Дымовая завеса

Борис Ветров

Дымовая завеса

***

Темно-зеленый УАЗ зарылся капотом в заросли молодого ерника. Лесная дорога закончилась – впереди шла тропа, поднимающаяся в хребты. Из машины выполз полный седой мужик в камуфляже. Осмотрелся, прислушался, затем лениво махнул рукой. Сзади из внедорожника вылезли еще двое – потасканные, с пропитыми лицами, в старых спортивных костюмах.

– Вот, по этой тропе вверх до упора, – скомандовал водитель своим спутникам. Потом один – влево, другой вправо. Расходитесь на километр, как минимум. Ну и сами знаете, что делать. Уходите через перевал, до берега реки, там я вас подберу. Все, пошли.

Двое забросили за спины солдатские вещмешки и зашагали вверх, отмахиваясь от уже появившейся мошкары. В мешках у них, в полуторалитровых бутылях из-под минералки булькал бензин. Через час на седловине хребта в двух местах закурится белесый дымок, он будет густеть и затем покроет всю котловину. Тот, кто отправил поджигателей, рассчитал все верно – гореть на вершинах особо не будет, выгорят лишь кусты и молодая поросль. Зато списать на лесной пожар можно будет как минимум сотню гектар хорошего спелого леса.

***

– Если бы я сейчас стал писать роман, то начал бы его так: «Мгла, пришедшая отовсюду сразу, закрыла нелюбимый губернатором город. Исчезли купола, свечи многоэтажек, и деревянные развалюхи», – изрек редактор газеты «Окраина» Вольский, глядя в окно. За ним и вправду царствовала мгла – не было видно даже Титовской сопки. Едкий смог проникал через пластиковые рамы, и в кабинете явно ощущался запах гари.

– Лавры Булгакова не дают покоя? – лениво отреагировал журналист по прозвищу Стингер, как обычно рассматривая фотографии девушек на сайте знакомств. – Согласен, есть в этом всем нечто булгаковское. Вот и Вальпургиева ночь скоро. Сколько живу в Чите – такое первый раз вижу.

– А ты опять ищешь, к кому бы муди подкатить? – увидел экран ноутбука Вольский, – никак не уймешься, старый хрен. Глянь лучше сводки МЧС – где больше всего горит? Надо ехать и делать репортаж.

– Можно подумать, ты – хрен молодой, – отреагировал Стингер, но послушно защелкал мышью. В это время зазвонил мобильник Вольского. Выслушав чей-то сбивчивый захлебывающийся монолог, он делал запись в блокноте.

– Так. Все подтверждается. Это – диверсия. Собирайся!

***

В небольшом кабинете, выходящем окнами на площадь Ленина, худощавый белесый очкарик в костюме стального цвета и розовой рубашке, возбужденно тыкал ручкой в монитор компьютера.

– Вот, вот и вот. Это главные термоточки. Вот с ними и надо работать.

– Обоснуй теперь, – развернул монитор к себе коротко стриженный атлет в строгой темно-синей паре и полосатом галстуке.

– Смотрите, Петр Геннадьевич, тут везде – леса первой категории. Сосна, в основном. Запасы приличные – здесь же охранная зона, считай пригород. Подъездные пути фактически на вытянутой руке – транспортные расходы никакие вообще. При самых скромных подсчетах, тут списывается леса, как минимум, на сотню миллионов. Минусы – два дачных кооператива и железнодорожный полустанок. Народу на дачах уже прилично – сезон начался.

– Да хрен с ними, с дачниками, – неизвестно почему обозлился Петр Геннадьевич, – ты, Аркаша, лучше еще раз прикинь, что бы по максимуму все получилось. А то все «как минимум, как минимум». Времени – то у нас, сам понимаешь. Ну, давай, распечатывай это все, и – ко мне.

Оставив Аркашу колдовать над клавиатурой, чиновник покинул кабинет специалиста, спустился с седьмого этажа и вышел из здания правительства края. Над вылизанной площадью висела все та же мгла. Досадливо поморщившись, Петр Геннадьевич сел на заднее сидение темно-синего Land Сruiser 300 и бросил водителю:

– Давай в харчевню.

***

Запалив разлитый из трех полуторалитровых бутылей бензин, и убедившись, что пламя пошло в нужном направлении, Мишка по кличке Самотык бросил вещмешок в огонь, и бегом стал спускаться с хребта. Над ним тревожно верещала сорока, почуяв дым. Он уже стелился над едва проклюнувшимися иголками лиственниц и уходил к серому небу. С другого отрога так же бегом спускался его подельник Саня – Собака, прозванный так за то, что в свое отбывание наказания в колонии – поселении сожрал всех окрестных собак, и, выйдя на свободу, продолжал охотиться на бездомных псов.

– Жратва под ногами бегает, а ты на колбасу бабки тратишь, – не раз упрекал он своего приятеля Самотыка. Тот свою кличку получил за неумеренную страсть к соитиям со случайными собутыльницами, независимо от их возраста и привлекательности.

– Да они хер их знает, какое дерьмо жрут. По каким помойкам таскаются. А ты их в кишку! Западло же, ну?

– Это вот тебе не западло свой болт совать во все розетки гнилые? Собака – зверь чистый и, кстати, лечебный.

– Оно и видно, что у тебя здоровья до хрена.

– А у тебя сомнения что ли? Могу развеять!

Такие идеологические споры, как обычно возникающие во время застолий, как правило, заканчивались драками и затем – мертвым сном. Утром друзья общались, как ни в чем не бывало. Жили они с детства в самом криминальном районе Читы – на Острове, оттуда и в армию уходили, и по зонам разбегались. И возвращались в свои оставшиеся от родителей хибары, что бы бродить по району, и искать, чем и где можно поживиться, что бы затем сменять добычу на заветный пластиковый пакет «Боярышника», который иногда, после особенно удачных дел, смешивали с крепким пивом. Каждому из них было не больше сорока лет. Но выглядели они куда старше – багроволицые, обветренные, морщинистые. А недавно у Самотыка объявился родственник – троюродный брат. Мишка видел его всего два раза в жизни, и забыл о существовании Валентина, но тот как-то еще в конце зимы напомнил о себе сигналом УАЗа, припарковавшегося у чахлой ограды Мишкиного дома. Привез с собой пакет с литровой бутылкой водки, нехитрой закуской и посетовал на Мишкино житье.

– А куда денешься, Валек, – философствовал Мишка, пришедший в себя после первого стакана – до нежданного визита его мучило тяжкое похмелье. – Вот ты молодец, устроился в жизни, как я посмотрю. А меня, с моими тремя судимостями, даже дворником-то не берут. Короче, не мы такие, жизнь такая.

И вот тогда предложил Валентин Мишке непыльную работенку…

***

– Что случилось-то? – спросил Вольского Стингер уместившись в редакционном микроавтобусе.

– Позвонил сейчас читатель наш, – редактор газеты осторожно выводил машину на оживленную улицу со стоянки возле редакции, – живет он в Заячьем Ключе, возле монастыря на трассе. Говорит, горит у них там лес, с утра еще, на дороге машина стоит пожарная, в ней четверо гавриков дрыхнут. Он к ним – почему не тушите, туда – сюда, а они его матом послали и обещали люлей надавать. Он домой пошел. А ему на встречу еще двое, с ранцами для тушения. Он утверждает, что в ранцах тех не вода, а бензин. Несло, говорит, за километр от них.

Микроавтобус уже пробирался в мощной пробке, забившей, как обычно, половину улицы Ярославского. Обещанная властями еще десять лет развязка так и не была построена, и каждый водитель, лавируя среди других машин, последними словами костерил и мэрию, и мэра в отдельности.

– Давай прикинем, что там может быть? – сказал Вольский и прибавил скорость – пробка закончилась.

– Да уже ясно все. Как лесхоз перевели на сдельную оплату, так и начало гореть. Теперь же у них ставка – копеечная. Тысяч по десять в месяц получают. Пайки отменили, полевые надбавки тоже. А премии начисляют в зависимости от потушенной площади. То есть – прямая заинтересованность. Если бы премировали за отсутствие пожара – ничего бы не горело.

– Думаешь? – задумчиво переспросил Вольский. – Нет, тут, я чувствую, все гораздо сложнее. Игра по-крупному идет.

За Островом машину остановили полицейские. Проверив удостоверения, старлей, как показалось Стингеру, нехотя пропустил транспорт дальше. Дорога зазмеилась среди зеленой дымки и пятен распускающегося, несмотря на засуху, багульника.

– Стой, – заорал вдруг Стингер, – вон, смотри – горит!

Поляна справа была охвачена огненным пятаком.

– Только что загорелось, – определил Вольский.

Журналисты выскочили из микроавтобуса и бросились к огню. Скинув походные куртки, они стали сбивать пламя, которое возникало словно из-под земли у них под ногами. На все, про все ушло не менее получаса. Измазанные сажей и прокоптившиеся дымом, коллеги вернулись в машину и двинулись дальше. И тут же едва не столкнулись за ближайшим поворотом с задом красно-белой автоцистерны с символикой лесхоза на борту. В машине, закинув ноги к ветровому стеклу, спал мужик.

– Чего надо? – выставил он, наконец, из окна отекшее от сна лицо.

– Там у тебя лес горит за поворотом, а ты спишь! Где бригада-то вся?

– А ты мне что тут за начальник взялся? – окрысился мужик, жадно приложился к бутылке с минералкой, отдышался, сплюнул и сказал: – Вас тут до хера таких умных ходит.

После того, как ему ткнули в физиономию удостоверения журналистов, он ответил:

– Это все к начальству. Не ко мне. Мне сказали стоять – я стою. Я вообще водила.

Журналисты сфотографировали и его, и машину и отправилась дальше. Чуть позже к автоцистерне из кустов вылезли трое с ранцами за спиной. От них явственно тянуло бензином.

– Василич, что эти креднеля хотели? На микрике которые были?

– Журналисты, мля. Машину сфотали.

– Хлебала надо было разбить им вместе с камерой.

– Ты такой смелый, как я посмотрю. Они лоси-то здоровые.

***

Петр Геннадьевич расположился в отдельном кабинете небольшого ресторана «Харчевня». Заведение славилось качественными блюдами русской кухни и ценами, недоступными для простых смертных, так что захаживали в «Харчевню» сплошь и рядом свои люди. Есть чиновнику не хотелось. Он заказал лишь зеленого чая и «Цезарь» с семгой. Подумал, не пропустить ли рюмку и не стал. На душе у него висела та же самая хмарь, что и над городом. С недавнего времени стало мучить его нехорошее предчувствие, пока неосознанное, но с каждым днем делавшееся все сильнее. Умом он понимал, что веревочка, завившаяся еще при старом губернаторе, может вот-вот лопнуть. Постоянно в интернете появлялась информация о новых и новых громких арестах, как в кремлевском окружении, так и среди губернаторских кланов во всей России. Но остановиться он уже не мог, и дело было даже не в жадности. Денег Петру Геннадьевичу хватило бы с избытком на три жизни. Сложившаяся порочная схема сделала его заложником – он уже при всем желании не мог уйти из нее, будучи повязанным с очень влиятельными и просто опасными людьми. Он сократил до минимума все свои контакты и знакомства, по вечерам отсиживался в загородном доме, окруженном видеокамерами и злющими овчарками-кавказцами, перестал ездить на охоту и летать в свой любимый Таиланд, но тревога, сидевшая в нем, крепла изо дня в день.

Один из виновников этой тревоги сейчас неслышно притворил за собой двери ресторанного кабинета, где сидел Петр Геннадьевич, но зацепил стул и этот звук вытолкнул чиновника из тягостного анабиоза.

– Спишь? – вместо приветствия сказал ему вошедший. Это был невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти, с цепким взглядом небольших серых глаз. И одежду он предпочитал серую, неброскую, и недорогую. Со стороны никто бы не мог подумать, что у этого скромного мужичка, которой вместо громоздких лакированных джипов предпочитал недорогой «Сузуки», на разных счетах в заграничных банках скопилась сумма, немногим уступающая бюджету краевого центра. Деньги давно перестали быть для него самоцелью – он любил сам процесс их зарабатывания, будь то торговля лесом или аферы с государственными строительными подрядами.

– Какой там спишь? Я уж и забыл, когда спал-то нормально.

– Так отдыхать надо. Сидишь дома, как отшельник, я тебя не узнаю прямо. Давай в пятницу ко мне на кордон. Постреляем, шашлыков пожарим, девок возьмем. Подальше от лишних глаз. А?

– Не до грибов, Николаевич. Сам видишь, что в стране происходит. Не знаешь каждое утро, чего ждать.

– О, завел свою шарманку. Тебе-то чего боятся? Вице-губернатор, молодой, здоровый, бабы тебя любят. Живи и радуйся.

В кабинете возник в виде вопросительного знака почтительный официант в узких брючках и челкой, падающей на глаза.

– Принеси-ка мне супчика горяченького, блинов да морс брусничный.

Официант неслышно растворился в воздухе. Гость вице-губернатора сел за стол.

– Ну ладно, все это лирика. Как там с нашими делами?

– Сегодня мой помоганец рассчитал все по новой площадке. Осталось списать – дело пары недель. Ну, сам понимаешь, смазать надо везде, как обычно. Ориентировочно на сотку лимонов потянет.

– Где?

– В районе Земляничной. Километров десять от трассы.

– Ну вот, а говоришь – депрессия. Работа – она лучшее лекарство. Особенно – высокооплачиваемая работа. Сегодня вечером за прошлую площадку тебе денежка капнет.

– Завязывать надо, Игорь Николаевич, жопой чую.

– Ай, брось. Сам видишь – масть прет. Погодка-то то стоит, как по заказу. Дождей до июля не обещают.

– Ошибаешься. В мае по прогнозам по центру Забайкалья осадки.

– Ну и что? Ты же знаешь, что делать. Это лето нам по-любому отработать надо.

Пообедав, компаньоны разъехались. Игорь Николаевич не обманул – вечером на банковский счет доверенного человека вице-губернатора, о существовании которого не знал никто, была перечислена сумма с семью нолями.

***

Мишка – Самотык дождался подельника у пересыхающего ручья, в пяти километрах. Сашка свой мешок не выбросил – кроме бензина у него была бутылка водки и пара банок тушенки.

– Ну, что? Мы славно поработали, мы славно отдохнем? – сказал он, опуская бутылку в ручей.

– Ой, давай уже скорее, кишка на кишке протоколы пишет. У тебя там как все прошло?

– Все, как надо. Полосой огонь пошел, как Валек и говорил. Когда забашляет-то он нам?

– Так завтра с утряни заедет.

– Ну, тогда я у тебя заночую. Утром замутим что-нибудь. А он не говорил, когда еще поедем?