идола Михаила Александровича Бакунина: «… не может быть революции без широкого и страстного разрушения … спасительного и плодотворного, потому что именно из него … зарождаются и возникают новые миры». Подготовкой этого отряда занимались опытные инструкторы. Они обучали начинающих бойцов приемам рукопашной борьбы, схваткам с использованием винтовок, револьверов, ножей, лопат. Воспитывали в учениках смелость и дерзость, тренировали их на выносливость. Ведение боя летучего отряда было основано на неожиданной и быстрой атаке короткими ударами рук, ног и любым оружием в наиболее уязвимые части тела.