20:12. Начало

Евстегнеева Яна

20:12. Начало

Эпиграф

На просторах маленькой планеты Тетра с незапамятных времён расстилались территории мятных лугов. Там росла самая разная мята: нежная и перечная, мягкая и высокая. Над полями витал её свежий запах, разгоняемый ветром на далёкие расстояния от этих живописных краёв. В своё время именно он привлёк сюда фелесов: статных и гордых созданий из семейства кошачьих. В долине меж гор они обосновали славный город – Тигралин. Каждый странник, идущий в сторону мятных лугов, задолго до их появления на горизонте, знал: близятся угодья фелесов, и на их землях стоить вести себя вежливо и не враждебно. Тогда фелесы будут гостеприимны и добры.

Тигралин был не единственным городом на просторах и окраинах лугов. Фелесы населяли и другие уютные и просторные места: болота, степи. Даже некоторые холодные горные хребты и заснеженные, вечно ледяные леса принадлежали различным породам этих изящных созданий.

Среди широких горизонтов вместе с фелесами бытие разделяли и другие формы жизни: подлые и жадные рептилии, обитающие преимущественно в жарких краях и опалённые солнцем – наггары. Их владения так и назывались: Наггар-Терра.

Были и хладнокровные крылатые фаолы – красивые, надменные, самодовольные. Они таились с противоположных сторон, там, где вечная мерзлота и ледяные катакомбы. Своё студёное царство они нарекли Кальд-гроттеном.

Жизнь шла своим чередом и владения всех трёх рас росли и развивались.

Процветал и Тигралин: фелесы, благодарные тем, что даёт им природа, были к ней очень близки и находили всё больше способов жить в гармонии с окружающим миром.

Древние знахари, колдуны и шаманы научились сливаться с естеством, постигали новые практики, помогали поддерживать вокруг жизнь и чистоту.

Они научились находить свои тотемы и связывать свою душу с животными, которых нарекли лусусами.

Питомец возымел множество разнообразных способностей, среди которых была возможность жить дольше: столько же, сколько и его хозяин, до естественного окончания дней. Фелес, в свою очередь, обретал девять жизней. Девять попыток выжить, если смерть была насильственной.

Союз лусуса и фелеса можно было оборвать убийством одного из них: если погибнет питомец – хозяин потеряет право на девять жизней. Если погибнет хозяин – лусус станет обычным животным.

На этом шаманы не остановились, и их пытливые умы смогли покорить четыре главные стихии всей Вселенной: воду, огонь, землю и воздух. Сосредоточив энергию в себе, шаманы стали поддерживать благоприятный климат в Тигралине.

Много чудес они создали на своём веку. Но, как и всему живому вокруг, постаревшим колдунам пришло время завершить свой жизненный цикл. И тогда, во благо Тигралина, они заточили силы в четыре камня, и выбрали тех, кто унаследует их дело: стражей. А тот, кто высек сосуды для столь мощных сил, был избран их хранителем и передавал этот титул, своим детям по старшинству.

Когда все эти истории превратились в легенду, а древние шаманы, духи которых сопровождали и избирали стражей на протяжении долгих лет, дошли до нашей эры, гордое знамя хранителя выпало нести юному фелесу по имени Сорем.

Он с честью принял звание и камни, держащие под защитой и в жизнеспособности весь Тигралин. Четыре стража стали его хорошими друзьями. Вместе они поддерживали в природном балансе и спокойствии свой городок. Фелес знал, какая на него и стражников возложена ответственность, и что от него зависит очень и очень многое. И он справлялся.

Сорем был влюблён в песчаную самку – Лумини: начитанную и любознательную, которая с помощью своего лусуса могла посещать соседний мир, и с удовольствием его изучала. Ей всегда были интересны люди: она вела целую книгу, где были записаны понравившиеся ей имена и слова, людские традиции, зарисована человеческая одежда.

Но люди ни разу не видели её в своём мире; она была достаточно скрытна.

И, когда Сорем и Лумини обрели семью и прожили ещё десяток лет вместе, завистники покусились на их славную обитель. Покусились на весь их город.

Глава 1

Капитуляция

Тигралин озаряло яркое жёлто-красное пламя. Горели дома, накалился воздух; всюду сновали жители города, то появляясь, то исчезая в густом удушающем дыме, заполняющем всё пространство.

Ничто не предвещало атаки наггаров, пришедших со своих земель, и напавших без объявления войны. Как самый бесчестный и гнусный народ. Жгли город своим пламенем те, кто умел его изрыгать, продвигаясь вглубь. Крылатые – парили над полыхающими домами, влетали в окна, добираясь до мелких лусусов. Если находили – тут же рвали на части, душили. Неподготовленные фелесы ощутили сполна их жестокость, и отбивались, как могли. Матери прятали лусусов и детей; отцы, вооружившись, вышли на оборону.

Первыми из вышедших на защиту были Стражи и Хранитель – мой папа и его друзья. Предводитель наггарского войска объявил свои требования: он пришёл за камнями стихий, и эта новость передалась из уст в уста за считанные минуты.

Будучи десятилетним ребёнком, я уже знала наизусть важность камней и Стражей, потому что должна была унаследовать звание Хранителя.

Сквозь гул и шум, в панике бежавших прочь жителей, я потерялась: знала, что отец вышел защиту с остальными, видела слёзы на его глазах; а мы с мамой покинули горящий дом. Она отбивалась от атаки крылатых наггаров, в прыжках вспарывая их глотки металлическими когтями. Эти демоны знали слабые места фелесов: первым делом выискивали и убивали детей и лусусов, а потом – ослабевшую и потерявшую право на девять жизней, взрослую часть населения.

Мы видели это своими глазами. Шок оглушил; в этом безумии я потеряла из виду маму с сестрой и братом, но точно знала, где папа. И бежала к нему: к самому центру этого ада, лишь бы не оставаться одной в толпе. Скопища наггаров продолжали наступать, улочки Тигралина чадили, и из последних сил этот смрад разгонял страж Ветра. Остальных не было поблизости.

Увидев меня, он окликнул отца, и тот, хромая, вышел из чёрного дыма.

Страж воздуха молча обратился к папе, ловкими жестами и мимикой вещая: «Сорем, отдай ей камни. Тогда им ничего не достанется, а у тебя будет шанс отбиться. Остались только мы вдвоём, ясно чем кончится это нападение. Нужно капитулировать, Тигралин захвачен».

Лица обоих сквозили отчаяньем. С незапамятных времён не было таких жестоких и подлых набегов.

Покрасневшими глазами отец пронзительно посмотрел на меня. Они слезились. И, вглядываясь в эти слёзы, я очень надеялась, что их вызвал едкий дым и отгоняла другие мысли. Папа не может плакать, он ведь сильный!

– Па, – шепнула я вслух.

 Приблизившись, отец опустился рядом со мной. Страж передал ему камень с символом воздуха, и он, положив его поглубже в стёганную сумку из кожи, затянул потуже верёвки, закрывающие её. Затем, оглядываясь, протянул мне: «Дальше – без папы. Я люблю вас, беги».

В красном небе показалась крупная фигура, через завесу марева отчётливо виднелись угловатые крылья. Страж ощетинился, принимая атаку на себя, а отец ещё раз рявкнул мне: «БЕГИ И НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!».

Покорно кивая, я перескочила на четыре лапы и устремилась прочь, с тяжёлой сумкой на спине. Бежала так быстро, как могла. Но, всё же, оглянулась.

Окутанный огнём силуэт папы стал каким-то незнакомым, пугающим. Зрачки в светящихся глазах пропали. Я никогда не видела подобного в живую: потемневший силуэт выпрямился, за спиной засветилось что-то цветное, похожее на крылья.

Со всех сторон на отца сбежались наггары, и я умчалась прочь, теряясь в дыму.

Растерянная, я бегала туда-сюда среди горевших домов, зная, что где-то наверху, за слоем смрадных облаков, над нами летают крылатые черти. Потому, старательно прижимала тело к земле.

Те, у кого крыльев нет, сновали рядом с папой, в центре города, жадно выискивая камни стихий.

Сняла рюкзак и прижала к груди, поднимаясь на две лапы с четырёх. Колотилось сердце и звук собственного дыхания заглушал окружающие звуки паникующих и нападающих. Тот факт, что у меня в руках их цель, пугал до полусмерти; ведь когда они поймут, что у отца больше нет искомого – кинутся искать.

Я в страхе оглядывалась по сторонам, ждала опасности отовсюду. И, когда из дыма и огня на меня выскочила мама, с воплем упала, ощетинив хвост.

Замах и шлепок мне по затылку, пока второй рукой она резко поднимает меня с земли и, оскалившись, грозно вопрошает: «Где ты была?!» – увидев в моих руках знакомую сумку, сшитую ею же, мама вздрогнула; в глазах метнулся испуг.

Виновато поджав уши, я объяснила: «Папа отдал» – заглянула внутрь, а там – угасал и почти перестал светиться камень воздуха в то время, как остальные три уже были безжизненно серыми, без привычного света, – «Они не светятся, мам, что случилось? Это ведь пройдёт, просто им не хватает сил?».

Мама отвела ненадолго взгляд, затем, зажмурившись и рвано вздохнув, подхватила маленького серого котёнка и усадила в мой рюкзак, туда же, к камням: «Спрячь сейчас же».

Больше копошиться не было времени: мы украдкой, стараясь слиться с поредевшей толпой, побежали в тихий переулок. В сумке трепыхался серый маленький котёнок – мой лусус. Я старалась прижать его к себе, чтобы не трясти и не мучить, но в этой суматохе сполна обеспечить комфорт вряд ли удалось бы.

А в переулке нас уже ждала, спрятавшись в огромную раковину, улитка. Этот лусус принадлежал маме и был весьма мощным созданием.

Подбегая, мама уже издалека рявкнула, и улитка невозмутимо вытянула голову из своего убежища, поползла ближе к стене. Раковина её заискрила, по завитушкам прошёл свет, молнией выстрелил в стену. На месте, куда попала молния, развернулся портал. Мама присела рядом с нами.

«Смотри на меня внимательно. Сейчас нужно войти в портал. Там – выбери третью планету, где вы найдёте укрытие. Берегите друг друга и лусусов, и ничего не бойтесь» – она спустила с рук на землю моего младшего брата и сцепила наши с ним ладони, – «не забывай, чему тебя учили и не потеряй камни».

Стараясь запомнить каждое слово и вспоминая попутно все свои навыки, полученные за десять лет жизни, я упорно заглушала дурные мысли. Смотрела только на маму. На то, как она жестикулирует дрожащими руками, забрызганными красными каплями. И петля замыкалась: мозг усиленно искал, на что ему отвлечься, чтоб отогнать накатывающий страх, но ему обнажались всё большие ужасы окружающего нас пространства.

Трудно было сполна осознать сразу и разобраться во всём, что происходит. Вокруг всё горит и дым режет глаза, жжёт носоглотку. Спину оттягивает рюкзак, а руку сжал младший брат; сбоку щёлкает искрами огромный портал, внутри которого – неизведанное.

Мама успела упрятать куда-то нашу младшую сестру за то время, что я бродила одна, и теперь, что же – она прощается с нами?

Звук перепончатых крыльев заставил нас вздрогнуть и прервал мою мысль. Тяжело приземлившись на землю, перед нами выпрямился и сложил крылья очередной огромный наггар. Мама ощетинилась и выдвинула металлические когти.

«Вперёд» – дала она команду, отталкивая нас в сторону стены с порталом. Но, оцепенев, широко распахнув глаза, я уставилась на разинутую пасть; заметила, как сначала в ней появилась искра, которая переросла в поток пламени, и мощным выдохом оно заколыхалась прямо на нас. Обдало жаром и отвратительным запахом серы.

Очнулась от обуявшего меня страха только когда больно обожгло уши и завизжал брат, истерично мотыляя меня за руку. Резко всё внутри упало куда-то к земле, и, понимая, что я могла совершить этой паузой страшную ошибку, развернулась и одним рывком нырнула в скопление узловатых молний, утягивая младшего вслед за собой.

Как только мы шагнули внутрь, края сомкнулись. Земли на этой стороне не было. Не было ничего, кроме фиолетово-синего пространства, и парящих среди него звёзд. Нас закрутило в разные стороны, да так сильно и быстро, что всё вокруг смешалось в одну тёмную кашу. Ухватиться было совершенно не за что, нечем дышать. И, будто в свободном падении, с тем лишь отличием, что ветер не встречает наши тела, мы, мотаясь вокруг своей оси, пролетели невесть сколько метров, или километров. Кто знает, есть ли тут какая-то мера времени, расстояния, скорости вообще? Есть ли тут лево и право, север и юг? Ощущения, чувства? К космосу стоит вернуться чуть позже.

Прилагая усилия в борьбе со страхом обо что-то удариться, я разомкнула веки, попыталась углядеть в играющем с нами пространстве хоть что-то, напоминающее планеты. И, где-то вдалеке, их обнаружилась целая вереница. Ослепила звезда: огромная, яркая и тёплая. Стараясь сфокусироваться и поймать хоть какое-то равновесие, я отсчитала: раз, два, три!

И указала в третью пальцем, куда нас послушно понесло неведомой силой.

Глава 2

Ангел-хранитель

Пространство снова разверзлось молниями прямо перед нами, и второй портал проглотил наши маленькие тела, выплюнув где-то ближе к земле, и хорошенько приложив о встретившуюся стену.

То ли проснулась, то ли пришла в сознание – я не помню. Рядом валялась сумка с камнями, из неё выполз мой маленький серый котёнок, и уже ошивался вокруг. Очень неприятно щипало бедро. Поднимаясь над землёй, потянулась проверить, что с ним, задрать штанину.

Но задирать её не пришлось – одежда оказалась разорвана в, вероятно, месте, которым я соприкоснулась с землёй, и на бедре тянулась борозда содранной шерсти, измазанная кровью. Я зашипела от отвращения, отвела взгляд от неприятного зрелища, и стала искать младшего брата. Арти – таким странным и чужим именем назвала его мама – обнаружился неподалёку, выглядывающим из-за угла кирпичной стены. Он навострил уши и вытянул шею, испуганно и любопытно разглядывая что-то снаружи. Упираясь одной лапкой в землю, другой он прижимал к груди своего лусуса.

Я, прихрамывая, приблизилась к ним, и он вздрогнул, бросив на меня короткий взгляд, а потом уставился обратно вдаль.

А там – гладкая улочка, усыпанная всяким мусором. Вдалеке лают собаки, и слышны какие-то непонятные гудки и сигналы.

После мрака в Тигралине сложно понять, какое здесь время суток, зато небо чистое-чистое, внушающее своей безмятежностью маленькую толику покоя. Чуть позже, когда оно порозовело, стало понятно: наступает вечер.

К этому времени мы разгребли нору в куче какого-то хлама, и спрятались там. Арти подвывал тихонько, постоянно спрашивая, когда придут родители, и я обнадёживала и его: «Подумаешь – прошло всего каких-то несколько часов, они просто заняты, и не могут так позорно сбежать сейчас, и оставить всех наших; конечно же, они придут, просто немного позже».

А у самой из головы не выходили два образа: папа, которого, как огромные чёрные крысы, окружают наггары. И мама, повёрнутая к нам спиной, загородившая руками своё лицо и принявшая на себя поток пламени, того самого, которое ввело меня в злосчастное оцепенение. Наверное, если бы не я, мы смогли бы удрать втроём.

Я снова залезла в сумку, достала камень, на котором был высечен маленький вихрь. Он – последний, который ещё светился, когда я добежала до мамы. А теперь – они все стали серыми, будто опустели.

Пытаясь прокрутить в голове момент, когда в последний раз увидела отца, заострила внимание на том, что за его спиной что-то засветилось. Вспоминая цвета этих «крыльев», порылась в закоулках своей памяти и, сопоставив все детали между собой, осознала кое-что важное и жуткое. И по коже прошли мурашки, вздымая шерсть.

Никогда бы не справилась бы с тем, что смог провернуть отец. Он перешёл в состояние, которое у хранителей камней называется Симбиоз. Я слышала о нём только лишь пару раз, а видеть своими глазами до этого не приходилось, потому что это явление только для крайних случаев и очень сложно в управлении. И не хотелось бы никогда наблюдать в этой роли собственного папу, пусть даже он сильнее всех на  свете. Для меня он всегда будет папой, а уже потом – всё остальное.

В реальный мир из размышлений я вернулась от того, что меня толкнул Арти, устраиваясь поудобнее в импровизированном укрытии. Дело близилось к ночи, и становилось всё страшнее: на чужой территории, совсем одни и с ценными вещами, мы слишком малы для такой ответственности.

И как бы я себя не обманывала, как не обманывала бы Арти – нам некого ждать, никто из них не придёт помочь. Больше не придёт.

Кажется, шёл третий день.

Третий, или четвёртый… Мы чаще спали, чтобы экономить силы.

Иногда, снаружи убежища слышался шорох и шаги, а потом мы находили черные мешки с мусором. Немного ждали, чтобы загадочное существо уходило, и ворошили эти пакеты. Так и питались.

Конечно, чувствовали мы себя отвратительно: шатало, было дурно и грязно, волосы спутались, а одежда испачкалась.

В один из вечеров я так же рвала чёрный пакет, и из-за шороха целлофана не услышала чьих-то лёгких шагов, а когда заметила – было уже поздно.

На входе в наш грязный тупик стоял местный житель, статный и высокий, как и положено взрослым – на двух ногах.

Увидев его, я ощетинилась и выгнула спину дугой, но, по сравнению с ним, это не сделало меня крупнее. Хотя, житель, кажется, отшатнулся.

Я украдкой глянула на нору: лишь бы не вылезли лусусы или Арти…

Житель растерянно стоял передо мной, пока не оправился от этого состояния. Потом быстро взял себя в руки.

– Кс-кс-кс… – тихо и неуверенно позвал он, будто спрашивая.

Вот только, что это значит… Боевой клич, или это оскорбительное выражение в мою сторону?

Я совсем растерялась, оскалившись и распушившись ещё больше, поджала уши. Но он не атаковал, а медленно присел, затем так же медленно вытянул руку в мою сторону, а я отошла дальше и зашипела.

Дружелюбным тоном он сказал звучное слово – «Привет», продолжая тянуться ко мне. Я даже удивилась тому, что со мной заговорили не жестами или мимикой, а использовали голос. Но знать бы ещё, что означает сказанное им слово.

Он сунул в карман вторую руку, и достал маленькую коробочку; потом направил на меня, и она издала глухой «щёлк». Я малость отпрянула, но продолжала изучать незваного гостя. Никакие щёлкающие коробочки меня уже не напугают так, как пережитое.

Немного сбавив уровень устрашения, перестала щетиниться и присела.

– Кто ты? – спросил незнакомец. И я непонимающе нахмурилась и наклонила голову.

Он продолжил: – Я – Вальмонт, Ви. А ты…?

Шёпотом, я еле слышно повторила за ним самое простое: – А ты.

Житель улыбнулся, и снова начал тянуть ко мне руки. Выпустив когти, сделала выпад одной рукой. Не чтобы сделать больно, а что бы. И свою ладонь он тут же одёрнул, глянул на меня, и понимающе кивнул.

«Вот и не лезь, правильно!» – показала ладонями крестик и несколько раз дёрнула носом.

Посидев и пощёлкав своей коробочкой ещё немного, житель ушёл, напоследок сказав что-то уверенным тоном, а я тут же спряталась в нору, к своим.

…Валяясь у выхода из тупика, я из-за угла наблюдала за местными созданиями.

На удивление, даже такие же маленькие, как Арти, ходили на двух ногах.

Они такие… интересные? Яркая одежда, странная речь и повадки. Ходят туда-сюда и постоянно что-то говорят, смеются.

Я выглянула посильнее, чтоб рассмотреть стоящих рядом, уловить их запах. Пахнут сильно… Кто-то цветами, кто-то – самим собой.

А в углу тупика, около импровизированного жилища, Арти играл со своим лусусом, пытаясь его развлечь. Глазки обоих котят загноились без нужного ухода и в антисанитарии. Нам нужна была помощь.

Тошно было оставаться в этом месте: стены давили, тоска жрала изнутри до болючих язв. А может, это уже и не тоска, а что-то физическое.

Я оглянулась на брата. Мы мало разговаривали друг с другом, и не обсуждали случившегося. Может, боялись, или не хотели. А может быть – просто устали и не было желания. Но ему, наверное, ещё тяжелее.

Подойдя к нему, я задала вопрос: «Ты придумал, как зовут твоего лусуса?»

Тот кивнул, дразня котёнка рукой: «Я хотел назвать его Толстяк, но он отказался от этой клички. Он хочет быть Мурзиком. А твоего как зовут?»

Посмотрев на новоиспечённого Мурзика, спросила: «Где же ты, интересно, услышал такое имя?», – и, получив молчаливый мутный взгляд, ответила уже Арти: «мой будет Каце, ему подходит».

Брат согласно закивал, явно оценив оба новых прозвища для питомцев.

К вечеру я снова разлеглась на земле, наблюдая за выходом из тупика, около которого ползали лусусы. Они сосредоточенно нюхали углы и кирпичики, как вдруг завертели головами, и, спотыкаясь, побежали к убежищу.

Я встрепенулась, услышав шаги; быстро запихнула животин в убежище, и притаилась сама.

Из выхода раздалось неуверенное «Ау» знакомым голосом.

Навострила уши. Снова он, тот житель....

Затаившись, прислушалась. Он знал, что я здесь, потому что заметил, как я удираю в убежище. Это был глупый поступок с моей стороны. Житель что-то прошептал, что явно было обращением в мою сторону, потом он шагнул глубже в тупик.

Я оглянулась на Арти: брат и понятия не имел, что это за гость, так как он его ни разу не видел. Глаза Артура блестели, постепенно наполняясь слезами, и, в конце концов, он решился спросить: «Всё?»

Отрицательно помотала головой: «Не высовывайся».

Незваный гость оглядывал место, где мы живём. Выскочив обратно из убежища, я постаралась загородить вход в него собой, и ощетинилась, но статное создание уже даже и не напугалось.

Тем не менее, он вёл себя осторожно. Приветливо помахал мне рукой, и тут же высыпал на землю горсть чего-то, что вкусно пахло.

Голод и скудное питание дали о себе знать, едва перед моим носом появились эти штуки, похожие на тетёрки, которые пекла моя мама.

Я схватила одну и попробовала на зубок, не задумываясь о возможных последствиях. Впервые за долгое время на язык попало что-то вкусное, что приятно пахнет и нежно хрустит.

Улыбнулась, сделав пару простых жестов руками: «Ух ты, очень вкусно!» – и заграбастав всю кучу здешних тетёрок, развернулась, и спряталась в убежище. Потом высунула голову: «Всё, спасибо. Уходи».

Житель, видимо, не понял. Я замахала руками, чтобы было доступнее: «Уходи домой!»

Но он в ответ помотал головой и с улыбкой ответил: —Нет.

Арти глядел на это всё с выпученными глазами, потом получил в руки тетёрку и отвлёкся на неё, краем глаза, всё равно наблюдая. Житель его не заметил, так как брат находился позади меня, в глубине убежища. Но он полностью был поглощён тем, что смог наладить контакт со мной.

– Как тебя зовут? – спросил он, и положил руку себе на грудь, – я – Ви. А ты?

Растерянно посмотрела на него, искренне не понимая, чего от меня просят. Ведь первое предложение звучит явно вопросительно. Житель снисходительно улыбнулся, и повторил, более медленно. На третий раз до меня начало доходить. И я постаралась ответить, ткнув пальцем себе в грудь и неуверенно произнося:

– А ты – Янис, – потом указала на него, – а ты – Ви.

Снова вылезла из убежища наружу, перед этим показав Арти, что ему тоже можно выйти. И, дождавшись, пока он покажется, указала на него: – А ты – Арти.

Лицо жителя по имени Ви надо было видеть. Оно вытянулось, широко распахнулись глаза и растянулась улыбка. Сунув в карман руку, он вытащил снова щёлкающую коробочку, и щёлкнул ею на брата, попутно с ним сюсюкаясь непонятными нам словами. Тот испугался звука, и спрятался обратно.

Отдав нам все свои угощения, Ви распрощался по-свойски, и ушёл. Но ждать его возвращения пришлось недолго: теперь он приходил каждый день, мы привыкали всё больше, а вскоре начали лезть к нему на руки. Он всегда приносил что-то вкусное, мог приласкать и согреть, иногда поднимал над землёй высоко-высоко, и это было так здорово. С помощью Ви даже удалось выучить пару дежурных фраз на их языке, и мы смогли немного понимать друг друга и переговариваться.

Жить в мусорном тупике стало интересно и не так страшно после его появления. Когда он был рядом, на душе сразу становилось спокойно. Живот теперь больше не урчал, а лусусам мы с Ви отмыли глазки и закапали лекарство.

Я и Артур делали успехи: житель называется «человек»; то, чем нас угощает Ви – «печенька», если ты встретил друга, то надо говорить «привет».

Так, потихоньку, мы начали ради забавы и между собой общаться с Арти, всё чаще вставая на две ноги, и представляли, что мы – люди.

Каждый день было что-то новое: Ви приносил к нам угощения, подлечил мою рану на бедре, которая упорно не хотела засыхать. В одно и то же время, ближе к закату, мы ждали, когда же раздадутся шаги в нашем замусоренном тупике и на входе в него появится наш новый друг.

Он приходил, навещал нас всё время. Хмурое лицо освещала улыбка, едва мы вылезали его встречать. А потом настал момент, когда он нас не навестил.