АК-74. Сквозь века

Alexandr Buinicenco

АК-74. Сквозь века

Глава 1. Пролог: Билет в один конец

Стеклоочистители «УАЗа» надрывно скрипели, размазывая по лобовому стеклу мокрый снег пополам с грязью. Алексей ударил кулаком по рулю, когда машину в очередной раз тряхнуло на ухабе. Старый «Хантер» ревел, продираясь сквозь распутицу, где-то на границе Тверской области, но Алексею было плевать на подвеску.

Ему было плевать на всё.

Он потянулся к соседнему сиденью, нащупал горлышко початой бутылки водки и сделал жадный глоток. Обжигающая жидкость привычно упала в желудок, но облегчения не принесла. Только тупая, ноющая пустота внутри стала чуть более ватной.

Два года. Прошло уже два года, а он всё ещё ждал, что Марина войдёт в дверь, снимет пальто и скажет, что он идиот. Но Марина лежала в сырой земле, а он, майор ГРУ в отставке, человек, который прошёл две горячие точки и выживал там, где дохли крысы, медленно, но верно убивал себя.

Телефон на приборной панели зажужжал, осветив салон резким голубым светом. На экране высветилось: «Тёща».

Алексей сбросил вызов. Телефон зазвонил снова.

– Да! – рявкнул он в трубку, не сбавляя скорости. Стрелка спидометра дрожала на отметке сто десять – безумие для такой дороги.

– Ты где, скотина? – голос Анны Петровны дрожал от гнева и, кажется, страха. – Ты обещал приехать к Насте три часа назад! У ребёнка день рождения завтра! Ты хоть помнишь? Или опять залил глаза?

– Я еду, – процедил Алексей, чувствуя, как желваки ходят ходуном. – Задержали дела.

– Дела у него… Знаю я твои дела! Пьянь! Если ты заявишься в таком виде, я тебя на порог не пущу! Я лишу тебя родительских прав, слышишь, Леша? Настенька плачет, она ждёт папу, а папа…

Алексей швырнул телефон на пассажирское сиденье. – Заткнись! – заорал он в пустоту салона. – Заткнись!

Он знал, что она права. Это было хуже всего. Он превратился в животное. В багажнике, под брезентом, лежало то, что окончательно делало его преступником. Списанный «калаш», со снаряжённым магазином на 30 патронов, два удлинённых «магазина», цинк с патронами и ящик «эфок» – гранат Ф-1. Эхо прошлой жизни, старые связи, «подарок» от прапорщика, который был должен ему жизнь. Алексей вёз этот арсенал в глушь, в охотничий домик, чтобы спрятать. Зачем? Паранойя? Или подсознательное желание устроить кому-то (или себе) громкий финал? Он и сам не знал.

Впереди показался крутой поворот. Дорога блестела чёрным льдом.

Алексей слишком поздно заметил, что летит прямо на ограждение. Но испугался он не удара. Прямо перед капотом, в воздухе, возникло нечто странное. Не свет фар встречной фуры, нет. Это был шар – пульсирующий, фиолетово-белый сгусток, от которого волосы на руках встали дыбом, а в ушах возник нестерпимый высокочастотный визг.

Он ударил по тормозам. «УАЗ» повело боком, тяжёлая машина потеряла сцепление с реальностью.

– Вот и всё… – выдохнул он, понимая, что не справится.

Вспышка. Она была такой яркой, что, казалось, выжгла сетчатку. Мир исчез. Исчез звук мотора, исчез запах перегара и дешёвого пластика. Осталось только ощущение полёта и чудовищный удар, который, казалось, раздробил каждую кость в его теле.

А потом наступила темнота.

Глава 2. Чужая земля

Сознание возвращалось рывками, словно кто-то включал и выключал свет в пыльной комнате.

Сначала пришел холод. Пронизывающий, кусачий холод, который забирался под куртку и сковывал мышцы. Потом – боль. Она была везде: в голове набатом бил колокол, левое плечо горело огнём, ребра ныли при каждом вдохе.

Алексей открыл глаза и тут же зажмурился. Падал снег. Крупные, мохнатые хлопья медленно кружились над головой.

«Я живой?» – первая мысль была вялой, профессионально-отстраненной.

Он попытался пошевелиться и застонал сквозь зубы. Тело слушалось плохо. Собрав волю в кулак, он приподнялся на локте.

Вокруг был лес. Но не тот жидкий подлесок, что рос вдоль трассы под Тверью. Это были вековые деревья – огромные дубы и ели, стволы которых не обхватить и втроём. Снег вокруг был девственно чист, ни следов шин, ни асфальта, ни дорожных знаков.

В метрах десяти от него лежал его «УАЗ». Машина перевернулась на крышу и выглядела так, словно её жевали великаны. Капот и крыша смяты, стекла в сеточку, одно колесо и вовсе оторвано и валялось в кустах.

– Твою ж мать…Где я? – прохрипел Алексей. Голос был сиплым, чужим.

Он посмотрел на свои руки. Они дрожали. Изо рта шел пар. Одежда – джинсы, свитер и кожаная куртка – уже промокли. Мороз крепчал. Если он останется здесь, то замёрзнет через пару часов.

Алексей пополз к машине. Каждое движение отдавалось вспышкой боли в боку, словно туда вогнали раскалённый прут. Скорее всего, сломаны ребра. Левая нога волочилась бесполезным грузом – сильный ушиб или перелом. На лице запеклась корка крови.

Добравшись до водительской двери, он попытался заглянуть внутрь перевернутого «УАЗа». Стекло потрескалось «паутинкой», но уцелело. Сквозь мутную пелену и грязь он едва различал очертания салона. Машина лежала на крыше, и все содержимое перевернулось вверх дном.

Там, в глубине, зажатый между смятым сиденьем и потолком, виднелся деревянный приклад его АК-74. Ящик с гранатами, «цинк» с патронами и «магазины», похоже завалило инструментом.

– Ствол… – прохрипел Алексей, царапая ногтями стекло. – Надо достать…

Он дёрнул ручку двери. Заклинила. Металл кузова повело при ударе, дверь впечаталась в стойку намертво. Алексей зарычал от бессилия и ударил по стеклу локтем. Рука соскользнула, отозвавшись новой волной боли в плече. Нужен был камень, монтировка, хоть что-то тяжёлое. Он огляделся мутным взглядом. Вокруг только снег и деревья. Алексей, через боль, приподнялся, чтобы найти булыжник, сделал несколько шагов и рухнул в сугроб, недалеко от машины.

В глазах стремительно темнело. Холод уже не кусал – он стал обволакивающим, почти ласковым. Сознание уплывало. Алексей провалился в чёрную бездну, так и не сумев добраться до своего арсенала. Он лежал безоружный, полумертвый, посреди леса, которого не должно было существовать.

Глава 3. Дочь барона

Лес был наполнен звуками, недоступными уху городского жителя, но привычными для тех, кто здесь родился. Хруст наста под копытом, фырканье коней, далекий крик ворона.

Элеонора де Монфор натянула поводья, останавливая своего гнедого жеребца. Морозный воздух щипал щеки, раскрасневшиеся от быстрой езды. Несмотря на свои девятнадцать лет, она держалась в седле увереннее многих мужчин. На ней был добротный охотничий камзол, подбитый лисьим мехом, узкие штаны из плотной шерсти и высокие сапоги – наряд, который старая нянька считала неподобающим для леди, но идеально подходящий для зимней охоты.

– Миледи, – старый егерь Бертран, ехавший чуть впереди, поднял руку в перчатке из грубой кожи. – Псы ведут себя странно. Чуете?

Элеонора прислушалась. Свора гончих, обычно заливавшаяся азартным лаем при виде дичи, сейчас жалась к ногам псарей и скулила, шерсть на загривках собак стояла дыбом.

– Волки? – спросила она, положив руку на рукоять короткого охотничьего меча.

– Хуже, – буркнул Бертран, сплевывая на снег. – Пахнет гарью. И чем-то… едким. Нечистым. Лошади тоже боятся.

Действительно, в воздухе висел странный, химический запах – смесь палёной резины и бензина, совершенно незнакомая средневековому носу. Для них это был запах преисподней.

– Едем, – твердо сказала Элеонора. Любопытство в ней всегда побеждало страх. – Отец будет недоволен… испугалась запаха.

Они проехали ещё сотню ярдов, минуя густой ельник, и выехали на небольшую поляну. И тут даже бывалый Бертран осенил себя крестным знамением, а один из молодых лучников вскрикнул и попятился.

Посреди поляны, зарывшись носом в снег, лежало чудовище. Оно было огромным, железным, с чёрными круглыми лапами, торчащими в небо. Его брюхо было грязного серо-зеленого цвета, а из разбитых боков сочилась тёмная маслянистая кровь.

– Матерь Божья, – прошептала Элеонора, глядя на перевернутый «УАЗ». – Что это за зверь?

– Это колесница дьявола, – просипел Бертран, выхватывая тесак. – Смотрите, оно мертво. Но может быть опасно. Назад, миледи!

Но Элеонора уже заметила кое-что ещё. Рядом с железной тушей, наполовину засыпанный снегом, лежал человек.

– Там человек! – крикнула она и, ударив пятками бока коня, направила его вперед.

– Миледи, нет! – заорал егерь, но было поздно.

Элеонора соскочила с седла, не дожидаясь, пока подбегут слуги. Она подбежала к лежащему. Это был мужчина. Крупный, широкоплечий, с короткими волосами – слишком короткими, так стриглись либо монахи, либо каторжники, но лицо его не походило ни на тех, ни на других.

Ее поразила его одежда. Куртка из странной, гладкой чёрной кожи, но короткая и без шнуровки. А ноги обтягивала ткань синего цвета, грубая и плотная, какой она никогда не видела ни у крестьян, ни у знати.

Она перевернула его на спину. Лицо мужчины было серым, в крови, губы посинели от холода. Но когда она приложила руку к его шее, то почувствовала слабое, нитевидное биение.

– Он жив, – сказала она подоспевшему Бертрану.

Старый егерь посмотрел на Алексея с нескрываемым отвращением и страхом. – Посмотрите на его одежду, госпожа. Это не наш человек. Это слуга того железного монстра. Демон. Его нужно добить, пока он не призвал своих хозяев.

Бертран занёс тесак. Лезвие холодно блеснуло в зимнем свете.

– Стой! – голос Элеоноры хлестнул как кнут. Она выпрямилась, закрывая собой раненого. В ее глазах сверкнул тот самый стальной блеск, которого боялись слуги в замке – фамильная черта рода де Монфор. – Ты смеешь указывать мне, Бертран?

– Госпожа, это ради вашей безопасности… – егерь опустил руку, но не убрал оружие. – Посмотрите на эти синие штаны. Это же цвет колдунов! А эта обувь?

– Это человек, – отрезала Элеонора. – И он ранен. Мой отец учил нас милосердию к поверженным. А ещё он учил, что знание – сила. Если это шпион врага – мы допросим его. Если путник из далёких стран – мы узнаем его историю.

– А если демон? – тихо спросил молодой лучник, сжимая в руках деревянный крестик.

Элеонора посмотрела на неподвижное лицо Алексея. В нем было что-то мужественное и страдальческое, даже сейчас, в беспамятстве.

– Демоны не истекают красной кровью и не замерзают на морозе, Жак, – сказала она мягче. – Грузите его на лошадь. Мы везём его в замок.

– А железную тварь? – кивнул Бертран на машину.

Элеонора с опаской покосилась на «УАЗ», но подойти ближе к нему не решилась. – Оставьте. Если раненный очнётся, он сам расскажет нам, что это.

Охотники повиновались. Они с трудом подняли тяжёлое тело Алексея. Ткань его куртки была скользкой и холодной на ощупь, что вызвало новый шёпот ужаса среди слуг. Его перекинули поперек седла одной из лошадей, связав руки и ноги верёвкой – на всякий случай.

Элеонора в последний раз оглянулась на поляну. Огромный железный зверь лежал неподвижно в сугробе. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она везла в дом своего отца загадку, которая могла стать как спасением, так и погибелью для них всех. Но выбор был сделан.

– В замок! – скомандовала она, вскакивая в седло. – И молитесь, чтобы отец был в добром расположении духа.

Кавалькада тронулась, увозя бывшего офицера спецназа из двадцать первого века, прямиком в мрачное и жестокое средневековье. В лесу снова стало тихо, лишь снег медленно заметал следы шин и пятна крови, скрывая тайну пришельца до весны.

Глава 4. Чужая речь

Мир состоял из огня и льда. Сначала Алексея бросало в жар – такой сильный, что казалось, кожа плавится, прилипая к грубым простыням. Потом накатывал холод, и он трясся так, что зубы выбивали дробь, грозя раскрошиться.

В эти моменты к нему приходили видения. Он снова был в «УАЗе», но за рулем сидела Марина. Она смеялась, поворачивая голову, но вместо лица у неё была белая маска с прорезями для глаз. «Ты опоздал, Леша, – говорила она голосом тёщи. – Ты всегда опаздываешь». А потом машина срывалась в пропасть, и он падал, падал, падал…

– Марина! – хрипел он, пытаясь схватить кого-то за руку.

Чья-то прохладная ладонь ложилась ему на лоб. Жёсткая, влажная ткань касалась губ.

– Bois, étranger. C'est de l'eau. (Пей, чужак. Это вода).

Голос был мелодичным, но строгим. Это была не Марина. И не тёща. Алексей ничего не понимал. Язык был необычный, но странно знакомый.

Он жадно глотал воду, отдающую травами и глиной, и снова проваливался в темноту.

Настоящее пробуждение пришло через несколько дней. Или веков.

Он открыл глаза и увидел не серый потолок охотничьего домика и не больничную палату. Над ним нависали тяжёлые каменные своды, закопчённые дымом. Пахло сыростью, горящим деревом и чем-то кислым – то ли уксусом, то ли вином.

Боль отступила, превратившись в тупую, ноющую тяжесть во всем теле. Алексей попытался пошевелиться и обнаружил, что лежит на деревянной кровати, укрытый шкурами. Его одежды – джинсов и свитера – не было. На нем была надета длинная рубаха из грубого, колючего льна.

Он повернул голову. У узкого окна-бойницы, через которое пробивался скупой зимний свет, сидела девушка. Она что-то вышивала, склонившись над пяльцами.

Память ударила в голову: лес, перевёрнутый «УАЗ», девочка на коне.

– Эй… – тихо позвал он. Собственный голос показался ему скрежетом камней.

Девушка вздрогнула и обернулась. Это была она. Без шапки её волосы оказались густыми, темно-русыми, заплетенными в сложную косу.

Она встала и подошла к кровати, не выказывая страха, лишь настороженное любопытство.

– Tu es réveillé? (Ты проснулся?) – спросила она.

Алексей нахмурился. Мозг, натренированный годами службы в ГРУ, автоматически включил режим анализа. Звуки. Интонация. Корни слов. В Академии он учил три языка. Английский – как основной, фарси – для командировок, и французский – как дополнительный, «для общего развития», как шутил куратор. Но тот французский, который он знал, был языком Гюго и дипломатических раутов.

То, что говорила девушка, звучало иначе. Грубее. Архаичнее. Словно кто-то взял современный французский, смешал его с латынью и добавил деревенского говора.

– Я не понимаю… – прошептал он по-русски. – Где я?

Девушка слегка наклонила голову. – Je ne comprends pas ta langue, – медленно произнесла она, словно разговаривая с ребенком. – Tu es au château de Montfort. Je suis Éléonore. (Я не понимаю твой язык. Ты в замке Монфор. Я – Элеонора).

Je suis… Это он понял. «Я есть». Château… Замок. Шато. Montfort. Фамилия? Название?

– Монфор… – повторил Алексей, пробуя слово на вкус. – Элеонора.

Девушка улыбнулась – едва заметно, уголками губ. – Oui. Éléonore. Et toi? Quel est ton nom? (Да. Элеонора. А ты? Как твоё имя?)

– Алексей, – сказал он. И, подумав, добавил на ломаном французском, вытаскивая из памяти оживающие конструкции: – Жё сюи… Алекс.

– Alex, – кивнула она. – Un nom étrange. (Странное имя).

Она взяла с грубо сколоченного стола глиняную чашу. – Il faut manger. Pour la force. (Нужно поесть. Для силы).

Она поднесла ложку к его губам. Это была какая-то каша, разваренная с мясом. Алексей понял, что голоден как волк. Он ел, не сводя с неё глаз, а его мозг лихорадочно работал.

Каменные стены. Одежда девушки – шнуровка, вышивка, никаких молний или пуговиц. Свечи и факелы вместо ламп. Отсутствие звуков современности. И этот язык… Старофранцузский? Окситанский?

«Куда же меня занесло? – думал он, глотая кашу. – Или это кома? Галлюцинация перед смертью?»

Но боль в сломанных рёбрах была слишком реальной. И вкус еды – слишком насыщенным.

Следующие дни слились в рутину выздоровления. Организм спецназовца, закалённый годами нагрузок, боролся за жизнь с удвоенной силой. Раны затягивались. Переломы, к счастью, оказались не такими сложными – ребра срастались, а нога была просто сильно ушиблена.

Элеонора приходила часто. Она меняла повязки, приносила еду и, что было важнее всего, разговаривала с ним. Сначала они общались жестами. Потом Алексей начал вычленять отдельные слова. Его лингвистическая подготовка оказалась бесценной. Он не просто заучивал звуки, он ловил логику языка.

– Epée, – говорила она, указывая на старый меч на стене. – Feu, – указывала на огонь в камине.

Алексей жадно впитывал информацию. Он понял, что находится на юге, где диалект отличался от парижского. Он понял, что Элеонора – дочь хозяина замка, барона Ги де Монфора. Одного он не мог понять. Как он здесь оказался? Какой ещё барон? Замок?

Однажды вечером, когда он уже мог сидеть на кровати, Элеонора принесла ему его вещи. Те, что были на нем. Она выложила на стол его бумажник, ключи от квартиры, зажигалку Zippo и часы.

– Qu'est-ce que c'est? (Что это?) – спросила она, с опаской касаясь зажигалки.

Алексей взял Zippo. Знакомая тяжесть металла успокоила. Он щёлкнул крышкой. Элеонора отшатнулась. Он чиркнул колесиком. Вспыхнул ровный, жёлтый огонёк.

Глаза девушки расширились. – Magie? (Магия?) – прошептала она, отпрянув.

– Магия? – Алексей усмехнулся, глядя на пляшущий язычок пламени. Нереальность происходящего сводила с ума, но факты были упрямой вещью.

– Нет, – наконец выдохнул он, гася пламя щелчком крышки. – Не магия. Механика. Technique.

Он посмотрел на Элернору. Она реально не понимала что это. Для неё это было чудо. Алексей перевёл взгляд на окно. Узкая бойница. Толщина стены – метр, не меньше. Кладка старая, грубая, покрытая вековой копотью. Никакого гипсокартона или бутафории. Он вспомнил, как его везли сюда. Запах лошадей. Одежда слуг. Меч на стене – не сувенирный, с зазубринами от реальных ударов.

«Это не бред», – холодной волной окатило понимание. – «В бреду не бывает так больно. И так… детально».

Он посмотрел на свои часы. Они стояли. Время остановилось в 02:15. – Какой сейчас год? – спросил он по-русски, потом попытался перевести. – L'année? Quelle année?

Элеонора посмотрела на него с удивлением. – L'an de grâce 1215, – ответила она, перекрестившись.

Тринадцатый век! Алексей закрыл глаза. Вспышка на дороге. Шар… Перемещение во времени? Это звучало как бред сумасшедшего, как дешёвая фантастика в мягкой обложке, которую он читал в караулах. Но он был здесь. Тело ныло, во рту был вкус каши, а рядом сидела девушка из прошлого.

Нарастающую панику он задавил привычным усилием воли. Майор ГРУ не имеет права на истерику. Он должен оценить обстановку. А обстановка была дрянная. Он в глубоком тылу. Точнее, в глубоком прошлом. Без связи, без поддержки, с минимальным боезапасом (который ещё надо найти в лесу).

«Значит, будем выживать», – решил он. Обратной дороги пока нет.

– Отец хочет видеть тебя, – сказала Элеонора, заметив, как изменилось его лицо – оно стало жёстким, собранным. – Он терпит тебя здесь только из-за меня. И из любопытства. Но его терпение не вечно, Алекс. Ты должен быть осторожен.

– Я понимаю, – кивнул Алексей. – Compris. Спасибо. Merci.

Он откинул шкуры и, скрипнув зубами от боли в рёбрах, спустил ноги на холодный каменный пол. Первый шаг в новой, невозможной реальности был сделан.

Глава 5. Легенда о наемнике

Выход из комнаты стал для Алексея испытанием не меньшим, чем марш-бросок в горах с полной выкладкой. Ноги дрожали, голова кружилась, но он не должен выглядеть жалко, даже если на нём чужая льняная рубаха, а вокруг – глубокое средневековье.

Элеонора шла рядом, готовая подхватить его в любой момент.

Они спустились в главный зал донжона. Здесь было темно, несмотря на полдень. Узкие окна почти не пропускали света, и зал освещался огромным очагом, в котором ревело пламя, пожирая целые стволы деревьев. На полу, в соломе, валялись охотничьи псы, грызущие кости. За длинным дубовым столом сидел хозяин.

Барон Ги де Монфор был под стать своему замку – кряжистый, седой, словно высеченный из гранита. Через всё лицо, от виска до подбородка, тянулся старый белесый шрам. Рядом стоял священник в тёмной рясе и высокий рыжебородый воин в кольчуге – судя по всему, начальник гарнизона.

– Подойди, пришелец, – голос барона был гулким, привыкшим отдавать команды.

Алексей подошёл. Он не стал кланяться в пояс, как слуги, а лишь сдержанно кивнул, глядя барону прямо в глаза. Это был риск, но психология сильных людей одинакова во все времена: они презирают раболепие, но уважают силу.

– Моя дочь говорит, что ты не демон, – барон отломил кусок мяса и бросил собаке. – Отец Жоффруа, – он кивнул на священника, – считает, что тебя нужно сжечь, пока ты не наслал мор на наши земли. Твоя речь похожа на лай. Кто ты?

В зале повисла тишина. Все взгляды упёрлись в Алексея.