Остаюсь с тобой. Лайза

– По-твоему получается, я просто…

– При этом тебя уважают, – не дал договорить мне Андрюха, – с тобой считаются, заметил? Ты тут и недели не пробыл, а все уже заценили, как ты быстро влился в коллектив, да и в отделке разбираешься не хуже, чем остальные.

Такие слова было приятно слышать, не буду скрывать, и я стал работать ещё бодрее, хотя до обеда оставались считанные минуты и можно было особо не торопиться. Правда, у меня со всеми, кто трудился на объекте, даже не бок о бок с нами, сложились ровные отношения. Конечно, не у всех был дружелюбный нрав и не у каждого с утра до вечера сияла улыбка на лице, но я и не претендовал на то, чтобы завести тут друзей на всю жизнь. Нас объединяла одна цель – поскорее завершить отделку будущего делового центра, который планировали открыть в конце года. У меня не было намерений показывать особенности своего характера; я, как и все, приходил сюда зарабатывать деньги, поэтому и стремился делать это в спокойной рабочей атмосфере. Тем более вдали от дома, когда лёгкая тоска подкатывала с первых дней, было бы неразумно наживать себе недоброжелателей или копить недовольство окружающими.

Условия работы, несмотря на её тяжесть и монотонность, были созданы очень приемлемые, что лично для меня означало, как профессионально наш работодатель относился к строительству объекта в целом. В скором времени мне довелось познакомиться с самим руководителем компании, на которую мы работали.

Наша встреча не выглядела как ожидаемый визит серьёзной делегации на подконтрольный объект. Шёл обычный рабочий процесс, а для меня – последняя рабочая смена второй недели моего пребывания за рубежом. Я с самого утра находился в приподнятом настроении, так как планировал уже завтра совершить первую вылазку в исторический центр города. Прошлые свои выходные я потратил на то, чтобы обойти квартал нашего проживания, закупиться бытовыми мелочами и продуктами, вникнуть в карту маршрутов общественного транспорта, поэтому в ближайшее время решил приложить все старания, чтобы наверстать упущенное для моих исследований время. Мне совсем не хотелось вернуться домой с единственными воспоминаниями о том, как я изучал жизнь малознакомой мне страны по текстам на упаковках местных товаров и телевизионным передачам, помогавшим заснуть перед очередным трудовым днём. Чтобы никакие посторонние мысли не омрачили предстоящую культурно-ознакомительную программу, я настроился на продуктивное выполнение своих обязанностей, так что к вечеру должен был завершить весь дневной объём порученной мне работы и с чистой совестью отправиться на отдых. Ближе к обеду я заметил среди рабочих нарастающее оживление начиная от входа на первый этаж здания, который мне был плохо виден из-за разделявших нас перегородок и колонн. Зато мне было хорошо слышно оживлённую речь Андрея на английском, который иногда делал паузы и, приближаясь, продолжал говорить уже громче. Я поднял голову и выпрямился, опустив зажатый в руке инструмент, когда услышал совсем рядом его голос и звуки чьих-то шагов (стало очевидным, что Андрей пришёл в компании нескольких человек). Из-за угла появился высокий мужчина крупного телосложения, но не плотный, а весь прямой (я бы назвал его несгибаемым), с широкими плечами. Лицо его по форме напоминало квадрат, угловатая челюсть, выпирающие скулы, утопленные под прямыми бровями глаза. Стрижка у него была похожа на те, что я встречал здесь среди мужчин старше себя, наверное, она была популярна у представителей среднего возраста: волосы подстрижены не сильно коротко, и негустые русые пряди, расчёсанные на прямой пробор, спускались прямо по вискам. Взгляд – острый и напряжённый – мужчина то и дело перемещал, внимательно слушая Андрея. Пиджак серого брючного костюма, широко распахнутый, продемонстрировал, что у его обладателя совершенно не определяется талия, хотя её предполагаемое место туго стягивал широкий ремень. От этого вся фигура стоящего рядом с Андрюхой человека казалась ещё объёмнее и напоминала жёсткий каркас. Позади остановились трое мужчин и тот, перед кем оттачивал своё красноречие Андрюха, коротко задавал вопросы попеременно то моему соседу, который сейчас «преобразился», так как выполнял роль «старшего» над остальными отделочниками, то этим троим. По одежде троица явно не выглядела рабочими стройки, и я сразу понял, что они сопровождают своего руководителя (о том, кто среди всей этой инспекции был главным, мне уже успел шепнуть мужчина, с которым мы сегодня работали в паре).

Андрей вышел чуть вперёд, оказавшись между нами и представителями строительной компании, которые, как мне позже объяснили, периодически наведывались на объект проконтролировать ход работ, наличие и качество поставляемых материалов. Мы все негромко поздоровались – почти хором – и беседа без нашего участия продолжилась. Говорили проверяющие и Андрей на английском, коротко и с продолжительными паузами, в течение которых пришедшие что-то осматривали, переглядывались. Андрей заметно нервничал, хотя и старался казаться невозмутимым. Я поймал себя на том, что внимательно прислушиваюсь к каждому слову и вдумываюсь во все услышанные фразы. Вообще для меня не свойственно отвлекаться на посторонние обстоятельства во время работы, но в такие минуты сказывалось моё стремление впитывать всё, что помогло бы узнать больше о жизни и жителях той страны.

Ни я, ни другие работники не возобновили свои действия: я просто проследил за остальными и по их примеру наблюдал за происходящим. Уже после ухода комиссии застройщика мне объяснили, что в их присутствии не принято чересчур шуметь, чтобы не мешать «производственным переговорам и аналитике», и нужно быть в полной готовности дать ответ или пояснение, если это потребуется. Поскольку их визиты длились, как правило, недолго, такие перерывы в работе не сказывались на сроках выполнения и не расхолаживали трудовую дисциплину. В считанные минуты вокруг нас собрались многие отделочники, работавшие на первом этаже. Я внутренне слился с общей атмосферой, состоящей из смеси тяжёлого дыхания, перешёптываний, запахов, исходивших не только от обработанных элементов и поверхностей, но и от нас самих, когда почувствовал внезапно возникшее напряжение, которое прокатилось вокруг меня. Все как будто разом замерли, перестали шаркать ногами, бубнить. Я перевёл взгляд от окна и окинул им окружающее пространство, чтобы понять, чем вызвано такое неявное, но не ускользнувшее от меня оцепенение. Первое, что я увидел, «наткнувшись» на широкоплечую фигуру в сером костюме – как из-за неё осторожно показалась хрупкая девушка в чёрном платье, которое облегало её до колен (а может это была блузка, тесно заправленная в юбку). Рукава были длинными, а руки невероятно худыми – выглядели они тоньше, чем можно было себе представить у кого-либо. Она появилась так неожиданно, потому что сделала это, словно прокралась, плавно вышагивая из-за спины своего «предшественника». Она так выделялась среди всех и всего окружающего, что от неё невозможно было оторваться: вперив свой взгляд в её спадающие почти до локтей чёрные волосы, я, как загипнотизированный, медленно скользил вниз вдоль гладких прядей, провёл волнообразные линии от талии по бедрам к миниатюрным коленям, натянувшим на себе полупрозрачные чёрные колготки. Последнее, что я увидел перед своим «пробуждением», это то, как она мягким, но решительным движением ноги попыталась стряхнуть строительную пыль с острого носа своей чёрной туфельки, напоминавшей сувенирную модель. Повторив, она, видимо, осознала, что эта пыль повсюду и от неё нет средства, в нерешительности задержала ногу невысоко и поставила её рядом с другой, «приземлившись» в толстый слой всё той же приставучей пыли. Этот «манёвр» напомнил мне поведение кошки (в тот момент в моём воображении возникла именно чёрная мохнатая ловкачка вроде пантеры), стряхивающей со своих лап излишнюю жидкость, когда неосторожно или вынужденно пройдётся по луже. Я даже как будто реально ощутил на своей коже мокрые брызги и тут же, моргнув, поднял глаза; в руках девушки я заметил чёрную пластиковую папку, из которой выглядывала металлическая кнопка шариковой ручки, и плоский мобильный телефон всё того-же непроглядно-чёрного цвета. Оба предмета она крепко прижимала к себе, обхватив обеими руками, и выглядела так, словно вся съёжилась или пыталась оградиться от чего-то. При этом она не излучала стеснения или растерянности, что доказал её взгляд, который я не мог не заметить, так как он прошёлся и по мне: показавшийся сначала всего лишь сконцентрированным, уже через секунду он сквозил надменностью. Именно таким я ощутил его, когда он, почти миновав меня поверх головы, так же бегло охватил всех остальных. В нём ясно читалось: каждый из нас занимал её внимание не больше, чем тот пыльный осадок, который она только что готова была пренебрежительно стряхнуть со своей обуви. От этого мне стало настолько не по себе, что я быстро отвёл глаза и принялся разглядывать своих коллег. Как выяснилось (к моему сожалению), не все отошли от «гипноза» быстрее меня и ещё какое-то время искоса наблюдали за молчаливым появлением черноволосой красотки, хотя и делали вид, что бездумно пялятся себе под ноги или ждут указаний руководства. Да, я назвал бы её красивой! Вы бы согласились со мной, когда увидели бы её лицо, с мелкими, симметричными и тонкими чертами лица, такими, что… Что даже Андрюха изменился в поведении при её появлении, но быстро вернулся к своему «рабочему» состоянию, так что это выглядело скорее проявлением любезности, чем мужской симпатии. Её черты и фигура, обрамлённая строгой одеждой, выглядели точёными, но было во всей этой «утончённости» что-то такое, что поначалу привлекло моё внимание, но вмиг улетучилось. Я просто недоумевал, откуда у молоденькой миловидной девушки поразительно отталкивающая манера появляться на людях!

– Дуглас, ты, вероятно, решил сегодня провести осмотр без моего участия? Я надеялась, что как архитектор компании имею больше прав и полномочий… – Её голос раздался среди грубых мужских покашливаний и доносившегося долбящего звука строительных машин как щебет экзотической птицы или журчание ручейка из детской мультипликационной сказки – настолько он оказался нежным и приятным. Тем более её английский звучал так безупречно, что меня слегка покоробило от чувства зависти и стало досадно, почему человек, который не посчитал нужным первым делом поздороваться с окружающими, внешне проявлял себя ну просто совершенным созданием. Да какие там окружающие? Для неё мы были рядовыми подчинённым. В тот момент я был уверен, что в другом окружении она вела себя более учтиво. Но вот что ещё поразило меня: в её фразе не было и намёка на обидчивость, отчего она не производила впечатление капризной девчонки; наоборот, её слова и то, с какой интонацией она их сказала, были полны обоснованного упрёка взрослой женщины.

По тому, кто ответил, стало понятно, к кому она обратилась.

– Лайза, уже все в курсе, как тебе нравится входная группа, – произнёс высокий мужчина, обернувшись к девушке вполоборота. Серый пиджак натянулся на его торсе и, распахнувшись ещё сильнее, продемонстрировал мощную грудную клетку, от чего мне показалось, что он точно мало похож на живого человека, а скорее на конструкцию, смонтированную из крупных элементов. Дуглас переключил внимание с Андрея на свою коллегу, при этом его взгляд стал мягче: – Я решил, что пока ты не сделаешь фото со всех ракурсов, не успокоишься. Поэтому, прости, я сосредоточился на сугубо своих полномочиях, предоставив тебе полное право заниматься своими. – На прямых губах Дугласа мелькнула улыбка.

Лайза ответила ему наигранным укором во взгляде и постучала покрытым бежевым лаком ногтем по задней крышке телефона, очевидно, показывая тем самым, что необходимые фотографии уже хранятся там.

Мне показалось, или мы только что стали свидетелями какой-то я бы сказал интимной, почти семейной сцены? Их манера общения подсказывала, что Дугласа и Лайзу связывают какие-то особые отношения (кроме профессиональных). Мои подозрения подкрепило и поведение ребят, когда они в ходе этого разговора неловко опустили глаза, а некоторые исподлобья многозначительно переглядывались между собой.

Спустя несколько секунд все опять почти хором (и я вдогонку) поздоровались теперь уже с Лайзой (архитектора нам не представили, из чего можно было сделать вывод, что среди присутствующих только я видел её впервые). Она ответила лёгким наклоном головы (даже не буду писать «изящным») и приветливой улыбкой (а вот её я назову притворной!!!) После этого разговор приобрёл сугубо деловой тон. Как раз подошёл старший прораб, который почти неотлучно находился с нами каждый день, сейчас же где-то отстал от проверяющих, и уже он, а не Андрей, общался со всеми сотрудниками компании, при этом женский голос звучал чаще, а шариковая ручка, зажатая в казавшейся невесомой женской, быстро курсировала по бумагам, скреплённым в раскрытой чёрной папке. Суть разговора сводилась к обсуждению той площадки, на которой в последние дни работал я в составе группы отделочников, поэтому остальные рабочие стали постепенно возвращаться к своим занятиям. Часть собравшихся осталась, но я искренне надеялся, что это никак не было связано с присутствием привлекательной девушки, а объяснялось служебным интересом. Да какое мне было до этого дело? Я вновь сосредоточился только на том, чтобы поскорее закончить работу и распланировать свой завтрашний маршрут.

И всё же стоять совсем безучастно или демонстративно включить миксер и окунуть его в ёмкость для приготовления раствора я не мог, поэтому нацепил на своё лицо выражение полной погруженности в тему разговора и переводил взгляд ровно на то, что обсуждалось в данный момент. Интерес Дугласа, а даже больше Лайзы, привлекли упаковки керамической плитки, которые завезли на объект несколько дней назад, и за время перерывов для отдыха я успел выучить её характеристики – даже на работе я использовал любую возможность, чтобы довести своё знание иностранного языка до совершенства, к тому же почерпнутая информация могла пригодиться мне при выполнении трудовых задач. Сейчас к обтянутым картоном стопкам было приковано всё внимание руководства: оказывается, к укладке должны были приступить сразу по получении материала, и Лайза неотступно спрашивала, почему работы до сих пор не начаты.

Она обвела взглядом пол у себя под ногами и вокруг:

– Я не наблюдаю даже приготовлений. Когда можно будет увидеть хотя бы начальный результат?

Вопрос её был задан прежде всего прорабу, но я заметил, как напряглись Андрей и остальные рабочие.

Глухой мужской голос стал объяснять что-то про вынужденные сдвиги сроков в связи с задействованием рабочих на наружных работах, которые не терпели отлагательств, но такой ответ явно не устроил Лайзу. Дуглас сохранял молчание и сосредоточенно наблюдал за попытками своего архитектора привести ход отделочных работ в соответствие с намеченным планом; сопровождающие его мужчины выглядели менее озабоченными, но тоже не сводили глаз с разыгравшейся сцены выяснений и оправданий. А я решил кое-что уточнить:

– Извините, вы собираетесь использовать эту плитку для пола?

Секунда, и рассерженное, но не ставшее от этого менее красивым лицо повернулось ко мне, а отливающие чёрным лоском волосы, качнувшись, соскользнули с одного плеча.

– Это стало очевидным только сейчас?

Голос Лайзы прозвучал не грубо, но резко, как будто она не собиралась тратить время на беседу со мной. Плотно сжатые тонкие губы и голубые глаза, похожие на две ледышки со стальными гранями, добавили её образу озлобленности.

– Простите, но это настенная плитка, – она явно не ожидала продолжения с моей стороны, а я не унимался, поскольку не мог оставить без внимания такую явную ошибку в проектировании, которая сулила только осложнения и приостановку дальнейших работ.

– Это для меня не тайна. И что с того? – нетерпение так и говорило в каждой её фразе. Было заметно, что она хочет побыстрее отвязаться от меня и получить наконец-таки внятные объяснения от того, кто мог их дать.

– Её не стоит использовать для укладки на пол.

– В этот проект вложено несколько месяцев моей кропотливой работы, моей и целого отдела профессионалов. Может, я буду решать, что здесь можно, а что нельзя?!

– Не то чтобы нельзя. Но это будет…

Тут я уловил на себе пронизывающий взгляд Андрюхи, в котором отчётливо читалось: «Заканчивай!» Смотрел он исподлобья, но очень доходчиво.

Уже не только все вокруг, но и Лайза ждала развязки моей инициативы.

– Она не такая прочная, как напольная. Там износостойкость никакая. Вы сами убедитесь, когда мы только начнём укладывать.

– По-твоему, ты разбираешься в технических параметрах и требованиях лучше, чем квалифицированный архитектор? Или нас тут на площадке двое? – нисколько не колебавшись, продолжала стоять на своём Лайза.

Андрей смотрел на меня уже в упор и, кажется, вот-вот собирался прошипеть: «Заткнись!!!» И всё же я не привык отступать там, где был абсолютно уверен не столько в своей правоте, а в том, что принесу пользу общему делу.

– Это приведёт по крайней мере к убыткам. Эта плитка заказного, не потокового производства, своего рода эксклюзив, и продаётся в строительных магазинах, скорее всего, по дорогой цене.

В ответ Лайза посмотрела на меня как на стремившегося казаться взрослым и насмешившего её этим ребёнка. С ноткой снисхождения в голосе она осадила меня:

– Какие познания! Интересно, когда ты научился разбираться в дорогих эксклюзивных ценах строительных магазинов? Пока замешивал раствор? – глаза она скосила на миксер, прислонённый к ведру у моих ног, и тут же отвела их в сторону.

От этих слов, признаюсь, я потерялся. Серьёзно. Не вспылил, хотя ситуация того заслуживала, а именно потерял связь с собственными мыслями и даже телом. Раньше мне с преподавателями-то в университете не доводилось вступать в ожесточённые споры, а тут…

Я замер и раздумывал над тем, что сказать и стоит ли вообще говорить. Андрюха уже, наверное, подыскивал вокруг себя что-нибудь потяжелее, чем можно было бы «вырубить» меня и прекратить тем самым зарождавшийся конфликт, и тут я произнёс первое, что пришло в голову:

– Пока читал информацию на упаковках и в сопроводительной документации. До начала работы я привык всесторонне изучать материал, с которым придётся иметь дело.

Такой простой и сжатый ответ, как мне казалось, мог погасить все разногласия, пусть каждый и остался бы при своём мнении, однако он вызвал вспышку негодования в её глазах. Позади меня кто-то выдохнул со свистом. Может, я и перестарался со своим «миротворчеством», но честно, не хотел задеть самолюбие, и уж тем более самообладание Лайзы.

Дуглас встрепенулся в порыве что-то сказать, но Лайза молниеносно опередила его и обратилась ко мне, а вместе с тем и ко всем присутствующим:

– Каждый лист этого проекта, каждый чертёж и каждая цифра были выполнены или проверены мной лично. Я чётко вижу, каким здесь всё должно быть. И будет! Именно эта плитка – эти формат и цвет – как нельзя лучше вписывается в общую концепцию объекта. Я сама выбрала её из сотни каталогов. Именно эту позицию я отстаивала у целого штата проектировщиков. Поэтому эта плитка будет лежать здесь, на этом полу, и это окончательное решение.

Лайза повела плечами, как будто пыталась вернуть себе невозмутимо-достойный вид. Казалось, ей было некомфортно от того, что она позволила своим внутренним переживаниям выплеснуться перед таким скоплением людей. После её высказывания мне стало понятным, почему реакция на моё первоначальное замечание была такой неистовой: похоже, ей не раз уже приходилось выслушивать возражения относительно приглянувшегося ей варианта напольного покрытия, и невероятных усилий стоило добиться его одобрения со стороны всех заинтересованных и ответственных за проект коллег. А тут ещё благодаря мне столько подчинённых узнало о её баталиях. Всеобщее молчание доказало, что и на этот раз она защитила свой профессиональный выбор. Я тоже не стал лезть со своими уже не нужными извинениями, тем более настало время обеда, и по умолчанию делегация застройщика во главе с Дугласом направилась к выходу. Рабочие побрели к служебным помещениям, что намеревался сделать и я.

На полпути меня нагнал Андрей и, очевидно, сдерживая внутри себя всё, что ему хотелось выговорить, ограничился коротким внушением вполголоса:

– Тебе что, больше всех надо? Куда ты лезешь? Сказали красить – крась, сказали поднеси – подай, клеить – значит, клеить, укладывать газон – значит, газон, мусор собирать… Короче, ты понял? Кто тебя просил здесь что-то решать или кому-то указывать?

– Ты же сам понимаешь, что это неправильно. Плитка эта не выдержит нагрузки.

В разговоре с Андрюхой я был не такой распалённый и решительный, как с архитектором, поскольку немного поразмыслил над своим выпадом и начал задумываться, насколько это было оправдано моей должностью и не вызвал ли я теперь к себе ненависть всего коллектива, ведь неизвестно, насколько злопамятна Лайза (если она вообще в следующий раз вспомнит моё лицо).

– Ты себя самым умным считаешь? Думаешь, без твоего бесценного опыта и знаний тут и кисточку никто в руки не берёт? – Андрей быстро огляделся вокруг – возле нас никого не было – и продолжил: – Каждый должен заниматься своим делом. Нам поставили задачи – вот и выполняй. Думать, принимать решения, просчитывать риски и без нас есть кому. А ты умудрился во вторую же неделю работы с начальством поцапаться. И с кем? С женой главного!

– Да я не ругался с ней. И ничего не доказывал. Я просто… Лайза – жена Дугласа? – до меня начали доходить слова Андрюхи. Так вот оно откуда – ощущение «особых отношений»!

– Короче, не начинай снова выводить меня из себя… Просто уясни, что я сказал. Когда захочешь что-то спросить или высказаться, обратись лучше ко мне: я тебя и выслушаю спокойно и напоминать о твоём месте не буду.

Не стоило ему говорить последних слов, потому что они напрочь выбили из меня все сомнения в правильности моего поступка и попытки оправдать излишне самоуверенную упёртость Лайзы. Что, как ни желание показать каждому из нас своё превосходство, приводит эту холёную особу в наш пыльно-пропахший мирок по несколько раз в месяц? У неё, наверное, даже биологические часы настроены таким образом, чтобы не отставать от графика её побуждений показать себя и пронаблюдать, как на неё смотрят другие… снизу вверх.

Андрюха не остыл, конечно, просто время на обед было не безграничным, и он двинулся дальше, а когда заметил, что я пошёл в другую сторону, крикнул:

– Ты есть идёшь?

– Сейчас, только рубашку переодену.

К полудню начало припекать и с длинным рукавом становилось жарко, поэтому я пошёл за сменной футболкой. Это было моей отличительной чертой и вызывало насмешки: я всегда брал с собой дополнительную майку или рубашку, лишнюю пару носков на всякий случай – если похолодает, испачкаюсь или ещё что-то, да банально наткнусь на что-нибудь в спешке и порву одежду. Знал же, где работаю. В бытовках, которые стояли по периметру здания, было довольно комфортно: они были рассчитаны на несколько человек, в них имелся душ, шкафчики. Здесь можно было помыться, переодеться, просто передохнуть. Моя сумка – не та, с которой я приехал, а поменьше, типа рюкзака – еле помещалась в отведённый мне отсек общего стеллажа в нашей подсобке. Пока шёл к ней, стягивая запыленные перчатки с рук, в оконном проёме заметил, как Дуглас и его коллеги осматривают залитую бетоном дорожку. Лайзы с ними не было. Я даже подумал, что после произошедшего она раньше остальных ушла в автомобиль, а может и вовсе уехала.

Я начисто вымыл руки и, поставив свою сумку на пол, сел возле неё на корточки и расстегнул, чтобы вытащить футболку. Рубашка уже кое-где прилипла к коже, и мне не терпелось снять её. На дверной скрип я сначала не обратил внимания, поскольку в подсобке хранились не только мои вещи, только удивился, кто это у нас такой робкий – обычно парни вваливались внутрь, с размаху открывая дверь настежь. Я повернул голову налево, но яркий луч, пробившийся в окно, ослепил меня ненадолго, и помешал сразу увидеть вошедшего. Отклонившись вбок, я так и окаменел в неудобной позе: на пороге, придерживая за собой дверь, чтобы та не хлопнула, стояла Лайза. В её руках я уже не увидел папки, только телефон, но она была всё так же внешне скована, как там, на площадке, хоть здесь было чище, я был один и как уже успел убедиться, не представлял собой сколько-нибудь стоящего для неё противника.

Она бегло осмотрела комнату, а я продолжал наблюдать за ней, даже не раскачиваясь на согнутых ногах.

Лайза замерла, смерила меня спокойным взглядом, а затем спросила:

– Можно без официального знакомства?

– Вы уже обошлись без него, – я отодвинул от себя сумку, выпрямился в полный рост и повернулся лицом к двери. Мне казалось бестактным продолжать копаться в вещах вместо того, чтобы уделить внимание Лайзе: раз уж она решилась поговорить наедине, значит, разговор того стоил.