Неповторимая душа (ну о-очень серьёзная юмореска)

Фурашов Владимирович

Неповторимая душа (ну о-очень серьёзная юмореска)

Глава первая

1

Поднадоевшая атмосфера уроков даже в старших классах может доставлять удовольствие. Например, когда неделю самоподготовки на удалёнке сменяют очные занятия и живое общение со сверстниками. Вот и два закадычных приятеля, ученики одиннадцатого «Гэ» класса столичной школы для особо одарённых детей Иван Озеров и Симон Азуле, встретившись на оживлённом уличном перекрёстке, радостно улыбнувшись, пожали друг другу руки и двинулись в сторону лицея.

Но едва они начали обмениваться последними новостями, как их разговор был прерван. Ваня сделал общепринятый жест правой рукой, коснувшись указательным пальцем мочки уха, в которую у него, как у старшеклассника, был вживлён биологический нейрочип третьего поколения. Отмашка означала, что с ним кто-то вошёл в контакт по бинке.1 Потому его друг держал паузу, пока Озеров вёл с кем-то нейродиалог.

– Дрю цу Фер? – полюбопытствовал Азуле, едва Иван движением обозначил отбой, как бы заткнув слуховой проход всё тем же указательным пальцем.

– Да ну его, – не без отвращения произнёс Озеров. – Опять напросился в компанию.

– Я о нём по тебе сходу просёк, – констатировал приятель.

Дрю цу Фер был самолизом с планеты Самоза. Там рождение разумных существ половым путём исключалось. Практиковался исключительно искусственный способ репродукции по образу и подобию «родительского элемента», но со спроектированными вариациями. Такой тип гуманоида сами самолизы окрестили «генномодифицированным аддитивом». Но люди других цивилизаций, в том числе и общинники, в шутку называли посланцев с соседней планеты «геннадиями».

На планету Община, в её столицу Верхний город, Дрю прибыл вместе со своим проектантом-разработчиком Фером. Того сюда отправили в длительную командировку в порядке обмена опытом. И за ним не достигший степени самостоятельности Дрю обязан был следовать. Собственно говоря, частица «цу» в его наименовании у самолизов означала «фабрикат». Дрю был фабрикатом Фера. А в школе юного «геннадия» в качестве подшефного прикрепили к Озерову. Вот почему Ивану приходилось общаться с инопланетянином с Самозы. В том числе и по бинке.

На следующем перекрёстке фабрикат Фера присоединился к двум неразлучным друзьям. Взглянув на Озерова, Дрю был немало озадачен, ибо у того под глазом «красовался», пусть и пожелтевший от времени, но весьма обширный кровоподтёк.

– Что это?! – воскликнул «навязанный директором школы» однокашник, кивнув на синяк.

– Это? – нахмурился Иван из-за нахлынувших неприятных воспоминаний. – Это… Я совсем упустил, что ты болел и не в курсе… некоторых событий…

– Проясни, пожалуйста, – вкрадчиво попросил Дрю. – Чтобы мне не попасть впросак. Мне же надо адаптироваться к вашему быту.

– Даа-а…, – нехотя начал его общественный наставник.

– Давай, я, – выручил друга Симон. – Короче так. Большая переменка. Перекус в столовке. И в центре арены, как всегда, расселся один за столиком Казлау из двенадцатого «Бэ»…

– Это, который Лютас? – уточнил самолиз. – Такой… Накачанный чван по борьбе…

– …с тараканами в квартире, – угрюмо вставил Озеров.

– Не-е, – не согласился с ним Дрю. – Он же слоняра!

– Ну да, чемпион по силовому противостоянию, – вновь завладел инициативой Азуле. – Так вот, он растопырился, чё-то жрёт и прям этим в солонку тычет. А тут зав столовой объявилась. Увидела, орёт: «Я сколь раз те говорить могу: пальцами и яйцами в солонку не тычь!». Ну, тут все в столовке: «Га-га-га!»

– А хрюн?

– А ему пофиг: молча солонку отодвинул и давай ложкой бренчать в своей фирменной литровой кружке. Вроде УПС-7 с УПСом-3 размешивал.2 Хоть ему и классная тоже уж тыщу раз трындела: неприлично, нетактично… Дык он же спецом всех достаёт. И зачал внагляк хлебать хлебальником – аж слюни за два стола летят. Да ещё зырит по сторонам: мол, кто дёрнется – тому по сосалу! Вот и домажорился: чихнул, а ему кончик ложки прям в ноздрю и заскочил! По самое не хочу! А кончик же у ложки сперва расширяется, а потом сужается. Вот она и втюхалась – ни туда ни сюда…

– В ноздрю?! По самое не хочу, – даже остановился любопытный слушатель, вообразив живописную картину. – Хи-хи-хи! В ноз-дрю… Хи-хи-хи!

– Хм, вот и вся школьня также, как ты, заржала, – хмыкнул рассказчик. – А Стоянка Ракова – аж с повизгиванием и с похрюкиванием.

– Это такая худющая?

– Да, из десятого «А».

– Ох, вы, общинники, даёте…, – ухмыльнулся самолиз.

– Ну, нам-то поначалу хоть бы хны, – махнул рукой Симон. – А вот Казлау с перепугу глаза закатил, язык вывалил, слюни текут, мычит… Тут все варежки поразевали, галдёж поднялся…

– Ничё се! – представил картину инопланетянин.

– Хорошо хоть, медичка недалече была – вытащила ложку кое-как. Тогда у всех отлегло и школьня давай по новой ржать над чваном. Стоянка Ракова аж со стула пала.

– Ну и ну…

– А Казлау очухался, озлился и давай Стоянку… всяко… Мол, если ты захудалая свинья, то это не значит, что можно хрюкать… И вешалкой обозвал… Народец заново варежки разинул. И только Ваня за неё вступился и сказал: «Лютас, извинись перед девушкой!»

– Ишь, ты! А чван?

– А тому пофиг. Давай намекать, что Ракова – девка с пониженной социальной ответственностью.

– Это как?

– Даа-а, потом на досуге объясню.

– Ладно. Ну, и чо?

– Ну, Ванятка ему бздынь пощёчину!

– Уй-ё! А чван?

– Тот: «Щас ты увидишь, как быстро проходит жизнь!». И зачалась махаловка. Вишь у Вани под глазом? Но Озер тоже не промах – по губени ему… На полморды раскатал. Потом они на пол свалились, а девчонки заверещали нечеловечески. Прибежал директор с роботягами.3 Разняли. Директор орёт: «Элитная школа! Отчислю…»

– Ух ты!

– Отчислить не отчислил, но поставил вопрос, чтоб Казлау и Ваню отстранили от Всеобщинной юношеской олимпиады по гармоничному многоборью.

– Ничё се! – не слишком огорчённо помотал головой Дрю, поскольку Озеров был для него главным соперником в этой дисциплине.

– Ребя, – остановил «пацанский трёп» рассказчик, приложив палец к мочке уха, – сейчас девчонки к нам выйдут.

– О! – поднял палец кверху «геннадий». – Я как раз успею.

И Дрю отбежал с тротуара на газон, где «отклячил» одну ногу, словно старый мерин, и тихонечко пукнул. Этот его приёмчик одноклассники иронично окрестили «пфуй-дрю-фляк».

У самолизов вообще было в порядке вещей портить воздух. Даже за столом. И однажды Ивану пришлось жёстко и по-мужски растолковать Дрю, что принародно, а тем более при девушках, так поступать не следует. Подействовало: инопланетянин «сменил тактику».

2

Юна Милошевич и Ната Левицкая, стоя перед трюмо, наводили последние штрихи в своих причёсках. На планете Община с некоторых пор макияж стал считаться пережитком прошлого. Превыше всего в личике девушки ценилось выражение нежности и миловидности, а во внешности в целом – естественность, первозданность и чистота. Потому оставалось фантазировать лишь над укладкой волос. Всё же прочее было либо даром природы, либо результатом повседневной неустанной работы над собой. То есть, через проявление внутреннего мира юных особ в их облике.

– Сегодня перед нами по этому же зеркалу такие ужасы показывали, – фыркнула Ната, укладывая непослушный завиток за ухо.

– В смы-ысле? – непонимающе ещё больше распахнула и без того громадные сине-голубые глаза Юна.

– Да до нас дедушка брился, – пояснила Левицкая. – И он такие… рожицы корчил…

– Ааа, – засмеялась Милошевич. – Про стареньких нельзя так говорить.

– Юнка, какая же всё-таки ты! – невольно воскликнула сверстница, искоса глядя на подружку в зеркало. – Не зря бабуля говорит, что Юна – бессовестная и всех на красоту ограбила.

– Ната, не преувеличивай, – уравновешенно ответила та. – Ты, как минимум, ничуть не хуже меня.

– Так ведь не мне вручили на городском конкурсе приз зрительских симпатий «Девичье обаяние».

– Думается, это дань тому, что я с детства ухаживаю за животными. А тут ещё засветился ролик, как я выходила выводок диких молочных мамалышек, у которых мама пропала.

– Краля, да ещё и скромница, – не приняла её оправданий Левицкая.

– Да вот что-то Ванечка всего этого не замечает, – вздохнула Юна.

– Так ты же сама отшила его в десятом, когда он предложил тебе чатиться на пару. Вот такие мы бабы и есть – растопыры, – резюмировала ситуацию Ната крылатым высказыванием своей бабушки.

– Видишь ли, – прикусила губку подружка, – я всегда отдавала должное уму и характеру Вани, но как мальчик он прежде не впечатлял. А вот когда спас меня, я словно прозрела.

…Во время прошлогодних каникул тогда ещё десятый «Гэ» совершал поход вместе с классным руководителем Луисией Корвальо и двумя инструкторами по туризму. При переходе реки по мостику, учительница замешкалась на выходе, переходящим в подъём. И возле неё в один момент скопилась ватага из напирающих сзади учеников. Боковые перила, не выдержав нагрузки, сломались, и Юна, оказавшаяся в критическом месте, рухнула в бурный поток.

Течением её тотчас отнесло на десяток метров вниз и стало крутить в воронке. Милошевич закричала и принялась беспорядочно барахтаться в пучине, то всплывая, то погружаясь. Класс растерянно загомонил. Даже инструкторы, находившиеся по разные стороны колонны, на миг опешили.

И только Озеров сразу нашёлся. Сбросив с плеч рюкзак, он прыгнул вдогонку за девушкой. Один нырок – и смельчак оказался возле бедняжки. Неудивительно: этому способствовало и течение, и спортивная подготовка Ивана.

Обхватив Юну сзади, он внятно крикнул ей в ухо: «Набери воздуха и опускайся вниз вместе со мной. Струя нас сама вытолкнет. Иначе потонешь». Милошевич, сохранившая остатки самообладания, подчинилась юноше.

Едва она перестала сопротивляться, стремнина их вначале затянула вглубь, а через несколько секунд вынесла на периферию, где водоворот хоть и ощущался, но был слабее. В этот момент Озеров и начал энергично двигать ногами и грести свободной рукой, постепенно отдаляясь от затягивающего потока в паре с одноклассницей. А тут к ним на помощь и инструкторы подоспели…

– Ваня, конечно, твой добрый ангел, как ты говоришь, и всё такое, – прервала молчание Левицкая, выводя подружку из воспоминаний. – Так ему за это медаль дали. Да и ты ему не просто благодарна, а помогаешь в уходе за его мамой. Чего ещё-то? Ты никому ничего не должна. Удалец и герой романа – разные вещи. Без эмоций взгляни на него: коренастенький, нос не ахти… Широковатый… Не, не впечатляет.

– Пойми, Ната, – вторично вздохнула Милошевич, – это выше логики. Вот ты же со мной бывала в питомнике, видела моих мамалышек. И думаешь, кто из них самый-самый, хоть я этого никак и не выказывала?… Худышка. Да, для кого-то он страшненький и прочее… Но Худышечка мой – такой верный, такой преданный! И так тяжело мне достался, когда хворал…

– Стоп, – остановила её излияния приятельница, касаясь указательным пальцем мочки уха. – Симон на связи. Мальчишки на подходе. Как всегда, будут ждать нас на углу.

И вскоре ватага, выросшая до четырёх мыследелов и одного самолиза, весело галдя, уже заворачивала на школьный двор.

3

Первым был урок архегоники. Рассматривался вопрос об элементарной частице – энергоне. Преподаватель Ран Эремович отвечать вызвал Милошевич. Традиционно девочкам данный предмет давался хуже, чем парням. Но только не Юне. Она раскрывала тему весьма и весьма уверенно.

– …Таким образом, на данном этапе развития наука считает, что основу архегонной формы материи составляет энергон – условная предельно малая известная субфизическая субстанция. Так, например, энергон на семнадцать порядков меньше такой физической частицы, как нейтрино. А скорость движения его выше, чем у фотона, если бы тот мог существовать в энергонной среде, на тридцать порядков. Пока экспериментаторам не удалось расщепить энергон. Но исследователи полагают, если это удастся, то разумные существа смогут преодолеть архегонное притяжение и выйти за пределы Правселенной. Ответ закончен.

– Что ж, Милошевич, – поощрительно кивнул головой учитель, когда девушка замолчала. – Весьма похвально. Прошу садиться. Ты заслужила отличный балл.

– Спасибо, – негромко проронила Юна, проходя на своё место.

– А сейчас подкрепим теорию практикой, – сказал Ран Эремович, подходя к демонстрационному голографу. – Решим практическую задачку. Итак, в космическом пространстве движется корабль на энергонной тяге. И в этот момент из случайно раскрывшегося люка выпадает тело…

– Голое! – неожиданно для самого себя, выдал импровизацию Дрю. – Женское…

В аудитории на мгновение воцарилась тишина. А затем класс разразился хохотом. Смеялись все. Даже Ран Эремович. Особую пикантность сорвавшемуся экспромту сообщало то, что автором его стал бесполый самолиз.

Затем мало-помалу порядок, вроде бы, стал восстанавливаться, но тут уже Симон, артистично кряхтя, натужно буркнул: «Конечно, смех – лучшее лекарство! Но не при поносе же…»

Остаток урока был сорван…

Далее следовало занятие по основам мироустройства. Вёл его Брэм Родольфович – общинник исполинского телосложения и обладатель густого баса. С таким не пошутишь.

– Ну, что, – прогудел он, скользя взглядом по ученикам, – где тут у нас Дрю цу Фер? Ага! Говорят, ты отличился на уроке архегоники? Что ж, поведай нам, только строго по науке, о структуре материального мира. Принимается?

– Принимается, – откликнулся самолиз, засеменив к демонстрационному голографу. – Значит так, известный нам макромир – это так называемая Правселенная. Она представляет собой сферу, диаметр которой равняется сотне миллиардов поприщ.4 Образно выражаясь, Правселенная – это гигантская кастрюля, в которой варится каша из неисчислимого множества энергонов, составляющих основу архегонной формы материи, – и докладчик с помощью электронной указки вывел на табло нужное изображение. – Энергонная каша – это неравновесная энергетическая среда, находящаяся на грани своего кипения. И периодически то тут, то там происходит возмущение энергонов, которые превращаются в локальный сверхплотный сгусток или монополь. Монополь, в отличие от энергонов, никогда не находится в относительно стабильном состоянии. Он моментально перерастает в пузырь. Это так называемый Большой взрыв, в результате которого в рамках Правселенной рождаются локальные вселенные. Они начинают расширяться. Живут вселенные, в среднем, от пятидесяти до ста миллионов наших лет. После чего гибнут в результате схлопывания или, реже, разрыва. В нашей Правселенной более семисот миллионов вселенных. Вот.

– Неплохо, Дрю, – одобрил учитель. – И добавь немного конкретики.

– Слушаю и повинуюсь! – как обычно не смог удержаться от паясничанья самолиз. – К освоенным разумными существами вселенным относятся четыре: Целинная, в которой обитаем мы – самолизы и общинники, а также Материнская, Октопус, Новая, – электронным трассером ученик увеличил и указал на экране означенные им объекты. – Всего в них открыто около двухсот планет, на которых есть развитая жизнь. Там гуманоиды5 находятся на разных ступенях: от первобытного строя до высокоразвитых цивилизаций. Пока считается, что впереди всех Материнская вселенная, или просто Мама. Она так называется потому, что оттуда, с планеты Родина, люди, которых ещё называют родичи, первыми начали расселение по Большому космосу. Так, на Общину они отправили подчинённую им экспедицию. То есть вас, общинников. А вот с планеты Глина обжитая на приисканную самолизами Самозу, мы, как самая продвинутая генерация, переселились по собственному почину. Во-от.

– Та-ак, – в тон самолизу отозвался Брэм Родольфович, – на вашу продекларированную уникальность никто не покушается. Единственное, ты как-то смазал, Дрю, следующий момент: вы самостоятельно переселились с Глины обжитой на Самозу приисканную?

– Как бы, не вполне, – нехотя отозвался тот. – Мы же пока не овладели технологией межвселенских перелётов. Тут нам, как бы, подмогли родичи.

– Уже яснее, – одобрил преподаватель. – Ну и, заверши ответ неким обобщением по мироустройству.

– Чё особо-то кота трепать, – зевнул Дрю. – Скукотища. Не зря ж природную модель существования назвали «Пульсирующая стихия». Вселенные надуваются – схлопываются, надуваются – схлопываются… Ну, тупизна же! Зато толк от прозябания вселенных, планет, животных и прочих тварей появится тогда, когда продвинутые самолизы начнут их доить по полной. Поставить тупизну на благо генномодифицированного аддитива – вот теория всего!

– А дальше? – выкрикнул кто-то с места.

– Дальше? Х-хи, высосали ресурс – перекочевали на другое место, – хихикнул Дрю. – А чё? Надобно жить по природному, стало быть, по естественному стереотипу первобытного стада: выжрали – кочуем на новое место. Раз тупоголовое быдло, рано или поздно, схлопнется, пусть-ка послужит нам. Самолизы-то навечно!

– М-да, – сокрушённо протянул педагог в ответ на откровение «геннадия». – Твои мировоззренческие выкладки, Дрю, не вызывают оптимизма. Однако, тему ты «как бы» раскрыл. Ну, что, научное сообщество, – бросил учитель взгляд в зал, – концепция принимается?

– Да за такую людоедовщину ему самому причитается абсолютная аннигиляция! – возмутился Озеров.

– Да? У тебя, Ваня, есть позитивная альтернатива? – полюбопытствовал Брэм Родольфович, отпуская гостя с Самозы.

– Чисто внешне макроуровень Пфуй… ммм… Дрю, – своевременно поправился юный общинник, выйдя к кафедре. – обрисовал более или менее сносно. Но он исказил момент саморазвития мира. А ведь в нём уже в ходе Большого взрыва возникает тот самый позитив: формируются галактики, звёздные системы, планеты. Происходит своеобразное обособление от смерча Большого взрыва ради самосохранения. Явление получило название сбережения…

– Спасайся, кто может! – под общий смех в классе, выкрикнул Симон Азуле.

– Симон близок к истине, – ничуть не смутился Иван. – В животной среде тенденция сбережения действует в виде естественного отбора. И здесь выживает наиболее приспособленный к той среде, что диктует свои условия. Но наряду с этим крепнет стихийная встречная тенденция переустройства – так называемая новина. На людском уровне – это сплочение с себе подобными для преобразования окружающего мира путём трудовой деятельности…

– В банде легче обкуриться! – не унимался разгулявшийся Азуле.

– Симон мне друг, но истина дороже, – опережая всех, возразил Озеров, обладавший отменной реакцией. – Известная фраза из школьной программы, наоборот, опровергает бандитизм: «Партия – рука миллионопалая, сжатая в один разящий кулак». Объединившись, люди начали менять окружающий их мир. Этнологи с Родины, благодаря энергонным ракетам, получили возможность вживую изучить образ жизни первобытных гуманоидов на других планетах. Исследователи были поражены одним открытием. Ведь прежде считалось, что вождь стада – самый сильный и удачливый охотник. Как бы не так… Уже на данной ступени развития лидерами оказались заступники за ближних своих. Для кого защита рода – высшая ценность. А самая страшная кара у них – изгнание из племени.

– Ваня, но ведь Дрю провозглашал приблизительно то же самое: самолизы превыше всего, – озадачил его учитель. – Кочуй со своими и пользуйся всем.

– Присваивающее хозяйство актуально лишь на первом этапе, – не согласился ученик. – Пока человек слаб. По сути же, закон новины сопряжён с оседлым образом жизни. Что требует выживания всем добрым миром. Преобразуй мир, но так, чтобы сберечь в нём всё истинно людское. А истинно людское – это и природа, что родила нас и живёт с нами в согласии. Вы, Брэм Родольфович, спрашивали конкретику у Дрю. А вот конкретика доброделов: мама-мамалышка, спасая свой выводок от хищника погибла. Но детёныши не пропали. Их спасли случайные путники. А Юна их выходила, как своих собственных. Это и есть момент закона новины.

– Молодец, Ваня, – будто маленького погладил его по голове учитель. – Ребята, – обвёл он взглядом притихший класс, – учёные с Родины близки к разгадке тайны архегонной материи. Когда это случится, станут реальностью не только полёты за пределы Правселенной. Будут корректироваться процессы жизни самих вселенных. А там, где их коллапс неизбежен, доброделы сделают всё возможное, чтобы уцелеть не только самим, но и сохранить мир животных и растений. И лично мне очень хочется, чтобы, когда пробьёт мой час удалиться в мир иной, я знал: благодаря и моему скромному вкладу с вами останется частичка очеловеченного мира.

4

После уроков одиннадцатый «Гэ» и двенадцатый «Бэ» в полных составах прибыли в Объединённый молодёжный комитет, где были назначены слушания по делу «Озеров – Казлау». Здесь должен был решиться вопрос о допуске драчунов к финалу Всеобщинной открытой юношеской олимпиады по гармоничному многоборью. Делегации разместились в просторном зале в ожидании выхода жюри.

Для Ивана положительное разрешение конфликтной ситуации было крайне необходимо, поскольку победитель соревнований награждался, помимо прочего, ещё и поездкой на легендарную Родину. Однако для юноши эта возможность была важна не сама по себе, но потому, что на родине предков проживал знаменитый учёный Павлов. А встреча с ним могла бы помочь в выздоровлении мамы Озерова.

Пауза оказалась недолгой. В точно назначенный срок из служебного входа появилась дисциплинарная комиссия из четверых человек и разместилась на подиуме за столом. Строгого вида председательствующий, известный в недавнем прошлом чемпион по гармоничному декатлону Чин Моран, поздоровался с присутствующими. Он же представил членов жюри и предложил Озерову и Казлау сесть за отдельные столики. После чего предоставил слово секретарю комиссии.

Секретарь, молодая девушка спортивного вида, огласила незамысловатую фабулу инцидента. Наружно канва школьной баталии была изложена объективно. Только нравственная подоплёка происшествия оказалась затушёванной. И Ивану следовало прояснить её. Спокойно и без эксцессов. Однако разбирательство с самого начала пошло не тому руслу.

– Ну, что, Озеров, – произнёс председательствующий по окончании лаконичного доклада, – как бы и что бы там ни было, но инициатор драки вы. Слушаем.

– Я не начинал драку, – встав из-за столика, решительно возразил юноша. – Да, я нанёс Лютасу пощёчину. Но он же обозвал Ракову и не извинялся перед ней. А пощёчина – мера моральной защиты чести женщины. В той ситуации у меня не было иного выбора. И если бы я стерпел, то перестал бы себя уважать.

– Вы же знаете, Озеров, – внушительно проговорил Чин, – что рукоприкладство для добродела – недопустимая вещь. Я уже немало прожил, но не припомню в новейшей истории Общины ничего подобного.

– Зато в истории наших предков, на Родине случалось, что мужчины даже стрелялись, защищая честь женщины, – довольно решительно возразил Иван. – Например, поэт Старинного века Дужкин…

– Что вы себе позволяете?! – резко прервал его глава жюри. – Что за… глупые аналогии? Если вы уж здесь ведёте себя подобным образом…

– А вы себя повели бы по-другому? – перебил его юноша, презрительно сузив глаза.

– Да вы и мне слова не даёте сказать! – возмутился зрелый и уважаемый мужчина.

– Извините, – опомнился юный ответчик. – Я с почтением выслушаю вас, если вы скажете, как мне следовало поступить.

– Ещё чего…, – от подобного нахальства на мгновение потерял дар речи Чин. – Мы здесь собрались, чтобы вас выслушать… Ваше раскаяние…

– Нет проблем! – в искреннем порыве приложил ладонь правой руки к сердцу нарушитель устоев. – Вы только научите: как мне надо было поступить? И я покаюсь! Слово мужчины! Но скажите, что мне надо было делать?

– … Х-хэ, что надо было делать…, – вдруг растерялся Чин Моран.

А в зале наступила тишина. Все затаили дыхание. И перевели вопрошающие взгляды уже на председателя комиссии.

И в этот кризисный момент через открытое окно с улицы донёсся противный визг какой-то тётки, вероятно, воспитывающей непутёвого муженька: «Пресвятые макароны! – верещала она. – Да ты опять благобухаешь после вчерашнего!»

Пока в зале ученики сдержанно и стеснительно хихикали по данному поводу, один из членов комиссии – благообразный седой старичок – выручил начальника. И не одного его.

– А давайте, послушаем этого… как его… Казлау, – предложил старичок.

– Казлау? – где-то даже обрадовано переспросил Моран. – А давайте послушаем Казлау. Присядь, покуда, Озеров. Ненадолго…

И пока «чван-слоняра» важно и грузно выбирался из-за стола, одиннадцатый «Гэ» насторожились в полном составе. Как, разумеется, ещё больше напрягся и Ваня. Они ждали, что непримиримый и твердолобый Лютас сейчас «начнёт валить по полной».

– Меня… того… целую неделю пилили и склоняли, – пропыхтел здоровяк. – Чтоб мы того… Поладили. Короче, я, как нормальный пацан, сёдни попросил прощения у Стоянки. У Раковой. Больше такого не повторится. И нам с Иваном тоже нужно замириться. А комиссию я прошу допустить нас с Иваном до соревнований. Вот.